Постмодернистская философская альтернатива

💸 Как сделать бизнес проще, а карман толще?

Тот, кто работает в сфере услуг, знает — без ведения записи клиентов никуда. Мало того, что нужно видеть свое раписание, но и напоминать клиентам о визитах тоже. Проблема в том, что средняя цена по рынку за такой сервис — 800 руб/мес или почти 15 000 руб за год. И это минимальный функционал. Нашли самый бюджетный и оптимальный вариант: сервис VisitTime.
⚡️ Для новых пользователей первый месяц бесплатно. А далее 290 руб/мес, это в 3 раза дешевле аналогов. За эту цену доступен весь функционал: напоминание о визитах, чаевые, предоплаты, общение с клиентами, переносы записей и так далее.
✅ Уйма гибких настроек, которые помогут вам зарабатывать больше и забыть про чувство «что-то мне нужно было сделать».
Сомневаетесь? нажмите на текст, запустите чат-бота и убедитесь во всем сами!

Постмодернизм — явление многоликое. И понимают его по-разному. Одни — как общую характеристику современной исторической ситуации, другие — как самое шумное, эпатирующее литературное течение наших дней, третьи — как мандат, пропуск в XXI век, четвертые, напротив, — как консервативное возвращение к декадансу и нигилизму конца XIX — начала XX в. Для кого-то постмодернизм — это апология современных информационных технологий, электронных средств коммуникации, потребительства и гедонизма технически обустроенного бытия, а для кого-то, наоборот, — резко негативное отношение к техногенным характеристикам современного общественного развития, непреклонная солидарность с воззрениями и целями экологистов, амармистов, натуропатов и прочих альтернативников. Одни авторы связывают с постмодернизмом раскрепощение сознания, другие не устают сетовать на то, что он это сознание разрушает. Все это в постмодернизме действительно можно найти. Он неоднороден, во многом противоречив, что говорит о его продолжающемся становлении, так сказать, трудностях роста, а возможно и о каком-то временном, переходном характере. И, добавим, о том, что в любом явлении-течении следует отделять пену от глубинного, сущностного тока.

Сбивает с толку и русская калька “постмодернизма” — “постсовременность”. На самом деле постмодернизм очень, в высшей степени современен, всегда “здесь и сейчас”. Приставкой “пост” он противостоит не нынешнему, а модерному (modern), переведем окончательно на русский язык, — Новому времени. Тому, значит, что исторически было заложено в парадигмальных характеристиках новоевропейской культуры и перешло от нее в культуру действительно современную (contemporary).

Иными словами, постмодернизм борется с “современностью”, созданной Новым временем. Он с ней фронтально и радикально рвет. Современность же как модерн включает в себя рационалистический универсализм и эпистемологический фундаментализм, веру в единство истории и линейный прогресс, в объективную истину, освободительную миссию научного знания, в торжество разума и справедливости. Постмодернизм, напротив, выдвигает на первый план гетерогенность (разнородность), различия, прерывность (разрывы и бреши в реальности), фрагментарность, маргинальность, децентрацию, непрерывное изменение, безудержную тягу к новому. Он не просто “пост”, а антимодернизм.

В этом своем “анти”- качестве он противостоит всей предшествующей культуре. Если античность настаивала “Ничего слишком! ”, то постмодернизм провозглашает прямо противоположное — “Ничто не слишком! ”. “Все дозволено”, “Ничто не гарантировано” и “Да здравствует множественность! ”. В противоположность Лютеру, заявившему: “Я здесь стою и не могу иначе”, постмодернист говорит: “Я здесь стою, но могу как угодно”. Прежние эпохи были кумулятивными, старались все помнить. Постмодернистская установка иная — забыть! Забыть многое из того, что было когда-то естественным и нормальным, а теперь тормозит, торчит анахронизмом — чтобы прорваться к новым горизонтам бытия, к совершенно новой, не отягощенной прошлым реальности. Безусловно, постмодернистским был лозунг восставших (1968 г.) французских студентов: “Будьте реалистами — требуйте невозможного”. Особенно достается от постмодернизма разуму с его стремлением найти во всем порядок и смысл, причинную обусловленность, внутреннюю согласованность (систему). “Диктатура разума”, “трибунал разума”, “империализм рассудка” — других, более мягких характеристик ему не находят. Вместе с разумом подвергается критике и наука за ее претензию на привилегированную позицию в познании мира, природы, общества, человека. На самом деле, как считают постмодернисты, статус у науки нисколько не выше, чем у религии, морали, искусства, вообще любого непрофессионального дискурса.

Постмодернизм отбрасывает прежнюю интеллектуальную традицию и тем, что отказывается от глубины, предельной реальности, сущностной трансценденции, вызывающе демонстрируя полное доверие к поверхности и поверхностному (в т. ч. повседневному). Мысль эта, как ни странно, очень глубокая. Чтобы убедиться в этом, достаточно задуматься над таким вот обобщением-наблюдением: “самое глубокое — это кожа” (П. Валери). И над тем, что именно почва — верхний (поверхностный) слой земли является производительным, плодоносным. Для его понимания вовсе нет нужды обращаться к земной магме.

Постмодернистское “после” (“пост” — “после”) констатирует смерть или закат многих стержневых реалий прошлой культуры. Бога — как у Ницше, человека — как у Фуко, истории — как у Фукуямы, автора — как у Барта, и так далее.

Постмодернизм возник как рефлексия на новые явления в сфере искусства, и эту связь — с художественным, прежде всего литературным творчеством — он трогательно оберегает и методологически обосновывает. Нарратив (повествование) стал его эпистемологической парадигмой. В соответствии с ней, мир доступен нам лишь в виде историй, сказаний, рассказов о нем. Мы всегда накладываем на опыт какие-то нарративные структуры или сюжеты, чтобы упорядочить разрозненные данные, собранный материал. Даже физик у них не объясняет или доказывает, а повествует, рассказывает.

Связь с искусством, литературой объясняет и особую роль языка, вернее — текста в постмодернистских дискурсах. Для Дерриды, например, “ничего не существует вне текста”, человек находится всегда внутри текста и выйти за него в принципе не может. Любая попытка найти референт, т. е. соотнести язык с объективной реальностью, ведет лишь к рождению новых текстов, к перерастанию текста в интертекст, к открытию, в пределе, “первотекста” или “архиписьма”. В реальности интертекста легко убедиться, если задаться целью дать исчерпывающее, до конца прозрачное определение какого-нибудь понятия. Раскрывая каждое входящее в дефиницию, ее правую часть, слово, мы вынуждены будем лезть все в новые и новые словари, справочники, энциклопедии. Процесс практически бесконечный, пресечь его можно только одним способом — остановиться на какой-то интуитивной самоочевидности, но ее ведь всегда можно подвергнуть сомнению, что и делает постмодернизм.

С текстами постмодернизм работает весьма своеобразно — деконструктивистски. Деконструкция бросает вызов реалистическому анализу, она разлагает текст на исходные элементы, а затем их собирает, но уже по новой программе — не автора, а того, кто текст читает. По отношению к тексту они — автор и читатель — равны, ни у кого нет преимущества. Главное внимание при этом уделяется тому, что не высказано, более того — вытеснено, загнано на периферию. Деконструкция — это анализ разломов, несовпадений, скрытых алогизмов, неясностей и двусмысленностей, анализ по краям. Важно не то, что автор сказал, а то, что не сказал и почему.

Как социальная теория постмодернизм представляет собой радикальный плюрализм, плюрализм, идущий на смену коллективизму и индивидуализму прежних исторических эпох. В отличие от индивидуалистической атомарности индустриального общества плюрализм (а это уже постиндустриальное общество) характеризуется тем, что можно было бы назвать социальной молекулярностью — микродеятельным (реальным, в пределах сил и возможностей отдельного человека) и коммуникативным (общение — на личностном уровне) способом бытия или образом жизни. Основным ресурсом так понятой молекулярности является диалог, направленный на взаимопонимание по меньшей мере двух индивидов. Ну, а если “меру”, как того требует сама жизнь, увеличить, то разговор уже должен идти о полилоге — диалоге и взаимопонимании как можно большего числа людей. Плюрализм не претендует на истину социального бытия, но он эффективен, в нем много игры, творчества, свободы, радости индивидуального самоутверждения.

1. Как соотносятся между собой история философии и философия?

2. Не противоречит ли универсальность философского знания его “национальности”?

4. Каковы отличительные особенности древнекитайской философии?

5. Конфуцианство — философия это или религия?

7. Какую роль играли Веды в древнеиндийской культуре, в т. ч. и философии?

8. Почему именно в Древней Греции философия впервые получила столь впечатляющее развитие?

9. Чем, какими высказываниями прежде всего знаменит Сократ?

10. Символ пещеры у Платона — как его следует понимать?

11. Каковы “первые причины” бытия по Аристотелю?

12. В чем суть средневековой проблемы универсалий?

13. Что реально стояло за “Градом земным” и “Градом Божьим” у Августина Блаженного?

14. Как выглядело соотношение разума и веры у Фомы Аквинского?

15. Как трактует соотношение свободы и судьбы Никколо Макиавелли?

16. Каково содержание возрожденческого гуманизма?

17. Что нового внес Ф. Бэкон в спор между эмпириками и рационалистами?

18. Каковы основные правила декартового метода?

20. Как различал Кант три познавательные способности — чувственность, рассудок и разум?

21. Каков основной принцип гегелевской философии?

22. Что такое материалистическое понимание истории по Марксу?

23. Что представляет собой доктрина всеединства Вл. Соловьева?

24. Чем предлагал наполнить и тем оправдать жизнь Н. Бердяев?

25. Что такое аналитическая философия как стиль мышления?

27. В чем суть постмодернизма как социальной теории?

Самое краткое определение онтологии — это теория бытия, учение о бытии. Начнем с самого понятия “бытие”. Семантика его неоднозначна. В ней выделяются по крайней мере три слоя.

Первый — повседневный или обыденный: бытие как все, что есть, все, что существует; быть — значит, существовать в предметно-чувственном смысле этого слова. Существование здесь отождествляется с сущим, т. е. с совокупностью окружающих нас вещей. Доказательство такого существования является опытным и часто сводится к непосредственному восприятию. В данном плане работает берклианский принцип esse est percipi — существовать значит быть воспринимаемым. Вот, скажем, письменный стол, за которым я работаю. Он существует, потому что я вижу его и могу потрогать. Ну а если я выйду из комнаты, стол что — исчезнет? Нет, он все равно будет существовать, так как:

· я смогу его воспринять, вернувшись назад (он, следовательно, существует как возможность быть воспринятым);

В более сложных ситуациях доказательство существования сводится к представлению найденного конкретного предмета, т. е. к отождествлению его свойств и отношений с теми, которыми должен обладать объект, существование которого доказывается.

Второй смысловой слой понятия “бытие”, который уже можно назвать философским, имеет своим референтом то, что находится (скрывается) за вещами как они чувственно явлены нам. Это — существенное (сущностное) существование. Его еще можно назвать фундаментальным или глубинным существованием. В рассматриваемом плане бытие-существование отождествляется с реальностью как таковой, выясняется природа бытия и реальности.

Наконец, третий смысловой пласт “бытия” выражает Бытие с большой буквы, Единое, Абсолют, Космический Разум, а в конечном счете — Бога. На этом уровне (метауровне — по отношению ко второму смысловому уровню “бытия”) говорят о возможности и реальности самих сущностей. Так, понимаемое Бытие заключает в себе всю полноту конкретных видов бытия; оно вечно, нескончаемо во времени, самодостаточно, т. е. ни в чем не нуждается. В нем принято видеть истинное существование или подлинную реальность, тоску (ностальгию) по запредельному, триединство Истины, Блага и Любви. В данном плане бытие противопоставляется существованию и сущему. Сущность тождественна здесь существованию и наоборот. Поиски бытия, по Хайдеггеру, это поиски какой-то укорененности, это преодоление бездомности и осиротелости человеческого существования. Бытие как Абсолют не познается, а только открывается в особом “бодрствующем” режиме, в “краткие счастливые часы или минуты”. Оно — тайна, которую нельзя постигнуть или выразить в понятиях (“непостижимое” по Франку), но которую можно и нужно пережить или прожить. Бытийствующий, или осененный бытием, человек способен вырваться из плена повседневного, поверхностного и мелкого, существования, приобщиться к миру подлинных сущностей, наполнить свою жизнь истинным (духовным, вечным) смыслом.

Абсолютизация бытия идет от Августина Блаженного, от его идеи иерархичности структуры мира, трактуемой как градацию существ, как различные ступени совершенства. Чем больше в чем-то единства, истины, блага, совершенства, тем больше в нем бытия. Максимумом совершенства (добра, истины, благородства), а значит, и бытия обладает, по Аквинату, Бог. Он — причина совершенства и благородства всех существ. Чем ближе к Богу, тем больше совершенства и бытия. Разная мера совершенства и бытия - это именно разная удаленность от Совершеннейшего Существа. Судя по атрибутам и функциям, приписываемым Бытию-Абсолюту, перед нами — религиозная или теологическая доктрина, которая с трудом, если вообще, вписывается в рационально-категориальный строй философии.