💸 Как сделать бизнес проще, а карман толще?

Тот, кто работает в сфере услуг, знает — без ведения записи клиентов никуда. Мало того, что нужно видеть свое раписание, но и напоминать клиентам о визитах тоже. Проблема в том, что средняя цена по рынку за такой сервис — 800 руб/мес или почти 15 000 руб за год. И это минимальный функционал. Нашли самый бюджетный и оптимальный вариант: сервис VisitTime.
⚡️ Для новых пользователей первый месяц бесплатно. А далее 290 руб/мес, это в 3 раза дешевле аналогов. За эту цену доступен весь функционал: напоминание о визитах, чаевые, предоплаты, общение с клиентами, переносы записей и так далее.
✅ Уйма гибких настроек, которые помогут вам зарабатывать больше и забыть про чувство «что-то мне нужно было сделать».
Сомневаетесь? нажмите на текст, запустите чат-бота и убедитесь во всем сами!

Софья Андреевна Толстая-Есенина.

^{Фрагмент фото 1925 г.}

Софья Толстая записала в дневнике: «9 июля. Четверг. Дома бил Ивана Приблудного».

По своей ли доброй воле или по-пьянке, но Иван Овчаренко (это его настоящая фамилия) тоже становится секретным сотрудником ГПУ. Позже, из протоколов допроса — а арестовывался он трижды — стало известно, что этой работой тяготился и рассекретил себя еще в 1926 году. Об этом пишет в своей книге Станислав Куняев.

Переезжая к Софье Толстой, Есенин, наверное, думал о тихой пристани, где мог по-семейному жить и в спокойной обстановке работать. В доме-музее царили патриархальная старина, уют и тишина. Не тут-то было!

Не успел перебраться, как дом превратился в Содом. Толпы посторонних людей, попойки, драки — так напишут в воспоминаниях, хотя младшая сестра Александра Есенина рассказывает другое:

«Вечера мы проводили одни, без посторонних людей: Сергей, Соня, Катя, я и Илья. Иногда к нам заходил Василий Федорович Наседкин. В то время он ухаживал за Катей. Его любил Сергей, и Наседкин был у нас своим человеком. Даже 18 сентября, вдень регистрации брака Сергея и Сони, у нас не было никого посторонних. Были все те же Илья и Василий Федорович».

И в последний его день, 23 декабря, тоже никого не было посторонних: «Мы сидели втроем у Сони: она, Наседкин и я», — вспоминает Александра.

Но прочтите, например письма Ольги Константиновны Толстой подруге Р.А. Кузнецовой от 11 января 1926 года и придете в ужас:

«Когда увидимся, расскажу более подробно, а в письме невозможно — слишком безобразно и тяжело, непередаваемо.

(…) Он почти всегда был пьян, день превращал в ночь и наоборот; постоянно у нас жили и гостили какие-то невозможные типы, временами просто хулиганы пьяные, грязные. Наша Марфуша с ног сбивалась, кормя и поя эту компанию. Все это спало на наших кроватях и белье, ело, пило и пользовалось деньгами Есенина, который на них ничего не жалел. Зато у Сони нет ни башмаков, ни ботиков, ничего нового — все старое, прежнее, совсем сносившееся…

Ежемесячно получая более 1000 руб., он все тратил на гульбу и остался всем должен: за квартиру 3 месяца мне (еще с лета) около 500 руб. и т. д. Ну да его, конечно, винить нельзя, просто больной человек, но жалко Соню)».

Это письмо Ольги Константиновны, как и многие письма о Есенине, отмечены правдоподобием. Примечательно другое: Ольга Константиновна с ними в этом доме не жила. Верно то, что в Госиздате ему до апреля за собрание сочинений должны были выплачивать по договору по тысяче рублей, но Евдокимов уже объяснил, каких мук и издевательств это стоило Есенину. Знала об этом и Ольга Константиновна: в августе 1925 года пишет дочери, что Илья ходил в Госиздат за деньгами, «обещали деньги только после 20-го!»

Ольга Константиновна пишет, что Есенин задолжал за квартиру за 3 месяца. Но вот опубликована одна из последних записок Есенина: «Соня. Переведи комнату на себя. Ведь я уезжаю и потому нецелесообразно платить лишние деньги, тем более повышенно».

И в записке сестре в это же время: «Узнай у Сони, почему мы одни все время платили за квартиру, за газ и электричество».

Несмотря на договор с Госиздатом экономическая удавка плотно захлестнула его шею и сдавливала так, что нечем было дышать. В каждом письме, в каждой записке этот крик.

22 июля 1925 года — в издательство «Современной России», т. Берлину:

«Прошу Вас выдать мой гонорар по вашему усмотрению моей сестре.

С. Есенин».

Июль 1925 года:

«Милая Анна Абрамовна! Позвоните Марку и возьмите у него 50 руб. до среды на свое или мое имя.

Любящий С. Есенин».

18 августа 1925 года, Чагину:

«Дорогой Петр Иванович! Скажи Фришбергу, чтоб он дал (…) денег для меня».

13 октября 1925 года В. Казину:

«Голубь Вася! Устрой немного денег. А то до получки сижу без сантима.

Твой С. Есенин».

16 октября 1925 года:

«Дорогая Анна Абрамовна! Ты всегда была моим ангелом-хранителем… Половина жизни за 100 руб. И целая поэма о гнусности денег.

Твой С. Есенин».

Друзья, все друзья, давно уже были на службе у большевиков — советские служащие. И только Есенин оставался сам по себе.

С перездом Есенина в «тихую обитель» сразу же резко изменилась окружающая обстановка. В дом-музей начали постоянно подселять жильцов. Это называлось «уплотнение». Ольга Константиновна всячески боролась с этим незаконным заселением. Дошло до судебного разбирательства:

«Устала я от всей этой истории, Соня, ужасно и потому не обижайся, что я иногда ворчу. Ведь ты подумай, благодаря непрактичности и халатности С.А. я целое лето не выхожу из неприятностей».

Знала бы Ольга Константиновна, как в первую очередь сам Сергей Александрович страдал от создавшейся обстановки! Прописывали всех, не прописывали только мужа, то есть Есенина, находя для этого всякие причины, вплоть до военного билета, что к прописке, как выяснила Ольга Константиновна, не имело никакого отношения.

Обстановка в доме была такова, что Ольга Константиновна предпочитала жить у Чертковых. Из писем Софьи Андреевны Толстой-Есениной:

«Ужасная Москва где-то далеко и верстами, и в памяти» (из письма Эрлиху).

«Москва кажется дьявольски кошмарным сном» (из письма матери).

После гибели Есенина 24 июля 1926 года пишет Александру Федоровичу Кони из Коктебеля:

«Вы спрашиваете обо мне. Я поехала в Крым по настоянию моей матери и по усиленному приглашению моих друзей Волошиных. В Москве я измучилась и издергалась до последней крайности. Здесь рада избавлению от города, шума, дрязг. Но что такое отдых, я, кажется, больше не знаю».

И через два года Соня с содроганием вспоминала это время:

«Как было плохо, когда было слишком много близких, и как грустно и страшно, когда я совсем одна».

Куда же подевались «уплотненные» родственники и знакомые? Не стало Есенина — не стало и необходимости в «уплотнении»?

Одно дело, когда лгали о есенинском пьянстве посторонние люди, другое дело, когда такие «непередаваемо безобразные» сведения исходили от Ольги Константиновны. Есенин знал об этом. И мог предполагать, что и Софья участвует в этих разговорах. 19 декабря в письме матери Софья пишет:

«Если вы любите меня (…), то я прошу вас ни в мыслях, ни в словах никогда Сергея не осуждать и ни в чем не винить. Что из того, что он пил и пьяным мучил меня. Он любил меня, и его любовь все покрывала. И я была счастлива, безумно счастлива… Благодарю его за все и все ему прощаю. И он дал мне счастье любить его. А носить в себе такую любовь, какую он, душа его родили во мне, это бесконечное счастье».

И еще из этого письма:

«Как любовник он мне совсем не был нужен. Я просто полюбила его всего. Остальное пришло потом. Я знала, что иду на крест, и шла сознательно, потому что ничего в жизни не было жаль. Я хотела жить только для него. Я себя всю отдала ему. Я совсем оглохла и ослепла, и есть только он один. Теперь я ему больше не нужна, и у меня ничего не остается».

Но вот в письме Евдокимову (он редактировал собрание сочинений Есенина) Софья Андревна сообщает, что ей предстоит поездка за рубеж.

«Если мне это дело удастся, и я попаду за границу, то я смогу сделать кое-что полезное для нашей с Вами общей работы около С.А.».

Поездка ее не состоялась. Надо ли объяснять, почему? Уже в 1927 году весь этот фактический материал мог стать достоянием читателей и, конечно, в гораздо большем объеме. Еще жива была Айседора Дункан. Живы были все, с кем Есенин встречался за рубежом.

В музее Ясной Поляны и теперь живы легенды о Есенине. В доверительной беседе вам порасскажут многое о недостойном поведении отпетого негодяя. Должно быть, по этой причине ни близкие, ни дальние родственники Толстых с есенинскими родственниками отношений не поддерживали. Одна Софья Андреевна не порывала связи и, насколько было в ее силах и возможностях, помогала родидилям (добилась, например для матери поэта персональной пенсии), сестрам и детям Есенина, которым ох как нелегко пришлось после его гибели.