Главная страница Случайная страница Разделы сайта АвтомобилиАстрономияБиологияГеографияДом и садДругие языкиДругоеИнформатикаИсторияКультураЛитератураЛогикаМатематикаМедицинаМеталлургияМеханикаОбразованиеОхрана трудаПедагогикаПолитикаПравоПсихологияРелигияРиторикаСоциологияСпортСтроительствоТехнологияТуризмФизикаФилософияФинансыХимияЧерчениеЭкологияЭкономикаЭлектроника |
Переводчик: Нора Галь. Под открытым окном, будто осенняя трава на ветру, зашуршали старушечьи голоса:
Под открытым окном, будто осенняя трава на ветру, зашуршали старушечьи голоса: – Эттил – трус! Эттил – изменник! Славные сыны Марса готовы завоевать Землю, а Эттил отсиживается дома! – Болтайте, болтайте, старые ведьмы! – крикнул он. Голоса стали чуть слышными, словно шепот воды в длинных каналах под небом Марса. – Эттил опозорил своего сына, каково мальчику знать, что его отец – трус! – шушукались сморщенные старые ведьмы с хитрыми глазами. – О стыд, о бесчестье! В дальнем углу комнаты плакала жена. Будто холодный нескончаемый дождь стучал по черепичной кровле. – Ох, Эттил, как ты можешь? Эттил отложил металлическую книгу в золотом проволочном переплете, которая все утро ему напевала, что он пожелает. – Я ведь уже пытался объяснить, – сказал он. – Вторжение на Землю – глупейшая затея. Она нас погубит. За окном – гром и треск, рев меди, грохот барабанов, крики, мерный топот ног, шелест знамен, песни. По камню мостовых, вскинув на плечо огнеструйное оружие, маршировали солдаты. Следом бежали дети. Старухи размахивали грязными флажками. – Я останусь на Марсе и буду читать книгу, – сказал Эттил. Громкий стук. Тилла отворила дверь. В комнату ворвался Эттилов тесть. – Что я слышу? Мой зять – предатель?! – Да, отец. – Ты не вступаешь в марсианскую армию? – Нет, отец. – О чтоб тебя! – Старик побагровел. – Опозоришься навеки. Тебя расстреляют. – Так стреляйте, – и покончим с этим. – Слыханное ли дело, марсианину – да не вторгнуться на Землю! Где это слыхано? – Неслыханное дело, согласен. Небывалый случай. – Неслыханно, – зашипели ведьмы под окном. – Хоть бы ты его вразумил, отец! – сказала Тилла. – Как же, вразумишь навозную кучу! – воскликнул отец, гневно сверкая глазами, и подступил к Эттилу. – День на славу, оркестры играют, женщины плачут, детишки радуются, все как нельзя лучше, шагают доблестные воины, а ты сидишь тут… О стыд! – О стыд! – всхлипнули голоса в кустах поодаль. – Вон из моего дома! – вспылил Эттил. – Надоела мне эта дурацкая болтовня! Убирайся ты со своими медалями и барабанами! Он подтолкнул тестя к выходу, жена взвизгнула, но тут дверь распахнулась на пороге – военный патруль. – Эттил Врай? – рявкнул голос. – Да. – Вы арестованы! – Прощай, дорогая жена! Иду воевать заодно с этими дураками! – закричал Эттил, когда люди в бронзовых кольчугах поволокли его на улицу. – Прощай, прощай, – скрываясь вдали, эхом отозвались ведьмы. Тюремная камера была чистая и опрятная. Без книги Эттилу стало не по себе. Он вцепился обеими руками в решетку и смотрел, как за окном уносятся в ночное небо ракеты. Холодно светили несчетные звезды, каждый раз, как среди них вспыхивала ракета, они будто кидались врассыпную. – Дураки, – шептал Эттил. – Ах, дураки! Дверь камеры распахнулась. Вошел человек, вкатил подобие тележки, навалом груженной книгами. Позади выросла фигура Военного наставника. – Эттил Врай, отвечайте, почему у вас в доме хранились запрещенные земные книги. Все эти " Удивительные истории", " Научные рассказы", " Фантастические повести". Объясните. И он стиснул руку Эттила повыше кисти. Эттил вырвал руку. – Если вы намерены меня расстрелять, стреляйте. Именно из-за этой литературы я и не желаю воевать с Землей. Из-за этих книг ваше вторжение обречено. – Как так? – Наставник хмуро покосился на пожелтевшие от времени журналы. – Возьмите книжку, – сказал Эттил. – Любую, на выбор. С тысяча девятьсот двадцать девятого – тридцатого и до тысяча девятьсот пятидесятого года по земному календарю в девяти рассказах из десяти речь шла о том, как марсиане вторглись на Землю. – Ага!.. – Военный наставник улыбнулся и кивнул. – …а потом потерпели крах, – докончил Эттил. – Да это измена! Держать у себя такие книги! – Называйте, как хотите. Но дайте мне сделать кое какие выводы. Каждое вторжение неизменно кончалось пшиком по милости какого-нибудь молодого человека по имени Мик, Рик, Джик или Беннон; как правило, он худощавый и стройный, родом ирландец, действует в одиночку и одолевает марсиан. – И вы смеете в это верить! – Что земляне и правда на это способны, не верю. Но поймите. Наставник, у них за плечами традиция поколение за поколением в детстве зачитывалось подобными выдумками. Они просто напичканы книжками о безуспешных нашествиях. У нас, марсиан, таких книг нет и не было, верно? – Ну-у… – Не было. – Пожалуй, что и так. – Безусловно, так, сами знаете. Мы никогда не сочиняли таких фантастических выдумок. И вот теперь мы поднялись, мы идем в бой – и погибнем. – Странная логика. При чем тут старые журналы? – Боевой дух. В этом вся соль. Земляне знают, что они не могут не победить. Это знание у них в крови. Они не могут не победить. Они отразят любое вторжение, как бы великолепно его ни организовать. Книжки, которых они начитались в юности, придают им неколебимую веру в себя, где нам с ними равняться! Мы, марсиане, не так уж уверены в себе; мы знаем, что можем потерпеть неудачу. Как мы ни бьем в барабаны, как ни трубим в трубы, а дух наш слаб. – Это измена! Я не желаю слушать! – закричал Военный наставник. – Через десять минут все эти книжонки сожгут, и тебя тоже. Можешь выбирать, Эттил Врай. Либо ты вступишь в Военный легион, либо сгоришь. – Выбирать из двух смертей? Что ж, лучше сгореть. – Эй, люди! Эттила вытолкали во двор. И он увидел, как были преданы огню книги, которые он так любовно собирал. Посреди двора зияла яма в пять футов глубиной, в яму налито горючее. Его подожгли, с ревом взметнулось пламя. Через минуту Эттила втолкнут в яму. А в конце двора, в тени, одиноким мрачным изваянием застыл его сын, большие желтые глаза полны горечи и страха. Мальчик не протянул руку, не вымолвил ни слова, только смотрел на отца, точно умирающий зверек, бессловесный зверек, что молит о пощаде. Эттил поглядел на яростное пламя. Грубые руки схватили его, сорвали с него одежду и подтащили к огненной черте, за чертой – смерть. И только тут Эттил проглотил ком, застрявший в горле, и крикнул: – Стойте! Лицо Наставника – в рыжих пляшущих отсветах, в дрожащем жарком мареве – придвинулось ближе. – Чего тебе? – Я вступаю в Военный легион, – сказал Эттил. – Хорошо! Отпустите его! Грубые руки разжались. Эттил обернулся – сын стоял в дальнем конце двора и ждал. Не улыбался, просто ждал. В небо взметнулась яркая бронзовая ракета – и звезды померкли…
– А теперь пожелаем доблестным воинам счастливого пути, – сказал Наставник. Загремел оркестр, ветер ласково брызнул слезами дождя на потных, распаренных солдат. Запрыгали ребятишки. Среди пестрой толчеи Эттил увидел жену, она плакала от гордости, рядом, молчаливый и торжественный, стоял сын. Строевым шагом смеющиеся отважные воины вошли в межпланетный корабль. Легли в сетки, пристегнулись. По всему кораблю в сетках расположились солдаты. Все что- то лениво жевали и ждали. Захлопнулась тяжелая крышка люка. Где-то в клапане засвистел воздух. – Вперед, к Земле и гибели, – прошептал Эттил. – Что? – переспросил кто-то. – Вперед, к славной победе, – скорчив подобающую мину, сказал Эттил. Ракета рванулась в небо. " Бездна, – думал Эттил. – Вот мы летим в медном котле через бездны мрака и алые сполохи. Мы летим – наша прославленная ракета запылает в небе над земля нами, и сердца их исполнятся страхом. Ну, а самому тебе каково сейчас, когда ты далек, так страшно да лек от дома, от жены, от сына? " Он пытался понять, почему его бьет дрожь. Словно все внутренности все самое сокровенное, самое важное в твоем существе, без чего нельзя жить, – все накрепко привязал к родному Марсу, а сам прыгнул прочь на миллионы миль. Сердце все еще на Марсе, там оно бьется и пылает. Мозг все еще на Марсе, там он мыслит, трепещет, как брошенный факел. И желудок еще там, на Марсе, сонно переваривает последний обед. И легкие еще там, в прохладном, голубом, хмельном воздухе Марса – мягкие, подвижные мехи, что жаждут освобождения. Вот часть тебя, которой так нужен покой. Ибо теперь ты лишь автомат без винтов и гаек, ты труп, те, у кого над тобою власть, вскрыли тебя и вы, – потрошили, и все, что было в тебе стоящего, бросили на дно пересохших морей, раскидали по сумрачным холмам. И вот ты – опустошенный, угасший, охладелый, у тебя остались только руки, чтоб нести смерть землянам. Руки – вот и все, что от тебя осталось, подумал он холодно и отрешенно. Лежишь в сетке, в огромной паутине. Не один, вас много, но другие целы и невредимы, тело и душа у них – одно. А все, что от тебя осталось живого, бродит там, позади, под вечерним ветерком среди пустынных морей. Здесь же, в ракете, только холодный ком глины, в котором уже нет жизни. – Штурмовые посты, штурмовые посты, к штурму! – Готов! Готов! Готов! – Подъем! – Встать из сеток! Живо! Эттил повиновался команде. Где-то отдельно, впереди него, двигались его онемевшие руки. Как быстро все это получилось, думал он. Только год назад на Марс прилетела ракета с Земли. Наши ученые – ведь они наделены потрясающим телепатическим даром – в точности ее скопировали; наши рабочие на своих потрясающих заводах соорудили сотни таких же ракет. С тех пор больше ни один земной корабль не достиг Марса, и однако мы в совершенстве овладели языком людей Земли, мы знаем их культуру, ход их мыслей. И мы дорого заплатим за столь блистательные успехи… – Орудия к бою! – Есть! – Прицел! – Дистанция в милях? – Десять тысяч! – Штурм! Гудящая тишина. Тишина скрытого в ракете улья. Гудят и жужжат крохотные катушки, бесчисленные приборы, рычаги, вертящиеся колеса. И молча ждут люди. В молчании застыли тела, только пот проступает под мышками, на лбу, под остановившимися выцветшими глазами. – Внимание! Приготовиться! Изо всех сил держится Эттил – только бы не потерять рассудок! – и ждет, ждет… Тишина, тишина, тишина. Ожидание. Т-и-и-и-и-! – Что это? – Радио с Земли! – Дайте настройку! – Они пробуют с нами связаться, они нас вызывают. Дайте настройку! И-и-иии! – Вот они! Слушайте! – Вызываем марсианские военные ракеты! Тишина затаила дыхание, гуденье улья смолкло и отступило, и в ракете над застывшими в ожидании солдатами раздался резкий, отрывистый чужой голос: – Говорит Земля! Говорит Уильям Соммерс, президент Объединения американских промышленников! Эттил стиснул рукоятку боевого аппарата, весь подался вперед, зажмурился. – Добро пожаловать на Землю! – Что? – закричали в ракете. – Что он сказал? – Да, да, добро пожаловать на Землю. – Это обман! Эттил вздрогнул, открыл глаза и ошалело уставился в потолок, откуда исходил невидимый голос. – Добро пожаловать! Зеленая Земля, планета цивилизации и промышленности, приветствует вас! – радушно вещал голос. – Мы вас ждем с распростертыми объятиями, да обратится грозное нашествие в дружественный союз на вечные времена. – Обман! – Тс-с, слушайте! – Много лет назад мы, жители Земли, отказались от войн и уничтожили наши атомные бомбы. И теперь мы не готовы воевать, нам остается лишь приветствовать вас. Наша планета к вашим услугам. Мы просим только о милосердии, наши добрые и милостивые завоеватели. – Этого не может быть! – прошептал кто-то. – Уж конечно, это обман! – Итак, добро пожаловать! – закончил представитель Земли мистер Уильям Соммерс. – Опускайтесь, где вам угодно. Земля к вашим услугам, все мы – братья! Эттил засмеялся. На него оглянулись, уставились в недоумении. – Он сошел с ума! А Эттил все смеялся, пока его не стукнули.
Маленький толстенький человечек посреди раскаленного ракетодрома в Гринтауне, штат Калифорния, выхватил белоснежный платок и отер взмокший лоб. Потом со свежесколоченной дощатой трибуны подслеповато прищурился на пятидесятитысячную толпу, которую сдерживала плотная цепь полицейских. Все взгляды были устремлены в небо. – Вот они! Толпа ахнула. – Нет, это просто чайки! Ропот разочарования. – Я начинаю думать, что напрасно мы не объявили им войну, – прошептал толстяк мэр. – Тогда можно было бы разойтись по домам. – Ш-ш! – остановила его жена. – Вот они! – загудела толпа. Из солнечных лучей возникли марсианские ракеты. – Все готовы? – мэр беспокойно огляделся. – Да, сэр, – сказала мисс Калифорния 1965 года. – Да, – сказала и мисс Америка 1940 года (она примчалась сюда в последнюю минуту, чтобы заменить мисс Америку 1966-го-та, как на грех, слегла). – Ясно, готовы, сэр! – подхватил мистер Крупнейший грейпфрут из долины Сан- Фернандо за 1956 год. – Оркестр готов? Оркестранты вскинули трубы, точно ружья на изготовку. – Так точно! Ракеты приземлились. – Давайте! Оркестр грянул марш " Я иду к тебе, Калифорния" и сыграл его десять раз подряд. С двенадцати до часу дня мэр говорил речь, простирая руки к безмолвным, недоверчивым ракетам. В час пятнадцать герметические люки ракет открылись. Оркестр трижды сыграл " О штат золотой! ". Эттил и еще полсотни марсиан с оружием наготове спрыгнули наземь. Мэр выбежал вперед, в руках у него были ключи от Земли. Оркестр заиграл " Приходит в город Санта-Клаус", и певческая капелла, нарочно для этого случая доставленная с Лонг Бич, запела на этот мотив новые слова о том, как " приходят в город марсиане". Видя, что все вокруг безоружны, марсиане поуспокоились, но огнестрелы не убирали. С часу тридцати до двух пятнадцати мэр повторял свою речь специально для марсиан. В два тридцать мисс Америка 1940 вызвалась перецеловать всех марсиан, если только они станут в ряд. В два часа тридцать минут и десять секунд оркестр заиграл " Здравствуйте, здравствуйте, как поживаете", чтобы замять неловкость, возникшую по вине мисс Америки. В два тридцать пять мистер Крупнейший грейпфрут преподнес в дар марсианам двухтонный грузовик с плодами своих садов. В два тридцать семь мэр роздал всем марсианам бесплатные билеты в театры " Элита" и " Маджестик", при этом он произнес речь, которая длилась до начала четвертого. Заиграл оркестр, и пятьдесят тысяч человек запели " Все они славные парни". В четыре часа торжество закончилось. Эттил уселся в тени ракеты, с ним были двое его товарищей. – Так вот она. Земля! – А я считаю, всю эту дрянь надо перебить, – заявил один марсианин. – Не верю я землянам. Что-то они замышляют. Ну, с чего они так уж нам радуются? – Он поднял картонную коробку, в ней что-то шуршало. – Что это они мне сунули? Говорят, образчик. – Он прочел надпись на этикетке: – " БЛЕСК. Новейшая Мыльная Стружка". Вокруг сновала толпа, земляне и марсиане вперемешку, точно на карнавале. Стоял немолчный говор, радушные хозяева пробовали на ощупь обшивку ракет, засыпали гостей вопросами. Эттил словно окоченел. Его пуще прежнего била дрожь. – Неужели вы не чувствуете? – шепнул он. – Тут таится что-то недоброе, противоестественное. Нам не миновать беды. Все это неспроста. Какое-то ужасное вероломство. Я знаю, они готовят нам худое. – А я говорю, их надо-перебить-всех до единого! – Как же убивать тех, кто называет себя другом и приятелем? – спросил второй марсианин. Эттил покачал головой – Они не притворяются. И все-таки у меня такое чувство, будто нас бросили в чан с кислотой и мы растворяемся, превращаемся в ничто. Мне страшно. – Он нацелил мозг на толпу, силясь нащупать ее настроение. – Да, они и вправду к нам расположены, у них это называется " на дружеской ноге". Это огромное сборище самых обыкновенных людей, они равно благосклонны, что к собакам и кошкам, что к марсианам. И все же… все же… Оркестр сыграл " Выкатим бочонок". Компания " Пиво Хейгенбека" (город Фресно, штат Калифорния) угощала всех даровым пивом. Марсиан начало тошнить. Их неудержимо рвало. Даровое угощение фонтанами извергалось обратно. Давясь и отплевываясь, Эттил сидел в тени платана. – Это заговор… гнусный заговор… – стонал он и судорожно хватался за живот. – Что вы такое съели? – над ним стоял Военный наставник. – Что-то непонятное, – простонал Эттил. – У них это называется кукурузные хлопья. – А еще? – Еще какой-то ломоть мяса с булкой, и пил какую-то желтую жидкость из бочки со льдом, и ел какую-то рыбу, и штуку, которую они называют пирожное, – вздохнул Эттил, веки его вздрагивали. Со всех сторон раздавались стоны завоевателей-марсиан. – Перебить подлых предателей! – слабым голосом выкрикнул кто-то. – Спокойнее, – остановил Наставник – Это просто гостеприимство. Они переусердствовали. Вставайте, воины. Идем в город. Надо разместить повсюду небольшие гарнизоны, так будет вернее. Остальные ракеты приземляются в других городах. Пора браться за дело. Солдаты кое-как поднялись на ноги и растерянно хлопали глазами. – Вперед шагом… марш! Раз, два, три, четыре! Раз, два, три, четыре!
Городок, весь белый, дремал, окутанный мерцающим зноем. Все раскалилось – столбы, бетон, металл, полотняные навесы, крыши, толь – все дышало жаром. Мерный шаг марсиан гулко отдавался на улицах. – Осторожней! – вполголоса предупредил Наставник. Они проходили мимо салона красоты. Внутри украдкой хихикнули. – Смотрите! Из окна выглянула медно-рыжая голова и тотчас скрылась, будто кукла в театре марионеток. Блеснул в замочной скважине голубой глаз. – Заговор, – шептал Эттил. – Так и знайте, это заговор! В жарком воздухе тянуло духами из вентиляторов, что бешено кружились в пещерах, где под электрическими колпаками, точно какие-то морские дива, сидели женщины – волосы их закручивались неистовыми вихрями или вздымались, будто горные вершины; глаза то пронизывали, то стекленели, смотрели и тупо и хитро; накрашенные рты алели как неоновые трубки. Крутились вентиляторы, запах духов истекал в неподвижный знойный воздух, вползал в зеленые кроны деревьев, исподтишка окутывал изумленных марсиан. Нервы Эттила не выдержали. – Ради всего святого! – вдруг закричал он. – Скорее по ракетам – и домой! Эти ужасные твари нас погубят! Вы на них только посмотрите! Видите, видите? Эти женщины в стылых пещерах, в искусственных скалах – злобные подводные чудища! – Молчать! Только посмотрите на них, думал Эттил. Ноги как колонны, и платья над ними шевелятся, будто холодные зеленые жабры. Он снова закричал. – Эй, кто-нибудь, заткните ему глотку! – Они накинутся на нас, забросают коробками шоколада и модными журналами, их жирно намазанные, ярко-красные рты оглушат нас визгом! Они затопят нас потоками пошлости, все наши чувства притупятся и заглохнут. Смотрите, их терзают непонятные электрические машины, а они что-то жужжат, и напевают, и бормочут! Неужели вы осмелитесь войти к ним в пещеры? – А почему бы и нет? – раздались голоса. – Да они изжарят вас, потравят, как кислотой, вы сами себя не узнаете! Вас раздавят, сотрут в порошок, каждый обратится в мужа – и только, в существо, которое работает и приносит домой деньги, чтоб они могли тут сидеть и пожирать свой мерзкий шоколад. Неужели вы надеетесь их обуздать? – Конечно, черт побери! Издалека долетел голос – высокий, пронзительный женский голос: – Поглядите на того, посередке – правда, красавчик? – А марсиане в общем-то ничего. Право слово, мужчины как мужчины, – томно протянул другой голос. – Эй вы! Ау! Марсиане! Э-эй! Эттил с воплем кинулся бежать…
Он сидел в парке, его трясло. Он перебирал в памяти все, что видел. Поднимал глаза к темному ночному небу – как далеко он от дома, как одинок и заброшен! Даже и сейчас, сидя в тишине под деревьями, он издали видел: марсианские воины ходят по улицам с земными женщинами, скрываются в маленьких храмах развлечений, – там, в призрачном полумраке, они следят за белыми видениями, скользящими по серым экранам, и прислушиваются к странным и страшным звукам, а рядом сидят маленькие женщины в кудряшках и жуют вязкие комки резины, а под ногами валяются еще комки, уже окаменевшие, и на них навеки остались отпечатки острых женских зубов. Пещера ветров – кинематограф. – Привет! Он в ужасе вскинул голову. Рядом на скамью опустилась женщина, она лениво жевала резинку. – Не убегай, – сказала она. – Я не кусаюсь. – Ох! – вырвалось у Эттила. – Сходим в кино? – предложила женщина. – Нет. – Да ну, пойдем, – сказала она. – Все пошли. – Нет, – повторил Эттил. – Разве вам тут, на Земле, больше нечего делать? – А чего тебе еще? – она подозрительно его оглядела, голубые глаза округлились. – Что же мне, по-твоему, сидеть дома носом в книжку? Ха-ха! Выдумает тоже! Эттил изумленно смотрел на нее, спросил не сразу: – А все-таки чем вы еще занимаетесь? – Катаемся в автомобилях. У тебя автомобиль есть? Непременно заведи себе новый большой " подлер-шесть" с откидным верхом. Шикарная машина! Уж будь уверен, у кого есть " подлер-шесть", тот любую девчонку подцепит! – и она подмигнула Эттилу. – У тебя-то денег куча, раз ты с Марса, это уж точно. Была бы охота, можешь завести себе " подлер-шесть" – и кати, куда вздумается, это уж точно. – Куда, в кино? – А чем плохо? – Нет-нет, ничего… – Да вы что, мистер? Рассуждаете прямо как коммунист! -сказала женщина. – Нет, сэр, такие разговорчики никто терпеть не станет, черт возьми. Наше общество очень даже мило устроено. Мы люди покладистые, позволили марсианам нас завоевать, даже пальцем не шевельнули – верно? – Вот этого я никак не пойму. Почему вы нас так приняли? – По доброте душевной, мистер, вот почему! Так и запомни, по доброте душевной! И она пошла искать себе другого кавалера. Эттил собрался с духом – надо написать жене; разложил бумагу на коленях и старательно вывел: " Дорогая Тилла! … Но тут его снова прервали. – Чуть не под носом застучали в бубен, пришлось поднять голову – перед ним стояла тщедушная старушонка с детски круглым, но увядшим и сморщенным личиком. – Брат мой! – закричала она, глядя на Эттила горящими глазами. – Обрел ли ты спасение? Эттил вскочил, уронил перо. – Что? Опасность? – Ужасная опасность! – завопила старуха, затрясла бубном и возвела очи горе. – Ты нуждаешься в спасении, брат мой, ты на краю гибели! – Кажется, вы правы, – дрожа согласился Эттил. – Мы уже многих нынче спасли. Я сама принесла спасение троим марсианам. Мило, не правда ли? – она широко улыбнулась. – Пожалуй, что так. Она впилась в Эттила пронзительным взглядом. Наклонилась к нему и таинственно зашептала: – Брат мой, был ли ты окрещен? – Не знаю, – ответил он тоже шепотом. – Не знаешь?! – крикнула она и высоко вскинула бубен. – Это вроде расстрела, да? – спросил Эттил. – Брат мой, ты погряз во зле и грехе, – сказала старушонка. – Не тебя осуждаю, ты вырос во мраке невежества. Я уж вижу, ваши марсианские школы ужасны, вас совсем не учат истине. Вас развращают ложью. Брат, если хочешь быть счастливым, дай совершить над тобой обряд крещения. – И тогда я буду счастлив даже здесь, в этом мире? – спросил Эттил. – Не требуй сразу многого, – возразила она. – Здесь довольствуйся малым, ибо есть другой, лучший мир, и там всех нас ждет награда. – Тот мир я знаю, – сказал Эттил. – Там покой, – продолжала она. – Да. – И тишина. – Да. – Там реки текут молоком и медом. – Да, пожалуй, – согласился Эттил. – И все смеются и ликуют. – Я это как сейчас вижу, – сказал Эттил. – Тот мир лучше нашего. – Куда лучше, – подтвердил он. – - Да, Марс – великая планета. Старушонка так и вскинулась, чуть не ударила его бубном по лицу. – Вы что, мистер, насмехаетесь надо мной? – Да нет же! – Эттил смутился и растерялся. – Я думал, вы это про… – Уж, конечно, не про ваш мерзкий Марс! Вот таким, как вы, и суждено вечно кипеть в котле, вы покроетесь язвами, вам уготованы адские муки… – Да, признаться. Земля – место малоприятное. Вы очень верно ее описываете. – Опять вы надо мной насмехаетесь, мистер! – разъярилась старушонка. – Нет-нет, прошу прощения. Это я по невежеству. – Ладно, – сказала она. – Ты язычник, а язычники все невоспитанные. На, держи бумажку. Приходи завтра вечером по этому адресу и будешь окрещен и обретешь счастье. Мы громко распеваем, без устали шагаем, и если хочешь слышать всю нашу медь, все трубы и флейты и кларнеты, ты к нам придешь, придешь? – Постараюсь, – неуверенно сказал Эттил. И она зашагала прочь, колотя на ходу в бубен и распевая во все горло: " Счастье мое вечно со мной! " Ошеломленный Эттил снова взялся за письмо. " Дорогая Тилла! Подумай только, по своей naivete [Простоте душевной (фр.)] я воображал, будто земляне встретят нас бомбами и пушками. Ничего подобного! Я жестоко ошибался. Тут нет никакого Рика, Мика, Джика, Беннона, никаких таких молодцов, которые в одиночку спасают всю планету. Вовсе нет. Тут только и есть что белобрысые розовые роботы с телами из резины; они вполне реальные и все-таки чуточку неправдоподобны, живые – и все-таки говорят и действуют как автоматы, и весь свой век проводят в пещерах. У них немыслимые, необъятные derrieres [Зады (фр.)]. Глаза неподвижные, застывшие, ведь они только и делают, что смотрят кино. И никакой мускулатуры, развиты лишь мышцы челюстей, ведь они непрестанно жуют резинку. Таковы не отдельные люди, дорогая моя Тилла, такова вся земная цивилизация, и мы брошены в нее, как горсть семян в громадную бетономешалку. От нас ничего не останется. Нас сокрушит не их оружие, но их радушие. Нас погубит не ракета, но автомобиль…" Отчаянный вопль. Треск, грохот. И тишина. Эттил вскочил. За оградой парка на улице столкнулись две машины. В одной было полно марсиан, в другой – землян. Эттил вернулся к письму.
" Милая, милая Тилла, вот тебе кое-какие цифры, если позволишь. Здесь, на американском континенте, каждый год погибают сорок пять тысяч человек – превращаются в кровавый студень в своих жестянках-автомобилях. Красный студень, а в нем белые кости, точно нечаянные мысли – смешные и страшные мысли замирают, застывают в желе. Автомобили сплющиваются в этакие аккуратненькие консервные банки, а внутри все перемешалось и все тихо. Везде на дорогах кровавое месиво, и на нем жужжат огромные навозные мухи. Внезапный толчок, остановка – и лица обращаются в карнавальные маски. Есть тут у них такой праздник – карнавал в день всех святых. Видимо, в этот день они поклоняются автомобилю или, во всяком случае, тому, что несет смерть. Выглянешь из окна, а там лежат двое, соединились в тесном объятии, еще минуту назад они не знали друг друга, а теперь оба мертвы. Я предчувствую, наша армия будет перемолота, отравлена, всякие колдуньи и жевательная резинка заманят воинов в капканы кинотеатров и погубят. Завтра же, пока не поздно, попытаюсь сбежать домой, на Марс. Тилла моя, где-то на Земле есть некий Человек, и у него Рычаг, довольно ему нажать на рычаг – и он спасет эту планету. Но человек этот сейчас не у дел. Заветный рычаг покрывается пылью. А сам он играет в карты. Женщины этой зловещей планеты утопили нас в потоках пошлой чувствительности и неуместного кокетства, они предаются отчаянному веселью, потому что скоро здешние парфюмеры переварят их в котле на мыло. Спокойной ночи, Тилла моя. Пожелай мне удачи, быть может, я погибну при попытке к бегству. Поцелуй за меня сына". Эттил Врай сложил письмо, немые слезы кипели в груди. Не забыть бы отправить письмо с почтовой ракетой. Он вышел из парка. Что остается делать? Бежать? Но как? Вернуться попозже вечером на стоянку, забраться одному в ракету и улететь? Возможно ли это? Он покачал головой. Ничего не поймешь, совсем запутался. Ясно одно, если остаться на Земле, тобой живо завладеют бесчисленные вещи, которые жужжат, фыркают, шипят, обдают дымом и зловонием. Пройдет полгода – и у тебя заведется огромная, хорошо прирученная язва, кровяное давление астрономических масштабов и совсем ослепнешь, и каждую ночь будут душить долгие, мучительные кошмары, и никак из них не вырвешься. Нет, ни за что! Мимо с бешеной скоростью несутся в своих механических гробах земляне – лица застывшие, взгляд дикий. Не сегодня-завтра они наверняка изобретут автомобиль, у которого будет шесть серебряных ручек! – Эй, вы! Взвыла сирена. У обочины остановилась огромная, точно катафалк, зловещая черная машина. Из нее высунулся человек. – Марсианин? – Да. – Вас-то мне и надо. Влезайте, да поживей! Вам крупно повезло. Влезайте! Свезу вас в отличное местечко, там и потолкуем. Ну же, не стойте столбом! Ошеломленный Эттил покорно открыл дверцу и сел в машину. Покатили.
– Что будете пить, Э Вэ? Коктейль? Официант, два манхеттена! Спокойно, Э Вэ. Я угощаю. Я и наша студия. Нечего вам хвататься за кошелек. Рад познакомиться, Э Вэ. Меня зовут Эр Эр Ван Пленк. Может, слыхали про такого? Нет? Ну, все равно, руку, приятель. Он зачем-то помял Эттилу руку и сразу ее выпустил. Они сидели в темной пещере, играла музыка, плавно скользили официанты. Им принесли два бокала. Все произошло так внезапно. И вот Ван Пленк, скрестив руки на груди, разглядывает свою марсианскую находку. – Итак, Э Вэ, вы мне нужны. У меня есть идея – бл-а-городнейшая, лучше не придумаешь! Даже не знаю, как это меня осенило. Сижу сегодня дома, и вдруг – бац! – вот это, думаю, будет фильм! ВТОРЖЕНИЕ МАРСИАН НА ЗЕМЛЮ. А что для этого нужно? Нужен консультант. Ну, сел я в машину, отыскал вас – и вся недолга. Выпьем! За ваше здоровье и за наш успех. Хоп! – Но… – возразил было Эттил. – Знаю, знаю, ясно, не задаром. Чего-чего, а денег у нас прорва. И еще у меня при себе книжечка, а в ней золотые листочки, могу ссудить. – Мне не очень нравятся ваши земные растения и… – Э, да вы шутник. Так вот, слушайте, как мне мыслится сценарий. – В азарте он наклонился к Эттилу. – Сперва шикарные кадры: на Марсе разгораются страсти, огромное сборище, марсиане кричат, бьют в барабаны. В глубине – громадные серебряные города… – Но у нас на Марсе города совсем не такие… – Тут нужно красочное зрелище, сынок. Красочное. Папаше Эр Эру лучше знать. Словом, все марсиане пляшут вокруг костра. – Мы не пляшем вокруг костров… – В этом фильме придется вам разжечь костры и плясать, – объявил Ван Пленк и даже зажмурился, гордый своей непогрешимостью. Покивал головой и мечтательно продолжал: – Затем понадобится марсианка, высокая златокудрая красавица. – На Марсе женщины смуглые, с темными волосами и… – Послушай, Э Вэ, я не понимаю, как мы с тобой поладим. Кстати, сынок, надо бы тебе сменить имя. Как бишь тебя зовут? – Эттил. – Какое-то бабье имя. Подберем получше. Ты у меня будешь Джо. Так вот, Джо. Я уже сказал, придется нашим марсианкам стать беленькими, понятно? Потому что потому. А то папочка расстроится. Ну, что скажешь? – Я думал… – И еще нам нужна такая сцена, чтоб зрители рыдали – в марсианский корабль угодил метеорит или еще что, словом, катастрофа, но тут прекрасная марсианка спасает всю ораву от верной смерти. Сногсшибательная выйдет сценка. Знаешь, Джо, это очень удачно, что я тебя нашел. Для тебя это дельце выгодное, можешь мне поверить. Эттил перегнулся к нему через столик и крепко сжал его руку. – Одну минуту. Мне надо вас кое о чем спросить. – Валяй, Джо, не смущайся. – Почему вы все так любезны с нами? Мы вторглись на вашу планету, а вы… вы все принимаете нас, точно родных детей после долгой разлуки. Почему? – Ну и чудаки же вы там, на Марсе! Сразу видно, святая простота. Ты вот что сообрази, Мак. Мы тут люди маленькие, верно? И он помахал загорелой ручкой в изумрудных перстнях. – Мы люди самые заурядные, верно? Так вот мы, земляне, этим гордимся. Наш век – век Заурядного Человека, Билл, и мы гордимся, что мы – мелкая сошка. У нас на Земле, друг Билли, все жители сплошь сарояны. Да, да. Этакое огромное семейство благодушных сароянов, и все нежно любят друг дружку. Мы вас, марсиан, отлично понимаем, почему вы вторглись на Землю. Ясное дело, вам одиноко на вашем маленьком холодном Марсе и завидно, что у нас такие города… – Наша цивилизация гораздо старше вашей… – Уж пожалуйста, Джо, не перебивай, не расстраивай меня. Дай я выскажу свою теорию, а потом говори хоть до завтра. Так вот, вам там было скучно и одиноко, и вы прилетели к нам повидать наши города и наших женщин – и милости просим, добро пожаловать, ведь вы наши братья, вы тоже самые заурядные люди. А кстати, Роско, тут есть еще одна мелочь: на этом вашем вторжении можно и подзаработать. Вот, скажем, я задумал фильм – он нам даст миллиард чистой прибыли, это уж будь покоен. Через неделю мы пустим в продажу куклу-марсианку по тридцать монет штука. Это тоже, считай, еще миллионы дохода. И у меня есть контракт, выпущу какую-нибудь марсианскую игру, она пойдет по пять монет. Да мало ли чего еще можно напридумывать. – Вот оно что, – сказал Эттил и отодвинулся. – Ну и, разумеется, это отличный новый рынок. Мы вас завалим товарами, только хватайте, и средства для удаления волос дадим, и жевательную резинку, и ваксу – прорву всего. – Постойте. Еще один вопрос. – Валяй. – Как ваше имя? Что это означает – Эр Эр? – Ричард Роберт. Эттил поглядел в потолок. – А может быть, иногда случайно кто-нибудь зовет, вас… м-м… Рик? – Угадал, приятель. Ясно, Рик, как же еще. Эттил перевел дух и захохотал, и никак не мог остановиться. Ткнул в собеседника пальцем. – Так вы – Рик? Рик! Стало быть, вы и есть Рик! – А что тут смешного, сынок? Объясни папочке! – Вы не поймете… вспомнилась одна история… – Эттил хохотал до слез, задыхался от смеха, судорожно стучал кулаком по столу. – Так вы Рик! Ох, забавно! Ну, совсем не похожи. Ни тебе огромных бицепсов, ни волевого подбородка, ни ружья. Только туго набитый кошелек, кольцо с изумрудом да толстое брюхо! – Эй, полегче на поворотах. Мак. Может, я и не Аполлон, но… – Вашу руку, Рик! Давно мечтал познакомиться. Вы – тот самый человек, который завоюет Марс, ведь у вас есть машинки для коктейля, и супинаторы, и фишки для покера, и хлыстики для верховой езды, и кожаные сапоги, и клетчатые кепи, и ром. – Я только скромный предприниматель, – сказал Ван Пленк и потупил глазки. – Я делаю свой бизнес и получаю толику барыша. Но я уже говорил, Джек, я давно подумывал: надо поставлять на Марс игрушки дядюшки Уиггили и комиксы Дика Трейси, там все будет в новинку! Огромный рынок сбыта! Ведь у вас и не слыхивали о политических карикатурах, так? Так! Словом, мы вас засыплем всякой всячиной. Наши товары будут нарасхват. Марсиане их просто с руками оторвут, малыш, верно говорю! Еще бы – духи, платья из Парижа, модные комбинезоны – чуешь? И первоклассная обувь. – Мы ходим босиком. – Что я слышу? – воззвал Р. Р. Ван Пленк к небесам. – На Марсе живет одна неотесанная деревенщина? Вот что, Джо, уж это наша забота. Мы всех застыдим, перестанут шлепать босиком. А тогда и сапожный крем пригодится! – А-а… Ван Пленк хлопнул Эттила по плечу. – Стало быть, заметано? Ты – технический директор моего фильма, идет? Для начала получаешь двести долларов в неделю, а там дойдет и до пяти сотен. Что скажешь? – Меня тошнит, – сказал Эттил. От выпитого коктейля он весь посинел. – Э, прошу прощенья. Я не знал, что тебя так разберет. Выйдем-ка на воздух. На свежем воздухе Эттилу стало полегче. – Так вот почему Земля нас так встретила? – спросил он и покачнулся. – Ясно, сынок. У нас на Земле только дай случай честно заработать, ради доллара всякий расстарается. Покупатель всегда прав. Ты на меня не обижайся. Вот моя карточка. Завтра в девять утра приезжай в Голливуд на студию. Тебе покажут твой кабинет. Я приеду в одиннадцать, тогда потолкуем. Ровно в девять, смотри не опаздывай. У нас порядок строгий. – А почему? – Чудак ты, Галлахер! Но ты мне нравишься. Спокойной ночи. Счастливого вторжения! Автомобиль отъехал. Эттил поглядел ему вслед, поморгал растерянно. Потом потер лоб ладонью и побрел к стоянке марсиан. – Как же теперь быть? – вслух спросил он себя. Ракеты безмолвно поблескивали в лунном свете. Издали, из города доносился гул, там буйно веселились. В походном лазарете хлопотали врачи: с одним молодым марсианином случился тяжелый нервный припадок: судя по воплям больного, он чересчур всего нагляделся, чересчур много выпил, слишком много наслушался песен из красно-желтых ящичков в разных местах, где люди пьют, и за ним без конца гонялась от столика к столику женщина, огромная, как слониха. Опять и опять он бормотал: – Дышать нечем… заманили, раздавили… Понемногу всхлипывания затихли. Эттил вышел из густой тени и направился к кораблям, надо было пересечь широкую дорогу. Вдалеке вповалку валялись пьяные часовые. Он прислушался. Из огромного города долетали музыка, автомобильные гудки, вой сирен. А ему чудились еще и другие звуки: приглушенно урчат машинки в барах, готовят солодовый напиток, от которого воины обрастут жирком, станут ленивыми и беспамятными; в пещерах кинотеатров вкрадчивые голоса убаюкивают марсиан, нагоняют крепкий-крепкий сон – от него никогда уже не очнешься, не отрезвеешь до конца дней. Пройдет год – и сколько марсиан умрет от цирроза печени, от камней в почках, от высокого кровяного давления, сколько покончат с собой? Эттил стоял посреди пустынной дороги. За два квартала из-за угла вывернулась машина и понеслась прямо на него. Перед ним выбор: остаться на Земле, поступить на службу в киностудию, числиться консультантом, являться по утрам минута в минуту и начать понемногу поддакивать шефу – да, мол, конечно, бывала на Марсе жестокая резня: да, наши женщины высокие и белокурые; да, у нас есть разные племена и у каждого свои пляски и жертвоприношения, да, да, да. А можно сейчас же пойти и залезть в ракету и одному вернуться на Марс. – А что будет через год? – сказал он вслух. На Марсе откроют Ночной Клуб Голубого канала. И Казино Древнего города. Да, в самом сердце марсианского Древнего города устроят игорный притон! И во всех старинных городах пойдут кружить и перемигиваться неоновые огни реклам, и шумные компании затеют веселье на могилах предков, – да, не миновать. Но час еще не пробил. Через несколько дней он будет дома. Тилла и сын ждут его, и можно напоследок еще несколько лет пожить тихо и мирно – дышать свежим ветром, сидеть с женой на берегу канала и читать милые книги, порой пригубить тонкого легкого вина, мирно побеседовать – то недолгое время, что еще остается им, пока не свалится с неба неоновое безумие. А потом, быть может, они с Тиллой найдут убежище в синих горах, будут скрываться там еще год-другой, пока и туда не нагрянут туристы и не начнут щелкать затворами фотоаппаратов и восторгаться – ах, какой дивный вид! Он уже точно знал, что скажет Тилле: – Война ужасна, но мир подчас куда страшнее. Он стоял посреди широкой пустынной дороги. Обернулся – и без малейшего удивления увидел: прямо на него мчится машина, а в ней полно орущих подростков. Мальчишки и девчонки лет по шестнадцати, не больше, гонят открытую машину так, что ее мотает и кидает из стороны в сторону. Указывают на него пальцами, истошно вопят. Мотор ревет все громче. Скорость – шестьдесят миль в час. Эттил кинулся бежать. Машина настигала. Да, да, устало подумал он. Как странно, как печально… и рев, грохот… точь-в- точь бетономешалка.
|