Первая ступень. Звание сталинского лауреата мне присвоили за ста­хановскую работу

Звание сталинского лауреата мне присвоили за ста­хановскую работу. Когда я думаю об этом, меня охватывает такое огромное чувство радости и счастья, словно сам товарищ Сталин сказал с ласковой оте­ческой улыбкой: «Иди вперед, расти, дерзай!»

Сталинская премия — это не только одобрение стахановских дел моей бригады. Это прежде всего залог новых больших и полезных начинаний, которых Родина, Сталин ждут от нас, комсомольцев.

Мне двадцать три года. Самые важные и самые большие дела еще впереди, вся жизнь впереди.

* * *

На завод «Калибр» я пришел зимой 1943 года. Мне тогда еще не было шестнадцати лет.

В отделе кадров завода, разместившемся в небольшом домике у главной проходной, я сказал, что хочу работать для фронта и по­мочь отцу крепче бить фашистов.

Заведующая отделом кадров внимательно посмотрела на меня. Я был мал ростом и выглядел моложе своих лет. Боясь получить от­каз, я принялся горячо доказывать свое право стать к станку. У меня

имелась справка из подмосковного колхоза, удостоверявшая, что «школьник Уткин за лето выполнял ответственные полевые работы и заработал много трудодней». Эту справку я показал заведующей.

— Ладно, Володя, пойдешь в цех, — сказала она.

Направили меня в универсальный цех. Подошел я к большой,

плотно закрытой двери. Стою, слушаю гул, доносящийся из цеха, но войти не решаюсь. Мимо проходила девушка. Она, видимо, догада­лась, что я новичок, и велела итти за нею.

Встретили меня в цехе хорошо, приветливо. Мастера и токари — мои ровесники расспросили, откуда я, какой профессии хочу учиться.

— Не робей, Володя, тебе у нас понравится, — сказала табель­щица Нина.

Начальник цеха Вера Ивановна Дуванская посоветовала мне учиться на токаря, потому что это самая нужная цеху профессия.

Моими первыми учителями в цехе были молодые токари Лиза Синельникова и Валентин Ринг. Особенно многому я научился у Ва­лентина — моего ровесника и товарища по школе.

Первая операция, с которой началась моя учеба на заводе, была довольно сложная. Расточка детали микрометра — микрогильзы — требовала сноровки и внимания. Я присматривался к движениям сво­его учителя: как он зажимает деталь, пускает станок, начинает рас­точку, делает развертку, потом нарезает резьбу.

С каждым днем я лучше понимал смысл и цель каждого движе­ния Валентина. Потом однажды с его разрешения подставил к станку ящик из-под инструмента, встал на него и начал работать са­мостоятельно.

Конечно, не сразу дело пошло гладко. Так, например, зажав де­таль, я оставил ключ в патроне и сразу включил рубильник. Ключ отбросило с большой силой, и я чуть не наделал беды. Вначале бы­вало и резцы под неправильным углом затачивал, случались и дру­гие промахи. Но рядом были Валентин и Лиза, начальник цеха Вера Ивановна. Они терпеливо объясняли мне, как нужно обрабатывать деталь, затачивать резец.

С первых же дней самостоятельной работы я почувствовал боль­шую ответственность: мы трудились для победы, и одного напоминания об этом было достаточно, чтобы самое сложное и утомительное дело стало желанным.

Бывало в конце трудной и напряженной смены к нашим станкам подойдет Вера Ивановна и скажет:

— Ребята! На сборочном критическое положение. А у них сроч­ный заказ.

И мы прямо от своих станков отправлялись на сборочный уча­сток, чтобы там отработать еще половину смены.

Собирая из больших и малых деталей приборы, мы думали: «Вот если бы нас таких — усталых, не выспавшихся — увидели фронтови­ки, если бы узнали они, как мы работаем, то, наверное, сказали бы: «Молодцы ребята!» Это сознание согревало нас, прибавляло сил и бодрости.

Иногда мы добровольно оставались работать на всю ночь. По­спим на столах в техническом отделе два—три часа — и снова к станку.

Это была большая и суровая школа для нас, шестнадцатилетних и семнадцатилетних. Мы с первых же шагов своей трудовой жизни приучались тревожиться, бороться, отвечать не только за свое личное задание, но и за дела своего участка, цеха и завода.

Через год после моего прихода в цех я уже считался «кадрови­ком». На смену товарищам, уходившим в армию, на «Калибре» по­явилось много новичков. Теперь уже и мы сами были в роли учи­телей.

К первому году новой послевоенной пятилетки у нас в универ­сальном цехе на токарных станках работала уже большая группа мо­лодежи. Можно сказать, что рабочие призыва военных лет состав­ляли основную силу на участке.

Мы работали горячо, но неровно; наш цех числился на заводе «средним», и по показателям мы тоже были «середняками». Оказа­лось, что одного желания работать хорошо недостаточно. Нужна бы­ла новая стахановская организация труда на всем участке, во всем цехе.

Сорок шестой год был очень важным в моей судьбе и в судьбе многих моих товарищей по цеху. Из эвакуации начали возвращаться в Москву старые кадровые калибровцы. Среди них был старший мастер Николай Алексеевич Российский.

Когда Николай Алексеевич принимал дела на нашем участке, его предшественник, как полагается, давал характеристику каждому рабо­чему. Он рассказал, кто стахановец, кто старательный работник, но еще не выполняет нормы. Российский не поверил, что мы, молодые токари, являемся «середняками» и работаем неровно.

Однажды Николай Алексеевич попросил меня после работы зай­ти к нему. Шел я к новому мастеру без особого удовольствия: пока­затели моей работы были тогда неважные, похвалиться было нечем. Но Николай Алексеевич не стал меня стыдить и увещевать.

— Тебя устраивают твои показатели? —спросил он.

— Нет, не устраивают.

— Меня тоже, — сказал Российский улыбаясь. — Давай обсу­дим вместе, как быть дальше, как тебе выбраться из отстающих.

Откровенно говоря, я никогда прежде не считал себя отстаю­щим. План я почти всегда выполнял. Работал как будто неплохо, во всяком случае лучше многих. Почему же старший мастер вызвал именно меня?

Николай Алексеевич как будто понял, что у меня на душе, и сказал, глядя мне прямо в глаза:

— Я хотел спросить тебя, Володя, какой у тебя план жизни, о чем ты мечтаешь, за что борешься?

Что я мог ответить старшему мастеру? О каких мечтах расска­зать?

Я смутился. Российский это заметил.

— Сейчас наш народ начинает бороться за новую пятилетку. Бу­дут строиться новые заводы и шахты, расти города. Пятилетка точно предусматривает, что нужно сделать для народа. Но каждый из нас должен иметь свою пятилетку. Надо подумать, что мы можем сде­лать для страны.

Так вдруг просто и ясно раскрылась передо мной в словах Ни­колая Алексеевича большая и увлекательная задача, благодаря кото­рой станет важным и значительным каждый день моей жизни и ра­боты.

— А у вас, Николай Алексеевич, есть уже такая своя пятилет­ка, свой план жизни? — спросил я.

Российский посмотрел на меня, подумал и сказал:

— Есть. Только мой план не одного меня касается. Он и тебя касается и твоих товарищей... Я хочу весь наш участок сделать ста­хановским. С помощью коллектива поднять нашу работу на новую, высшую ступень. Понимаешь, Володя?

Никаких особых обещаний я в этот вечер не давал, да Россий­ский их и не требовал. Но ушел я из цеха с чувством, хорошо зна­комым мне по трудным военным дням, — с чувством большой ответ­ственности за свою работу, за работу товарищей.

И хотя в дальнейшем я стал работать лучше, перевыполнять за­дание, Николай Алексеевич меня не хвалил. Он словно давал мне понять: «Мало, мало еще. Надо больше!»

Однажды разладился мой станок. Я хотел уже звать слесаря- ремонтника, но тут подошел Николай Алексеевич. Удивительное у него чутье! Он всегда появляется там, где трудно, где затор. Стар­ший мастер мгновенно догадался, в чем беда, взял ключ и сразу устра­нил повреждение.

— Многому тебе еще учиться надо, — сказал он уходя.

В этот день после смены я зашел в техническую библиотеку и взял две брошюры по наладке и уходу за станком.

Влияние старшего мастера сказалось не только на моей работе. Николай Алексеевич изо дня в день все увереннее и тверже шел к осуществлению своего плана и увлекал за собой всех нас.

Мы охотно принимали высокие требования мастера. Все были довольны новыми порядками, которые утверждались на участке в последнее время. Каждый стал получать точное сменное задание, ра­бочее место подготовлялось образцово.

Приступая к работе, я мог уже через минуту включить станок: инструмент отлично подготовлен, заготовки лежат рядом, точно из­вестно, что в каждый час нужно растачивать по пяти скоб микромет­ра — двенадцать минут на скобу.

На доске показателей, вывешенной у входа в цех, росли цифры выработки у меня и у моих товарищей. Участок брал крутой подъем.

* * *

В начале 1947 года у нас в цехе установили новый револьвер­ный станок, сделанный после войны на Киевском заводе. Появление нового совершенного станка было для всех нас большим событием.

Все мы думали, что новый станок дадут кому-нибудь из самых старых, опытных рабочих. И вдруг мастер сказал, что осваивать но­вый станок поручается мне.

Не только меня, но и всех молодых токарей взволновало такое доверие. Мы поняли, что сейчас, когда по инициативе Российского осуществляется коллективная стахановская работа, нас, молодых, вы­двигают «на передовую линию».

Станок оказался более сложным, чем тот, на котором я работал. Но Николай Алексеевич любовно и терпеливо объяснял все его осо­бенности.

— Не забывай, что твой план не одного тебя касается, — напом­нил он мне давние слова. — Освоишь станок — придется остальных ребят учить.

Через неделю я уже обрабатывал на новом станке за смену по шестидесяти скоб микрометра. Это в полтора раза больше моей прежней производительности.

Думаю, что каждому рабочему, где бы он ни трудился: на заво­де, на фабрике, на железной дороге или в шахте — знакомо радост­ное и окрыляющее чувство удовлетворения. Это ощущаешь, видя, как день ото дня улучшаются показатели твоей работы, показатели ра­боты товарищей.-

Вслед за моими показателями в цехе появились еще лучшие: семьдесят — у Виктора, шестьдесят пять — у Лизы. Тогда и я стал бороться за семьдесят пять, а потом и за восемьдесят скоб.

Так родилось наше молодежное соревнование. С каждым днем оно становилось интереснее и увлекало нас.

Вскоре были установлены еще четыре станка, таких же, как мой. К этому времени у меня уже накопился некоторый опыт работы на новом станке. Моими подшефными оказались Клава Куренкова, Вик­тор Станкевич и Лиза Митрофанова. Несколько лет совместной ра­боты, борьба за стахановскую производительность очень сблизили нас.

Мы часто оставались в цехе, обсуждали свои планы. Наше то - парное дело — увлекательное, творческое. Здесь есть о чем подумать. И коллективные обсуждения увлекли всех, помогли лучше освоить профессию.

* * *

Николай Алексеевич был в то время не только старшим масте­ром, но и секретарем партийного бюро цеха. Он знал, что прежняя организация работы нас уже не устраивает, и предложил организо­вать в цехе комсомольско-молодежную бригаду токарей. Мы с ра­достью подхватили эту идею.

Но когда старший мастер рекомендовал назначить бригадиром меня, я стал возражать. Действительно, в состав новой бригады во­шло много хороших токарей, и можно было найти более достойную кандидатуру.

Но мастер настаивал на своем. Как я это теперь понимаю, он это делал не только потому, что доверял мне. Он хотел воспитать во мне чувство ответственности не за один мой станок, а за работу всей бригады.

Так я стал бригадиром.

— Ну, как же теперь работать будем? — спросила на собрании бригады Клава Куренкова, словно приглашая каждого высказать свои планы.

— Я предлагаю прежде всего начать взаимное обучение. Пусть Виктор покажет мне, как он делает самые трудные операции, а Воло­дя — Лизе. Потом сообща решим, как лучше, — сказала Клава.

И каждый высказался. Оказывается, наши ребята давно уже ду­мали об улучшении организации работы и многое успели продумать.

— Нужно хорошенько изучить и освоить станок и, если случат­ся какие-нибудь неполадки, не звать слесаря, а самим ремонтиро­вать, — добавил Виктор.

— Надо вызвать на соревнование бригаду Юры Орлова, — под­сказал Валентин. — Вызвать и обогнать по всем пунктам...

После собрания мы шли по заводскому двору. Не хотелось рас­ходиться. Много было волнующих вопросов, о которых хотелось по­говорить сейчас же.

Приятно после рабочего дня выйти на наш заводский двор. Пря­мо из цеха попадаешь в зеленый сад. Цветы расстилаются пестрым ковром.

Добрый час пробыли мы в заводском парке, обсуждая детали нашей завтрашней работы.

На первых порах Николай Алексеевич помогал нам правильнее распределить силы, наметить задачу для каждого.

Слово «резервы» стало у нас очень популярным. Мы старались искать и находить резервы — новые возможности повышения произ­водительности труда.

Прежде всего по нашей просьбе были организованы «курсы без отрыва от производства». В свободное от работы время механик цеха рассказывал нам об устройстве станка, о взаимосвязи его отдельных частей.

— Надо нам свой бригадный план увеличить, — сказала после одного из занятий Клава. — Самим делать малый ремонт станка — это еще не все.

Мы сначала не поняли, к чему она клонит. Но Клава пояснила:

— Разве вы не читали в газетах о скоростниках? Токари других заводов могут работать на высоких скоростях, а разве мы хуже их?

Вся бригада поддержала Клаву. Сразу после занятий мы отпра­вились к Марии Ивановне Коренцовой — технологу нашего цеха — и попросили ее позаниматься с нами по технологии.

Каждый раз, когда мы, молодые токари, задумывали какое-ни- будь интересное, но рискованное новшество, мы всегда шли за со­ветом и поддержкой к инженерам. И старшие товарищи, не считаясь с временем, приходили после смены в цех, помогали нам.

Мария Ивановна охотно согласилась заниматься с нами. Она рассказывала о высоких скоростях резания, позволивших советским токарям сделать коренной переворот в нашем деле. От нее мы узна­ли много интересного об особенностях технологии производства мик­рометров.

Когда кто-нибудь из наших токарей находил в газете или жур­нале статью о скоростниках, об интересном опыте стахановцев других

заводов, наша бригада во время перерыва читала и обсуждала ее. Вскоре мы сами стали работать на более высоких скоростях.

Нашим советским людям свойственно постоянное стремление итти вперед, искать и находить в своем деле новое. И мы, молодые ра­бочие, получившие трудовое воспитание в годы войны и послевоен­ной пятилетки, всем сердцем стремились внести свой вклад в разви­тие социалистического соревнования.

Перед нашими глазами был пример Российского — инициатора коллективной стахановской работы. Его почин был быстро подхвачен по всей стране.

Мы видели, как тысячи и десятки тысяч людей становились его последователями, улучшали и продолжали дело, начатое в нашем цехе.

О стахановцах—новаторах производства товарищ Сталин говорил:

«Это — люди простые и скромные, без каких бы то ни было пре­тензий на то, чтобы стяжать лавры фигур всесоюзного масштаба. Мне даже кажется, что они несколько смущены тем размахом движения, которое развернулось у нас вопреки их ожиданиям. И если, несмот­ря на это, спички, брошенной Стахановым и Бусыгиным, оказалось достаточно для того, чтобы все это дело развернулось в пламя, — то это значит, что стахановское движение является делом вполне на­зревшим. Только движение, которое вполне назрело и ждет толчка для того, чтобы вырваться на волю, — только такое движение могло распространиться так быстро и нарастать, как снежный ком».

Вот так и дело, начатое Российским, вполне назрело. Мы его подхватили с большой радостью. И каждый на участке чувствовал себя ответственным за успех новаторского начинания нашего старше­го мастера.

Моя бригада была частью стахановского коллектива участка. И мы, молодые токари, хотели, как и Российский, искать нового, про­двинуть дело вперед.

Мы искали и многое находили. Мне, например, удалось уплот­нить рабочий день еще на два часа.

На одной из операций по обработке скобы — на развертке от­верстия — станок работает на самоходе без моего вмешательства.

«Хорошо бы использовать это время для выполнения другой операции — окончательной развертки вручную», — подумал я.

Испробовал и достиг даже лучшего результата, чем ожидал. Два часа оказались сбереженными. Я стал делать сто и сто десять скоб вместо восьмидесяти.

На другой день поделился своей находкой с товарищами по брига­де. Так вместо двух моих часов в каждой смене оказались сбере­женными уже десятки часов.

Потом мы стали овладевать вторыми специальностями. Одни осваивали профессию шлифовщика, другие — фрезеровщика. Это позво­ляло в напряженные для цеха дни переводить токарей к фрезерному станку или фрезеровщиков к токарному.

За выдающиеся производственные успехи Николаю Алексеевичу Российскому присудили Сталинскую премию. Это было высокой на­градой и для всех нас — токарей, фрезеровщиков, бригадиров. В на­шем договоре на социалистическое соревнование с бригадой Юрия Орлова прямо так и было записано: «Каждому внести рационализаторское предложение, улучшающее организацию труда».

Российский одобрил наше начинание и сказал, что в Советской стране есть возможность планировать не только производство продукции, темпы строительства, но и новаторские усовершенствования.

Мне понравились эти слова. Ведь Верховный Совет СССР, ут­верждая великий план сталинской пятилетки, рассчитывал не только на размах строительства, мощь новой техники, но и на нашу стаха­новскую рационализацию и новшества, на новых Российских, Матро­совых, Хрисановых.

Мы считали рационализацию работы одним из важных условий своего соревнования. И у нас и в бригаде Юрия Орлова каждый месяц методы работы совершенствовались, становились более произ­водительными.

Великое дело в нашей жизни — соревнование. Этому движению, которое стало всенародным, мы обязаны всеми своими успехами. Как рождаются наши успехи? Кто-то из товарищей находит новый, луч­ший метод работы и вначале обгоняет остальных. Потом мы идем к нему учиться, перенимаем его метод. А назавтра поднимается произ­водительность уже у всей бригады. Послезавтра впереди другой то­варищ и увлекает за собой остальных. Об этом замечательном явле­нии в нашей советской действительности говорил товарищ Сталин:

«Одни работают плохо, другие хорошо, третьи лучше, — дого­няй лучших и добейся общего подъема».

Наша бригада и доводчики бригады Юрия Орлова шли в сорев­новании примерно рядом. Мы двигались все выше и выше, догоняя и перегоняя друг друга.

Поднималась производительность труда каждого рабочего. И это, по-моему, самое главное. Ведь основа успехов Российского в том и состоит, что каждого рабочего, весь коллектив участка он увлек на стахановскую работу.

* * *

В конце августа 1948 года на бригадном собрании мы прочитали письмо коллективов тридцати пяти московских предприятий, в кото­ром они призывали бороться за сверхплановые накопления. Эта за­дача увлекла нас и заставила по-новому подумать о своей работе. С чего начинаются эти миллиарды накоплений? Начинаются они, без­условно, с экономии в бригаде, с бережливости каждого из нас. Зна­чит, надо было определить, какую долю из двух московских мил­лиардов может взять на себя наша бригада.

Мы были уверены, что об этом думала не только наша бригада, но и сотни и тысячи других бригад, участков и цехов. Ведь мил­лионные и миллиардные накопления — кровное дело каждого рабоче­го. Каждому хотелось внести свой вклад в эти миллиарды.

Коллектив нашего завода взял на себя обязательство до конца года дать три миллиона сверхплановых накоплений, а ведь наша брига­да является частью коллектива.

Как бригадир я считал своим долгом подать пример. Подсчитал точно, что до конца года за счет изменения технологии обработки скобы могу сэкономить шесть машинных и ручных разверток, восемь зенкеров и три сверла, а также сократить расход смазочных масел примерно на восемь килограммов, увеличить вдвое срок службы ин­вентаря, находящегося на рабочем месте, и многое другое.

Хотелось, конечно, знать, сколько сотен и тысяч рублей сбере­жет наша бригада, но учесть это казалось трудным. Мы в то время понятия не имели о том, сколько стоит зенкер, сколько развертка, сверло, килограмм смазочного масла.

Заведующая кладовой без особого энтузиазма встретила мою просьбу отмечать в специальном лицевом счете, сколько я беру ин­струмента, смазочных материалов, какова у меня экономия.

— Этак придется завтра на каждого токаря специальную отчет­ность заводить! — сказала она.

— Думаю, что придется, — ответил я.

И в самом деле, большинство рабочих «Калибра» — молодых и старых, инженеры и мастера поддержали мое предложение. Лицевые счета были на другой же день открыты моими друзьями Лизой Мит­рофановой, Клавой Куренковой, Ваней Прокоповым, Володей Залыбиным и многими другими.

Партийное бюро цеха, всегда поддерживающее стремление кол­лектива к новому, созвало открытое партийное собрание.

Дали мне слово. Я коротко рассказал о своем замысле и при­звал товарищей вступить в соревнование за экономию государствен­ных средств. Потом выступали токари Прокопов, Станкевич, Куренкова.

— Хорошее дело мы начинаем, государственное дело, — сказал Российский. — Народ этот почин поддержит.

Действительно, если почин будет подхвачен хотя бы только в одном нашем цехе микрометров, то и это принесет тысячи рублей экономии. А если в такое соревнование включатся рабочие других заводов и фабрик, это будут уже десятки тысяч рублей.

Партийное бюро завода созвало начальников цехов, технологов и секретарей цеховых парторганизаций и поставило перед ними за­дачу помочь распространению нашего почина, создать благоприятные условия соревнующимся.

Для меня, молодого комсомольца, одобрение моего почина пар­тийной организацией было большой поддержкой. Хотелось не только выполнить обязательство, но и перевыполнить его.

Мы поставили перед собой задачу найти новые пути экономии. Начали мы это дело с сокращения количества инструментов, необхо­димых для обработки деталей. Раньше, например, чтобы довести до нужной гладкости внутреннюю поверхность отверстия «большого яб­лочка», его раззенковывали. Мы стали добиваться чистоты обрабо­танной поверхности, обходясь только сверлом и разверткой. Это нам удалось, и необходимость в специальном зенкере отпала. А ведь каж­дые четыре зенкера — это сто рублей.

На одной из бригадных «летучек» наши токари рассказали, что на соседнем участке, где обрабатывают корпус трещотки микрометра, выбрасывают в утиль инструмент, который у нас мог бы еще приго­диться.

Это особый вид зенкера. На соседнем участке его «перья» стачи­вались. И хотя кусочек быстрореза еще оставался, инструмент соседям уже не годился. А для нашей операции зенкер был пригоден и со сточенными перьями. Мы соответствующим образом затачивали его и использовали для подрезки торца. Это дало нам возможность от­казаться от победитового резца.

Еще две такие находки — и для обработки скобы нам хватало уже семи инструментов вместо одиннадцати.

Наш почин быстро распространился по всей стране. О бригаде стали писать в газетах, передавать по радио. На городской комсо­мольской конференции, вручая Московской организации ВЛКСМ орден Ленина, Николай Михайлович Шверник среди имен моло­дых стахановцев назвал и мое имя. Это было для меня большой наградой.

Так мне и моим товарищам по бригаде выпала честь выступить зачинателями социалистического соревнования за бережливость. Вслед за нами лицевые счета экономии ввели шлифовщики бригады Баурова, фрезеровщики цеха автоматов Матвеева, бригада Михай­ловой. Соревнование вышло за пределы «Калибра».

Как всегда бывает у нас, зачинателям пришлось многому по­учиться у своих последователей. Молодой токарь Игорь Яблонский обязался удлинить на два месяца срок службы станка без ремонта. Мы последовали примеру Яблонского. Токарь Кузнецов решил сэкономить резец, шлифовщик Точилкин — шлифовальный круг, а его товарищ по профессии Гринев — даже два круга. Мы и у этих то­варищей кое-чему научились.

Вскоре газеты сообщили, что к XI съезду ВЛКСМ наш почин подхватили сто пятьдесят тысяч молодых рабочих и работниц столи­цы и Московской области. Это радовало нас и вместе с тем ко мно­гому обязывало.

Новый технологический процесс дал нам возможность обрабаты­вать вдвое больше скоб. Но, помимо коренной технологической пере­стройки, важное значение имел и учет всяческих «мелочей».

Мы научились экономить смазочное масло, и это позволило сбе­речь сотни рублей. Бережно стали обращаться с обтирочным матери­алом. Не была забыта и экономия электроэнергии. Копейки склады­вались в рубли, десятки, сотни, тысячи рублей...

Наши обязательства были выполнены. Бригада стала стаханов­ской, добилась большой экономии. Наше бригадное клеймо на скобе микрометра принимается как гарантия ее высокого качества.

По мере того как улучшалась организация труда в бригаде, пе­редо мной вставали все более сложные вопросы. Часто приходилось итти за советом и помощью к Российскому, к технологу Коренцовой. Успехи нашей бригады были бы значительно меньшими, если бы не помощь старших товарищей — мастеров, инженеров, научных работ­ников.

В июне 1949 года партийная организация приняла меня в ряды большевистской партии. Будучи коммунистом, я с особенной силой чувствую, как еще много обязан сделать для родной страны.

* * *

Говорят, были такие времена, когда на токарном станке мог ра­ботать даже неграмотный или малограмотный человек, опирающийся только на «чутье» и не умеющий сделать простого расчета. Может быть, когда-то так и бывало. Но наше поколение, воспитанное в годы сталинской пятилетки, уже не мыслит себе работу на станке без под­линной культуры производства, без строгого расчета, без учета всех достижений стахановской организации труда.

Ученые из Инженерно-экономического института имени Серго Орджоникидзе — частые гости в нашем цехе. Они помогли коллекти­ву «Калибра» разработать стахановский техпромфинплан.

В содружестве с инженерами и учеными мы, стахановцы, нахо­дили новые пути в своей работе. По совету научных работников ин­ститута мы стали изучать станки и приспособления, установленные на других заводах. Мы увидели, что наши токарно-револьверные станки не позволяют вести обработку скобы микрометра с такой бы­стротой • и эффективностью, с какой можно было бы это сделать на более совершенных станках. Наша бригада решила взяться за конст­руирование специального агрегатного станка полуавтомата.

Наше предложение поддержали. Большую помощь в этом оказал нам научный работник института Борис Николаевич Га­малея.

Был заключен социалистический договор, который мне хочется здесь привести как свидетельство тесного содружества стахановцев и ученых.

«Мы, нижеподписавшиеся, движимые общими чувствами совет­ских людей, замыслили создать агрегатный станок для расточки скоб микрометра. Этот агрегат заменит пять обыкновенных станков и вы­свободит для другой работы пятерых токарей. Бригада Уткина обя­зуется принять активное участие в конструировании станка, а также изготовить необходимые части и детали, а институт обеспечит в по­рядке шефства квалифицированную техническую помощь и консуль­тацию».

Работать над станком-полуавтоматом мы начали под непосредст­венным руководством начальника конструкторского бюро завода ин­женера Бориса Михайловича Овечкина. Он внимательно выслуши­вал наши пожелания, помогал технически грамотно оформить тот или другой замысел наших токарей.

Содружество производственников с учеными оказалось плодо­творным. Сконструированный нами полуавтомат будет изготовлен и введен в строй в ближайшее время. Наш агрегат будет производить одновременно шесть операций.

Конструкция предусматривает автоматическое закрепление дета­лей, автоматическое предупреждение брака. Достаточно малейшего нарушения любого из заданных размеров скобы — и станок автома­тически остановится.

* * *

После перехода на новую организацию работы нам приходится преодолевать большие трудности. Чтобы добиться успеха в соревно­вании за бережливость, чтобы с честью осуществить свои планы, нам надо работать еще дружнее и упорно учиться.

Понятно, почему главное в моих планах на будущее — это серь­езная учеба. Я готовлюсь к поступлению в станкостроительный тех­никум. Это позволит мне шагнуть в своем деле дальше, подняться? на новую ступень.

Я многого жду от завтрашнего дня.

УТКИН ВЛАДИМИР ВАСИЛЬЕВИЧ

Г.ФУКАЛОВ,

горновой металлургического завода имени А. К. Серова, лауреат Сталинской премии