Студопедия

Главная страница Случайная страница

Разделы сайта

АвтомобилиАстрономияБиологияГеографияДом и садДругие языкиДругоеИнформатикаИсторияКультураЛитератураЛогикаМатематикаМедицинаМеталлургияМеханикаОбразованиеОхрана трудаПедагогикаПолитикаПравоПсихологияРелигияРиторикаСоциологияСпортСтроительствоТехнологияТуризмФизикаФилософияФинансыХимияЧерчениеЭкологияЭкономикаЭлектроника






  • Сервис онлайн-записи на собственном Telegram-боте
    Тот, кто работает в сфере услуг, знает — без ведения записи клиентов никуда. Мало того, что нужно видеть свое расписание, но и напоминать клиентам о визитах тоже. Нашли самый бюджетный и оптимальный вариант: сервис VisitTime.
    Для новых пользователей первый месяц бесплатно.
    Чат-бот для мастеров и специалистов, который упрощает ведение записей:
    Сам записывает клиентов и напоминает им о визите;
    Персонализирует скидки, чаевые, кэшбэк и предоплаты;
    Увеличивает доходимость и помогает больше зарабатывать;
    Начать пользоваться сервисом
  • Переводчик: Нора Галь






    Ох, и весело будет! Вот это игра! Сто лет такого не было! Детишки с криком носятся взад и вперед по лужайкам, то схватятся за руки, то бегают кругами, влезают на деревья, хохочут. В небе пролетают ракеты, по улицам скользят проворные машины, но детвора поглощена игрой. Такая потеха, такой восторг, столько визга и суеты!

    Мышка вбежала в дом, чумазая и вся в поту. Для семи лет она горластая и крепкая, и на редкость твердый характер. Миссис Моррис оглянуться не успела, а дочь уже с грохотом выдвигает ящики и сыплет в мешок кастрюльки и разную утварь.

    – О господи, Мышка, что это творится?

    – Мы играем! Очень интересно! – запыхавшись, вся красная, отозвалась Мышка.

    – Посиди минутку, передохни, – посоветовала мать.

    – Не, я не устала. Мам, можно, я все это возьму?

    – Только не продырявь кастрюли, – сказала миссис Моррис.

    – Спасибо, спасибо! – закричала Мышка и ракетой метнулась прочь.

    – А что у вас за игра? – крикнула мать ей вслед.

    – Вторжение! – на бегу бросила Мышка.

    Хлопнула дверь.

     

    По всей улице дети тащили из дому ножи, вилки, консервные ножи, а то и кочергу или кусок старой трубы.

    Любопытно, что волнение и суматоха охватили только младших. Старшие, начиная лет с десяти, смотрели на все это свысока и уходили гулять подальше или с достоинством играли в прятки и с мелюзгой не связывались.

    Тем временем отцы и матери разъезжали в сверкающих хромированных машинах. В дома приходили мастера – починить вакуумный лифт, наладить подмигивающий телевизор или задуривший продуктопровод. Взрослые мимоходом поглядывали на озабоченное молодое поколение, завидовали неуемной энергии разыгравшихся малышей, снисходительно улыбались их буйным забавам и сами, пожалуй, не прочь бы позабавиться с детишками, да только солидному человеку такое не пристало…

    – Эту, эту и еще эту, – командовала Мышка, и ребята выкладывали перед ней разнокалиберные ложки, штопоры и отвертки. – Это давай сюда, а это туда. Не так! Вот неумеха! Так. Теперь не мешайся, я приделаю эту штуку, – она прикусила кончик языка и озабоченно наморщила лоб. – Вот так. Понятно?

    – Ага-а! – завопили ребята.

    Подбежал двенадцатилетний Джозеф Коннорс.

    – Уходи! – без обиняков заявила Мышка.

    – Я хочу с вами играть, – сказал Джозеф.

    – Нельзя! – отрезала она.

    – Почему?

    – Ты будешь дразниться.

    – Честное слово, не буду.

    – Нет уж. Знаем мы тебя. Уходи, а то поколотим.

    Подкатил на мотороликах еще один двенадцатилетний.

    – Эй, Джо! Брось ты эту мелюзгу. Пошли!

    Джозефу явно не хотелось уходить, он повторил не без грусти:

    – А я хочу с вами.

    – Ты старый, – возразила Мышка.

    – Не такой уж я старый, – рассудительно сказал Джо.

    – Только будешь смеяться и испортишь все вторжение.

    Мальчик на мотороликах громко, презрительно фыркнул:

    – Пошли, Джо! Ну их! Все еще в сказки играют!

    Джозеф поплелся прочь. И пока не завернул за угол, все оглядывался.

    А Мышка опять захлопотала. При помощи своего разномастного инструмента она сооружала непонятный аппарат. Сунула другой девочке тетрадку и карандаш, и та под ее диктовку прилежно выводила какие-то каракули. Жарко грело солнце, голоса девочек то звенели, то затихали.

    А вокруг гудел город. Вдоль улиц мирно зеленели деревья. Только ветер не признавал тишины и покоя и все метался по городу, по полям, по всей стране. В тысяче других городов были такие же деревья, и дети, и улицы, и деловые люди в тихих солидных кабинетах что-то говорили в диктофон или следили за экранами телевизоров. Синее небо серебряными иглами прошивали ракеты. Везде и во всем ощущалось спокойное довольство и уверенность, люди привыкли к миру и не сомневались: их больше не ждет никакая беда. Ведь на всей земле люди дружны и едины. Все народы в равной мере владеют надежным оружием. Давно уже достигнуто идеальное равновесие сил. Человечество больше не знает ни предателей, ни несчастных, ни недовольных, а потому не тревожится о завтрашнем дне. И сейчас полмира купается в солнечных лучах, и дремлет, пригревшись, листва деревьев.

    Миссис Моррис выглянула из окна второго этажа.

    Дети. Она поглядела на них и покачала головой. Что ж, они с аппетитом поужинают, сладко уснут и в понедельник пойдут в школу. Крепкие, здоровые, и слава богу. Она прислушалась.

    Подле розового куста Мышка что-то озабоченно говорит… а кому? Там никого нет.

    Странный народ дети. Другая кроха – как бишь ее? Да, Энн – она усердно выводит каракули в тетрадке. Мышка что-то спрашивает у розового куста, а потом диктует подружке ответ.

    – Треугольник, – говорит Мышка.

    – А что это тре…гольник? – с запинкой спрашивает Энн.

    – Неважно, – отвечает Мышка.

    – А как оно пишется?

    – Тэ…рэ…е… – начинает объяснять Мышка, но у нее не хватает терпения. – А, да пиши как хочешь! – и диктует дальше: – Перекладина.

    – Я еще не дописала тре…гольник.

    – Скорей, копуха! – кричит Мышка.

    Мать высовывается из окна.

    – …у-голь-ник, – диктует она растерявшейся Энн.

    – Ой, спасибо, миссис Моррис! – говорит Энн.

    – Вот это правильное слово, – смеется миссис Моррис и возвращается к своим заботам: надо включить электромагнитную щетку, чтоб вытянуло пыль в прихожей.

    А в знойном воздухе колышутся детские голоса.

    – Перекладина, – говорит Энн.

    Затишье.

    – Четыре, девять, семь. А, потом бэ, потом фэ, – деловито диктует издали Мышка. – Потом вилка, и веревочка, и, шеста… шесту… шестиугольник!

    За обедом Мышка залпом осушила стакан молока и метнулась к двери. Миссис Моррис хлопнула ладонью по столу.

    – Сядь сию минуту, – велела она дочери. – Сейчас будет суп.

    Она нажала красную кнопку автомата, и через десять секунд в резиновом приемнике мягко стукнуло. Миссис Моррис открыла дверцу, вынула запечатанную банку с двумя алюминиевыми ручками, мигом вскрыла ее и налила горячий суп в чашку.

    Мышка ерзала на стуле.

    – Скорей, мам! Тут вопрос жизни и смерти, а ты…

    – В твои годы я была такая же. Всегда вопрос жизни и смерти. Я знаю.

    Мышка торопливо глотала суп.

    – Ешь помедленнее, – сказала мать.

    – Не могу, меня Бур ждет.

    – Кто это Бур? Странное имя.

    – Ты его не знаешь, – сказала Мышка.

    – Разве в нашем квартале поселился новый мальчик?

    – Еще какой новый, – сказала Мышка, принимаясь за вторую порцию.

    – Который же это – Бур? Покажи его мне.

    – Он там, – уклончиво ответила Мышка. – Ты будешь смеяться. Все только дразнятся да смеются. Фу, пропасть!

    – Что же, этот Бур такой застенчивый?

    – Да. Нет. Как сказать. Ох, мам, я побегу, а то у нас никакого вторжения не получится.

    – А кто куда вторгается?

    – Марсиане на Землю. Нет, они не совсем марсиане. Они… ну не знаю. Вон оттуда, – она ткнула ложкой куда-то вверх.

    – И отсюда. – Миссис Моррис легонько тронула разгоряченный дочкин лоб.

    Мышка возмутилась:

    – Смеешься! Ты рада убить и Бура, и всех!

    – Нет-нет, я никого не хотела обидеть. Так этот Бур – марсианин?

    – Нет. Он… ну не знаю. С Юпитера, что ли, или с Сатурна, или с Венеры. В общем, ему трудно пришлось.

    – Могу себе представить! – Мать прикрыла рот ладонью, пряча улыбку.

    – Они никак не могли придумать, как бы им напасть на Землю.

    – Мы неприступны, – с напускной серьезностью подтвердила мать.

    – Вот и Бур так говорит. Это самое слово, мам: не…при…

    – О-о, какой умный мальчик. Какие взрослые слова знает.

    – Ну и вот, мам, они все не могли придумать, как на нас напасть. Бур говорит… он говорит, чтобы хорошо воевать, надо найти новый способ застать людей врасплох. Тогда непременно победишь. И еще он говорит, надо найти помощников в лагере врага.

    – Пятую колонну, – сказала мать.

    – Ага. Так Бур говорит. А они все не могли придумать, как застать Землю врасплох и как найти помощников.

    – Неудивительно. Мы ведь очень сильны, – засмеялась мать, убирая со стола.

    Мышка сидела и так смотрела на стол, будто видела на нем все, о чем рассказывала.

    – А потом в один прекрасный день, – продолжала она театральным шепотом, – они подумали о детях!

    – Вот как! – восхитилась миссис Моррис.

    – Да, и они подумали: взрослые вечно заняты, они не заглядывают под розовые кусты и не шарят в траве.

    – Разве что когда собирают грибы или улиток.

    – И потом, он говорил что-то такое про мери-мери.

    – Мери-мери?

    – Ме-ре-ния.

    – Измерения?

    – Ага! Их четыре штуки! И еще про детей до девяти лет и про воображение. Он очень занятно разговаривает.

    Миссис Моррис устала от дочкиной болтовни.

    – Да, наверно, это занятно. Но твой Бур тебя заждался. Уже поздно, а надо еще умыться перед сном. Так что, если хочешь поспеть с вашим вторжением, беги скорей.

    – Ну-у, еще мыться! – проворчала Мышка.

    – Обязательно! И почему это дети боятся воды? Во все времена все дети не любили мыть уши.

    – Бур говорит, мне больше не надо будет мыться, – сказала Мышка.

    – Ах, вот как?

    – Он всем ребятам так сказал. Никакого мытья. И не надо рано ложиться спать, и в субботу можно по телевизору смотреть целых две программы!

    – Ну, пускай мистер Бур не болтает лишнего. Вот я пойду поговорю с его матерью и…

    Мышка пошла к двери.

    – И еще есть такие мальчишки, Пит Бритз и Дейл Джеррик, мы с ними ругаемся. Они уже большие. И они дразнятся. Они еще хуже родителей. Даже не верят в Бура. Воображалы такие, задаются, что уже большие. Могли бы быть поумнее. Сами недавно были маленькие. Я их ненавижу хуже всех. Мы их первым делом убьем.

    – А нас с папой после?

    – Бур говорит: вы опасные. Знаешь почему? Потому что вы не верите в марсиан! А они позволят нам править всем миром. Ну не нам одним, ребятам из соседнего квартала – тоже. Я, наверно, буду королевой.

    Она отворила дверь.

    – Мам!

    – Да?

    – Что такое лог-ги-ка?

    – Логика? Понимаешь, детка, это когда человек умеет разобраться, что верно, а что неверно.

    – Бур и про это сказал. А что такое впе-ча-тли-тель-ный? – Мышке понадобилась целая минута, чтобы выговорить такое длиннющее слово.

    – А это… – мать опустила глаза и тихонько засмеялась. – Это значит ребенок.

    – Спасибо за обед! – Мышка выбежала вон, потом на миг снова заглянула в кухню. – Мам, я уж постараюсь, чтоб тебе было не очень больно, правда-правда!

    – И на том спасибо, – сказала мать. Хлопнула дверь.

     

    В четыре часа загудел вызов видеофона. Миссис Моррис нажала кнопку, экран осветился.

    – Здравствуй, Элен! – сказала она.

    – Здравствуй, Мэри. Как дела в Нью-Йорке?

    – Отлично. А в Скрэнтоне? У тебя усталое лицо.

    – У тебя тоже. Сама знаешь, дети. Путаются под ногами.

    Миссис Морис вздохнула.

    – Вот и Мышка тоже. У них тут сверхвторжение.

    Элен рассмеялась:

    – У вас тоже малыши в это играют?

    – Ох, да. А завтра все помешаются на головоломках и на моторизованных " классах". Неужели мы тоже году в сорок восьмом были такие несносные?

    – Еще хуже. Играли в японцев и нацистов. Не знаю, как мои родители меня терпели. Ужасным была сорванцом.

    – Родители привыкают все пропускать мимо ушей.

    Короткое молчание.

    – Что случилось, Мэри?

    Миссис Моррис прикрыла глаза, медленно, задумчиво провела языком по губам. Вопрос Элен заставил ее вздрогнуть.

    – А? Нет, ничего. Просто я как раз об этом и думала. Насчет того, как пропускаешь мимо ушей. Неважно. О чем, бишь, мы говорили?

    – Мой Тим прямо влюбился в какого-то мальчишку… его, кажется, зовут Бур.

    – Наверно, у них такой новый пароль. Моя Мышка тоже увлеклась этим Буром.

    – Вот не думала, что это и до Нью-Йорка докатилось. Видно, друг от дружки слышат и повторяют. Какая-то эпидемия. Я тут разговаривала с Джозефиной, она говорит, ее детишки тоже помешались на новой игре, а она ведь в Бостоне. Всю страну охватило.

    В кухню вбежала Мышка выпить воды. Миссис Моррис обернулась:

    – Ну, как дела?

    – Почти все готово, – ответила Мышка.

    – Прекрасно! А это что такое?

    – Бумеранг. Смотри!

    Это было что-то вроде шарика на пружинке. Мышка бросила шарик, пружинка растянулась до отказа… и шарик исчез.

    – Видала? – сказала Мышка. – Хоп! – Она согнула палец крючком, шарик вновь очутился у нее в руке, и она защелкнула пружинку.

    – Ну-ка, еще раз, – попросила мать.

    – Не могу. В пять часов вторжение. Пока! – И Мышка вышла, пощелкивая игрушкой.

    С экрана видеофона засмеялась Элен.

    – Мой Тим сегодня утром тоже притащил такую штучку, я хотела посмотреть, как она действует, а Тим ни за что не хотел показать, тогда я попробовала сама, но ничего не получилось.

    – Ты не впе-ча-тли-тель-ная, – сказала Мэри Моррис.

    – Что?

    – Так, ничего. Я подумала о другом. Тебе что-то было нужно, Элен?

    – Да, я хотела спросить, как ты делаешь то печенье, черное с белым…

     

    Лениво текло время. Близился вечер. Солнце опускалось в безоблачном небе. По зеленым лужайкам потянулись длинные тени. А ребячьи крики и смех все не утихали. Одна девочка вдруг с плачем побежала прочь. Миссис Моррис вышла на крыльцо.

    – Кто это плакал, Мышка? Не Пегги-Энн?

    Мышка что-то делала во дворе, подле розового куста.

    – Угу, – ответила она, не разгибаясь. – Пегги-Энн трусиха. Мы с ней больше не водимся. Она уж очень большая. Наверно, она вдруг выросла.

    – И поэтому заплакала? Чепуха. Отвечай мне как полагается, не то сейчас же пойдешь домой!

    Мышка круто обернулась, испуганная и злая.

    – Да не могу я сейчас! Скоро уже время. Ты прости, я больше не буду.

    – Ты что же, ударила Пегги-Энн?

    – Нет, честное слово! Вот спроси ее! Это из-за того, что… ну просто она трусиха, задрожала – хвост поджала.

    Кольцо ребятни теснее сдвинулось вокруг Мышки; озабоченно хмурясь, она что-то делала с разнокалиберными ложками и четырехугольным сооружением из труб и молотков.

    – Вот сюда и еще сюда, – бормотала она.

    – У тебя что-то не ладится? – спросила миссис Моррис.

    – Бур застрял. На полдороге. Нам бы только его вытащить, тогда будет легче. За ним и другие пролезут.

    – Может, я вам помогу?

    – Нет, спасибо. Я сама.

    – Ну хорошо. Через полчаса мыться, я тебя позову. Устала я на вас смотреть.

    Миссис Моррис ушла в дом, села в кресло и отпила глоток пива из неполного стакана. Электрическое кресло начало массировать ей спину. Дети, дети… У них и любовь, и ненависть – все перемешано. Сейчас ребенок тебя любит, а через минуту ненавидит. Странный народ дети. Забывают ли они, прощают ли в конце концов шлепки, и подзатыльники, и резкие слова, когда им велишь – делай то, не делай этого? Как знать… А если ничего нельзя ни забыть, ни простить тем, у кого над тобой власть – большим, непонятливым и непреклонным?

    Время шло. За окнами воцарилаеь странная, напряженная тишина, словно вся улица чего-то ждала.

    Пять часов. Где-то в доме тихонько, мелодично запели часы: " Ровно пять, ровно пять, надо время не терять! " – и умолкли.

    Урочный час. Час вторжения.

    Миссис Моррис засмеялась про себя.

    На дорожке зашуршали шины. Приехал муж. Мэри улыбнулась. Мистер Моррис вышел из машины, захлопнул дверцу и окликнул Мышку, все еще поглощенную своей работой. Мышка и ухом не повела. Он засмеялся, постоял минуту, глядя на детей. Потом поднялся на крыльцо.

    – Добрый вечер, родная.

    – Добрый вечер, Генри.

    Она выпрямилась в кресле и прислушалась. Дети молчат, все тихо. Слишком тихо.

    Муж выколотил трубку и набил заново.

    Ж-ж-жж.

    – Что это? – спросил Генри.

    – Не знаю.

    Она вскочила, поглядела расширенными глазами. Хотела что-то сказать – и не сказала. Смешно. Нервы расходились.

    – Дети ничего плохого не натворят? – промолвила она. – Там нет опасных игрушек?

    – Да нет, у них только трубы и молотки. А что?

    – Никаких электрических приборов?

    – Ничего такого, – сказал Генри. – Я смотрел.

    Мэри прошла в кухню. Жужжанье продолжалось.

    – Все-таки ты им лучше скажи, чтоб кончали. Уже шестой час. Скажи им… – Она прищурилась. – Скажи, пускай отложат вторжение на завтра.

    Она засмеялась не очень естественным смехом.

    Жужжанье стало громче.

    – Что они там затеяли? Пойду, в самом деле, погляжу.

    Взрыв!

    Глухо ухнуло, дом шатнуло. И в других дворах, на других улицах громыхнули взрывы.

    У Мэри Моррис вырвался отчаянный вопль.

    – Наверху! – бессмысленно закричала она, не думая, не рассуждая.

    Быть может, она что-то заметила краем глаза; быть может, ощутила незнакомый запах или уловила незнакомый звук. Некогда спорить с Генри, убеждать его. Пускай думает, что она сошла с ума. Да, пускай! С воплем она кинулась вверх по лестнице. Не понимая, о чем она, муж бросился следом.

    – На чердаке! – кричала она. – Там, там!

    Жалкий предлог, но как еще заставишь его скорей подняться на чердак. Скорей, успеть… о боже!

    Во дворе – новый взрыв. И восторженный визг, как будто для ребят устроили невиданный фейерверк.

    – Это не на чердаке! – крикнул Генри. – Это во дворе!

    – Нет, нет! – задыхаясь, еле живая, она пыталась открыть дверь. – Сейчас увидишь! Скорей! Сейчас увидишь!

    Наконец они ввалились на чердак. Мэри захлопнула дверь, повернула ключ в замке, вытащила его и закинула в дальний угол, в кучу всякого хлама. И как в бреду, захлебываясь, стала выкладывать все подряд. Неудержимо. Наружу рвались неосознанные подозрения и страхи, что весь день тайно копились в душе и перебродили в ней, как вино. Все мелкие разоблачения, открытия и догадки, которые тревожили ее с самого утра и которые она так здраво, трезво и рассудительно критиковала и отвергала. Теперь все это взорвалось и потрясло ее.

    – Ну вот, ну вот, – всхлипывая, она прислонилась к двери. – Тут мы в безопасности до вечера. Может, потом потихоньку выберемся. Может, нам удается бежать!

    Теперь взорвался Генри, но по другой причине:

    – Ты что, рехнулась? Какого черта ты закинула ключ? Знаешь, милая моя!..

    – Да, да, пускай рехнулась, если тебе легче так думать, только оставайся здесь!

    – Хотел бы я знать, как теперь отсюда выбраться!

    – Тише. Они услышат. О господи, они нас найдут…

    Где-то близко – голос Мышки. Генри умолк на полуслове. Все вдруг зажужжало, зашипело, поднялся визг, смех. Внизу упорно, настойчиво гудел сигнал видеофона – громкий, тревожный. " Может, это Элен меня вызывает, – подумала Мэри. – Может, она хочет мне сказать… то самое, чего я жду? "

    В доме раздались шаги. Гулкие, тяжелые.

    – Кто там топает? – гневно говорит Генри. – Кто смел вломиться в мой дом?

    Тяжелые шаги. Двадцать, тридцать, сорок, пятьдесят пар ног. Пятьдесят непрошеных гостей в доме. Что-то гудит. Хихикают дети.

    – Сюда! – кричит внизу Мышка.

    – Кто там? – в ярости гремит Генри. – Кто там ходит?

    – Тс-с. Ох, нет, нет, нет, – умоляет жена, цепляясь за него. – Молчи, молчи. Может быть, они еще уйдут.

    – Мам! – зовет Мышка. – Пап!

    Молчание.

    – Вы где?

    Тяжелые шаги, тяжелые, тяжелые, страшно тяжелые. Вверх по лестнице. Это Мышка их ведет.

    – Мам? – Неуверенное молчание. – Пап? – Ожидание, тишина.

    Гуденье. Шаги по лестнице, ведущей на чердак. Впереди всех – легкие, Мышкины.

    На чердаке отец и мать молча прижались друг к другу, их бьет дрожь. Электрическое гуденье, странный холодный свет, вдруг просквозивший в щели под дверью, незнакомый острый запах, какой-то чужой, нетерпеливый голос Мышки – все это, непонятно почему, проняло наконец и Генри Морриса. Он стоит рядом с женой в тишине, во мраке, его трясет.

    – Мам! Пап!

    Шаги. Новое негромкое гуденье. Замок плавится. Дверь настежь. Мышка заглядывает внутрь чердака, за нею маячат огромные синие тени.

    – Чур-чура, я нашла! – говорит Мышка.

     

     






    © 2023 :: MyLektsii.ru :: Мои Лекции
    Все материалы представленные на сайте исключительно с целью ознакомления читателями и не преследуют коммерческих целей или нарушение авторских прав.
    Копирование текстов разрешено только с указанием индексируемой ссылки на источник.