Теоретическая часть 7 страница

💸 Как сделать бизнес проще, а карман толще?

Тот, кто работает в сфере услуг, знает — без ведения записи клиентов никуда. Мало того, что нужно видеть свое раписание, но и напоминать клиентам о визитах тоже. Проблема в том, что средняя цена по рынку за такой сервис — 800 руб/мес или почти 15 000 руб за год. И это минимальный функционал. Нашли самый бюджетный и оптимальный вариант: сервис VisitTime.
⚡️ Для новых пользователей первый месяц бесплатно. А далее 290 руб/мес, это в 3 раза дешевле аналогов. За эту цену доступен весь функционал: напоминание о визитах, чаевые, предоплаты, общение с клиентами, переносы записей и так далее.
✅ Уйма гибких настроек, которые помогут вам зарабатывать больше и забыть про чувство «что-то мне нужно было сделать».
Сомневаетесь? нажмите на текст, запустите чат-бота и убедитесь во всем сами!

Тема Англии вводится в эту часть книги несколько иначе. Центральное место занимают здесь беседы Гулливера с королем, в которых герой выступает как средний англичанин со свойственными ему предрассудками и неосознанной жесткостью. Гулливер хочет возвысить свое отечество, изображая политическое устройство как идеальное. Король – «естественный человек», наделенный здравым природным смыслом. В ответ на рассказы Гулливера монарх глубокомысленно заметил, как ничтожно человеческое величие, если такие крохотные насекомые могут стремиться к нему. Свифт высказал эту мысль, сопоставляя лилипутов с Гулливером. Он повторяет ее, сопоставляя Гулливера с великанами. Взглядам и представлениям о жизни короля противопоставлены взгляды и представления о ней англичанина Гулливера. Он рассказывает королю об изобретении пороха и пушек, уничтожающих людей, в результате чего король приходит в ужас. В общественных принципах великанов есть нечто общее с установлениями, бывшими некогда у лилипутов. В старину у лилипутов при выборе политического деятеля обращали внимание на его нравственные качества, а не на таланты. К тому же из управления государственными делами не делали никакой тайны. Нечто сходное мы видим у великанов. Политика не возведена у них на степень науки. Король – противник государственных тайн, интриг и изощренности и в управлении акцент делает на здравом смысле, разумности, справедливости и кротости. «Юмор относительности» объединяет две первые части романа, которые подготавливают восприятие второй половины произведения. Знаменитый английский критик Сэмюель Джонсон сказал: «Если привыкли к великанам и лилипутам, воспримут и все остальное». Третья часть книги кажется разбросанной и хаотичной, но и она имеет свои план и тематику, трактуя вопрос о соотношении науки и жизни, причем делая это в философском аспекте. Искусство Свифта и заключается в том, что автор умеет самые отвлеченные и абстрактные вещи выражать конкретно. Гулливер попадает на остров Лапута, который парит в небесах. На нем проживают, в основном, знатные люди, представители аристократии. Они погружены в размышления, причем эти размышления настолько глубоки, что специальные хлопальщики приставлены к ним, чтобы выводить их из задумчивости. Жители заняты математикой и слушают музыку сфер. Даже пища подается в виде геометрических фигур и музыкальных инструментов. Наука, которой заняты жители Лапуты, – наука абстрактная и умозрительная. Остров не просто населен учеными. Он – чудо науки, однако это чудо оторвано от народа. Сама столица государства и большинство селений помещаются на земле. Там живут подданные, передающие на остров продукты и прошения. В городе Ландолино произошел мятеж. Жители восстали, и летающий остров используется для того, чтобы этот мятеж подавить. Чудо науки используют против народа. Все это не просто выдумка Свифта. Автор выразил в остроумной и наглядной форме реальное противоречие общества – отрыв народа от культуры и науки. Гулливер спускается на континент, где знакомится со знатным человеком по имени Мьюноди. У него великолепный дворец и прекрасно обработанные поля. Всё у него сделано «во вкусе умной старины», а между тем его считают человеком отсталым и безнадежно ретроградным. По всей же стране царит разруха: поля не обработаны, здания полуразрушены или построены плохо. Люди одеты в лохмотья. Всё дело в Академии прожекторов, члены которой когда-то побывали на острове и вернулись с поверхностными знаниями. Это полузнайки, причем упрямые и надменные. Их задача: осчастливить человечество, основывая свои открытия на совершенно нереальных основаниях, стремясь к невозможному. Ни один их проект не доведен до конца. Они разрушили старое, но не создали новое. Поэтому страна в развалинах. Свифт развивает глубокую мысль: он высмеивает людей, одержимых манией всё менять, людей, которые останавливаются на полпути, которые заняты неосуществляемыми идеями. Чванство полузнаек, презирающих старое, – модная болезнь. Гулливер посещает Великую Академию и становится свидетелем многих научных «открытий»: один ученый муж восемь лет разрабатывает проект получения солнечной энергии из огурцов, другой занимается пережиганием льда в порох, третий открыл способ пахать землю с помощью свиней, с тем чтобы избавиться от расходов на плуги; четвертый предлагал усовершенствовать родной язык путем сокращения разговорной речи выведением многосложных слов и упразднения глаголов и причастий, путем упразднения всех слов и замены их вещами. В этой же части трактуется вопрос о развитии человечества – его историческом и биологическом развитии, о жизни и смерти. Гулливер едет на остров Глобдобдриб – остров чародеев и волшебников, которые могут вызывать призраки умерших. Перед героем проходит вся история человечества. Автор знакомит нас со своей исторической концепцией: он питает глубокое уважение к древности, ее героям. Древние времена противопоставлены современности. Идеалами автора являются Брут, Сократ, Томас Мор. Сопоставление историй необходимо для того, чтобы показать историю и деградацию человечества. Заканчивается 3-я часть книги посещением Гулливером восточных стран. Посетив Лаггнег, Гулливер столкнулся с нелепостью и жестокостью придворного обихода, выступающих в особенно откровенных и унизительных формах. Так, например, в странах существовал обычай лизать пол у подножия трона. Причем король мог приказать посыпать ядовитый порошок, от которого человек сразу умирал. Особую группу жителей этой страны составляли струльдбруги, или бессмертные. Концепция струльдбругов имеет аналогию с исторической концепцией Свифта. Подобно тому как человечество деградирует в общественном смысле, деградирует и каждая личность в отдельности. Третья часть книги объединена одной темой и проблематикой: она повествует о биологической и социальной деградации человека, о бессилии науки найти рецепты его спасения.

Последняя часть романа содержит главное обличение бесчеловечного общества, порождением которого являются звероподобные существа йеху. Внешний облик и внутренняя суть йеху отвратительны. Эти существа похожи одновременно на обезьян и на людей, хитры, злобны, вероломны и мстительны. «Они сильны и дерзки, но вместе с тем трусливы, что делает их наглыми, низкими и жестокими». Они жадны и честолюбивы, неопрятны и уродливы, драчливы и безнравственны. Больше всего они ценят цветные блестящие камешки. Из-за них они готовы убить, за право обладать ими могут пролить кровь. Вернувшись в Англию, Гулливер обнаружил у своих соотечественников черты йеху. Наблюдения за извращениями человеческой природы вызывают у писателя глубокий пессимизм. Противопоставляя йеху гуигнгмам и называя последних «совершенством природы», Свифт делает это с грустной улыбкой: он понимает и присущую гуигнгмам ограниченность, и невозможность возрождения патриархальных устоев жизни. Свифт не видел выхода из противоречий буржуазного общества. В связи с этим создаваемая в его романе картина безысходна. Завершая «Путешествия Гулливера», писатель был далек от своего прежнего политического идеала – государства, возглавляемого просвещенным гуманным монархом, окруженным честными и умными советниками. Свифт с горечью отмечал, что и независимое крестьянство, которое он считал самой здоровой частью общества, существенно изменилось, деградировало в связи с процессом обезземеливания. Вспомним эпизод из романа, когда, оказавшись в стране волшебников, Гулливер сравнивает «английских поселян старого закала, некогда столь славных простотою нравов, пищи и одежды, честностью в торговле, подлинным свободолюбием, храбростью и любовью к отечеству», с современным ему крестьянством. Гулливер замечает: «Я был сильно удручен при виде того, как эти отечественные добродетели опозорены внуками, которые, продавая свои голоса при выборе в парламент, приобрели все пороки и развращенность, каким только можно научиться при дворе». Свифт разочаровался и в просвещенном абсолютизме, и в возможности провести существенные преобразования с опорой на силы народа. Свифт включает в свою орбиту не только нелепости несовершенного мира, но и собственные надежды, которые оказываются несбыточными, утопичными. Потому и последняя часть романа о путешествиях Гулливера – это в одно и то же время утопия и пародия на утопию.

Жизненный и творческий путь Р. Бернса. В творчестве Роберта Бернса (1759–1796) – последнего и едва ли не самого значительного поэта XVIII века – отразились во всем блеске лучшие гуманистические идеи века Просвещения. Однако поэзия Бернса выходит за рамки Просвещения. Народный поэт, современник Французской революции, Бернс создал произведения, исполненные такой революционной страстности, какая была чужда большинству английских просветителей. Своей пылкой непримиримостью и гуманистическим пафосом творчество Бернса уже в XVIII веке предвосхищает лучшие особенности английского революционного романтизма XIX века. Роберт Бернс родился в семье бедного шотландского фермера. Вильям Бернс, отец поэта, всю жизнь то на одном скудном клочке земли, то на другом боролся с призраком нищеты и умер, сломленный этой неравной борьбой, оставив нищую семью и имущество под описью. Он все же стремился дать сыновьям хотя бы начатки образования и в складчину с соседями нанял им учителя. «К 10 или 12 годам, – говорит Бернс, – я был решительно знатоком существительных, глаголов и междометий». Но знатоку грамматики приходилось также помогать отцу во всех полевых работах. Учиться он мог только после долгого изнурительного трудового дня. Всю юность поэт впоследствии описывал «безрадостное прозябание отшельника в соединении с неустанным трудом каторжника на галерах». Это непосильное напряжение подорвало здоровье поэта и положило начало недугам, которые в 37 лет свели его в могилу. После смерти отца в 1784 году Роберт Бернс стал самостоятельным арендатором в Мосджиле. Три первых года пребывания здесь были, пожалуй, наиболее плодородными в творческом отношении. Уже в самых ранних из своих многочисленных сатир поэт насмехался над реакционным шотландским духовенством, которое держало в трепете и подчинении значительную часть крестьянства. По рукам односельчан ходили его стихотворения, высмеивающие местных проповедников. Эти сатиры и многочисленные любовные увлечения поэта, открыто нарушавшие неписаные законы пуританской морали, привели к тому, что Бернса не раз пытались поставить к своеобразному «позорному столбу» – особому месту, отведенному в пресвитерианской церкви для публичного покаяния «согрешивших». Не раз он был темой громовых проповедей. Как бы отвечая на них, Бернс пишет дерзкое стихотворение «Привет поэта своей незаконнорожденной дочери» (1784). Возлюбленной поэта стала Джин Армор, его будущая жена, но отец не захотел отдать ее за бедного арендатора. Подавленный разрывом с Джин и упорными неудачами во всех своих хозяйственных начинаниях, Бернс задумал отправиться на остров Ямайку, где можно было получить место бухгалтера на плантациях. Чтобы собрать деньги на проезд, поэт решил издать произведения своей «сельской музы». Так появился знаменитый сборник «Стихотворения преимущественно на шотландском диалекте» (1786). Стихотворения, входившие в сборник, произвели сенсацию. Бернсу предложили приехать в Эдинбург, чтобы подготовить второе издание. Поэт-фермер стал вхож в дома эдинбургской аристократии, профессоров и адвокатов.

Но Бернс не обманывался насчет своей славы. «Чаша славы, – писал он, – не вызывает во мне опьянения. Новизна на время привлекает внимание людей; именно ей обязан я всей теперешней шумихой; но я уже предвижу то недалекое будущее, когда волна популярности, вознесшая меня на высоту, которой я, быть может, и недостоин, молча и быстро отхлынет, оставив меня на песке, предоставляя мне возможность вернуться в прежнее низкое положение» (Письмо пастору Лоури, 5 февраля 1787 г.). Работой на бесплодной земле Бернс не мог прокормить свою увеличивавшуюся семью. Поэтому, как ни чуждо было ему это занятие, ему все же пришлось стать акцизным чиновником. Современник пишет: «И вот кому мир не нашел лучшего занятия, как ссориться с контрабандистами и виноделами, исчислять таможенные пошлины на сало и обмерять пивные бочонки. В таких трудах печально растрачивался этот мощный дух». Служебной «карьере» поэта явно помешала его плебейская непримиримость и открытое сочувствие французской революции. Но целиком отдаться творчеству Бернсу так и не удалось. До конца жизни он занимался им между делом. Беспросветная нужда отравила его последние дни. За неделю до смерти гениальный певец шотландского народа едва не попал в долговую тюрьму.

К первому периоду бернсовского творчества относятся: «Джон Ячменное Зерно» (1782), «Субботний вечер поселянина» (1785), «Веселые нищие» (1785), «Молитва святого Вилли», «Святая ярмарка» (1786), «Две собаки» (1787). Во второй период (после 1787 года), кроме многочисленных лирических песен, были созданы «Тэм О'Шентер» (1790), «Честная бедность» (1795), «Ода, посвященная памяти миссис Освальд» (1789). При всем своем многообразии творчество Бернса было подготовлено предшествующим развитием шотландской поэзии. В XVIII веке шотландский язык перестал быть языком национальным, заняв скромное положение диалекта, на котором говорило, главным образом, крестьянство в селах. Языко церкви, литературы и всей общественности был английский. Бернс был певцом «сельской Музы». И не случайно первый сборник носит название «Стихотворения, преимущественно на шотландском диалекте». Часть стихотворений Бернса написана на литературном английском языке. Именно в них особенно ясно ощущается связь поэта с сентиментализмом. Большинство этих стихотворений принадлежит к жанру элегий и философских отступлений. Бернс, однако, выходит за рамки буржуазно-демократической идеологии. Он подвергает ожесточенной критике не только все пережитки сословного общества, но и власть денежного мешка. Плебейским презрением к богатым пронизана «Ода, посвященная миссис Освальд». Бернс с улюлюканьем и свистом провожает в могилу жену богатого лондонского купца и радуется тому, что, по крайней мере, в аду ей не помогут «десять тысяч блестящих фунтов в год». В своих лучших произведениях поэт поднимается до критики буржуазно-дворянского общества и его государственности. Необычайной силы бунтарство достигает в стихотворении «Веселые нищие». Солдат в красных лохмотьях, любвеобильная маркитантка, старая воровка и поэт-бродяга – все они для поэта не «преступный мир», а прежде всего люди, свободные от уз собственности. Компания, собравшаяся осенним вечером в кабачке Пузи Нэнси, повторяет припев, в котором возникают грозные очертания народного бунта:

Ненавистью Бернса к сословному обществу и буржуазной цивилизации объясняются руссонстские мотивы его творчества. Титулу, рангу, почетной должности и богатству автор противопоставляет все полученное человеком от самой природы: светлый разум, сильные и ловкие руки, веселый нрав. Так в бернсовской поэзии возникает культ «естественного человека», ничем не обязанного несправедливым общественным отношениям. Можно десятками создавать носителей разных высоких званий, но никто, кроме самой природы, не может сотворить обыкновенного хорошего парня.

В «Честной бедности» и других песнях Бернс лишь подхватывает жившую в фольклоре мечту об обществе, где человека не будут заслонять деньги и титулы. Поэтому от французской революции он ждал того, что она по самой природе своей дать не могла. Ведь уже первые избирательные законы во Франции показали, что права людей ставятся в зависимость от их собственности. Бернс тяготеет к идеализации сельской простоты и умеренности. Семейные, дружеские и прочие связи между людьми могут процветать только в обстановке благородной бедности. «Честная бедность» – мотив очень устойчивый в творчестве Бернса. Этой бедности поэт противопоставляет роскошь, развращающую людей и искажающую все естественные отношения. В сатире «Две собаки», живописуя семейные радости бедных арендаторов, которые отдыхают в кругу своих жен и веселых детей, Бернс с насмешкой говорит о скучной жизни богатых и светских людей, сохнущих от безделья. Настоящим гимном этой священной простоте является идиллия «Субботний вечер поселянина». Патриархальная семья скромного фермера изображается образцом человечности и нежности. Вернувшегося с поля хозяина радостно встречают дети. В скромном домике царят чистота и уют. Взрослая дочь фермера скромно краснеет, когда появляется ее благонравный жених. Трапеза за столом, где стоят простые и здоровые блюда «родной Скоттии», превращается у Бернса почти в патетическое зрелище. Собравшиеся благочестиво прислушиваются к голосу отца, читающего Библию. Находит свое выражение в балладе «Джон Ячменное Зерно» и бунтарская жизнерадостность шотландского фольклора. Автор берет под защиту индивидуальные права личности. Это особенно ясно чувствуется в постоянном споре поэта с идеологией шотландского кальвинизма, на борьбу с которым Бернс высылал самые различные жанры – от насмешливой эпиграммы до беспощадной сатиры. Самым замечательным произведением в этом плане является поэма «Тэм О'Шентер» – лукаво-задорный ответ шотландского народа на мрачную доктрину кальвинизма. Приветствуя свободную игру естественного влечения, Бернс вместе с тем далек от эгоистического эпикурейства. Героям Бернса, умеющим наслаждаться, совершенно чужда роскошь: им не нужны ни пышные одеяния, ни столы, уставленные яствами. Неистовые любовники и веселые пьяницы Бернса необыкновенно человечны, они всех призывают следовать своему примеру. Поэт ведет борьбу за «наслаждение для всех». Особенно это заметно в «Веселых нищих». Герои этого произведения, казалось бы потерявшие человеческий облик, затравленные буржуазным обществом, настойчиво цепляются за свое мимолетное счастье, упорно хотят получить свою долю бесплатных радостей. Сквозь их лохмотья просвечивают

грязные дела, но, вопреки всему, в кабачке то и дело раздаются звуки поцелуев. И безрукий солдат-инвалид с деревянной ногой, и старая воровка, муж которой погиб на виселице, и бродячий музыкант-горбун, – все они поют громкие гимны наслаждению. О тесной связи Бернса с шотландским фольклором особенно ясно свидетельствуют его лирические песни. Иногда поэт сочиняет новые слова на старые мелодии, бытующие в сельской среде, иногда перерабатывает старые песни, изменяя в них лишь тдельные фразы и строки. Чаще же всего бернсовская песня является совершенно самостоятельной, вырастает из фольклорного припева. Любимые жанры поэта – дружеские послания, заздравные песни, веселые «застольные» – свидетельствуют о том, что он выходит за рамки камерной лирики. Стихи поэта, какова бы ни была их тема, пронизаны духом народного коллективизма. Едва ли не основным мотивом бернсовской лирики является противопоставление подлинного человеческого чувства стяжательским инстинктам. Поэт все время повествует о двух соперниках – любви и деньгах, провозглашая заздравные гимны в честь первой. Так, доярка Бетти не хочет выходить замуж за Джона, потому что тот «слишком занят своим богатством»; вернувшись домой, солдат не жалеет, что у него нет ни гроша в кармане: с любовью можно прожить и без денег; подруга угольщика, отвергая богача, сулящего ей золотые горы, прямо говорит ему, что она «обменивает любовь только на любовь». Презирая богатство, состоящее из звонких монет, Бернс славит богатство естественно-человеческих возможностей. Один из бернсовских героев «богат прекрасной любовью». В программном стихотворении «Доволен немногим» герой заявляет, что его карманные деньги – веселье и добрый нрав. Так как подлинный герой Бернса никогда не оглядывается но то, что лежит вне чувства, то в лирических песнях поэта страсть побеждает деньги и почти всегда достигает желанной цели. Ее всегда благословляет природа, со всех сторон обступающая любовников. На положении комических героев оказываются все, кто почему-то не хочет признать власть этой непобедимой страсти. Песни Бернса изобилуют типично фольклорными параллелизмами, в которых эмоциональная жизнь человека сравнивается с тем, что происходит в природе. Бернс, в отличие от поэзии английского классицизма, отходит от буржуазной цивилизации. Шотландский пейзаж оказывается единственным фоном его лирических стихотворений и единственным арсеналом метафор. «Она стройна, как молодой ясень, растущий между буквиц», «ее дыхание – аромат жимолости», «она порхает по берегам Эрна, как птица в кустах терновника». Иногда, как в народной поэзии, песни Бернса строятся на одном распространенном сравнении. Так, в песне «Берега Дуная» дан образ сорванной розы, символизирующий девушку, обманутую любовником. Бернс оказал значительное влияние на дальнейшее развитие английской поэзии. Ему многим обязаны некоторые романтики. Влияние Бернса чувствуется в стихах Вордсворта, изображавшего идеализированный быт английского крестьянства. Бернсовский культ любви и наслаждения продолжает жить в лирике Байрона. В России первые переводы из Бернса появились еще в конце XVIII века. В XIX веке русского читателя знакомили с Бернсом Костомаров и Михайлов. В ХХ веке переводами Бернса занимались Э. Багрицкий, С. Маршак, Т. Щепкина-Куперник.

1. Сатира Дж. Свифта в романе «Путешествия Гулливера».

Список рекомендуемой и использованной литературы:

1. Аникст, А.А. Джонатан Свифт и его «Путешествия Гулливера» / А.А. Аникст // Свифт Дж. Путешествие Лемюэля Гулливера в некоторые отдаленные страны света, сначала хирурга, а потом капитана нескольких кораблей. – М.: Худ. лит, 1982. – С. 5–24.

2. Артамонов, С.Д. История зарубежной литературы XVII–XVIII веков / С.Д. Артамонов. – М.: Просвещение, 1978. – С. 270–344.

3. Артамонов, С.Д. История зарубежной литературы XVII–XVIII веков / С.Д. Артамонов, З.Т. Гражданская. – М., 1960. – С. 3–155.

4. Артамонов, С.Д. Зарубежная литература XVII–XVIII веков: хрестоматия: учеб. пособие для студ. пед. ин-тов / С.Д. Артамонов. – М.: Просвещение, 1982. – С. 164–293.

5. Брандис, Е. Послесловие / Е. Брандис // Путешествие Лемюэля Гулливера в некоторые отдаленные страны света, сначала хирурга, а потом капитана нескольких кораблей. Д. Свифт. – М.: Правда, 1989. – С. 316–333.

6. Дубашинский, И.А. Путешествия Лемюэля Гулливера / И.А. Дубашинский. – М.: Высш. школа, 1969. – 112 с.

7. Елистратова, А.А. Английский роман эпохи Просвещения / А.А. Елистратова. – М.: Наука, 1996.

8. Колесников, Б.И. Роберт Бернс: очерк жизни и творчества / Б.И. Колесников. – М.: Просвещение, 1967.

9. Муравьев, В.С. Джонатан Свифт / В.С. Муравьев. – М.: Просвещение, 1968. – 79 с.

10. Муравьев, В.С. Судьбы книг. Путешествие с Гулливером / В.С. Муравьев. – М.: Книга, 1972. – 207 с.

11. Непомнящий, Н. Странники Вселенной / Н. Непомнящий. – М.: Олимп, 1999.

12. Разумовская, М.В. Литература XVII–XVIII веков / М.В. Разумовская, Г.В. Синило, С.В. Солодовников; под ред. Я.Н. Засурского. – Минск: Университетское, 1989. – С. 120–126.

13. Урнов, Д.М. Робинзон и Гулливер: судьба двух литературных героев / Д.М. Урнов. – М., 1973.

Темы 16, 17. Немецкое Просвещение. Эстетическая программа Лессинга. Творческий путь Ф. Шиллера.

Отличительные особенности немецкого Просвещения. Просветительское движение в Германии разворачивалось в очень трудных условиях. Развитие капитализма тормозилось политической, экономической и идейной отсталостью страны. Формально она входила в Священную Римскую империю, государственные учреждения которой (имперский сейм, суд, канцелярия) были нежизнеспособными и являли собой одну фикцию. Само единство Германской империи оставалось символическим: 300 княжеств и 50 имперских городов жили по своим законам. Не случайно Лессинг назвал свою несчастную страну «лоскутным одеянием». В каждом из княжеств царила уродливая, полупатриархальная форма абсолютизма, которая лишала третье сословие (бюргеров и крестьян) политических прав. Экономическая отсталость государства зависела как от внешних условий (после перенесения торговых путей в Атлантический океан Германия оказалась на задворках мировой торговли), так и внутренних (в стране был сильно ограничен внутренний рынок, политическая раздробленность препятствовала развитию торговли). В сложившихся условиях сознание бюргеров созревало крайне медленно: они не видели общих интересов, боролись, как правило, за права отдельной личности. Многие из них находились под властью консервативных верноподданнических настроений. Все это и определило характер немецкого Просвещения. Оно было умозрительным и отличалось углубленным изучением вопросов исторического, философского религиозного, культурного развития человечества. Тем не менее, немецкие просветители выдвигали активные политические требования: объединение страны, ликвидация феодальной сословности, уничтожение крепостного права. Просветители в Германии не принимали существующего политического порядка, но идеалы их были незрелы и расплывчаты. Это ярко отразилось в их отношении к Французской революции. Сначала немецкие просветители бурно приветствовали ее. Но этот энтузиазм носил чисто метафизический характер: как только якобинцы от теории перешли к практике и установили свою диктатуру, они стали самыми яркими ее противниками. Трагедия великих людей Германии заключалась в том, что они были прикованы к той среде, которую презирали.

Первый этап (20–40-е гг.) характеризовался известным оптимизмом; в основе его идеологии лежала рационалистическая философия: распространение разумных воззрений снимет все неустройства в обществе. Наиболее характерной для этого периода была деятельность Иоганна Христофа Готшеда (1700–1766), который в 30-х годах пытался провести литературную и театральную реформы. Готшед был сторонником разумного преобразования жизни. Его философские воззрения основывались на убеждении, что распространение образования, совершенствование интеллекта будет содействовать уничтожению общественного и морального зла.

Второй этап развития немецкого Просвещения (50–60-е гг.) отличается зрелостью, активностью просветительской мысли. Большую роль начинают играть литературные споры, появляются критические манифесты. Создается национальная литература, основанная на изучении немецкого характера, на отражении насущных потребностей страны. В области эстетики обосновываются принципы реалистического отражения действительности. Наиболее полно тенденции этого периода были представлены в творчестве Лессинга. Ключевые фигуры: И. Винкельман (1717–1768), Ф.Г. Клопшток (1724–1803), Х.М. Виланд (1733–1813).

Третий этап (70-е гг.) получил название «Бури и натиска». Он представляет собой немецкий вариант европейского сентиментализма, отмеченный ярким бунтарским характером и сильными реалистическими тенденциями. Участники движения утверждали равенство всех людей в чувстве, которое выдвигали на первый план в противовес рассудку, потому что видели в нем главную ценность человека. В забитом, униженном бюргере они открыли глубокий внутренний мир. Это был бунт против деспотизма, сословных предрассудков, нравственного подавления человека. В плане философском штюрмеры выступали против чистого рационализма, противопоставляя ему культ природы и чувства, в котором видели жизнедеятельную основу. Природу они воспринимали как иное, отличное от цивилизации бытие, в котором нет неравенства. Эстетические теории «Бури и натиска» основывались на принципах сентиментализма. Штюрмеры воспитывали бюргерское самосознание, стремились заложить основы национального единства хотя бы в области культуры. Их основной целью было создание немецкой национальной литературы. Отсюда их пристальное внимание к фольклору, к памятникам старины.

Идейным вождем и вдохновителем двйжения «Бури и натиска» стал немецкий философ и писатель И.Г. Гердер (1744–1803), основоположник фольклористики в мировом масштабе. Название всему движению дала пьеса Клингера «Буря и натиск» (1776), в которой провозглашается идея бунта скорее ради самого бунта, чем ради какой-либо осознанной практической цели. Теоретики «Бури и натиска» предъявили особые требования к художественному творчеству: необходимость постановки общественных тем, борьбы за «естественные права» индивида». В их сочинениях появился новый герой – яркая, сильная личность, «бурный гений», наделенный страстным стремлением к действию. Бунтарское по духу штюрмерское движение оставалось индивидуалистическим: в раздробленной Германии возможно было требование борьбы за права отдельной личности, но не за утверждение прав всего третьего сословия. Поэтому герои «Бури и натиска», одаренные личности, всегда находились в разладе с окружающим миром и были обречены на гибель. Штюрмеры провозгласили абсолютную свободу творчества, полностью отрицая все правила (что было причиной несценичности многих их драм). Их языку свойственна особая напряженность, страстность и в то же время демократичность, использование диалектов и просторечия. Самая яркая примета штюрмерского стиля – контрастное сочетание высокой патетики и обыденно-разговорной речи. Самыми талантливыми представителями движения «Бури и натиска» были молодые Гёте и Шиллер, с именами которых связан заключительный этап Просвещения в Германии. Четвертый этап в истории литературы немецкого Просвещения (90-е гг.) получил название «веймарского классицизма» (по названию города Веймара, где поселились Гёте и Шиллер). В этот период нашло выражение разочарование в бунтарстве, понимание невозможности в условиях Германии борьбы со злом. Гёте и Шиллер убеждаются в том, что действовать можно только в сфере искусства. Вместо идеи политического переустройства они выдвигают идею эстетического воспитания человека, преобразование действительности средствами искусства. В области эстетики «веймарский классицизм» основывался на признании демократического идеала античной красоты, на реалистической эстетике Лессинга, на достижениях школы чувствительности. Искусство должно не только воссоздавать природу, но преображать ее, постигать художественную правду. В связи с этим особое значение приобретает идея гармонического единства формы и содержания (этот этап в творчестве Гёте и Шиллера вошел в историю литературы как «художественный период»).