Главная страница Случайная страница
Разделы сайта
АвтомобилиАстрономияБиологияГеографияДом и садДругие языкиДругоеИнформатикаИсторияКультураЛитератураЛогикаМатематикаМедицинаМеталлургияМеханикаОбразованиеОхрана трудаПедагогикаПолитикаПравоПсихологияРелигияРиторикаСоциологияСпортСтроительствоТехнологияТуризмФизикаФилософияФинансыХимияЧерчениеЭкологияЭкономикаЭлектроника
|
|
Анонимная стая
Осилить массу можно только массой Гете Первая из трех форм сообщества, которые мы хотим сравнить с единением, построенном на личной дружбе и любви, -- пожалуй, в качестве древнего имрачного фона, -- это так называемая анонимная стая. Это самая частая и, несомненно, самая примитивная форма сообщества, которая обнаруживается уже умногих беспозвоночных, например у каракатиц и у насекомых. Однако это вовсене значит, что она не встречается у высших животных; даже люди приопределенных, подлинно страшных обстоятельствах могут впасть в состояниеанонимной стаи, " отступить в нее", как бывает при панике. Термином " стая" мы обозначаем не любые случайные скопления отдельныхсуществ одного и того же вида, которые возникают, скажем, когда множествомух или коршунов собираются на падали, либо когда на каком-нибудь особенноблагоприятном участке приливной зоны образуются сплошные скопления улитокили актиний. Понятие стаи определятся тем, что отдельные особи некотороговида реагируют друг на друга сближением, а значит, их удерживают вместекакие-то поведенческие акты, которые одно или несколько отдельных существвызывают у других таких же. Поэтому для стаи характерно, что множествосуществ, тесно сомкнувшись, движутся в одном направлении. Сплоченность анонимной стаи вызывает ряд вопросов физиологии поведения.Они касаются не только функционирования органов чувств и нервной системы, создающих взаимопритяжение, " позитивный таксис", но -- прежде всего -- ивысокой избирательности этих реакций. Когда стадное существо любой ценой стремится быть в непосредственнойблизости ко множеству себе подобных и лишь в исключительных, крайних случаяхудовлетворяется в качестве эрзац-объектов животными другого вида -- этотребует объяснения. Такое стремление может быть врожденным, как, например, умногих уток, которые избирательно реагируют на цвет оперения своего вида илетят следом; оно может зависеть и от индивидуального обучения. Мы не сможем ответить на многие " Почему? ", возникающие в связи собъединением анонимной стаи, до тех пор, пока не решим проблему " Зачем? ", втом смысле, в каком рассматривали ее в начале книги. При постановке этоговопроса мы сталкиваемся с парадоксом: так легко оказалось найти вполнеубедительный ответ на бессмысленный с виду вопрос, для чего может бытьполезна " вредная" агрессия, о значении которой для сохранения вида мы знаемуже из 3-й главы; но, странным образом, очень трудно сказать, для чего нужнообъединение в громадные анонимные стаи, какие бывают у рыб, птиц и многихмлекопитающих. Мы слишком привыкли видеть эти сообщества; а поскольку мысами тоже социальные существа -- нам слишком легко представить себе, чтоодинокая сельдь, одинокий скворец или бизон не могут чувствовать себяблагополучно. Поэтому вопрос " Зачем? " просто не приходит в голову. Однакоправомочность такого вопроса тотчас становится ясной, едва мы присмотримся кочевидным недостаткам крупных стай: большому количеству животных труднонайти корм, спрятаться невозможно (а эту возможность естественный отбор вдругих случаях оценивает очень высоко), возрастает подверженность паразитам, и т.д., и т.п. Легко предположить, что одна сельдь, плывущая в океане сама по себе, или один вьюрок, самостоятельно улетающий по осени в свои скитания, или одинлемминг, пытающийся в одиночку найти угодья побогаче при угрозе голода, --они имели бы лучшие шансы на выживание. Плотные стаи, в которых держатся этиживотные, просто-таки провоцируют их эксплуатацию " хищниками одного удара", вплоть до " Германского акционерного общества рыболовства в Северном море".Мы знаем, что инстинкт, собирающий животных, обладает огромной силой, и чтопритягивающее действие, которое оказывает стая на отдельных животных инебольшие их группы, возрастает с размером стаи, причем вероятно даже вгеометрической прогрессии. В результате у многих животных, как например увьюрков, может возникнуть смертельный порочный круг. Если под влияниемслучайных внешних обстоятельств -- например, чрезвычайно обильный урожайбуковых орешков в определенном районе, -- зимнее скопление этих птицзначительно, на порядок, превысит обычную величину, то их лавина перерастаетэкологически допустимые пределы, и птицы массами гибнут от голода. Я имелвозможность наблюдать такое гигантское скопление зимой 1951 года близТурензее в Швейцарии. Под деревьями, на которых спали птицы, каждый деньлежало много-много трупиков; несколько выборочных проб с помощью вскрытияоднозначно указали на голодную смерть. Я полагаю, будет вполне естественно, если из явных и крупныхнедостатков, присущих жизни в больших стаях, мы извлечем тот вывод, что вкаком-то другом отношении такая жизнь должна иметь какие-то преимущества, которые не только спорят с этими недостатками, но и превышают их --настолько, что селекционное давление выпестовало сложные поведенческиемеханизмы образования стаи. Если стадные животные хотя бы в малейшей степени вооружены -- как, скажем, галки, мелкие жвачные или маленькие обезьяны, -- то легко понять, что для них единство -- это сила. Отражение хищника или защита схваченногоим члена стаи даже не обязательно должны быть успешными, чтобы иметьвидосохраняющую ценность. Если социальная защитная реакция галок и неприводит к спасению галки, попавшей в когти ястреба, а лишь докучает ястребунастолько, что он начинает охотиться на галок чуть-чуть менее охотно, чем, скажем, на сорок, -- этого уже достаточно, чтобы защита товарища приобрелавесьма существенную роль. То же относится к " запугиванию", с которымпреследует хищника самец косули, или к яростным воплям, с какими преследуюттигра или леопарда многие обезьянки, прыгая по кронам деревьев на безопаснойвысоте и стараясь подействовать тому на нервы. Из таких же начал путем вполне понятных постепенных переходов развилисьтяжеловооруженные боевые порядки буйволов, павианов и других мирных героев, перед оборонной мощью которых пасуют и самые страшные хищники. Но какие преимущества приносит тесная сплоченность стаи безоружным --сельди и прочей косяковой рыбешке, мелким птахам, полчищами совершающим своиперелеты, и многим-многим другим? У меня есть только один предположительныйответ, и я высказываю его с сомнением, так как мне самому трудно поверить, что одна-единственная, маленькая, но широко распространенная слабостьхищников имеет столь далеко идущие последствия в поведении животных, служащих им добычей. Эта слабость состоит в том, что очень многие, а можетбыть даже и все хищники, охотящиеся на одиночную жертву, неспособнысконцентрироваться на одной цели, если в то же время множество других, равноценных, мельтешат в их поле зрения. Попробуйте сами вытащить одну птицуиз клетки, в которой их много. Даже если вам вовсе не нужна какая-тоопределенная птица, а просто нужно освободить клетку, вы с изумлениемобнаружите, что необходимо твердо сконцентрироваться именно на какой-тоопределенной, чтобы вообще поймать хоть одну. Кроме того, вы поймете, насколько трудно сохранять эту нацеленность на определенный объект и непозволить себе отвлекаться на другие, которые кажутся более доступными.Другую птицу, которая вроде бы лезет под руку, почти никогда схватить неудается, потому что вы не следили за ее движениями в предыдущие секунды и неможете предвидеть, что она сделает в следующий момент. И еще -- как это нипоразительно -- вы часто будете хватать по промежуточному направлению, междудвумя одинаково привлекательными. Очевидно, как раз тоже самое происходит и с хищниками, когда имодновременно предлагается множество целей. На золотых рыбкахэкспериментально установлено, что они, парадоксальным образом, хватаютменьшее количество водяных блох, если их предлагается слишком много сразу.Точно так же ведут себя ракеты с радарным наведением на самолет: онипролетают по равнодействующей между двумя целями, если те расположены близкодруг к другу и симметрично по отношению к первоначальной траектории. Хищнаярыба, как и ракета, лишена способности проигнорировать одну цель, чтобысконцентрироваться на другой. Так что причина, по которой сельди стягиваютсяв плотный косяк, вполне вероятно, та же, что и у реактивных истребителей, которые мы видим в небе летящими плотно сомкнутым строем, что отнюдь небезопасно даже при самом высоком классе пилотов. Человеку, не вникавшему в эти проблемы, такое объяснение можетпоказаться притянутым за уши, однако за его правильность говорят весьмавеские аргументы. Насколько я знаю, не существует ни одного единственноговида, живущего в тесном стайном объединении, у которого отдельные животные встае, будучи взволнованны -- например, заподозрив присутствие хищного врага, -- не стремились бы стянуться плотнее. Как раз у самых маленьких и самыхбеззащитных животных это заметно наиболее отчетливо, так что у многих рыбэто делают только мальки, а взрослые -- уже нет. Некоторые рыбы в случаеопасности собираются в такую плотную массу, что она выглядит как однагромадная рыбина; а поскольку многие довольно глупые хищники, напримербарракуда, очень боятся подавиться, напав на слишком крупную добычу, -- этоможет играть своеобразную защитную роль. Еще один очень сильный довод в пользу правильности моего объяснениявытекает из того, что, очевидно, ни один крупный профессиональный хищник ненападает на жертву внутри плотного стада. Не только крупные млекопитающиехищники, как лев и тигр, задумываются об обороноспособности их добычи, прежде чем прыгнуть на буйвола в стаде. Мелкие хищники, охотящиеся набеззащитную дичь, тоже почти всегда стараются отбить от стаи кого-то одного, прежде чем соберутся всерьез на него напасть. Сапсан и чеглок имеют дажеспециальный охотничий прием, который служит исключительно этой цели иникакой другой. В. Бээбе наблюдал то же самое у рыб в открытом море. Онвидел, как крупная макрель следует за косяком мальков рыбы-ежа и терпеливождет, пока какая-нибудь-одна рыбка не отделится наконец от плотного строя, чтобы самой схватить какую-то мелкую добычу. Такая попытка неизменно заканчивалась гибелью маленькой рыбки в желудкебольшой. Перелетные стаи скворцов, очевидно, используют затруднения хищника свыбором цели для того, чтобы специальной воспитательной мерой внушать емудополнительное отвращение к охоте на скворцов. Если стая этих птиц замечаетв воздухе ястреба-перепелятника или чеглока, то она стягивается настолькоплотно, что кажется -- птицы уже не в состоянии работать крыльями. Однакотаким строем скворцы не уходят от хищника, а спешат ему навстречу и в концеконцов обтекают его со всех сторон, как амеба обтекает питательную частицу, пропуская ее внутрь себя в маленьком пустом объеме, в " вакуоли". Некоторыенаблюдатели предполагали, что в результате такого маневра у хищной птицызабирается воздух из-под крыльев, так что она не может не только нападать, но и вообще летать. Это, конечно, бессмыслица; но такое переживаниенаверняка бывает для хищника достаточно мучительным, чтобы оказатьупомянутое воспитательное воздействие; так что это поведение имеетвидосохраняющую ценность. Многие социологи полагают, что изначальной формой социальногообъединения является семья, а уже из нее в процессе эволюции развились всеразнообразные формы сообществ, какие мы встречаем у высших животных. Этоможет быть верно для общественных насекомых, а возможно, и для некоторыхмлекопитающих, включая приматов и человека, но такое утверждение нельзяобобщать. Самая первая форма " сообщества" -- в самом широком смысле слова -- этоанонимное скопление, типичный пример которого нам дают рыбы в мировомокеане. Внутри такого скопления нет ничего похожего на структуру; никакихвожаков и никаких ведомых -- лишь громадная масса одинаковых элементов.Несомненно, они взаимно влияют друг на друга; несомненно, существуюткакие-то простейшие формы " взаимопонимания" между особями, составляющими этископления. Когда кто-то из них замечает опасность и спасается бегством, --все остальные, кто может заметить его страх, заражаются этим настроением. Насколько широко распространится такая паника в крупном косяке, окажется ли она в состоянии побудить весь косяк к повороту и бегству -- этосугубо количественный вопрос; ответ здесь зависит от того, сколько особейиспугались и насколько интенсивно они удирали. Так же можег среагироватьвесь косяк и на привлекающий стимул, вызывающий " позитивный таксис", даже втом случае, если его заметила лишь одна особь. Ее решительное движениенаверняка увлечет в том же направлении и других рыб, и снова лишь вопросколичества, позволит ли себя увлечь весь косяк. Чисто количественное, в определенном смысле очень демократическоепроявление такой " передачи настроений" состоит в том, что решение даетсякосяку тем труднее, чем больше в нем рыб и чем сильнее у них стадныйинстинкт. Рыба, которая по какой-то причине поплыла в определенномнаправлении, вскоре волей-неволей выплывает из косяка и попадает при этомпод влияние всех стимулов, побуждающих ее вернуться. Чем больше рыбвыплывает в одном и том же направлении, -- какие бы внешние стимулы нипобуждали каждую из них, -- тем скорее они увлекут весь косяк; чем большекосяк -- а вместе с тем и его обратное влияние, -- тем меньшее расстояниепроплывают его предприимчивые представители, прежде чем повернут обратно, словно притянутые магнитом. Поэтому большая стая мелких и плотно сбившихсярыбок являет жалкий образец нерешительности. То и дело предприимчивые рыбкиобразуют маленькие группы, которые вытягиваются из стаи, как ложноножка уамебы. Чем длиннее становятся эти псевдоподии, тем они делаются тоньше, и темсильнее, очевидно, становится напряжение вдоль них; как правило, этот поискзаканчивается стремительным бегством в глубь стаи. Когда видишь это --поневоле начинаешь нервничать, сомневаться в демократии и находитьдостоинства в политике правых. Что такие сомнения мало оправданны -- доказывает простой, но оченьважный для социологии опыт, который провел однажды на речных гольянах Эрихфон Хольст. Он удалил одной-единственной рыбе этого вида передний мозг, отвечающий -- по крайней мере у этих рыб -- за все реакции стайногообъединения. Гольян без переднего мозга выглядит, ест и плавает, какнормальный; единственный отличающий его поведенческий признак состоит в том, что ему безразлично, если никто из товарищей не следует за ним, когда онвыплывает из стаи. Таким образом, у него отсутствует нерешительная " оглядка" нормальной рыбы, которая, даже если очень интенсивно плывет в каком-либонаправлении, уже с самых первых движений обращает внимание на товарищей постае: плывут ли за ней и сколько их, плывущих следом. Гольяну без переднегомозга это было совершенно безразлично; если он видел корм или по какой-тодругой причине хотел кудато, он решительно плыл туда -- и, представьте себе, вся стая плыла следом. Искалеченное животное как раз изза своего дефектастало несомненным лидером. Внутривидовая агрессия, разделяющая и отдаляющая сородичей, по своемудействию противоположна стадному инстинкту, так что -- само собой разумеется-- сильная агрессивность и тесное объединение несовместимы. Однако не столькрайние проявления обоих механизмов поведения отнюдь не исключают другдруга. И у многих видов, образующих большие скопления, отдельные особиникогда не переступают определенного предела: между каждыми двумя животнымивсегда сохраняется какое-то постоянное пространство. Хорошим примером томуслужат скворцы, которые рассаживаются на телеграфном проводе с правильнымипромежутками, словно жемчужины в ожерелье. Дистанция между каждыми двумяскворцами в точности соответствует их возможности достать друг друга клювом.Непосредственно после приземления скворцы размещаются случайным образом; ноте, которые оказались слишком близко друг к другу, тотчас затевают драку, иона продолжается до тех пор, пока повсюду не установится " предписанный" интервал, очень удачно обозначенный Хедигером как индивидуальная дистанция.Пространство, радиус которого определен индивидуальной дистанцией, можнорассматривать как своего рода крошечную транспортабельную территорию, потомучто поведенческие механизмы, обеспечивающие поддержание этого пространства, в принципе ничем не отличаются от описанных выше, определяющих границысоседних владений. Бывают и настоящие территории -- например, у олушей, гнездящихся колониями, -- которые возникают в точности так же, какраспределяются сидячие места у скворцов: крошечное владение пары олушейимеет как раз такие размеры, что две соседние птицы, находясь каждая вцентре своего " участка" (т.е. сидя на гнезде), только-только не достают другдруга кончиком клюва, когда обе вытянут шеи, как только могут. Итак, стайное объединение и внутривидовая агрессия не совсем исключаютдруг друга, но мы упомянули об этом лишь для полноты общей картины. Вообще же для стайных животных типично отсутствие какой бы то ни былоагрессивности, а вместе с тем и отсутствие индивидуальной дистанции.Сельдевые и карповые косяковые рыбы не только при беспокойстве, но и в покоедержатся так плотно, что касаются друг друга; и у многих рыб, которые вовремя нереста становятся территориальными и крайне агрессивными, всякаяагрессивность совершенно исчезает, как только эти животные, позаботившись опродолжении рода, снова собираются в стаи, как многие цихлиды, колюшка идругие. В большинстве случаев неагрессивное косяковое состояние рыб внешнепроявляется в их особой окраске. У очень многих видов птиц тоже господствуетобычай -- на время, не связанное с заботой о потомстве, вновь собираться вбольшие анонимные стаи, как это бывает у аистов и цапель, у ласточек и оченьмногих других певчих птиц, у которых супруги осенью и зимой не сохраняютникаких связей. Лишь у немногих видов птиц и в больших перелетных стаях супружескиепары -- или, точнее, родители и дети -- держатся вместе, как у лебедей, диких гусей и журавлей. Понятно, что громадное количество птиц и теснота вбольшинстве крупных птичьих стай затрудняют сохранение связей междуотдельными особями, но большинство этих животных и не придает этому никакогозначения. В том-то и дело, что форма такого объединения совершенно анонимна; каждому отдельному существу общество каждого сородича так же мило, как илюбого другого. Идея личной дружбы, которая так прекрасно выражена внародной песне, -- " У меня был друг-товарищ, лучше в мире не сыскать", --абсолютно неприложима в отношении такого стайного существа: каждый товарищтак же хорош, как и любой другой; хотя ты не найдешь никого лучше, но иникого хуже тоже не найдешь, так что нет никакого смысла цепляться закакого-то определенного члена стаи как за своего друга и товарища. Связи, соединяющие такую анонимную стаю, имеют совершенно инойхарактер, нежели личная дружба, которая придает прочность и стабильностьнашему собственному сообществу. Однако можно было бы предположить, чтоличная дружба и любовь вполне могли бы развиться в недрах такого мирногообъединения; эта мысль кажется особенно заманчивой, поскольку анонимнаястая, безусловно, появилась в процессе эволюции гораздо раньше личныхсвязей. Поэтому, чтобы избежать недоразумений, я хочу сразу предупредить отом, что анонимное стаеобразование и личная дружба исключают друг друга, потому что последняя -- как это ни странно -- всегда связана с агрессивнымповедением. Мы не знаем ни одного живого существа, которое способно наличную дружбу и при этом лишено агрессивности. Особенно впечатляющейявляется эта связь у тех животных, которые становятся агрессивными лишь напериод размножения, а в остальное время утрачивают агрессивность и образуютанонимные стаи. Если у таких существ вообще возникают личные узы -- эти узы теряютсявместе с утратой агрессивности. Именно поэтому распадаются супружеские парыу аистов, зябликов, цихлид и прочих, когда громадные анонимные стаисобираются для осенних странствий.
Данная страница нарушает авторские права?