На переломе веков

Выше немало говорилось о том, что внутренний надлом социалистической России во многом был обусловлен не только нынешними глобальными, но и глубинно-историческими тенденциями цивилизационного развития страны. Но вот вопрос о цивилизационном российском кризисе конца XX - начала XXI столетий вновь вывел участников конференции к разговору о доминантах глобальных.

Исторически цивилизационное развитие как таковое и его конкретные местные особенности строились на основах натурального хозяйства и традиционной общественной организации, отметил В.М. Коллонтай (ИМЭМО). Однако капитализм привел к новым, универсализированным и непреложным формам экономической регуляции цивилизационных процессов [25]. А такого рода регуляция, продолжил это рассуждение В.М. Межуев, предполагает принятие по крайней мере трех следующих посылок.

- В условиях постиндустриального и глобализирующегося мира альтернативы рыночной экономике нет.

- Невозможно перейти к рыночной экономике - да к тому же из системы последовательно безрыночных хозяйственных отношений - на основании все тех же прежних административно-командных способов (так что вопрос о рыночных реформах остается у нас открытым).

- Невозможно утвердить и развить в стране рыночную экономику, не соблюдая определенного комплекса правовых и этических регулятивных принципов.

В плане правовом, полагает В.М. Межуев, мы все еще не вполне способны признать правомерность и многообразие действующих в обществе индивидуальных и групповых воль, человеческих ориентации и интересов. И как следствие такового непризнания - недопонимание сложного характера всеобщей воли и, стало быть, популизм и властный произвол.

В плане же этическом нам оказывает недобрую службу утилитаристская извращенность самих базовых понятий о человеческой нравственности: благо то, что действует в пользу достижения моих личных и/или групповых интересов и целей. Но ведь суть этики, как кристаллизовалась она в мировой мысли и культуре, - иная. Это - поиски соотнесения человеческого праксиса с понятиями о вечном и всеобщем (причем, как подчеркивает В.М. Межуев, эти понятия о вечном и всеобщем вовсе не обязательно должны иметь " потустороннюю" трактовку.)

Так что в сферах правосознания и духовных основ этики страна, по словам В.М. Межуева, " хромает на обе цивилизационные ноги". Если в Европе опыт Реформации научил человека соотносить понимание своей повседневной практики с Универсумом, а опыт Просвещения научил осмысленно жить в правовом поле [26], то, по всей видимости, России еще долго придется осваивать этот цивилизационный опыт, причем опираясь не только на мировое, но и на собственное интеллектуальное наследие [27].

А альтернативой образованию современных и развитых форм общественно-экономической организации у нас в электронную эпоху оказывается, по словам Ю.Ю. Болдырева, становление " массового субъекта криминального процесса". Субъекта, влияние которого пронизывает и власть, и экономику, и общество в целом.

С точки зрения известного науковеда Н.И. Кузнецовой (зам. главного редактора журнала " Вопросы государственного управления"), один из самых тревожных симптомов процесса " социалистического" распада и постсоциалистического переоформления России - процесс потери страной значительной части ее научного потенциала, который есть воистину процесс упадка ее цивилизационного качества, процесс ее вольной или невольной архаизации.

Слов нет, со времен окончания Гражданской войны и НЭПа интеллектуальный потенциал России взращивался по преимуществу в угоду той системе милитаризованной и мобилизационной власти, следствием правления которой и оказался наш цивилизационный коллапс конца XX столетия. Пауперизация и численное сокращение научных кадров, упадок значительной части научных учреждений и инфраструктуры науки (библиотеки, архивы, музеи, лаборатории, клиники и т.д.), отток талантливой молодежи как за рубеж, так и в отечественные управленческие, политические и бизнес-структуры - все это, по словам Н.И. Кузнецовой, обернулось для страны воистину интеллектуальным дефолтом, последствия которого еще придется расхлебывать будущим поколениям. И что, по мнению Н.И. Кузнецовой, самое тревожное - ни " начальство", ни гражданское общество всерьез не отдают себе отчета в возможных долговременных потерях от такового дефолта. В частности - в ослаблении современных интеллектуальных скреп полиэтнической и поликонфессиональной России. Не отдают себе отчета в том, что смысл интеллектуального потенциала страны - не только и даже не столько в поддержании власти, богатства и могущества, сколько в поддержании внутренней жизнестойкости цивилизации на долгие века. Тем паче что все эти негативные процессы разворачиваются в эпоху наукоемких технологий и социальных связей, когда из лона цивилизации знаний отчасти выросла экономика знаний.

К этой мысли Н.И. Кузнецовой я добавил бы следующую, на сей раз собственную.

Если и остается в нынешних условиях интеллектуального спада и роста сырьевой экономики надеяться на какой-либо из фундаментальных факторов цивилизационной истории России, то в первую очередь на тот экзистенциально-креативный ее вектор, который сложился прежде всего в Санкт-Петербургский период и который неоднократно выручал страну вопреки взаимосвязи беспардонности " верхов" и темноты " низов". Который возник вследствие нелегкого взаимодействия глубинных пластов российской православной культуры и непреложных модернизационных и рационалистических императивов [28]. Этот вектор не может быть резко повернут ни клерикальными, ни технократическими устремлениями, ни даже мессианскими притязаниями интеллигентских фракций и групп, равно как и чьим-либо заискиванием перед властью или перед " массами".

Этот вектор не может отвратить (разве что ослабить!) суровые политические круговороты революций, реакций, стабилизации и застоев, но он способен привносить в историю некоторые сквозные человеческие смыслы индивидуализации, понимания, бережения, сострадания, солидарности...

Короче, по убеждению участников конференции, жизнестойкость любой цивилизационной общности, включая и Российскую, обеспечивается не столько властной (и тем более не криминальной), сколько " антропологической" (М.А. Чешков) человеческой доминантой, коренящейся и воспроизводящейся в конкретном опыте жизни, повседневных забот, страданий, хозяйствования, мышления, веры и любви конкретных людей.

Здесь остается лишь согласиться с мнением известного журналиста, лауреата Пулитцеровской премии Сергея Шмемана (сына православного мыслителя о. Александра Шмемана), что одна из печальных и доселе не преодоленных черт нашего цивилизационного опыта на протяжении веков заключается в стремлении рассматривать и идеологизировать конкретного человека и его проблемы как проблемы сугубо коллективные, типические (" народ", " меньший брат", " массы", " трудовой ресурс"...) в отрыве от их живого человеческого содержания [29].

Такое неумение (или нежелание) осмысливать антропологическое ядро истории может вести либо к мизантропии (" поделом, сами виноваты..."), либо к сантиментальному и одновременно мстительному популизму (трудящихся-де " обольстили"...).