Основная критика гештальт-терапевтической литературы о стыде

Стыд лежит в основе большинства, если не всех, психологических затруднений

Кофман (1980),
процитированный Вилером:

Стыд – это аффект, являющийся источником многих сложных и беспокоящих внутренних состояний: депрессии, отчуждения, сомнения в себе, изолирующего одиночества, параноидального и шизоидного феноменов, навязчивых расстройств, расщепления себя, перфекционизма, глубокого чувства неполноценности, так называемых пограничных состояний и расстройств нарциссизма. Это феномены, которые коренятся в стыде… каждый коренится в значимой межличностной неудаче (курсив добавлен Вилером).

Важно, что Вилер выделяет курсивом значимость локуса (поля), описанного Кофманом как " коренящегося в значимой межличностной неудаче". В действительности, терапевты оказались бы в затруднении, столкнувшись со многими проблемами, с которыми работает психотерапия, не связанными с трудностями в межличностных отношениях – " коренящихся в значимой межличностной неудаче".

Вилер (1997) далее утверждает:

Переживания такого рода разрыва составляют аффективный кластер, который мы называем стыдом, варьирующуюся от легкого замешательства и смущения через глубокое унижение до состояний слепой ярости и декомпенсации.

Более того, мы смотрим на критичность, отрицание, гиперавтономность, хроническую злость и порицание, так же как и на скорбь, депрессию, сомнения в себе, " слияние" и другие менее пагубные привычки в поведении, выискивая скрытый фон поддержки и разрыва/стыда под фигурой этих высших чувств и действий.

Процитированные утверждение Кофмана и Вилера, могут создать впечатление, что неизбежным источником происхождения большинства психологических проблем является стыд.

Получение доказательств для такого утверждения может быть объяснено способом наблюдения или манерой постановки вопросов и вмешательств. Линзы, которые вы используете, ограничивают и предопределяют характер данных, которые вы получаете (Резник, 1996). Повсеместное использование клиницистами линз стыда, вероятно, порождает множество феноменов, которые подтверждают их веру, что стыд лежит в основе большинства психологических затруднений. Например, представьте другого рода данные, которые вы бы " получили" (тем самым подтверждая ваше новое пристрастие) от клиентов, если бы вы настроили ваши предположительные терапевтические линзы на то, что недостаток любви лежит в основе всех психологических проблем. Посмотрите на постулирование страха как вездесущего этиологического фактора. А как насчет теорий/проекций различных теоретиков относительно жизненной силы, например, Адлеровской власти, Фрейдовской сексуальности, Перлзовской агрессии? Для женщин, как насчет зависти к пенису в качестве инвариантного источника? Неразрешенный эдипов комплекс для мужчин? Первоначальный омут боли?

В феноменологически основанной терапии, такой как гештальт-терапия, терапевту понадобится следовать феноменологическому методу слушания, отбросив как можно больше своих ценностей, убеждений, теорий, интерпретаций, пристрастий и т.д. с целью получить новые и свежие впечатления от клиента. Универсальные объяснительные конструкции информируют нас мало о чем другом, кроме проекций/пристрастий теоретика или терапевта. Важны только свежесть и различия, и различия составляют разницу, которая действительна важна и информативна.

Утверждение, что стыд является причиной всех проблем, нарушает как наш феноменологический способ слушания, так и наше уважительное отношение к клиентской феноменологии. Это также явно нарушает наш мета взгляд на мир, который предполагает, что наше понимание того, что составляет стыд отражает " реальность" не больше, чем понимание любого другого человека, особенно данного конкретного клиента, когда обращаются к его опыту. Эта точка зрения явно вступает в конфликт с большей частью сегодняшней гештальт-терапевтической литературы о стыде.

Если бы мы все разделяли одну и ту же феноменологию и, тем самым, те же значения, тогда героиня Шалом Алейхема Гольд (в Скрипаче на крыше по книге Теви и его пять дочерей) была бы абсолютно права, говоря своему мужу Теви: " Скажи мне, что тебе приснилось, и я скажу, что это значит".

" Скрытый стыд"

Утверждение " скрытого стыда", когда клиент никак не проявляет его и не подтверждает предположение терапевта о его наличии, очевидно является возвратом к психоаналитическому взгляду на терапевта как на эксперта по чужому опыту. Он классически описывается как " демонстрируемое содержание и скрытое содержание": что, как вы думаете, вы имеете в виду, и " я знаю", что вы действительно имеете в виду. Более того, объясняется даже то, как получается, что клиент не идентифицируется с приписываемым ему стыдом (например, это слишком болезненно, это слишком пугающе, ему приходится отрицать это в данный момент и т.д.). Такая позиция превращает терапевта в " эксперта", и ведет к изолированным закрытым системам понимания, где " мы знаем, то что мы знаем", и любые данные, которые противоречат, тому что мы " знаем", можно объяснить какой-то другой вещью, которую мы " знаем". Или я прав, или я прав. Либо вы испытываете стыд, либо вы это отрицаете, и тогда это становится свидетельством " скрытого стыда". В любом случае, феноменология терапевтов/теоретиков стыда торжествует. Монументальное психоаналитическое " chutzpah"!

Терапевты несут " ответственность" за обнаружение у клиента проблем стыда

Следование феноменологическому/диалогическому методу предполагает, что отслеживание и уважительное отношение к клиентской феноменологии имеет большое значение и ценность. Однако, феноменология терапевта, с некоторой избирательностью, также должна учитываться, если хотят, чтобы встреча была действительно диалогической. И здесь искусный танец терапевта, обнаруживающий его убеждения и интерпретации о стыде, должен быть представлен клиенту в качестве размышлений терапевта или теории (локус в терапевте), а не как определение клиентского опыта (локус в клиенте). Для терапевта важно уметь тонко различать собственные теоретические построения и построения, основанные на феноменологическом опыте. Это позволяет понять клиента и уже на основании этого решить, как и когда познакомить его с идеей стыда.

В любом случае необходимо, чтобы терапевт тщательно следил за восприятием и реакцией клиента на такого рода знакомство. Безоглядная интроекция так же опасна, как и безоглядное отвержение. Очевидно, что встроенная иерархия и непропорциональное распределение власти, присущее большинству терапевтических отношений, будут способствовать склонению клиента в направлении принятия точки зрения терапевта и доставления удовольствия терапевту, вследствие чего не могут быть слишком ясно прослежены.

Эдвард Сапир, лингвист начала этого века и учитель Бенджамина Ворфа, известного по " ворфианской гипотезе", сказал: " Язык – это почва, в которую льются детские мысли" (Сапир, 1921). Гипотеза Ворфа предполагала, что язык контролирует и влияет на восприятие и, тем самым, на придание значений (Ворф, 1956). Языковые упражнения терапевтов с такими словами как стыд сходны использованию слов типа рана и травма в психотерапии, когда клиент не вносил этого лексикона в терапию. Совершенно очевидно, что язык терапевта повлияет на создание значений клиентом, а если так, я верю, что гештальт-терапия отстаивает изначальное сохранение клиентского языка/феноменологии, когда речь идет об опыте этого клиента.

Стыд – это нежелательный разрыв и нарушение поддержки (поля)

Это утверждение, красноречиво описанное Вилером в его статье, является чрезвычайно важным понятием, конгруэнтным и подтверждающим гештальт-терапевтические взгляды, согласно которым человек находится в поле и взаимозависим внутри него. Тем самым мы явно отмежевываемся от любого рода индивидуалистических моделей, подразумевающих независимость в качестве главной цели. Лаура Перлз прокомментировала, что " независимость без связи является маскарадом для изоляции" (Перлз, 1971, личное общение). Вилер предпринимает попытку восстановить баланс в гештальт-терапевтической теории, заостряя внимание на важности окружения и поддержки. Хотя эта идея не нова для гештальт-терапии, маятник, возможно, уже сдвинулся слишком далеко от поддержки и проблем поля по мере того, как гештальт-терапия старела и " впитывала" в себя нашу изначально индивидуалистическую культуру. Хотя " Куриный суп – это яд" (Резник, 1968) все еще является реальностью для многих из нас большую часть времени, не питаться, т.е. не принимать поддержку от поля, может быть в равной мере токсично. Фритц Перлз отстаивал взгляд, что здоровые люди – " само-поддерживающиеся". Быть таковым включает общение и иногда зависимость в пределах большего поля, чем усилия быть самодостаточным. Это отличие часто путалось с возникающим в результате искажением, что целью Перлза и гештальт-терапии является полная самодостаточность людей. Организменно/средовое поле едино.

Лично я бы предпочел, чтобы Гордон Вилер подчеркнул, что стыд является аффектом (или эффектом) разрыва и ухода от поддержки поля, только когда такой уход является ненамеренным. Хотя Вилер и утверждает это явно в одном месте в своем обсуждении: " Стыд, таким образом, является переживанием ненамеренного (для меня) разъединения с моим жизненно важным социальным полем", – большую часть статьи он не делает это условие очевидным. Я обеспокоен, что из этого можно сделать вывод, что все уходы от поддержки ведут к стыду. Ясно, что это не так. Кроме того, наличие поддержки поля не гарантирует, что человек не будет испытывать стыда.

Терапевтам нужно воспринимать клиентский стыд в не провоцирующем стыда окружении, и полезно, чтобы терапевт поделился своими собственными переживаниями стыда

Применительно к реальной клинической работе, эти два утверждения, часто являющиеся поддерживающими, утешающими и приносящими облегчение клиенту, не составляют, на мой взгляд, хорошей терапии со стыдом. Хотя они часто предоставляют некоторую почву и базовую поддержку в процессе работы, порождающие стыд феноменологические процессы не достигаются и не ассимилируются. Эмпатическая поддержка в окружении, не вызывающем стыда часто может помочь клиенту, переживающему стыд, чувствовать себя лучше; однако, это не " конечный выигрыш" терапии. Облегчая фенотипический стыд, мы часто лишаемся возможности воздействовать на генетический стыд, и, значит, решать проблему. Именно здесь гештальт-терапия, со своим акцентом на важности поля и феноменологическим/диалогическим методом исследования может отличить стыд, который требует проработки, поскольку мешает нормальной адаптации человека к окружения, от " здоровых" форм стыда и сожаления, требующих поддержки.

Заметим, что Гринберг и Пэйвио также рассматривают большую часть стыда как социальную по происхождению и требующую проработки. Хотя большая часть их обсуждения этого важного вопроса сконцентрирована на технике двух стульев, они не останавливаются в работе со стыдом на эмпатии, поддержке и связи, а настойчиво идут дальше. Они сосредотачивают внимание на том, какого рода информация всплывает и какие области доступны (аффективная, когнитивная, сенсорная), а также на нарушениях границ, " незавершенных" делах и т.д.

Гринберг и Пэйвио (1997) утверждают:

Диалог двух стульев… наиболее полезен в достижении и реконструкции убеждений, продуцирующих стыд… Освобождение от проблемы происходит, когда клиенты осознают свою ответственность за продуцирование чувств стыда, и когда они пересматривают вещи, ранее вызывавшие презрение и стыд. Когда такие адаптивные реакции поддерживаются терапевтом, клиенты становятся в состоянии более четко проговорить вызывающие стыд интроекты и глубинные убеждения относительно себя, влияющие на плохую приспособленность, и начинают подвергать их сомнению из внутренне присущего чувства ценности.

Гринберг и Пэйвио, однако, не описывают диалогическую модель (или пример терапии), а, скорее, следуют по более узкому пути доступа к интроектам, аффектам, знаниям и т.д. через " диалог с пустым стулом" с помощью последовательной модели исследования, предназначенной для того, чтобы извлечь наружу (1) " плохое чувство", (2) " первичную эмоцию", (3) " невыраженные адаптивные чувства", (4) " убеждения, ведущие к плохой приспособляемости", (5) " адаптивные чувства" и (6) " самопод­тверждение" (Гринберг и Пэйвио, 1997).

Вилер, напротив, подразумевает, что встреча человека со стыдом в теплом, не провоцирующем стыда и подкрепляющем окружении может быть самым большим, что может сделать терапия.

Он утверждает:

Мы будем рассматривать эту потребность в разговоре как попытку исправить стыд с помощью поиска эмпатической связи, которая восстанавливает целостность личности. Наиболее простой и эмпатичный ответ, от друга или терапевта, может быть чем-то вроде: " Должно быть, ты ужасно себя чувствуешь, когда с тобой так поступают", или даже, если это уместно: " Когда меня так отвергают, я чувствую унижение и стыд". Если стыд – это аффект нежелательного разрыва, тогда в то самое место ощущаемого нарушения мы и должны идти, чтобы произвести исцеляющее вмешательство.

Вилер (1995) утверждает: " Цель терапии – в трансформации переживаний стыда в переживания связи с полем и развитие навыков и процессов поддержки такой трансформации" (стр. 84).

Некоторые исследователи утверждают, что попытки проработать стыд неэффективны, т.к. сам процесс дальнейшего исследования, возможно, порождает дополнительный стыд у клиента.

В работе со стыдом необходимо учитывать разные планы и уровни получения знаний о стыде: данные первого уровня – непосредственно проявляемое " чувство" стыда и его содержание; данные второго уровня – конкретные " программы" и механизмы стыда; и данные третьего уровня – как и когда нарушение связи и поддержки сформировали соответствующие интроекты, неодобрение и презрение, аффекты, чувства и другие когниции, окружающие взаимодействия – что и составляет общий дезадаптирующий стыд. Это – наиболее уязвимая и хрупкая часть клинической работы, которая требует длительного времени.