💸 Как сделать бизнес проще, а карман толще?

Тот, кто работает в сфере услуг, знает — без ведения записи клиентов никуда. Мало того, что нужно видеть свое раписание, но и напоминать клиентам о визитах тоже. Проблема в том, что средняя цена по рынку за такой сервис — 800 руб/мес или почти 15 000 руб за год. И это минимальный функционал. Нашли самый бюджетный и оптимальный вариант: сервис VisitTime.
⚡️ Для новых пользователей первый месяц бесплатно. А далее 290 руб/мес, это в 3 раза дешевле аналогов. За эту цену доступен весь функционал: напоминание о визитах, чаевые, предоплаты, общение с клиентами, переносы записей и так далее.
✅ Уйма гибких настроек, которые помогут вам зарабатывать больше и забыть про чувство «что-то мне нужно было сделать».
Сомневаетесь? нажмите на текст, запустите чат-бота и убедитесь во всем сами!

IV. Слово учителя. По первоначальному замыслу Достоевского главный герой совмещал в себе будущих Мышкина и Рогожина

По первоначальному замыслу Достоевского главный герой совмещал в себе будущих Мышкина и Рогожина. На основе анализа подготовительных материалов к роману это очень точно определил К. Мочульский: «Князь Мышкин еще не отделился от Рогожина («страсть безумная из безумных»). «Хоть идиот и оклеветал сына, но странно, сын — простоват (Федя) и этой простоватостью все более и более очаровывает идиота. Наконец, тем, что так кротко прощает ему. Идиот влюбляется в сына, хоть и смеется над собой». Так намечаются отношения между Мышкиным (сыном) и Рогожиным (идиотом)».

В окончательном тексте образ идиота оказался расщепленным на низ и верх, на энергию и пассивность. Окончательно соединились Рогожин и Мышкин лишь в финале — через кровь Настасьи Филипповны.

Аналогичное произошло и с судьбой ритуала. Первоначально он был синкретичен. Приносивший жертву и принимавший ее, да зачастую и сама жертва, — это все было одно лицо; затем произошла четкая дифференциация участников ритуала, каждый из которых получил свою особую ритуальную функцию. Восстановление целостности всех элементов как раз и является итогом ритуала.

Конечно, какие бы то ни было прямые аналогии тут неуместны, но именно античный материал может помочь высветить стратегию Достоевского, когда он лепил своих героев.

В подготовительных материалах Рогожин и Мышкин составляли единую личность. В окончательном тексте произошло функциональное расщепление образа Идиота. Лишь в финале романа особая близость Мышкина и Рогожина становится совершенно очевидной и неприкрытой. Пролитая кровь невинной жертвы скрепила Рогожина и Мышкина — они полюбили друг друга. Прежнее их братание было внешним и формальным, по существу ничего не менявшим:

«— Теперь мне не стать к тебе вовсе ходить Лев Николаич, — медленно и сентенциозно прибавил он (Рогожин) в заключение.

— До того уж меня ненавидишь, что ли?

— Я тебя не люблю Лен Николаич, так зачем я к тебе пойду?...»

А когда Рогожин и Мышкин находятся в финале у тела Настасьи Филипповны, все в их отношениях вдруг начинает кардинально меняться.

Точнее говоря, близость становится зримой, она выделяется, подчеркивается, а намечаться, прослеживаться близость Рогожина и Мышкина начинает буквально с первых же страниц романа.

Мышкин ясно, уверенно, спокойно заявляет, что Рогожин зарежет Настасью Филипповну. И впоследствии Рогожин совершает то, что столь отчетливо предсказал Мышкин.

Итак, совершенно естественно, что в финале Рогожин и Мышкин, как настоящие сообщники, деловито обсуждают, сколько крови вытекло.

«—... И... и вот еще что мне чудно: совсем нож как бы на полтора... али даже на два вершка прошел... под самую левую грудь... а крови всего этак с пол-ложки столовой на рубашку вытекло; больше не было...

— Это, это, это, — приподнялся вдруг князь в ужасном волнении, — это, это я знаю, это я читал.., это внутреннее излияние называется... Бывает, что даже и ни капли... Это коль удар прямо в сердце...».

Прежде все казалось, что Мышкин стремится противодействовать Рогожину, пытается защитить Настасью Филипповну от Рогожина как ее надвигающейся судьбы. А тут вдруг оказывается, что князь если что и делает, так по большей части поддакивает Рогожину. Возникает поразительное единение убийцы и спасителя: «...Наконец он (Мышкин) прилег на подушку, как бы уже в бессилии и в отчаянии, и прижался своим лицом к бледному и неподвижному лицу Рогожина; слезы текли из его глаз на щеки Рогожина...».

У каждого из них — и у Рогожина и у Мышкина — была своя особая траектория пути, а в финале они вдруг совместились. Внутренняя связь Рогожина и Мышкина в финале проявилась предельно непосредственно, резко, открыто.

В Заключении Достоевский подчеркивает, что на суде Рогожин решительно снял с князя какие бы то ни было подозрения в соучастии, взяв всю вину на себя. Это — еще одно доказательство того, что внутренняя связь между Мышкиным и Рогожиным была и осталась, что соучастие было.

Выздоровев, как подчеркивает Достоевский, Рогожин совершенно осознанно отвел от князя подозрения. Значит, подозрения были. Да они и не могли не быть, ведь именно князь, только князь, хотел он этого или не хотел, стимулировал ревность Рогожина. И фраза о том, что на суде Рогожин снял с князя подозрения, еще раз подчеркивает факт соучастия, даже если оно и было невольным.

Рогожин спас князя на суде, но это не отрицает, а подтверждает вину князя. В подготовительных материалах к «Идиоту» есть такая знаменательная фраза, где Рогожин проговаривается Князю у трупа: «Без тебя не мог я здесь быть».

Единение князя и Рогожина у трупа Настасьи Филипповны находит полное подтверждение в современной теории ритуала. Конечно, в ритуале есть насилие, но это всегда насилие меньшее, воздвигающее плотину против насилия худшего, оно постоянно стремится возобновить самый полный мир, известный общине, — мир, возникающий после убийства из единодушия вокруг жертвы отпущения.