Тетрадь первая: Школа драматического искусства. 8. Вопрос не по существу, но я отвечу: литературный прием я называю не иронией Томаса Манна

8. Вопрос не по существу, но я отвечу: " литературный прием" я называю не иронией Томаса Манна, а стилем Томаса Манна — и назовём этот стиль иронизмом, но не иронией. Действительно, я воспользовался ироничным сти­лем. Это совсем другая история, как интерпретируется этот стиль иронизма в театре. Через систему игры, которую я назвал игроки системой, в отличие от психологических - тех, которые стиль иронизма не исследуют.

9. Конечно, очень важен текст Мольера. Это единственный источник для моей работы, и я утверждаю, что все, что сделал, я взял из этого источника, увидел там. В одном из разговоров (уже здесь в Авиньоне)мне взялись рас­сказывать этот миф: что это боги, что Алкмена, ну и так далее. И почему? Что у тебя? Почему у тебя три Алкмены и почему у тебя такое количество Амфит­рионов и Юпитеров и так далее. Я говорю: подождите, у меня нет Юпитера. У меня только Амфитрион. У меня нет, так сказать новелл, комедий — у меня притча. Вы видите пустой театр, в который входит группа костюмиро­ванных людей с какой-то целью, и они начинают разыгрывать пред вами прит­чу. В чужом театре, на чужих подмостках, еt сеtеrа. Тогда этот человек сказал: " Я понял. Бога играть нельзя". Ну конечно! Бога играть нельзя, есть только Амфитрион. Это Амфитрион выступает в двух лицах- И этот Амфитрион ис­пытывает, переживает свою судьбу — он теряет веру в разум и не находит иной веры. И это Алкмена переживает трагедию - трагедию неполноты сво­ей личности, она должна принять двух Амфитрионов. И это трагедия любви: принимая двух Амфитрионов как объективную реальность, она вступает в эпоху цивилизации. Она уже больше не то родовое женское существо, кото­рому природой и богами суждена единственности и цельность. Теперь два существа (Алкмена и Амфитрион), переживающие ужаснейшую на самом деле трагедию: трагедию любви и трагедию разума.

Вопрос: В пьесе Мольера Юпитер — это бог и любовник. Автор Мольер указывает: Амфитрион - это человек и вся проблема и любви, и бывшей любви — человеческая. Алкмена - единственная) что не говорит о двой­ственности, одна Алкмена. Значит, она представляет собой единство мольеровской женщины.

Ответ: Она представляет собой единство, да.

Вопрос. Значит, и единство в невинности, это и есть Богоматерь.

Ответ: Так оно и сделано. Символ Божией Матери Державной.

Вопрос: И в то же время существует такая полнота, что говорится о полноте. Значит, полнота ее произошла вся от чести. Алкмена иначе себя чув­ствует. Пьеса заканчивается без нее.

Ответ: Это должно так быть. Третий акт " Амфитриона" исследует то, что остается после " полноты". Ведь Амфитрион лишается полноты. Он имел божественный дар, который у него, волею неверия, отнимается.

10. Актер, не выступает персонажем. Актер выступает участником прит­чи. Нет трех Алкмен! Теперь о слове, почему слово становится материей дра­мы, материей спектакля? Потому что притча экзистирует в слове. Она боль­ше не может экзистировать в психологической материи. Она может экзистировать только в вербальной материи. Поэтому вы слышите слово. Поэтому вы слышите такое именно слово.

11. Разрешите ответить коротко. Дело в том, что вообще вы слово без ме­лодики не воспринимаете. В конце концов, интонация является самым силь­ным оружием, самым основным транспортом для коммуникации. Предполо­жим, начните говорить на какой-нибудь неизвестной для французского языка

В защиту " Амфитриона "

Диалектике. Вас перестанут понимать. Подождите, подождите. Значит, информация вся заключена в мелодике. Значит, мелодика переносит информацию. Подождите, не торопитесь. А теперь, а теперь давайте спросим себя, а какую информацию переносит мелодика? Она переносит информацию для притчи, или я не знаю, для пасторали, или какой-либо умной истории? Вот вопрос. Чтобы речь актера переносила информацию для притчи, я принципиально изменил интонацию речи. Почему " Плач Иеремии" написан в традициях древне византийских, древнегреческих и древнерусских? Потому что только в этом ***м*ерированном распеве экзистирует дух. Он не существует в другом распеве поэтому нужно было принципиально изменить интонацию речи. Когда изменена ритмика и мелодика французской речи, не значит, что больше нет содержания. Это означает, что теперь через эту мелодику вы не имеете привычной для себя информации. Она какая-то другая. Чтобы это объяснить публике, я попросил Валери Древиль прочесть в финале несколько французских реплик по-французски, в привычной интонации, - они очень понятны, они повествуют комическую историю. Я предлагаю вслушаться по-другому в эту мелодику, услышать через эту интонацию другое значение.

12. Сцены буфф, конечно, они горизонтальные всегда. Между прочим, очень, интересное наблюдение. Мольер исключительно обращается с этими сц енами буфф. Ему недостаточно повторить комедию дель Арте. Всем персонажам буфф он поручает нести самую высокую художественную ответственность. Он поручает им ответственность даже эстетическую, и поэтому его сцены буфф слишком тяжело репетировать. Недостаточно быть маской - нужно иметь интеллект, недостаточно валять дурака — нужно принадлежать * *етике. Этим Мольер отличается от всех. Героям он эстетическую функ­цию, эстетическую ответственность не поручает. Я учитывал, конечно, что Мольер играл Созия, и поэтому сцена Созия с Меркурием поставлена первой. Только Созий – Мольер имеет право на этот вопрос: если ты Созий, то кто я? И с него начинается текст спектакля, с этого начинается наш " Амфитрион"