Изабелла Свон POV.

Время идет. Даже тогда, когда это кажется невозможным. Даже тогда, когда каждый тик прошедшей секунды отдается покалыванием в руке, как пульсация крови за синяком. Оно идет неравномерно со странными перебоями и тянущимся затишьем, но оно идет. Даже для меня.

Вы когда-нибудь были настолько голодны, что переставали чувствовать голод? Что ж, я была. Я была настолько голодна, что боролась с тем, чтобы оставаться в вертикальном положение, пока я сидела, и я продолжала трястись так, будто у меня приступ. Я отказалась от их отвратительного хлеба, и не принимала таблетки. Единственное, что я позволила себе употребить из того, что они дали мне, это вода. Человек может прожить дни – или даже недели – без пищи. Но если вы когда-нибудь попытаетесь обойтись без воды, то вам лучше сразу убить себя, просто чтобы покончить с этим. Без воды ты покойник (или покойница, в моем случае) через неделю. Легко и просто.

Я совершенно потеряла счет времени. Я не знала сколько прошло часов или дней после инцидента с Джейкобом. Я не знала ничего.

Я вспомнила ощущение ножа в моей руке. Как легко было сделать выпад – невзирая на мою ногу – и нанести ему удар в горло. Я могла представить, как кровь брызнет из раны, стены и пол покроются красной жидкостью. И мне было бы даже все равно.

Потому что он убил Джаспера.

Несмотря ни на что, я решила признать Джаспера другом. Я могла понять, почему Эдвард так сильно уважал его. Джаспер был целостным. Он обладал тем качеством, которого не хватает большинству людей в наши дни. Особенно подросткам. Большинство людей в нашей школе вероятно даже не могут произнести это слово, не говоря уже о том, чтобы знать его значение

Я надеялась, что я была целостной, и, возможно, по этой причине я не ударила Джейкоба. Или, возможно, я не ударила, потому что была напугана. Я не могла ударить другого человека, вне зависимости от того, насколько он был злым. Я уверена, что если бы я осталась в комнате, полной ножей, вместе с моей мамой, привязанной к стулу, все закончилось бы тем, что я бы развязала её с помощью ножа. Я не могла намеренно причинить боль людям. Этого не было в моем характере. Независимо от того, насколько они были злыми, или насколько плохо они обходились со мной. Я просто не могла навредить им в ответ. Я не могла ударить кого-то, потому что он ударил меня.

Я ненавидела это в себе, потому что это делало меня слабой. Это делало меня жалкой. Я не могла даже защитить себя. Вместо этого, я просто потеряла сознание, предоставляя врагу еще один шанс причинить мне боль.

Я ненавидела в себе все. Как, ради всего святого, Эдвард мог полюбить меня? Что во мне он нашел привлекательным? Как он мог смотреть на меня таким взглядом в глазах, как будто я наконец-то заставила его увидеть свет? Я не понимала. Я не заслуживала его. Он заслуживал кого-то сильнее. Кого-то, кто не боится защититься и постоять за себя.

Кого-то, кем не была я.

Голод только усилил усталость, и я легла на кровать, свернувшись в клубок. Мой гипс казался таким большим, как будто я могла выскользнуть из него ногой, если бы захотела. Я знала, что это лишь призрачное ощущение, но оно все еще раздражало, поскольку это чувство делало гипс еще более неудобным.

Моя голова кружилась, и я задумалась на минуту, собираюсь ли я снова потерять сознание.

Я вздохнула, когда осознала, что нет. Мое истощение пока не собирается затаскивать меня в темноту.

Мне придется ждать.

***

Мои уши едва уловили звук замка и открывающейся двери; глаза едва пошевелились, чтобы посмотреть, кто это был. Я даже не смогла заволноваться, когда зашла моя мать. Она закрыла дверь за собой и подошла к кровати. Она присела рядом со мной, с любовью поглаживая меня по щеке тыльной стороной ладони.

- Ох, милая, - проворковала она. – Я знаю, что тебе тяжело, но это необходимо.

Я не ответила. Я не произнесла ни единого слова после того, как Джейкоб сказал мне, что если я еще раз назову имя Эдварда, то Джейкоб перережет ему глотку. Этой угрозы было достаточно, чтобы не заговорить снова. Не то, чтобы мне было что сказать этим людям в любом случае. Я быстро поняла, что протестовать бесполезно. Сумасшедшие люди не слушают здравомыслящих. Я бы больше удивилась, если бы они сказали “Эй, а она права. Давайте не будем делать этого” после моего протеста. Я бы даже не поверила им, если бы они меня отпустили. Если бы они меня отпустили, я бы превратилась в вечного параноика. Я бы вечно оглядывалась через плечо, ожидая того момента, когда они ударят меня чем-то похуже.

Я полагаю, что даже если я как-то выберусь живой, паранойя все равно будет побочным эффектом. А как иначе? Давайте просто добавим этот пункт к списку причин, по которым Эдвард не должен любить меня.

Нормальный человек попытался бы сфокусироваться на людях, которых он любит, попытался бы представить их лица и найти силы в воспоминаниях. Нормальный человек не стал бы перечислять причины, по который другой человек не должен любить его. Я лишь сыпала соль на рану, думая об этом, но я не могла остановиться. Это был мой больной способ бороться с ситуацией.

Бороться при помощи хандры. Как подходяще.

Я была мазохисткой. Возможно, Эдвард был прав с самого начала, возможно, вся эта боль лишь заводила меня. Возможно, я получаю больное удовольствие от пыток. Или, возможно, я слишком боялась счастья, и была настолько хорошо знакома с болью, что теперь она стала для меня безопасной территорией. Будучи счастливой, я рискую гораздо большим, чем когда мне больно. С счастьем приходит риск быть поврежденной. Когда ты уже поврежден, еще одна волна боли не может коснуться тебя.

- Я ненавижу то, что мы были так долго вдали друг от друга, но я компенсирую эту разлуку. Я обещаю, – продолжила мать, поглаживая мои волосы. – Прости меня за то, что потребовалось так много времени, чтобы вернуться сюда, но были некоторые… препятствия. Сейчас не о чем беспокоится. Все в порядке.

Она улыбнулась мне и я взглянула в её глаза, пытаясь понять, кто же эта женщина передо мной. Была ли это моя мать – или это была сумасшедшая женщина? Мне захотелось фыркнуть самой себе. Кого я обманываю? Женщина передо мной не была моей мамой, независимо от того, сумасшедшие ли у неё глаза или нет – которые, по-видимому, не были сумасшедшими прямо сейчас. Её глаза были нормальными. Я ненавидела её нормальные глаза почти так же, как и сумасшедшие. Её нормальные глаза заставляли её выглядеть… нормальной. Хотя я знала, что это далеко не так.

- Ты такая красивая, моя милая Изабелла, – сказала она. – Я знаю, последние несколько месяцев были тяжелыми для тебя, но я также знаю, что все будет в порядке. Ты наконец-то смирилась со своей судьбой. Ты знаешь, что сейчас ты там, куда ты принадлежишь. Мать духа будет сопротивляться, но она найдет покой. – Она глубоко вздохнула, прежде чем встать и подойти к столу. – Ты смотрела на наши исследования? – спросила она через плечо. – Удивительно, насколько ты важна. Моя дочь станет катализатором, который поможет исполнить все наши желания. Процветание, здоровье, молодость… все чего мы хотели, и даже больше, – она пролистала несколько страниц, пока я смотрела ей в спину. – Я так рада, что Фил решил взглянуть на все это. Кто знал, что легенды могут касаться кого-то вне племени? Кто знал, что ключ к их спасению – это моя дочь? Было бы трагедией, если бы мы не обнаружили это вовремя.

Я ненавидела то, как она продолжала подчеркивать тот факт, что я была её дочерью. Она должно быть была так горда.

Я вздохнула, и она обернулась на звук. Она улыбнулась мне.

- Я так рада, что ты наконец-то поменяла своё мнение, – сказала она. – В легендах никогда не упоминалось как долго ты будешь сопротивляться, так что это был приятный сюрприз.

Мне захотелось усмехнуться. “Сопротивление” недостаточно сильное слово, для того чтобы описать то, что я чувствую. Но какой смысл говорить ей об этом? Она не будет слушать, а притворяясь, что я больше не против того, что происходит, я помогу себе завоевать их доверие. Споры ни к чему не приведут, так что зачем тратить свои силы? Они вроде бы доверяли мне сейчас. Видели бы вы выражение чистого блаженства на лице Фила, когда он зашел в комнату, чтобы дать мне поесть еще хлеба, таблеток, чтобы проглотить и воды, чтобы выпить – и обнаружил, что я съела хлеб и проглотила таблетки, которые он дал мне раньше. Выглядело так, будто я подарила ему самый ценный подарок, съев и сделав то, что он сказал.

Единственное чего он не знал, так это того, что я спрятала хлеб и таблетки в свою подушку.

Я даже не вздрогнула, когда Фил пришел позже, чтобы “извлечь” еще больше крови. Мое тело будто окаменело, и порез на моей коже казался лишь мягким ожогом. Не было ничего, с чем бы я не справилась. Я не попыталась взять его нож и не пыталась бороться с ним, потому что знала, – опять же – что это было бесполезно. Даже, если бы я смогла стащить нож, я бы не смогла использовать его против него.

Однако, я могла использовать его против себя. Но что-то удерживало меня. Как тогда, когда я держала нож во время инцидента с Джейкобом, я могла так легко порезать себе запястья, или порезать свое горло, и умереть от кровопотери. Но я не могла сделать этого. Как будто… я не хотела умирать. Осознание ударило по мне, потому что я жила каждый день последние несколько месяцев с желанием умереть. И теперь, я больше не хотела? Нет, я хотела сражаться; я хотела жить. И единственный способ выжить, это делать то, что они хотели от меня, так, чтобы рано или поздно они ослабили свою бдительность, и я смогла бы убежать.

Как только мое тело начало истощаться из-за отсутствия еды, мой ум стал медленней работать и абсурдные мысли стали появляться в моей голове. Многие вещи о которых я думала не имели смысла, и я начала терять связь с реальностью. Все было похоже на сон. Я не знала, какая часть меня, иррациональная или нет, в конце концов подумала, что, возможно, пройти через ритуал это не так плохо. Я знала, что они на самом деле не хотели моей смерти – как раз наоборот; если они хотят, чтобы я была матерью какого-то духа, они должны держать меня в живых хотя бы в ближайшие девять месяцев. Поэтому, так или иначе, я переживу их маленькую больную церемонию. И возможно потом, я получу некую свободу… и может быть тогда я смогу сбежать.

Рано или поздно, я вернусь к тому, к кому я принадлежу.

К Эдварду.

Даже если это означало, что мне нужно забеременеть.

Я никогда не задумывалась о том, хочу ли я становиться матерью, все что я знала, это то, что я никогда не намеревалась сделать Джейкоба отцом своего ребенка. Даже не тогда, когда мы были друзьями, и не тогда, когда наши родители продолжали шутить о том, что, в конце концов, мы поженимся.

Пока я думала обо всем этом, я поняла, что моя мать бормотала чепуху себе под нос, пока просматривала свои заметки. Я не могла разобрать большую часть её слов, потому что они были бессвязными, но было одно предложение, которое я расслышала.

“…Чарли виноват в том, что это произошло. Ему не следовало пытаться защитить то, что ему не принадлежит…”

Закусив губу и закрывая глаза, я попыталась абстрагтироваться от её разговора. Я отказывалась верить в то, что Фил был моим отцом, и у меня поползли мурашки по коже, от того, как моя мать говорила о Чарли. Она имела в виду то, что он пытался защитить меня? Или он пытался защитить кого-то от чего-то еще? И как она могла говорить так холодно о человеке, за которого она вышла замуж и с которым она прожила почти двадцать лет? Разве он ничего не значил для неё? Он поклонялся земле по которой она ходила, и что он получил взамен? Удар в спину.

Не то чтобы он этого не заслуживал. Но все же.

Мои чувства по поводу смерти Чарли, по крайне мере, все еще запутанные. Я не знала как относиться к этому. Он фактически был моим отцом. Меня не заботило то, что эти сумасшедшие люди внушили себе, что я делю ДНК с Филом Дуайером. Мое шестое чувство все еще подсказывало мне, что Чарли Свон был моим отцом, и никто другой. Я задумалась над тем, собираются ли они похоронить Чарли должным образом, или просто выбросят его тело в надежде, что никто не будет его искать. Возможно, они сбросят его тело в какой-то случайной местности, избавляясь ото всех доказательств, и возможно сделают вид, что это было какое-то нападение медведя или что-то в этом роде.

Вокруг Форкса всегда было много нападений животных, и всегда было несколько смертей каждый год. Сделают ли они отца частью статистических данных?

Я снова закрыла глаза. Бормотание маминой чепухи превратилось в шум в моих ушах.

Сон пришел быстро – и за ним последовали кошмары.

***

Прошедшее время не имело значения. Совершенно не имело. Так что, когда моя мать протанцевала в комнату, – даже не закрыв за собой дверь – я знала, что день наступил. День моей свадьбы.

Дневной свет вливался в комнату, через открытую дверь, и я была странно зачарована тем, как свет озарял вход. Я никогда бы не подумала, что дневной свет будет тем, что я добавлю в свой список вещей, которые я принимала как должное.

Мама схватила мою руку, потянув меня, и моя голова закружилась хуже, чем когда-либо. Если сегодня канун Нового Года, это означает, что я провела без еды… когда меня забрали? В Рождество? Мне захотелось покачать головой; я отказывалась верить в это. Я провела в этой комнате последние семь дней. Неудивительно, что у меня не было сил. Было чудом, что я вообще могла бодрствовать.

Меня начало шатать, когда мама стащила меня с кровати, заставляя встать. Она нахмурилась.

- Нам нужно привести тебя в порядок, дорогая, – сказала она. – Ты похожа на труп. А ни одна дочь не выглядит как труп в день церемонии.

Она помогла мне выйти из комнаты, и я ненавидела то, что цеплялась за неё ради поддержки. Без неё я бы упала на пол, не в силах подняться. Моё тело было полностью истощено. Как я могла все еще находится в сознании?

Я осмотрелась, пытаясь увидеть то, что находилось в окружении. Я пришла к выводу, что мы были в каком-то маленьком коттедже. Прямо рядом со спальней, в которой я была, находилась комната, соединяющая в себе гостиную и кухню. Единственное, что их разделяло, это барная стойка.

Единственное, что я видела через окна, это снег и деревья.

Меня даже больше не заботило где мы были. Меня не заботило, если бы мы были посередине пустоты, или если бы мы как-нибудь сжались и оказались в снежной глыбе. Меня. Просто. Это. Не. Заботило.

Мама потянула меня в сторону барной стойки, говоря мне сесть. Затем она схватила маленькую сумку с прилавка, вытаскивая её содержимое прямо передо мной. Макияж. Конечно. От мешанины цветов у меня разболелась голова, и я закрыла глаза, чтобы препятствовать последующему головокружению.

- Ты будешь такой красивой, милая, – сказала она, раскидывая вещи на столе в попытке найти нужную вещь, чтобы начать.

Я почувствовала, как она прикоснулась к моему лицу какой-то губкой. Я не открывала глаза, чтобы понять что это; я просто позволила ей делать свое дело. Мне было все равно. Возможно, если мне повезет, она разрисует меня, как клоуна. Я бы нормально к этому отнеслась. Грим клоуна сделал бы церемонию, просто еще большей шуткой.

Десять минут спустя – или час, кто знает? – зазвонил телефон, и мама прекратила работу с моим лицом, отойдя, чтобы ответить.

- Алло? – сказала она сладко. – О, привет, Хенк… ммм… нет, мы все готовим сейчас. Они на скале… нет, я дома с Беллой… да, она будет очень красивенькой... что?.. ЧТО? Повтори, пожалуйста?.. Как?.. Почему? Я думала, что ты говорил с ним? – она глубоко вздохнула. – Теперь, слушай меня, Хенк. Я доверила тебе держать ситуацию под контролем, не вызывая подозрений по поводу смерти Чарли. Зачем, ради всего святого, тебе говорить с доктором Каленом по этому поводу?.. Меня это не волнует!.. Что? Пять дней назад? И ты звонишь нам сейчас?.. Нет, черт возьми, Хенк. Ты должен был не вмешивать их в это. Ты должен был держать их подальше. Что, черт возьми, с тобой не так? Если они прервут нас сегодня, то все будет разрушено… Сью не будет счастлива, когда она услышит об этом, – она повесила трубку, и бросила телефон в стену, прежде чем подойти ко мне, продолжая там, где она остановилась. Она сладко улыбнулась мне, но я могла сказать по движениям её рук, что она пыталась успокоить свой гнев. Вне зависимости от того, что сказал Хенк по телефону, его слова, очевидно, расстроили её. Мне стало интересно, что сделал доктор Каллен. Мой разум настолько устал, что я не могла что-то придумать. Мой разум даже не мог понять кто такой Хенк – хотя его имя казалось знакомым. Но опять же, существовало много Хенков. В конце концов, это распространенное имя.

Когда мама закончила с моим лицом, она начала работать с моими волосами. Она использовала щипцы для завивки, выпрямитель и различные виды продукции для волос, чтобы сделать мои волосы такими, какими она хотела. Она завивала несколько прядей моих волос, когда открылась входная дверь. Зашел Фил, сняв куртку и стряхнув с неё снег прежде чем повесить на вешалку. Он с улыбкой подошел к маме, целуя её в щеку.

- Как там мои красивые девушки? – спросил он с такой любовью в голосе, что меня почти стошнило.

- Мы в порядке, – отрезала мать. – Не потрудишься сказать мне, что происходит в последнее время? Вот она я, наконец-то дома с моей дочерью, готовлю её к самому большому дню в нашей жизни. Все в порядке… а затем звонит Хенк.

Улыбка Фила развеялась. – Хенк звонил? Что он хотел? – спросил он, хотя это прозвучало так, будто он уже знал ответ. Мама поджала губы, нахмурившись, и отложила щипцы для завивки.

- Хенк проинформировал меня о том, что вышестоящие люди каким-то образом вовлечены. По-видимому кто-то разговорился, позволил каким-то вещам ускользнуть, и в результате… Информация распространилась. Ты можешь мне сказать, как это произошло? – спросила мать. – Я думала, ты сказал, что все под контролем, и что Хенк знал, что он делает? Я думала, ты сказал, что мы можем доверять ему!

- Не волнуйся, милая. У меня все под контролем, - сказал Фил, успокаивающе поглаживая мамину руку. – Я обо всем позабочусь.

Мама вздохнула, нервно заламывая руки. – Клянусь Богу, Фил, если все не пойдет по плану, я не знаю, что сделаю. Они должны объединиться, они должны быть вместе. И это должно произойти сегодня вечером. Это наш последний шанс.

- Не волнуйся, – снова сказал Фил, все еще успокаивающе поглаживая её руки. – Я сказал тебе, что позабочусь обо всем. Я позвоню Хенку и узнаю детали, и если это правда, что люди вовлечены, то ни о чем не нужно беспокоиться. Церемония произойдет сегодня, и нет никакого шанса, что они найдут нас раньше, чем это произойдет. А затем, в любом случае, будет слишком поздно. Церемония уже состоится, и это поможет нам бороться, вне зависимости от того, что произойдет дальше. Дух защитит нас.

- Теперь, расскажи мне, что еще сказал Хенк? – попросил Фил.

Мама вздохнула. – По-видимому он говорил с Калленом… много. Когда ты забрал Изабеллу, Хенк разговаривал с Калленом в участке. Мне не нравится, что он так много знает, Фил.

- Это не так уж важно. Пока Хенк следит за тем, что только один Каллен продолжает говорить, тогда у нас нет проблем. Хенк был с нами с самого первого дня, ты знаешь, что мы можем доверять ему. Хенк пообещал мне, что он проследит за тем, чтобы Каллен не сказал кому-то еще, чтобы все не вышло на поверхность. Должен сказать, что доктор не самый яркий карандаш в коробке, – Фил наклонился, чтобы поцеловать маму в щеку, отчего она явно расслабилась. – Все будет в порядке. Мы просто должны достигнуть цели, и все будет в порядке. Кроме того, они не знают места. Кто знал, что твой брак с копом в конечном итоге сыграет нам на руку? Без него, нам бы это не сошло с рук.

Мама снова напряглась, хмуро посмотрев на Фила. – Не напоминай мне о Чарли, пожалуйста. Я все еще разочарована тем, что он сделал… все мы знаем, что это может быть его работа.

- Вот почему я позаботился о нем. Ради тебя, моя дорогая, - Фил притянул её к себе, и прижался своими губами к её. Я отвернула голову. Поедание их отвратительного ржавого хлеба было бы менее отвратительным, чем смотреть, как двое сумасшедших ненасытно целуются.

Когда они прекратили, мама глубоко удовлетворенно вздохнула, прежде чем возвратить свое внимание ко мне. Она улыбнулась мне, прежде чем схватить мой подбородок и повернуть меня лицом к себе.

- Ты такая красивая, Белла, – сказала она, поглаживая мою щеку тыльной стороной ладони. – Вы с Джейкобом будете счастливы вместе. И я обещаю тебе, что ничего не испортит сегодняшний вечер.

Фил прислонился к одной из стоек, и стал наблюдать за нами с серьезным лицом.

- Интересно, кто слил информацию, – сказал он, разговаривая с самим собой. – Хенк сказал, что у него все под контролем, так как, ради всего святого, федералы пронюхали об этом? У них в любом случае нет никаких доказательств. Я убедился в этом, – бормотал он себе под нос, все еще обращаясь к самому себе.

- Как насчет того, чтобы позвонить ему и убедиться в том, что все под контролем? – предложила мама, которая также слышала каждое слово. – И, возможно, ты можешь позвонить и Сью тоже, может быть, она что-то знает? Ты знаешь, что она не будет проводить церемонию, если это небезопасно.

- Ладно, сделаю, дорогая, – сказал он, целуя её в щеку снова, прежде чем войти в спальню, чтобы сделать звонок наедине.

Они говорили о федералах и о полиции так, будто они обсуждали планы на ужин. Как ежедневный разговор. Несмотря на то, что они были не очень рады обстоятельствам. Мне следовало радоваться тому, что федералы вовлечены во все это, но что это на самом деле означает для меня? Меня спасут или нет?

Мама напевала какую-то случайную песню, продолжая работать над моими волосами. Если бы я закрыла глаза, то смогла бы представить, что она просто моя мать, которая играет с моими волосами без какой-либо причины. Просто еще одно ленивое воскресение, когда у нас нет никаких забот. Счастливая мать со своей дочерью. Просто проводят время вместе.

Но я думаю, что у меня больше нет сил притворяться. Такая мечта была за пределами моей досягаемости, возможно, так же далека, как и луна. Моя мать была потеряна навсегда, так же, как и мой отец.

Я полагаю, что могу официально считать себя сиротой.

***

Белое платье, которое я была вынуждена носить на прошлой неделе, было сменено еще одним белым платьем. Этот экземпляр не был таким же свободным, как тот, платье было без бретелек, с корсетом, чтобы удерживать мою грудь и живот, поэтому мне не нужен был лифчик. Юбка состояла из многочисленных слоев тонкой ткани, и она красиво двигалась с каждым моим шагом. Если бы не тот факт, что я надела это платье на свою казнь, – ой, простите, свадьбу – оно бы мне, возможно, даже понравилось.

Когда все было закончено, и когда мать добавила заключительные штрихи в мою прическу и макияж, уже стемнело. Я не знала сколько было времени, так как нигде не увидела часов. Часы на старинном магнитофоне под древним телевизором указывали 12: 00, и это никак не помогало.

Я больше не могла стоять без поддержки. Я чувствовала себя абсолютно истощенной, и больше всего мне хотелось отправиться в постель. Я даже больше не была голодной; меня меньше всего заботила еда. Мне лишь хотелось спать.

От моего взора не ускользнуло то, что я не видела Джейкоба уже некоторое время, и мне стало интересно, где он был. Фил и мама что-то обсуждали в спальне, оставив меня без присмотра в гостиной. Я даже не пыталась сбежать. Сама эта мысль казалась абсурдной. Как, ради всего святого, я собираюсь сбежать, если я даже не смогу встать с дивана не упав? Мой гипс тоже не улучшал ситуацию, хотя боль прошла. Я задумалась, прошла ли боль из-за того, что я достигла той точки в процессе заживления, где больше нет боли, или это из-за того, что все мое тело тоже онемело. Это было тем, о чем можно было подумать, пока мои “родители” разговаривали в другой комнате. Время от времени моя мать повышала голос, но мой разум слишком устал, чтобы разобрать слова. И, честно говоря, мне даже не хотелось пытаться.

Наконец-то, они вышли из комнаты. Фил надел свою зимнюю куртку, прежде чем подойти ко мне и поднять меня с дивана.

- Пора, мое милое дитя, – сказал он, целуя меня в щеку.

Я закрыла глаза, чувствуя его шаги, пока он подходил к входной двери. Мама открыла её для него, и мы вышли на холод. Мороз был подобен огню на моей коже. Мне хотелось спросить почему у меня не куртки, но даже если я открывала рот, у меня, на самом деле. не было сил что-то сказать.

Я продолжала держать глаза закрытыми, пытаясь вернуться в состояние онемении, где я не могла чувствовать ничего из того, что происходит с моим телом. Даже разъяренный холод, который я чувствовала как огонь.

Я должно быть уснула, – или возможно потеряла сознание – но каким-то образом я оказалась на опушке леса. Перед нами была самая высокая скала в Ла-Пуш. Холодный воздух с океана охватил нас, и мое тело затряслось хуже чем когда-либо.

Я полагаю, что я действительно была гусем – в доказательство этому по всему моему телу началось извержение мурашек.

Небо было кристально чистым, без всяких облаков. Миллионы звезд мигали мне вместе с большой полной луной, глядящей мне прямо в лицо. Скала была украшена большими свечами, освещающими маленькую площадь. Красивые цветы были поставлены в вазы на снегу. Там был маленький алтарь, с чем-то на вершине, что я не смогла разобрать. Зрелище было почти красивым.

Джейкоб стоял на скале вместе с женщиной, которую я не узнала и еще одним мужчиной. Он казался смутно знакомым, – он не был Квилетом – но я не могла, черт возьми, распознать его. Где я видела его раньше? Билли не было, возможно, из-за инвалидной коляски. Джейкоб широко улыбнулся, как только Фил вышел из леса со мной на руках; мама шла рядом с нами.

- Наконец-то, я думал, что ты никогда не сделаешь этого, – сказал Джейкоб Филу, когда тот поставил мое трясущееся тело. Мои ноги отказали, как только вторая голая нога коснулась снега. Джейкоб положил свою сильную руку мне на талию, притягивая меня к себе. – Ох, детка, ты так же взволнована, как и я? – спросил он, целуя мою холодную щеку. Я едва почувствовала его губы на своей коже. Я ничего не могла почувствовать.

Мои зубы стучали, и я завидовала количеству одежды на Джейкобе. Почему, мать твою, я должна быть единственной, кто практически голый?

- Я так сильно люблю тебя, Белла, – сказал он мне тихо, прижав губы к моему лбу.

Над деревьями, в некотором расстоянии от нас, я смогла увидеть фейерверк. Мне стало интересно, как далеко мы были от города. Или где мы были, если уж на то пошло.

Мама встала рядом с женщиной и мужчиной, а Фил остановился возле мамы, сжимая её руку в своей. Они оба широко улыбались в предвкушении. Другая женщина и мужчина не показывали никаких эмоций на лице.

Мама взглянула на женщину. – Сью, я надеюсь, что все разрешилось ранее, – сказала она.

Женщина – так это была Сью? – кивнула: – Хенк видел, что доктор Каллен предельно занят. Нас никто не прервет. Мы позаботились обо всех утечках. Нет причин для беспокойства, – она взглянула на меня и Джейкоба с улыбкой. Со зловещим тоном она произнесла: – Время пришло.

Я закрыла глаза, прислонившись к Джейкобу, так как дрожала. Ему пришлось усилить хватку, иначе я бы просто упала на землю. Я то была в сознании, но начинала терять его. В один момент холод был невыносимым, а в другой я едва ли чувствовала его. Мне было интересно, говорило ли мое тело таким образом, что пришло время.

Сью начала церемонию с речи. Я не уловила и большей части из того, что она говорила. Единственное, что я знала, так это то, что её голос успокаивал.

- …с кинжалом в вашем сердце, с кинжалом в вашей голове, с кинжалом в вашей сущности, скажите мне, готовы ли вы к последней жертве? Дух будет пробужден… – голос Сью был мягким, почти как мурлыканье для моих ушей. Я улыбнулась. Она была бы хорошим учителем в детском саду; её голос был идеальным, чтобы рассказывать детям истории перед сном.

- Эй, Белла? – Джейкоб потряс меня, и я была вынуждена открыть глаза. – Ты должна сказать это. Я в растерянности посмотрела на его лицо. Что он хотел, чтобы я сказала? – Ты должна сказать “я согласна”.

Я снова закрыла глаза. Я не могла ничего сказать, не говоря уже об “Я согласна”. Я не хотела выходить замуж за Джейкоба.

Их голоса смешались, когда я снова погрузилось в полубезсознательное состояние.

- Сопротивление заканчивается здесь, Белла! – мамин голос ударил по мне, и она так крепко сжимала мою руку, что должно было быть больно – но опять же, мое тело настолько замерзло и онемело, чтобы что-то чувствовать. – Ты слышишь меня? Прекрати этот вздор прямо сейчас!

- Ты не можешь заставить её Рене, – я не узнала голоса, и когда открыла свои глаза, увидела как другой мужчина вышел вперед. Хм, он собирался стать моим спасителем?

- Но она мать! (примечание переводчика: имеется в виду, что по легенде она должна стать матерью ребенка от Джейкоба)– закричала мама, толкая меня в сторону. Я упала в снег, когда мама начала кричать на других все громче и громче. Её слова даже не имели смысла. Мне было все равно… снег был таким пушистым. Таким мягким.

Возможно, я смогу ненадолго прикрыть глаза?

Я почувствовала, что кто-то грубо схватил мою руку: я никак не среагировала, когда

нож внезапно порезал мою кожу. Холод был моим собственным успокоительным.

- Выпей это, Джейкоб, – строго сказала мама, протягивая мою руку Джейкобу. – Нам не нужно её согласие, нам просто нужно завершить ритуал. Выпей её кровь, затем она выпьет твою, и все будет замечательно.

- Рене, – сказал мужчина предостерегающе.

- ЧТО? Мы должны сделать это! Племя нуждается в этом! Мы не собираемся быть вечно молодыми. Мы собираемся состариться и умереть, если только мы не сделаем этого. Все племя погрязнет в страданиях, которые последуют. Дух не будет счастлив, – закричала мать. – Пей, Джейкоб, ПЕЙ!

Джейкоб опустился на колени в холод, взяв меня за руку и потянув мое запястье к губам. Позади него, я увидела луну. Она была красива. Где-то на расстоянии, я все еще могла увидеть фейерверки. Их было больше сейчас.

Я взглянула на таинственного мужчину; он держал руки на бедрах. Луна отражала что-то на его поясе, и я бы задохнулась, если бы у меня осталась энергия, чтобы среагировать. Я узнала значок на поясе – потому что мой отец носил такой же. Все копы из отделения полиции Форкса носили такие.

Затем я осознала, почему я узнала этого человека. Я увидела его в участке. Он работал с моим отцом. Его звали… конечно, это был Хенк. Если бы я не была настолько истощена, я бы поняла это раньше.

Мне почти захотелось рассмеяться. Каждый был подкуплен. Вы даже больше не можете доверять полиции. Что они знали, и как они смогли уйти, не оповещая людей в других местах? Не удивительно, что сумасшедшим людям так часто удавалось сбежать. С полицией на вашей стороне, как что-то может пойти не так?

Засмеяться. Заплакать. Потерять сознание. Это было тем, что я хотела сделать в ответ на приобретенные знания. Это сумасшествие, это безумие, и я устала, я так устала.

Как только Джейкоб собрался прикоснуться своими губами к моей коже, раздался громкий взрыв, который прошелся эхом по территории. Джейкоб опустил мою руку и быстро поднялся на ноги. Все стали оглядываться, разглядывать лес, выясняя, кто стрелял в них.

- Кто там? – крикнул Фил, его голос был требовательным, но он не мог обмануть меня. Он был напуган.

Еще один взрыв, и Хенк пошатнулся, схватившись за плечо.

Часть моего разума уловила, что кто-то выстрелил в него.

Отлично, добавила другая часть моего разума.

Внезапно все начали двигать, понимая, что это не безопасное место. Как только Фил собрался подобрать меня, две темные фигуры вышли из леса, один из них держал пистолет, направленный в направлении Фила; другой держал… что это, черт возьми? Камера?

- Прикоснешься к ней, и это будет последнее, что ты сделаешь. Я обещаю тебе это, – фигура с оружием зарычала, пока они подходили ближе. Другой человек с длинными, раздуваемыми ветром волосами, вышел из леса за ними. Девушка. Она выглядела молодой, возможно моего возраста.

Фил поднял руки вверх, отходя от меня.

- Сет, что, черт возьми, ты делаешь? – огрызнулась Сью, делая шаг вперед. – Ты не должен прерывать такую церемонию, как эта, особенно не эту. Ты осознаешь, как она важна?

Я сосредоточилась на человеке с ружьем, замечая, что тот, кто держал камеру, был просто мальчиком.

- Да, мама, мы отлично знаем, насколько важна эта церемония, – сказал мальчик – тот, чье имя было Сет. У него был очень мальчишеский голос, как будто он находился в середине полового созревания. Он не выглядел старше четырнадцати.

Девушка сделала шаг вперед, положив руку ему на плечо: – Но человеческая жизнь важнее, – добавила она, одаривая Сью брезгливым взглядом.

Один за одним, все больше людей вставали за трио. В своем слабом состоянии, все что я могла сказать, это то, что они все были из Ла-Пуш. Они все были Квилетами.

Я не понимала. Почему они прерывали церемонию? Разве они не хотели возрождения духа? Это была их легенда. Это была их история, которая притворялась в жизнь. Так почему они прерывали нас? Почему они ведут себя так, будто не хотят, чтобы это произошло? Я не понимала. Это не имело смысла.

Они хотели сделать со мной еще что-то худшее? Им недостаточно просто порезать мои руки?

Угроза пыток была еще хуже, чем сами пытки. Незнание всегда хуже. Я не знала, кто хотел причинить мне боль в этот раз – почему или как. Я больше не хотела бояться. Я не хотела быть напуганной очередной болью. Пытки. Почему эти Богом забытые люди просто не могут меня оставить, черт возьми, одну? Я ничего не сделала, так почему они настаивают на таких пытках?

Мне хотелось свернуться калачиком и заплакать в снегу, но вместо этого я просто лежала там, не двигаясь, наблюдая за звездами надо мной. Если я сделаю вид, что умру, тогда они, возможно, отпустят меня. Зачем им нужен был бы труп?

Громкий крик вывел меня из размышлений. Моя мать начала убегать в противоположном направлении, пытаясь скрыться от них. У неё, однако, не осталось шансов, как только высокий парень последовал за ней. Он был быстрым. Мы смогли услышать её крик, когда он схватил её в лесу.

Очень медленно, остальная часть стаи двинулась к нам, хватая Фила, Сью, Джейкоба и Хенка. У них был единственный выход – прыгнуть. А никто в здравом уме не станет прыгать со скалы сейчас. После такого прыжка нет шансов на выживание. Я заметила, что несколько членов стаи были вооружены. Так что, Фил, Сью, Джейкоб и Хенк были пойманы, вне зависимости от того, чтобы они сделали. Они не смогут сбежать сейчас.

Все они кидали друг другу отчаянные взгляды, в надежде, что кто-нибудь придумает способ выбраться. Но они ничего не могли придумать. Не существовало никакого способа, чтобы спастись.

Рядом со мной присел мужчина, обернув одеяло вокруг меня, прежде чем поднять меня с земли.

- Все закончилось, Белла, – зашептал он мне.

Я посмотрела на него пустыми глазами. Я пыталась понять, что он сказал мне. Под словами “закончилось” он подразумевал то, что мне больше не нужно беспокоиться о боли. Под словами “закончилось” он подразумевал, что я была в безопасности. Но это не имело смысла. Я не могла быть в безопасности. Вся территория была заполнена людьми из Ла-Пуш. Они никогда не отпустят меня. Вне зависимости от того, что закончилось, это, вероятно было не для меня. Мне все еще собираются причинить боль, я была уверена в этом. Я не буду доверять этим людям.

- Шшш, Белла, – тихо сказал мужчина, хотя я не сказала ни слова. Он прижал меня к своей теплой груди, начиная двигаться прочь, вместе с парой людей. – Мы собираемся доставить тебя сейчас в больницу, все будет в порядке, – что-то в голосе этого мужчины заставило меня поверить ему. Или, возможно, я просто цеплялась за любой признак спасения. Возможно, я поверю ему своими остатками. – Есть мальчик, который умрет, чтобы увидеть тебя, – продолжил мужчина, слегка посмеиваясь, – доктор Каллен сказал, что он ждет тебя там. Как его зовут?

Я впервые улыбнулась за неделю, и произнесла первое слово за последние дни:

- Э-эдвард, – мне удалось прохрипеть это слово не громче чем шепотом.

Мужчина улыбнулся. – Да, верно, это его имя. Эдвард. Он будет счастлив узнать, что ты в безопасности, – да, я определенно доверяла этому мужчине всеми своими остатками. Я, возможно бы, даже доверила ему все свое имущество.

- Я рад, что я не доктор Каллен прямо сейчас, – сказал один из парней позади нас. – Он и так собирается потерять свою лицензию на медицинскую практику из-за этого… Он вероятно, окажется в тюрьме.

- Я не был бы в этом уверен, Пол. У него будет один из лучших адвокатов, который поможет любому, кто сомневается в нем, осознать, что тот спасал людей. Даже если он нарушил парочку законов, – ответил человек, который нес меня.

- Ты хочешь, чтобы я позвонил, и сказал, что мы в пути? – спросил Пол.

- Да, можно, – согласился мужчина, – затем ты можешь пойти домой, и позаботиться о своей жене. Будучи беременной, женщина может быть сукой… или так мне говорили.

Пол усмехнулся: – Да, я обязательно скажу Рейчел, что…

Их смех был прерван двумя громки взрывами, которые прокатились через поле и заставили меня вздрогнуть. Я посмотрела на мужчину, спрашивая глазами, какого черта сейчас произошло. Он больше не выглядел забавляющимся, его глаза были печальными, когда он покачал головой. Я решила, что это был знак.

Мне не нужно было видеть или знать об остальном. Я могла заснуть сейчас.

Все закончилось.