О нравственном направлении воли

Неразвитие в себе нравственного характера

«Тверди бывайте, непоступни» (непоколебимы) (1Кор.15, 58). Характеру это есть постоянство не только в делах, но и в мыслях, чувствованиях и желаниях. Человек с характером не берется делать ныне одно, а завтра другое, бросая затем и первое и последнее. Нет! Этот человек неуклонно стремится к одному чему либо, разумно-предпринятому. Он не падает духом в виду препятствий; напротив, препятствия еще более возбуждают его дух (энергию) к предположенной им цели. Такие люди дороги в общественной жизни: здесь они лучшие деятели. Однако ж истинный, достойный богоподобной природы нашей характер только тот, когда кто из нас бываете настойчив к добру не иначе, как во имя истины и добра, кто как бы жаждет добрых дел, готов ради своих нравственных убеждений и пострадать, С задатками такого характера могут рождаться люди, могут вместе с тем и не рождаться: но воспитание, но развитие в нас этого характера во всяком случае принадлежит христианству. Вне христианства возможна разве «слабохарактерность, или бесхарактерность». Слабохарактерный человек часто делает то, чего сам не одобряет; или благоволит к тому, кем напротив недоволен, на кого жалуется: этим человеком обладает первый, кто будет ближе находиться с ним. Истинное несчастье для этого человека, если он дойдет до какой либо страсти, например до пьянства: хоть и родится у него желание бросить страсть, не будет силы воли бороться с ней. Без христианства возможен разве характер «упрямый». (О чем вы ни попросите упрямого человека, у него на все в готовности один ответь: «нет», так что в той мере, как вы усиливаете пред ним свою просьбу, он становится жестче; упрямый не имеет основательных причин не соглашаться с вами, но вся причина его—нехотение). Вне христианства известен еще характер «своенравный». (Своенравие не одно и то же с упрямством. Упрямый только не соглашается с вами, не уступает вам. Но своенравный идет дальше: он хочет, чтоб и другие непременно делали по его желанию). В богобоязненном же христианине нет таких неровностей характера или же они сглаживаются в нем. Например хоть и он также твердо держится тех занятий, которые однажды избрал себе, но вместе с тем трудится не больше, как Бог указываете ему на каждый день. Притом, он держится в труде своем закона постепенности: начинаете с меньшего и идет к большему. Или хоть и он не отступает от своих планов и начатых дел—не смотрит при этом на сильные препятствия и на множество завистников себе и ненавистников: но в то же время и не идет против непреодолимых препятствий, не усиливается чрезмерно, предает судьбу своих дел воле Божией. Стоек и самостоятелен он: однако ж не до мелочей. Если например, и совсем закрывается пред ним счастливая дорога, по которой он пошел, —закрывается единственно по зависти и злобе человеческой: он уступает обстоятельствами предполагая, что в этих обстоятельствах может быть указывается ему воля Божия, и что Господь Бог устроит его судьбу к лучшему. Но и в это самое время, или в этом принижении, он сохраняет благородство духа и самостоятельность характера. Когда святых мучеников истязывали, то вовсе не мучители были над ними победителями, а они побеждали твердостью своих убеждений, непоколебимостью своей воли. Тот же сильный характер всегда замечательно выражался в истинных пастырях Церкви, если внешнее положение их и не было угнетенное (Св. Василий Великий, как подсудимый был введен к одному областному начальнику (наместнику) и говорил так твердо, что начальник заметил ему: «с такою свободою некто доселе не говорил, со мной». «Может быть (отвечал Василий) ты не встречался с епископом.... Во всем ином мы бываем кротки, смиреннее всякого. Но когда дело будет о Боге и против Бога дерзают возражать: тогда мы, все прочее вменяя за ничто, взираем только на Него единого» (чет.-мин. под 1 янв.).).
Чем же можем мы развивать в себе столько сильный характер? Важно на сей раз обыкновенное или, так сказать, местное постоянство в жизни. Так например, не следует самопроизвольно и без всякой нужды переходить с места на место, —по службе, по житейскому занятию какому, или только лишь часто переселяться из дому в дом, частовременно переменять свои квартиры. Дерево, которое часто пересаживают, не приносит плодов: так и дух человека, постоянно переменяющейся, бесплоден. Некоторые переезжают в другой город или в иную губернию, когда постигнет их великое несчастье, например смерть жены или детей. Но и в настоящем случае спешить перемещением не следует. Нужно оставаться на том самом месте, где получен удар, —оставаться по крайней мере дотоле, пока скорбь не пройдет: пройдет скорбь, и тогда можно переместиться, если требует того нужда или есть сильное желание удалиться. А иначе мы и не испытаем благодетельных последствий от несчастья, которым с премудрою целью посетил нас Бог; и можем встретить на новом месте ту же или только подобную скорбь, от которой бежали. Святые не любили часто переселяться с места на место. (Вот только по каким причинам они переселялись: 1) если кто напрасно гневался на них или притеснял их и если все меры к примирению со врагом или к смягчению притеснителя, какие они употребляли со своей стороны, оставались напрасными; в таком случали они поступали по заповеди евангельской: «егда гонят вы в ограде сем, бегайте в другий» (Mф.10.23); 2) если их слишком начинали прославлять: чтоб избегнуть славы, иной раз они вдруг скрывались по примеру Христа Спасителя, Который тотчас скрылся от народа, когда народ желал объявить Его царем (Иоан.6, 15); и 3) если кто из них по несчастию падал грехом блуда.) Да; оседлость-оседлость очень важное условие к развитию в человеке постоянного характера!
Затем: нравственно-сильный характер развивается усидчивым или терпеливым трудом. Труженик напрягает свой ум и телесные силы к известному занятию. Он не оглядывается по сторонам, но углубляется в дело, когда настала для него пора делать. Отсюда остается след и вообще на его духе. Отсюда вырабатывается в нем характер выносливый, настойчивый. Но в свою очередь и сила твердого характера отражается на его трудах. Такой человек не только везде находит себе дело, но и заставляет удивляться, —откуда же это у него берется столько сил и времени, что он выносит столько труда и делает столько полезного.
Для христианина есть очень верные упражнения, чтоб образовать в себе нравственно-сильный характер. Это исполнение им уставов церковных. Церковь не любит перемен и только в крайних случаях решается на перемены. Она например в известный час ударяет в колокол к вечерне или обедне: этим она приучает нас к постоянству в часах для нашей молитвы. Она отправляет по временам особенно продолжительные службы, например, всенощные на годовые праздники: тем самым она воспитывает в нас характер стойкости для религиозных, духовных дел. Она держит длинные посты, для чего же? —чтоб мы привыкли к лишениям вообще, чтоб были способны побеждать себя.
Еще более развивается в человеке сила характера, когда он выходит на борьбу со злом, когда борется с неправдою, равно как и с несчастьями, которые приходят к нему помимо человеческой неблагонамеренности или злобы. Да! не нужно поддаваться злу в себе самом и в других; не нужно уступать неправде, сколь бы ни сильны были представители ее. В христианине, однако, эта борьба не какая либо беспорядочная, так что он заслуженно должен бы принять имя человека неспокойного характером. Нет, в нем эта борьба мирная, нераздражающая других, хотя ею в высшей степени раздражаются люди неумные. Человек с нравственно-твердым характером только лишь не одобряет неправды и злоупотреблений. И если долг службы и другие обстоятельства не вызывают его, то он и не вопиет об этой неправде и злоупотреблениях, потому что оттого было бы одно раздражение других. Когда же на него бывают прямые нападения или когда его самого вынуждают поступить несправедливо: в таком случае он лучше решается потерпеть, чем согрешить или изменить своей честности и долгу правды. Что же касается несчастий, застигающих его по воли Божией, то в то самое время, как он горюет в своем несчастье, однако не вдается в какую либо слабость, —в это-то время и крепнет его дух, еще тверже в нем устанавливается характер. Испытавший в своей жизни много несчастий, делается подобен крепкому дереву, которого не может сломить никакой ветер. Впрочем, может быть, великодушие в несчастьях и неистинное. Иногда оно бывает только «философское», в духе одной гордости. Кто либо, положим, и не падает духом в горе, не поддается несчастью; но только ради того, чтоб его не назвали трусом и малодушным. За общее же положение можно принять, что пусть лучше будет малое падение со смирением, чем добродетель с гордостью. Гордо-великодушный человек в свою очередь не ценить и счастья. И к радостям и печалям в своей жизни он относится равнодушно, вместо того чтоб в первом случае дать себе свободу нарадоваться, а во втором—наплакаться, чтоб за одно поблагодарить Бога, а в другом—прибегнуть к Богу. Нет; бороться с несчастиями нужно в духе христианском, с покорностью воле Божией, с сознанием своей вины пред Богом. Нисколько не унизят человека на этот раз и слезы, хоть бы то был человек сильный своим умом или властью или влиянием на других. Слезы в горе и несчастье—великое спасение от жесткого характера, особенно так для мужчины.—Православные читатели! Христианство в силах все пересоздать. Так, можно и родиться с характером слабым или нетерпеливым, но затем постепенно с Божиею помощью воспитать в себе характер твердый и великодушный. Примемся же за воспитание в себе нравственно-сильного характера.

Семь дел милосердия духовного:

Несведущего научить истине и добру

«Учаще... себе самех» (Кол.3.16). Как душа дороже тела, так дела духовной милостыни ближнему дороже дел телесного милосердия. Между семью по числу этих дел первое относится до ума, или до правильных понятий ближнего. Кто же те неведущие, которых нужно научать? Это люди, совсем неграмотные, для которых закрыт путь знакомиться с предметами истины и добра посредством чтения. Это иной раз и люди ученые, но при своей учености не знающиe того, что главнее всего должны бы знать. Пусть они сами виновны в незнании необходимейших предметов: но христианская любовь «не мыслит зла» (1Кор.13, 6) и делится с ними существенно-необходимыми знаниями. Кто же «научающиe»? Здесь может быть речи об учителях церковных, или о священниках, которые учат по прямой своей обязанности, а не но одному усердию. В данном случае учителями должны быть люди образованные, в том числе учителя по самой должности своей, а также и люди начитанные. Какая программа тех наук, которым нужно учить ближнего по христианскому милосердию? Это—истина, не общечеловеческая только, но более христианская, и добродетель, также не естественная только, но более евангельская. Таким образом, если люди образованные и будут бесплатно учить народ, например отечественной истории или гигиене в «народных чтениях и на публичных лекциях»: это еще не милостыня их, а только добродетель гражданская и патриотическая. Милостыня же должна быть «во имя веры» (Мф.25, 40), а в смысле «духовной» должна относиться прямо к духовной христианской жизни ближнего. О большинстве образованных лиц между светскими надобно сказать, что они и не готовы для такой милостыни: потому что знать Закон Божий они предоставляют, по какому-то странному понятно, только священникам да преподавателям в духовных школах. А кто вообще не постиг какого предмета, тот не должен сообщать этого предмета другим, чтоб самому не было стыдно. Без сомнения, и учить всенародно религиозным предметам, например, в воскресных школах, светские образованные лица не имеют права: потому что не посвящены на то избирающею благодатью. Может кто из них учить одного двух, а не народ (6 всел., 64): или скорее иной может печатно предложить свои христианские размышления, хотя все же не в форме поучений, или не как по поручению от Церкви. Однако ж, Церковь с готовностью приняла бы услугу их к научению неведущих там или тогда, где и когда вопрос соприкасается религии. Такова большая часть религиозных предрассудков народа, которые и не могли бы быть раскрыты народу простым объяснением из наук естественных (например относительно воображаемого путешествия по небу пророка Илии во время грома и т.под.) Между тем исполняют ли люди образованные это дело милосердая: «неведущего научить»? О! относительно многих надобно сказать, что нет. Как никогда фарисеи с презрением говорили о простолюдинах: «народ сей, иже не весть закона» (Ин.7, 49), так и ныне многие из тех, которые имеют степень и звание ученых, только лишь чувствуют свое достоинство пред неучеными, только лишь говорят о простолюдинах: «невежды ничего не понимают», но не заботятся об истинном просвещении неученого народа, чтоб и народ ходил во свете. Нет! любовь христианская «не безчинствует», т. е. не брезгует, не гнушается никем и ничем, если того требует благосостояние ближнего. Нет, ученые должны быть учеными не для самих только себя, но и для ближнего, не знающего грамоты и не понимающего совсем заповедей веры, а также и законов природы, которые дали бы ему не только чувствовать, но и понять в мире великую премудрость Божию. Они ответят пред Богом за то, что скрывают свои таланты. Еще хуже, если они одни хотят учить и образовать темный народ, стараются отвлечь внимание своих учеников от законных учителей, —от Церкви. Что мудреного? И во времена Апостолов некто Диотреф, желая сам быть первым учителем, не уважил Иоанна Богослова, не хотел принять посланий апостола (3Ин.1, 9-10). У евреев некогда также была развита страсть учительства. Иное еще дело, когда способные, из светских, указать ближнему путь христиаанской истины, не указывают этого пути потому собственно, что щадят себя от неприятностей, которые уже испытали, предлагая другим эти уроки. Ведь большая разница: когда учит священник и когда мирянин скажет слово, даже и скромное, в урок ближнему. На священника смотрят в настоящем случае как на лицо обязанное учить, а со стороны мирянина ощущают на себя силу особенно-действующую, силу усердия его. И так в этой-то уклончивости научить невежду виден только недостаток христианского самоотвержения, а не прямой отказ от доброго дела.
Между тем были бы случаи очень многим исполнять дело милостыни, о котором идет речь. Вот например ты быль в церкви и лышал проповедь. Передай же что слышал тому, кто не был в церкви и в ком на этот раз ты видишь пред собой также «неведущего». Усердный и опытный в пастырском учительстве священник, и действительно, в одном из своих слушателей думает видеть десять слушающих, т. е. чтоб этот один, со вниманием слушающий его, передал слышанное десяти человекам или более. Но исполняется ли тобой, читатель, этот небольшой долг в отношении к ближнему? оправдывается ли тобой это ожидание со стороны доброго пастыря? Едва ли; потому что тебе и самому не хочется быть учеником Церкви и других стыдно будто бы поставлять пред Церковью в разряд учеников, тогда как первые христиане не иначе назывались, как «учениками». Вот ты прочитал духовную книжку какую или статью из духовного журнала: поделись прочитанным с другими, которые или не могут вовсе читать или только не читали этой самой книги или статьи, между тем как она была бы полезна им. Еще большая будет заслуга того человека, который (как в селе) с ведома своего приходского священника и по указанию последнего примет на себя труд читать к неграмотным душеполезный книги, который даже в свободное время (например на сырной неделе) отправится с целью этого чтения в какую либо деревню.—Вот ты имеешь у себя духовный журнал или целую библиотеку духовных книг: не откажи и даже предложи другим почитать твои книги. — Но высшую заслугу «научить неведущего», высшую в этом роде милостыню, за которую Господь Бог наградит царством небесным, составляет вот что: «сочинение духовных и назидательных книг; —покупка кем либо из состоятельных людей книжек духовных и потом бесплатная раздача этих книг грамотным при особых случаях, а иной раз вместо обыкновенной материальной милостыни; —участие в прекрасных по своей цели обществах: «распространения книг свящ. писания; распространение же духовно-нравственных книг, —участие в них денежным вкладом, пожертвованием, понесением какой либо должности и трудом продажи книг по дешевым ценам («книгоноши»); —содействие к устройству читален или библиотек церковно-приходских; наконец, для кого возможно, и поверка самых книжек и картин щедро издаваемых для народа, — полезны ли еще эти издания для народного образования, чтоб вместо хлеба не подать народу худшее камня (Мф.7, 9).— Самое ученье нужно предлагать не со властью, а лучше в виде учащегося. Мы должны считать себя не в силах учить других, и—тогда во всю жизнь свою будем оказываться мудрыми.—О, милосердный христианин! не опускай же ни одного случая, когда ты можешь поделиться с ближним сведениями об истине и добродетели христианской. Не доходя до «страсти учить», однако не будь молчалив, когда слышишь, как ближний в своем неведении рассуждает о чем либо при тебе слишком ошибочно, —не будь молчалив и по одному желанию не противоречить ему.

Обратить грешника от заблуждения пути его

«Если и впадет человек в какое согрешение, вы, духовные, исправляйте такого» (Гал.6, 1). Это дело важнее предыдущего. Там мы видели в ближнем одно незнание, одну темноту его понятий: а здесь уже видим непорядки жизни, там не было только здравия, а здесь уже болезнь, потому что пороки нисколько не лучше болезни. И на этот раз, прежде всего, заметим, что дело «увещевать, обличать и исправлять согрешающих и порочных» не относится к одним священникам, но также составляет в некотором роде долг православных мирян. Со стороны священников это дело, как уже служба, а мирянам вменяется в особенную заслугу. Притом, священник не всегда бывает с прихожанином согрешающим, а миряне его видят. Да и много таких случаев в жизни, которые без отлагательства времени требуют увещания, замечания, но которых между тем не может преследовать церковное или домашнее слово священника.—Все ли, однако, из мирян призываются к тому, чтоб исправлять согрешающих? В слове Божием этот долг возлагается на «духовных»: «вы, духовные, исправляйте». Кто же эти «духовные»? Это люди с духовным направлением жизни, которых действенность духа выражается особенно, например, в «силе» слова (1Кор.12, 8). Однако ж высокое титло «духовных» не должно устрашать нашего смирения. Может и не имеющий силы духа и не проявляющий явно своей духовности быть полезным для исправления ближнего. Много значит и заметить, напомнить человеку об его грехе, об его неправде и злоупотреблении, только бы замечание или напоминание было выражено с убеждением: есть люди, которых трогает самое первое замечание и которые уже никогда не допустят снова той погрешности или ошибки, какую им заметили. Евангельское слово: «обличи», по обяснению св. толковников, значит «напомни о грехе» (Св.Златоуст). Но, конечно, немудреное и нетрудное дело сказать ближнему: «ты тяжко грешишь; ты неправильно поступаешь: виноват ты, остановись и покайся». В слове Божием указываются и тот порядок и дух, в каком мы должны высказывать правду для исправления ближнего. Сказано: «Если же согрешит против тебя брат твой, пойди и обличи его между тобою и им одним» (Мф.18, 15). С первого раза требуется разговор с братом уединенный, кабинетный или келейный. Гласное обличение может показаться тяжелым, может сделать обличаемого более бесстыдным и наглым, потому и оставляется. Если обличитель успеет подействовать на согрешающего и порочного, то «приобрел брата». Здесь приобретение двойное: ближнего он возвращает Богу и св. Церкви, а себе заслуживает от Бога особую милость. Выходит, что и оба раньше были в потере: один терял сам себя, а другой терял и брата и свою собственную пользу. Какая же собственная польза последнего или, как мы сказали, особая милость от Бога обличителю? Это прощение ему собственных грехов: «обративший грешника от ложного пути его, спасет душу (ближнего) от смерти и покроет множество грехов» и собственных (Иак.5, 19-20). Но если грешник обличением одного человека не вразумится, в таком случае нужно прийти к нему в двух-трех лицах. Присутствие нескольких лиц может пристыдить его, да и уверить его в том, что первый, кто обличил его наедине, был же прав в отношении к нему, говорил не по пристрастию, а обдуманно; потому что новые обличители, или новые судьи его поступков, говорят к нему тоже самое, что говорил и тот. Когда увещание даже и двух-трех посетителей окажется бессильным, тогда «скажи церкви». Под именем «церкви» здесь разумеется церковь частная, приходская: а еще частнее надобно понимать здесь священника и духовного отца, так как суд церковный принадлежит первее всего предстоятелям церковным. Наконец, когда согрешающий и порочный не убедится увещаниями или предостережениями самого духовного отца, даже нескольких вдруг священников, когда он еще посмеивается над священническим увещанием: тогда «буди тебе якоже язычник и мытарь». После всего этого уже нечего считать такого человека сыном и членом Церкви, братом своим, а надобно только остерегаться общения с ним, чтоб самим не заразиться его направлением. После этого уже наступает для него время «отлучения церковного», если не явным образом, или формально, то невидимым судом Божиим. Противься Церкви или посмеивайся над священническим увещанием сколько угодно: но не велика отрада быть отлученным.—Затем, о духе или характере обличений ближнему говорится: «исправляйте... духом кротости» (Гал.6, 1). Кроткий и любящий дух требуется, с одной стороны, для большей пользы порочного, которого нужно обличить и исправить. Обличение в таком духе скорее может подействовать на человека: сердце сердцу дает чутье. Но если в ком из нас еще нет христианской братской любви к согрешающему и порочному, если этот самый человек нас сильно обидел и мы не можем пока подавить в себе чувства обиды от него: то и нечего нам начинать увещевать его к исправлению; потому что в таком случае у нас непременно вырвется слово укорительное к нему, выразится месть словом, и мы только повредим делу увещания (Рим.6, 13). Обличение в духе кротости и с снисхождением должно быть тем более для пользы нас самих: «наблюдая за собою, чтобы не быть искушенным» (Гал.6, 1). Не только может постигнуть каждого из нас то же искушение, но и близок каждый к самому падению тем же пороком. Речь не о том, чтоб из боязни собственного падения или таких же тяжких грехов, какие примечаются в ближнем, должны мы помалчивать, оставаться равнодушными зрителями его пороков или каких-либо злоупотреблений. Нет! Но только не должны мы обличать ближнего жестоко и по чувству жестокосердия. (Вот один из множества примеров: молодой подвижник испытывал в себе сильнейшее желание согрешить плотским грехом. Эта борьба смущала его, и он в простоте своей души прибегнул к старцу строгой жизни, чтоб найти себе совет и подкрепление. Но старец принял его сурово: это был совсем неискусный человек в духовной борьбе со страстями, почитаемый святым по одному лишь доверию и частью по невежеству окружающих. Старец упрекал молодого подвижника в постыдных мыслях и признавал его неспособным к подвижнической жизни. Молодой человек до того упал духом от этих обличений, что действительно готов был оставить свои подвиги, к которым имел великую ревность, и хотел было принять законный брак. Но нашелся другой старец, который утешил и поддержал его. Чтоб больше воодушевить его в борьбе со страстью, последний сказал ему, что и сам испытывает ту же борьбу. Между тем тотчас же по особенному Божиему попущению, вся борьба молодого подвижника с блудною страстью перешла на первого старца. И что же? Этот неразумный обличитель в продолжении одного дня не мог вывести беспокоящей его страсти: также вышел было из своей кельи, чтоб пойти в мир. Но и опять предохранил его второй, опытный и снисходительный старец по имени Аполлос (четь-мин. препод. Касс.)) Из практики св. подвижников видим, что те из них, которые слишком сурово обличали своих учеников или послушников: те сами делались близки к падению и спасались от падения только поспешным раскаянием в своей погрешности. Вот в каком порядке и духе нужно исправлять согрешающих!
Но исполняем ли мы это дело милосердая духовного? О! «Даже не слышали, есть ли» (Деян.19, 2) такое милосердие к ближнему, требуемое от нас. Вот например, иной человек расточает свое состояние на игры, на роскошную и веселую жизнь. Одни жалеют его, другие не иначе называют, как неразумным, но и—только. Вразумить же его, постараться остановить его на пути погибели каждый считает для себя бременем.— Два человека между собой поссорились и враждуют, и это - лица всем известные. Начинается переговор об их борьбе одни обвиняют одного, другие - другого; некоторые говорят: «пусть их тяжутся» (это – их дело); а вообще с любопытством следят, чем же окончится их борьба, кто из них возьмет верх. Но найти случай примирить их, но убедить их, что каждый из них в своей мере виноват, но смягчить их гневливые сердца, —это находят для себя делом невыгодным, вмешательством в чужие дела. Где же христианская благонамеренность и любовь? Когда мы видим слепого, который идет в яму, то стараемся удержать его рукой или голосом и считаем делом бесчеловечным промолчать: а когда ближний падает в пропасть зла, то не хотим подать ему руку помощи, которой к сожалению и он сам не просит у нас, потому что не видит ясно своей опасности.—Бывают и такие примеры: о пороки известного человека много или часто говорят, со всех сторон обсуждают неправильные действия его. Но войди или явись тот час этот самый человек в кружок тех судей, — настает минутное молчание, за которым следует уже совсем иной разговор: о предмете же предыдущего разговора никогда не передадут ему с целью предостеречь его.—Или вот заметили за известным человеком какой-либо порок, самую важную погрешность: стараются молчать до времени, берегут тайну его греха. Для чего же? Чтоб в случае нужды укорить его, чтоб защититься от него в каких-либо собственных неправдах, за которые он стал бы с них взыскивать. Но и самые благонамеренные рассуждают: «исправить, высказывая правду, не успеешь, а между тем вооружишь против себя» (Прит.9, 8). О, друзья мои! Верю, что высказывать правду даже и в том порядке и духе, как предлагает слово Божие, часто бывает тяжелее состояние, чем тому, кто выслушивает ее. Невинный здесь больше иногда терпит, чем виновный; доброе предостережение возбуждает только злую месть. Но вооружимся христианским самоотвержением; будем уповать, что нашу правду Сам Господь защитит и «выведет, как свет.., как полдень» (Пс.36, 6). Вместе с тем, пред таким человеком, от которого можно ожидать гнева и мщения за обличение его в пороках, можем употребить взамен словесного и непосредственного обличения письменное. — Нет, милосердый христианин! не уклоняйся от этого дела милосердия, чтоб согрешающего и порочного брата обратить, и ты получишь за свое милосерда царство небесное!

Подать ближнему благовременный совет

«Начаток всякого делания совет» (Сир.37, 20). В каких это делах нужно служить ближнему добрым советом? В таких, которые имеют значение нравственное: тогда только и будет оказана духовная милостыня. Но, очевидно, вопросы нравственные могут быть не исключительно о спасении души (Рим.11, 34), а и по жизни семейной и по службе общественной, например как перенести семейное огорчение, как отнестись к чьему-либо злоупотреблению по совместной должности и т. под. Почему вообще нужно одолжать ближнего советами? Потому что один Господь Бог не нуждается в советах: «Кто советник Ему бысть?» Люди же, и самые умные, самые дальновидные и опытные, часто ошибаются. Что светлее солнца? И оно иногда затмевается. Моисей быль пророк, законодатель и правитель народа, а Иофор— человек простой и происходил из язычников: однако Иофор послужил Моисею таким советом по управлению народом, до которого он не мог вдруг додуматься. И так, если нельзя обойтись в жизни без чужих советов, то и будет делом милосердия со стороны того, кто понимает дело, —посоветовать. Впрочем, на сей раз нужно не столько выходить со своею милостынею, сколько не скрываться с ней. Мы хотим сказать, что людям близким и зависимым от нас всегда мы можем предлагать добрые советы, т.е. и без вызова их. Но чужим можем служить советами, когда эти только попросят нас. Да; посторонним лучше давать советы не самопроизвольно, но по просьбе их, а также со страхом Божиим и со смирением; тогда не останется на советнике никакой ответственности, как с другой стороны и советом его не связывается тот, кто просил совета.
Исполняем ли мы это дело милосердия к ближнему? Исполнения нашего на сей раз бывает больше, чем в других случаях: но только намерения наши в исполнении столько нечисты, что о духовной христианской милостыни здесь и помину не может быть. Так еще в делах, нисколько не соприкасающихся нашей личности (например, как полечиться от простуды, от зубной боли), мы имеем в готовности совет, и—совет искренний, по желанию помочь ближнему. Но там, где идет речь о жизни семейной или о службе общественной, —там мы совсем большею частью так, как предвидим для самих себя пользу от поступка ближнего в известном случае; там мы стараемся извлечь из нужд ближнего личную какую либо выгоду или лично угодить себе. Это значит: «есть совещаяй о себе, самом» (только для своей пользы (Сир.37, 7). Это значит «своекорыстный совет» вместо искреннего). О! где же это ныне скорые, искренние и доброжелательные советники? Прежде всего, посоветуются с самими собой, справятся с собственным чувством в отношении к тому делу, на которое требуется дать совет, и—тогда советуют. Если же дело будет совсем безинтересное для них, тогда уклоняются от совета, отвечают сухо: «сами знаете»; Еще хуже: советуют ближнему так, чтоб сбить его с толку, чтоб внести разлад в его семью, повредить ему самому или чрез него другому человеку. Предлагая совет, вовсе не имеют полезной цели для ближнего, но только по тайному нерасположению к нему пользуются его тесными обстоятельствами, чтоб он зашел дальше, и не мог бы уже выйти из затруднительного своего положения. Здесь выходит уже большее, чем своекорыстие в совет: здесь уже злосоветие. Еще случается, что когда caми не могут под видом благого совета посоветовать вредно, то просят о передаче своего совета других, которые впрочем иногда и не понимают их тайных намерений; так из священной истории знаем, что некоторые люди «нанимали» советников для Зоровователя и Ииcyca, чтоб эти ревнители не строили в Иерусалиме храма (Езд.4, 4-5). — Ты, милосердый христианин! будь готов для каждого человека только с благонамеренным и добрым советом, когда кто среди каких либо затруднительных обстоятельств совсем растерялся духом. Любовь христианская «всему веру емлет», т. е. если взять настоящий случай, как верит тому, в чем просит совета ближний, так и сама ничего не посоветует ему с хитрым лукавством. За такое милосердие ближнему ты получишь царство небесное.

Печального утешить

«Плакати с плачущими» (Рим.12, 15). Кто это печальные, которых утешить значить сотворить богоугодную милостыню? Это те дома, где оплакивают смерть или отца или мужа или кого либо из детей. Это те люди, которых преследуют зависть, ненависть и злоба человеческая, которые незаслуженно понесли столь тяжкое огорчение, что и опомниться не могут, в судьбе которых в высшей степени торжествует, неправда над правдою. Это семья, скучающая о разлуке со своим отцом, особенно в годовой праздник. Это люди, пострадавшие и от потерь вещественных, например от грабежа. Словом—люди, у которых печаль благородная, которых слезы и вздохи только от обстоятельств или от посещения Божия, а не собственно или единственно от их вины. Сколь дорого утешение ближнему в подобной печали, можем судить по собственному чувству. Когда постигнет нас горе, когда каждый день мы ходим с поникшею головою: тогда все люди кажутся нам немилосердыми. Это с одной стороны потому, что мы слишком заняты своим горьким положением, а с другой—и от действительной холодности ближних к нашему положению: «ждах соскорбящаго и не бе, и утешающих и не обретох» (Пс.68, 21). Посему великая это милостыня: «утешить печального». С этою милостынею уже надобно идти, а не оставаться дома в ожидании, когда придут за ней: «благо есть ходити в дом плача, нежели ходити в дом пира» (Ек.7, 3). Убитому горем не до того, чтоб расхаживать и просить утешения: ему желательно уединение. Но он ждет, только часто не дождется того, чтоб кто либо пришел к нему и разделил с ним бремя его душевной печали. Например как прекрасно посетить тот дом, гд умер кто либо, и именно в тот день (вечером), когда совершилось погребение!
Чтоб лучше исполнить это дело милосердия, надобно поступать так. С первого раза нужно выразить сердечное поболение человеку в его печали: если он плачет, и—мы хорошо сделаем, если покажем у себя слезу; если он вздыхает, и мы должны бы испускать вздохи: «с сетующими сетуй» (Сир.7, 37). Не всегда нужно входить в подробности того дела, которое подавляет печалью душу человека; например если кто терпит обиды, тогда как своим обидчикам не сделал никакого оскорбления, то наши расспросы, а его рассказы нам по этому предмету, еще более могут возмутить его душу. Между тем иные из нас вот с того и начинают свои утешения печальному, что «не стоит ему совсем задумываться, что печаль его пустая и что он только малодушествует». Прямо сказано: «утешайте и малодушныя» (1Сол.5, 14). Как же горько человеку, когда мы еще не верим его печали! или как ему прискорбно, когда вместо утешения мы начинаем упрекать его в неосторожности или же только говорим о собственной какой печали, считая свою печаль гораздо большею.—Когда же мы выразим свое искреннее сострадание к печальному, когда расположим его иметь к нам доверие: тогда-то можем предлагать ему самые утешения. Эти утешения должны мы заимствовать из слова Божия и направлять так, чтоб печальный сознал свое страдание только малою частицею или за тень того, что претерпел Господь Иисус Христос и понесли святые Божии.—О, добрый христианин! по любви христианской, которая милосердствует, пусть горе твоего ближнего будет собственным твоим горем. Пусть глубокая печаль твоего брата отзывается и во глубине твоей души. И не успокаивайся сам дотоле, пока не утешишь печального. Хоть бы и весь современный век охладел к ближнему, хоть бы во всем нынешнем свете было «только каждому до себя»: ты не охладевай в своем сочувствии к печальным. Жалей каждого в его горе и печали, как бы родного брата или сестру, и выражай эту жалость в сострадательном взгляде, в ласковом слове, в утешении, какое в силах подать. И—вот за свое милосердие ты получишь царство небесное!

Молиться за ближних, а особенно за погибающего грешника

«Молитесь о нас», писал апостол Павел о себе к христианам из евреев (1Сол.5, 25); «молитесь друг за друга», прямо заповедует другой апостол, Иаков (Иак.5, 16). Если один просит о себе молитв, —просит даже у всех, не исключая и последнего мирянина, а другой дает заповедь помогать друг другу молитвою: то значит молитва о ближнем не напрасное слово, но приносит свою пользу; значит ею выражается долг любви к ближнему, делается милостыня. «Но какая же (скажете) нужда молиться за тех, которые и сами за себя могут приносить молитву, которых молитва, очевидно, была бы еще сильнее, потому что жизнь их богоугодная, —как например, был высок апостол Павел в сравнении с евреями, у которых искал молитвенной помощи»? Нужда в этой молитве частью может быть пояснена примером: «врач лечит врача». Апостол Иаков, предлагая заповедь о молитве друг за друга, и прибавляет: «чтобы исцелиться». Самые сильные духом благочестия, самые усердные молитвенники, в некоторых случаях скорее могут молитвой подать помощь, даже чудесную, другим, чем самим себе, или в своих нуждах. Почему же это так? Здесь мы видим такое Божие устроение: если б эти люди в той же совершенно мере могущественны были помогать молитвой и самим себе, как помогают другим, то не дальновидные в духовном рассуждении могли бы о них думать, что сила помогать другим заключается в них самих, а не от Бога происходит, и таким образом вместо Бога прославляли бы только человека. Таким образом и высокооблагодатствованные люди ищут помощи у менее облагодатствованных; и богатые духом оказываются скудными, «чтобы преизбыточная сила была приписываемая Богу», а не от них (2Кор.4, 7). Здесь же милосердый Бог оберегает их смирение: в иное время они видят сильную помощь ближнему от своих молитв, а в другое, встречая неуспех, или только неполный успех молитвы за самих себя, чувствуют, что сами «человек, подобный» всем людям (Иак.5, 17), сами-то немощны. После всего этого как никто не должен затрудняться молитвою за ближнего, так и не может пренебрегать чьею-либо молитвою за себя (один человек, саном священник, посещавший в темнице заключенных, нередко в своих затруднительных обстоятельствах просил и арестантов помолиться о нем).
Но особенно богоугодна молитва за погибающего грешника. На этот раз мы должны решить много вопросов. «Кто это погибающий грешник: не из близких ли к нам или кровных, например, сын, брат, муж»? Нет; если погибает во грехах сын или брат или муж, то молитва за них, так сказать, уже естественная; потому что участь их близко связана с теми, которые за них молятся. Под грешником погибающим здесь разумеется даже посторонний для нас человек, только известный нам.—«О всех ли погибающих мы должны молиться или только о некоторых, или о нескольких»? Молитва за всех была бы смелою с нашей стороны. И Господь наш сначала сказал:»Я о них молю: не о всем мире молю» (Ин.17, 9), а потом уже ввел в круг свой первосвященнической молитвы и всех: «и о всех верующих..., да будут все едино» (Ин.17, 20). Пусть о всем грешном мире молится Церковь, как она и действительно приносит свои молитвы, например, за литургией: «прельщенныя обрати, заблудшия на путь правый настави» (Литургия Василия Великого). Мы же будем молиться хоть об одном погибающем грешнике или о немногих, называя их в своей молитве буквально по имени.—«О каждом ли опять грешнике, какого знаем, можем молиться или должны обращать внимание на степень его греховности»? Из слова Божия видим, что молитва наша скорее может быть полезною для погибающего грешника, чем для погибшего: «Если кто видит брата своего согрешающего грехом не к смерти, то пусть молится» (1Ин.5, 16). Когда апостол Павел просил за себя молитв у христиан, то прибавил: «так как добрую совесть имеем во всем», т.е. мы имеем чистую совесть во всех отношениях, потому и можем воспользоваться вашею молитвою. А в словах апостола Иакова: «много может усиленная молитва праведного» (Иак.5, 16) выражается, что в молитве, которую приносит праведный за грешного, должно быть свое вспомоществование со стороны последнего. Чем же? — Покаянием. Следовательно, в строжайшем смысле молитва наша должна быть только о таком грешнике, на покаяние которого еще остается надежда или который еще может сочувствовать нашей молитве. (Как страшно представить, что иной грешник близок к тому, что и молиться за него нельзя!). Впрочем, милостыня молитвы может иногда распространяться и на таких грешников, которые по-видимому безнадежны к исправлению. Примерь на этот раз видим в Аврааме. Кто был грешнее в свое время, как не содомляне? Однако «отец верующих» и за содомлян приносил молитвенное ходатайство к Богу (Быт.18).—«Почему же именно необходима молитва за погибающего грешника»? —Потому самому, что он погибает, например, от неверия, от разврата, пьянства, злости, сребролюбия, от своих неправд по службе или по должности: его грехи так тяжки, его страсти до того сильны, а беспечность о самом себе или торжество неправды его над правдою слабых столь велики, что неожиданный час смерти, который может достигнуть его, даже и других, или если со стороны посмотреть, — устрашает. Затем, может быть уже не остается более никаких средств, чтоб подействовать на этого человека. Например, обличить его мы или не имеем права, потому что он выше нас, или затрудняемся, так как по горделивости своей он не выслушает нас, а по характеру мстительному может преследовать; наказать его или тоже не имеем права, или невидим пользы, потому что все это, —и наказания и внушения и замечаем и отказы ему в каких-либо преимуществах или нуждах его—все уже было употреблено нами, но только без пользы или к большему еще раздраженно его. Таким образом влияние молитвою на иных погибающих грешников остается единственным средством к исправление их. — «О чем же мы должны просить Господа Бога относительно этих людей»? Чтоб Господь Сам привел их к покаянию и исправлению «ими же весть судьбами», т.е. или счастливыми обстоятельствами в их жизни или—если нужно—грозным каким-либо посещением, например, болезнью. Молитва эта будет тайная, но может быть и в церкви с поминанием на проскомидии «о покаянии и исправлении» погибающего человека.—«Все ли мы можем молиться о погибающих грешниках? каждый ли из нас имеет право творить такую милостыню ближнему?» Вообще молиться за ближних доступное для каждого дело. Но молиться о чьем либо покаянии—это высокая молитва, приносящая и высокую награду от Бога. Обратимся к слову Божию. Там мы видим, что о грешниках молились праведники; так Моисей Боговидец молился о прощении евреев и готовь был даже сам быть исключенным из «книги жизни», только бы виновные евреи были прощены (Исх.32, 32); так апостол Павел ради того, чтоб израильтяне не погибли на веки, тоже молился сам быть отлученным от Христа (Рим.9, 3). У апостола Иакова говорится о молитве праведного, как о молитве могущественной. И так труд молитвы за погибающего во грехах ближнего принадлежит людям, которые сильны даром молитвы и близки к Богу по своим заслугам. Как же после этого быть всем прочим, не чувствующим в себе по причине собственных тяжких грехов дерзновения молиться за грешника? В молитве этих не будет ли подобного тому, как кто, оставив своего мертвеца, пошел бы оплакивать чужого? Успокоимся. Сознавая самих себя виновными во многих грехах, но в то же время трогаясь положением ближнего, который погубляет свою душу злою какою либо страстью или вообще безбожною жизнью, мы можем приносить молитву о нем такими словами: «Господи, прости нас! исправь и спаси от вечного осуждения меня и брата моего, или таких-то...»! Таким образом чувствующие в своей совести упрек за собственные грехи будут молиться о погибающем грешнике не прежде, как упомянув себя в этой молитве. Вот это и будет великая пред Богом милостыня! Она покажет самую искреннюю и бескорыстную любовь к ближнему. За всякое иное дело милосердия и духовного, а тем более телесного, милосердый христианин может еще ожидать себе благодарности со стороны ближнего, которому делает добро. Пусть эта благодарность еще не будет наградою ему за добродетель; потому что он и не должен ожидать себе воздаяния от тех, которым милосердствует, потому что делает милостыню ради Христа, Который и заплатит ему за нее, как за полученное в долг: но все-таки в этой благодарности есть для него своего рода утешение за добродетель. Здесь же, когда он в тайне молит Бога о покаянии и спасении погибающего грешника, —здесь его милостыня прямо предстает только пред лицо всевидящего Бога; потому что грешник и не знает о том, что за него молится кто-то. И если бы об известном человеке, который решительно погибает в грехах, молились по согласию многие, то действие молитвы особенно проявилось бы; потому что молитва в таком случае по обему лиц была бы близка к той, о которой сказано: между тем церковь прилежно молилась о нем Богу» (Деян.12, 5). Исполняем ли мы столь высокое дело милосердия к ближнему? Если погибающей грешник постороннее для нас лицо: то мы и не подумаем послужить его спасению своею молитвою. А если он чем либо досаждал нам или почему либо неприятен, то мы втайне как бы хотим отмстить ему, обходя его в своей молитве за здравие и спасение.—Милосердый христианин! ты молись с искренностью сердца о погибающем грешнике, хоть бы он был и посторонним для тебя, или же молись ныне о том, а в последующее время о другом и третьем. Тогда за свое милосердие ты получишь царство небесное!

Не воздавать ближнему злом за зло (не мстить)

«Не воздавайте злом за зло или ругательством за ругательство» (1Петр.3, 9). Какое здесь разумеется зло нам со стороны других? Многие на этот раз «зло» ошибочно понимают: они самое-то добро называют злом, мир— враждою. Отсюда считают врагами своими и тех, которые нисколько не враждуют против них. Так, например, начальник справедливо и благонамеренно взыскал с подчиненного, а подчиненный считает его своим обидчиком: благонамеренный человек высказал другому правду и предостережение, а последний называет его своим злодеем (Гал.4, 16); соискатель с нами известной должности или места имеет те же права, как и мы, а в нем мы видим своего врага. В подобных случаях, очевидно, нет никакой обиды нам со стороны ближнего и ближний не нуждается в нашем прощении, следовательно, и о милостыне духовной не может быть помину. Тут одно малодушие, один нерассудительный гнев, как и вообще оскорбляются большею частью люди неумные, неразвитые или малодушные. Тем более обижаться напрасно ближними не будет согласно с братской христианской любовью. Любовь, сказано: «не мыслит зла». По первому толкованию настоящих слов это значит: «не берет в счет зла и того, в чем другие или со стороны видят зло, не видит в самом зле (в отношении к себе) зла», а не только, что сама не придумывает зло в отмщение. Злом, которое простить ближнему значит сделать милостыню, называется вот что: нас оскорбили в лицо, и тем более при других; нас напрасно похулили за глазами; очернили наши добрые заслуги, как некогда фарисеи унижали благодеяния Иисуса Христа; отняли у нас что либо принадлежащее нам, например, какое либо преимущество, награду, деньги, вещь, подвергли нас какому либо страданию или буквально ударили. Словом, обиженными мы можем считать себя только тогда, как были мы правы встречая обиду, или когда обида нанесена нам несравненно большая, чем был повод к ней с нашей стороны, или же когда кто только не по праву и злонамеренно судит нас за действительные наши вины.—Что же в таком случае от нас самих может быть обратным «злом»? —Нас избранил кто, а мы не хотим вывести этой брани и отвечаем тем же; нас очернили - и мы стараемся очернить; у нас отняли что — и мы отнимаем, не с тем намерением, чтоб пополнить этим свою нужду или вознаградить свою потерю, которая может быть была совсем в другом роде, а чтоб только отплатить за досаждение досаждением, за рану раной. Почему же простить обиду будет милостыня? Можем судить на сей раз по собственным чувствам. Когда мы оскорбим кого либо, а особенно человека сильного и высшего, —оскорбим или неосторожным словом в минуты своего сильного гнева или самым делом, и может быть только при этом увлеклись примером других: тогда мы беспокоимся, так и готовы шепнуть на ухо оскорбленному: «не вступайся за обиду, будь к нам милостив»! Такую же милость должны мы оказать и сами, когда кто согрешить против нас, нарушит наши личные права и достоинства. Затем, если обыкновенная милостыня состоит в том, что мы отдаем от себя, уступаем, жертвуем другим что либо: то и прощая обидящих также делаем мы свои уступки и жертвы. Например, могли бы мы вступиться за обиды, и не вступаемся; имели бы собственную силу или могли бы воспользоваться знакомством сильных лиц, заслуженным нами уважением от других, чтобы отомстить своему обидчику, и—оставляем его в покое: не благороднейшая ли это уступка с нашей стороны? А главное: легкая ли это уступка? Далеко нелегкая. Для нее мы должны внутренне сокрушить себя пред своими обидчиками, —унизить себя пред самими собой. Если же это делается нами ради заповеди Божией, требующей прощать обиды, и с такою мыслью, что мы сами остаемся должными Господу Богу десятью тысяч талант, между тем как ближний наш должен нам только сто динариев (Мф.18, 24, 28), что наши-то оскорбления Богу бывают каждый день, тогда как ближний оскорбил нас может быть только один раз: в таком случае мы имеем в себе дух сокрушен, а сказано: «жертву Богу дух сокрушен» (Пс.50, 19); в таком случае мы показываем на деле самое первое из прекрасных качеств христианской любви: «любовь долготерпит», т. е. показываем в себе великую душу. И вот за столь великие жертвы и награда обещается нам великая! Какая же? —Прощение нам собственных грехов: «Ибо если вы будете прощать людям согрешения их, то простит и вам Отец ваш Небесный» (Мф.6, 14).
Впрочем, не всякое прощение обид бывает в духе христианском. Многие им выражают только гордое незлобие: не вступаются за обиду потому лишь, что презирают обидчика, что «не хотят с этим человеком связываться». Очевидно, в таком незлобии нет еще добродетели, хоть и есть своего рода нравственная польза. Но если оставляется без всякого преследования обидчик, то не лучше ли было бы это же сделать с мыслью о Господе, и таким образом получить за свое терпение награду? — Затем, по христиански прощение ближнего должно быть скорое. С милостынею нечего медлить, когда ее ожидают: если на сей раз и полезно иногда приостановиться с тем намерением, чтоб больше оценили наше великодушие (Иосиф посадил братьев своих на три дня под стражу: но не по чувству мщения, а чтобы испытать—сожалеют ЛИ они о своем тяжком грехе предательства его, я чтобы пробудить в них глубокую решимость не быть больше такими враждующими и жестокими): то все же надобно подать скорую надежду на помилование. Чем скорее простим, тем больше будет нашего самопожертвования. Тут уже не рассуждение что надобно и прекрасно быть великодушным, но самое дело. Тут первая победа над собой: «не отвечать безумному по безумию его» (Притч.26, 2), или на гнев подобным гневом. Вторая победа, еще более трудная: не потревожиться и сердцем от обиды, никому не рассказать о понесенной обиде, будто ее совсем не было. С другой стороны: если же пройдет после обиды, какую мы встретили, полсуток, день и с неделю, тогда и без того она уже не столь живо чувствуется. А если она не столь тяжкая, чтоб оставила после себя неизгладимые следы, ТО время ее совершенно излечивает. После этого невступательство наше за нее и будет делом одного времени, а не будет заключать в себе участия нашей воли, нашей борьбы с собой, и следовательно не будет добродетелью. Вместе с тем, скорое наше примирение скорее прекращает и со стороны обидчика вражду на нас. В таком случае не распространяется зло, или бывает только зло нам, а нет другого зла от нас самих ближнему. В таком случае вражда бывает как уголь, оставленный самому себе тухнуть. Напротив, отложим только примирение или покажем один вид, что готовы вступиться за обиду, и—возникают косые взгляды, немирная речь, споры, злословия, ропот: все это как лучинки к угольку, от которых образуется пламя гнева с обеих сторон и дым душевных смущений. Проведем только день, неделю во вражде, и—у нас является стыд помириться. А чем дальше, тем более будем мы ненавидеть своего врага за тяжкую обиду, да и ему будет время и повод ложно успокаивать свою совесть. Мы думаем, что он, жестоко обидев нас, мучается за нас своею совестью: но часто мы ошибаемся. Если же он вначале, и действительно, чувствовал сильные упреки совести: то, встретив от нас сильное сопротивление, в этом самом сопротивлении находит случай сознавать себя меньше виновным против нас и основание продолжать свою вражду. Таким образом, и временная вражда беспокоит. Посему, как гасится вечером свеча, так поссорившиеся должны скорее погашать в душе своей искру злобы (Еф.4, 26. Cв. Иоанн милостивый, известный нищепитатель, понимал милосердие к ближнему более широко, чем только кормить и одевать нищих. Щедрый на дела телесной милостыни, он творил и духовную милостыню. Так однажды он по защите людей бедных вошел в столкновение с светским начальником. Проходили сутки с того времени, как начальник оскорбил его. Тогда он посылает сказать своему оскорбителю: «скоро зайдет солнце». Начальник так был тронут этими словами, что не только помирился с ним, но в положил обещание избегать в жизни своей распрей с кем бы то ни было (четь-минеи под 12 ноября). В правилах церковных сказано: «аще кто имать вражду на кого, в храм да не входить, ниже да приносы его, дондеже примирится» (Номокан.123).
Против примирения с обидевшими, равно как и обиженными, приводится очень много оправданий. Так как эти оправдания имеют большую силу, а в то же время ежедневная жизнь многих не проходит без взаимных обид и вражды: то рассмотрение этих оправданий считаем мы важнее и полезнее, чем в науке какие либо исторические исследования. Потому остановимся с подробностью на этом предмете. Говорят, например, «как простить обидчика, если он обижая нас еще нарушил общественный порядок»? Оскорбления по должности и с прикосновенностью чести других лиц, с нарушением общего порядка, очевидно, отличаются от личных и частных оскорблений. За нарушение порядка пусть судит оскорбителя закон, а личную обиду простить остается в нашей воле. «Как быть, если при нашей готовности не вступиться за обиду, вступаются за нас другие, так как обида нам была самая тяжкая и обидевший заслуживает строгого наказания»? В таком случае мы можем желать, чтоб было облегчено ему наказание. —Иной, решаясь отмстить за обиду, говорит: «пусть же этот человек вперед не осмеливается оскорблять меня». Сомнительная надежда! В ком настолько было зла, чтоб в первый раз без всякой причины изобидеть, у того, наверное, достанет зла, чтоб и ответить на месть со стороны обиженного новою, да еще большею, обидою. А таким образом может произойти целый ряд обид. Таким образом, и своей-то раны не излечишь и поранишь другого, так что вместо одного раненого выйдет двое раненых. «По крайней мере (рассуждает тот же человек), но всякий другой после этого будет иметь смелость оскорблять меня» О! возможно ли гнаться за всеми оскорблениями? возможно ли научить всех, чтоб на последующее время вели себя осторожнее в отношении к нам? возможно ли всем отплатить? Одному отомстили, другой и третий с иных сторон снова оскорбляют нас: если же так начнем вступаться каждый раз за обиды, то не будем ли постоянно в оборонительном состоянии? когда же после этого успокоится наша душа? доколе нам придумывать меры, чтоб мстить врагам? —Другой отвечает: «я готовь пожалуй помириться, но у меня не просят прощения». Так прощает и язычник своего обидчика. Кто же оттолкнёт от своих ног человека, который будет без всякого принуждения просить у него прощения? Ведь в редкость был бы такой пример. И следовательно тут нет, заслуги простить.—Иной выражает сомнение: «мой враг может быть не пожелает помириться со мной; не больше ли будет мне стыда, если пойду к нему и буду просить прощения»? А может быть он и помирится; может быть он уже тяготится в своей душе враждою, да только также стыдится сказать слово о примирении. Но если он и покажет себя упорным во вражде, все же нас не убудет, если мы скажем ему одно слово: «хотим помириться с тобой, хотим простить тебя». В данную минуту он, положим, и не согласится на примирение. За то в последующее время больше надежды на мир с его стороны. Нужно только воспользоваться случаем, чтоб лично объясниться с ним; потому что при личном объяснении, обыкновенно, разрешаются многие недоумения, падают напрасные сомнения, а часто обидевший видит в своей обиде такие еще обстоятельства, которые увеличивают его вину, которых он вовсе не предполагал.—Иногда приносит жалобу: «не я сделал обиду, меня обидели: между тем на меня же и гневаются, от меня же и ожидают, чтоб я признал себя виноватым и искал примирения». Не удивляйся этому, друг мой, и не мирись с таким убеждением некоторых, будто благородное и извинительное дело отплатить обидчику равною обидою. Св. Давид говорил о себе: «яже не восхищах, тогда воздаях» (т.е. я чего не отнимал, то должен отдать) (Пс.68, 5). Дело это очень обыкновенное, что люди гордые, но неумные, сами же обижаются тем человеком, которого напрасно изобидели. Но если ты, оставаясь невинным как прежде обиды тебе так и после обиды, сам первый покажешь желание помириться с обидчиком: твоя любовь будет уже свыше-человеческая, ты войдешь тогда прямо в «область любви Божией»; потому что не мы первые возлюбили Бога, а Он возлюбил нас (1Ин.4, 10). Кто кого посещает: здоровый ли больного или на оборот? А враждующий и есть больной, между тем как не желающий враждовать должен быть назван человеком здоровым. Нужно ли говорить, что лучше быть здоровым, чем больным? —Рассуждают: «отчего бы обидчику не позаботиться— попросить прощения»? Но он может быть не знает, что нужно это сделать, или может быть считает себя правым по своей нерассудительности. И так за неведение его будьте к нему снисходительны: «Не видят, что творят» (Лк.23, 34), говорит Господь о своих врагах. А если он и знает, только не хочет смириться: то тем большее осуждение ожидает его, когда вперед его просьбы вы просите его.— Говорят: «иные совсем не понимают, что хотят простить их по-христиански; потому что они христиане только по имени, они не усвоили себе заповедей евангельских и духа христианского). Они еще глумятся над словами: «прости меня, брат»! Они еще злоупотребляют терпением христианина или тем смелее оскорбляют его в такой надежде, что он не будет мстить». Пусть они не знают евангельской заповеди о прощении обидящих: но могут почувствовать благодетельное влияние на себя этой заповеди со стороны других. Когда благодатная сила этой заповеди доходила до язычников, — и те в иных случаях смягчались. (Терпел много обид один святой проповедник евангелия, и язычники, тронутые его евангельским терпением, наконец склонились к вере) (Четь-Мин. под 26 апр. Стефана Пермск.). Поставлять же терпеливость христианина в обидах поводом к новым обидам ему, это уже языческое качество: тут повторяются то же поругание над христианином и та же злая хитрость, как некогда язычники сочли выгодным для себя напасть войной на евреев в субботу, день бездейственный у евреев, и как легко положили до тысячи воинов еврейских, потому что воины, уважая покой субботы уже с излишнею ревностью, совсем не хотели сопротивляться.— Во всяком случай не великодушие христианина собственно причиною того, что некоторые еще больше обижают его, но злая воля этих обидчиков. Злоупотребляют эти его христианским великодушием: за то другие вразумляются, и последних бывает не меньше, если даже не больше. Победа над обидчиком и врагом не в том состоят, чтоб и ему сделать зло, но чтоб он не сделал нам истинного зла; или чтоб остался бессильным повредить нашему христианскому направлению. А чтоб он не подумал, будто мы прощаем ему по одному малодушию и трусости, — будем сохранять пред ним свое нравственное достоинство, не будем одобрять его худых поступков или иначе как либо покупать его расположение. Возражают: «мы прощали не однажды; неужели же все прощать»? Сколько раз нужно прощать ближнему его словесные и личные обиды, этот вопрос разрешен в евангелии. Сказано: «до семдесят крат седмерицею» (Мф.18, 22). По счету это выходить 490 раз. Но, очевидно, здесь указывается неопределенное число: дается только наставление, чтоб мы всегда прощали за личные оскорбления, кто будет просить у нас прощения.—«Трудно и скучно будет прощать множество раз»? Трудность здесь происходить оттого, что мы не привыкли прощать. Но разве и отплачивать каждый раз за обиды легче? Как сказано выше, кто в духе евангельском перенесет обиды, тот гораздо более спокоен. Скуки же много раз прощать обидящих можно и не испытать, потому что обидящий сам отстанет со временем от того человека, который «не побежден бывает от зла, но побеждает благим злое» (Рим.12, 21). Иные оправдывают себя и так: «пусть другой кто обидел бы меня, скорее бы я перенес обиду: а от этого ничтожного человека не хочу терпеть». Нечего вперед хвалиться терпением. Да оно здесь и не заслуживает похвалы; потому что когда кто сильнее нас сделает нам обиду, тогда по неволе мы терпим. Лучше показать терпение там, где оно идет к делу и где более будет оценено. Нечего обращать внимание только на личность должника, а нужно исполнить этот свой долг в отношении к нему: «яко же и мы оставляем должником нашим». Кто бы ни изобидел нас, высший или низший, богатый или нищий, свой или чужой, —все же ведь это ближние наши.—Возражают: «не ужели и отец будет просить прощение у своего сына или старший брат у младшего или господин у своего слуги, начальник у подчиненного?» Собственно говоря, в христианстве нет ни отца, ни сына, ни старшего ни младшего, ни высшего, ни низшего; «вcu вы братии есть» (Мф.23, 8). Однако ж нет унижения, если и отец виновный пред своим сыном скажет сыну слово мира или начальник и высшее лицо будут искать примирения с теми которых обидели: они будут мириться с обиженными, как христиане с христианами, а не как старшие с младшими или высшие с низшими. Но если даже против них-то собственно будут виновны младшие и если последние не захотят прийти к ним, чтоб помириться: чей же долг склонить враждующих к прекращению вражды, как не старших и более рассудительных? (Известен пример, как опять Иоанн же милостивый, будучи в сане патpиapxa, поклонялся послушнику, да еще при всех, прося у него прощения. Известно также о св. Тихоне Задонском, что когда гордый и несдержанный помещик ударил его по щеке, то святой епископ тотчас поклонился в ноги своем дерзкому оскорбителю, который бы напротив ему-то должен был сделать поклон) Ужели же всем и оставаться так во вражде да самой смерти? —Наконец, когда почему либо действительно неудобно будет прийти к обидевшим нас или обиженным нами самими, чтоб примириться: тогда можем успокоить ближнего письмом или словесным заказом через другого, что нет нашего намерения мстить ему. Во всяком случае наш взгляд при встречах с этим человеком, наш тон и движения, все наши отношения к нему должны доказывать, что мы не враждуем против него. Если же обиженное или обидевшее лицо совсем отсутствуют или находятся далеко, если нет возможности ни видеть их, ни написать к ним: в таком случае остается примириться с ними в одном сердце.— Христианин! Предай себя на терпение обид без счета этих обид и без различия лиц, кто бы ни обидел тебя. Это вменится тебе вместо множества монет, которые бы ты роздал бедным в качестве милостыни! И ты за такую милостыню получишь царство небесное!

Простить в сердце врага (не помнить зла)

«Бывайте друг ко другу... милосерды, прощающе друг друга» (Ефес.4, 32). Не довольно ли уже сказано нами о прощении обидящих и, что хотим сказать, не одно ли будет с предыдущим делом милосердая? Нет! Есть разница между непреследованием обидящего и между тем, чтоб простить его окончательно или в самом сердце. Первое может быть делом только наружным и невольным, а второе бывает внутренним и свободным. Первое—внешнее и хлопотливое дело и потому может быть оставляется: а последнее— домашнее и близкое, потому держится. Яснее сказать: в первом случай часто мирятся только на словах, а не в действительности, не мстят за обиду только потому, что нет возможности доказать ее или же приличие, состояние и недосуги не дозволяют мстить; во втором - уже полное водворение в душе мира и совершенная непринужденность к миру. Таким образом, прощение обид врагу в самом сердце нравственно-выше. И вот многие на сей раз обманываются. Они почитают себя великодушными и милосердными, между тем как в самом сердце еще не перестали злопамятствовать. Чем же обличается их злопамятство? «Избегают встретиться со своим врагом по чувству отвращения и ненависти к нему. Когда же случайно встретятся с ним, тотчас переменяют взгляд и тон речи. Если останутся с ним одни, глаз на глаз, например, в комнате, и если разойтись в продолжение нескольких минут не могут: эти минуты для друзей бы очень приятные, им кажутся вместо пытки. Они понимают друг друга, но молчат». Правда, есть намерения или обстоятельства, когда позволительно избегать встречи с врагом. Какие же это намерения? Чтобы скорее исправиться от чувства вражды к нему, потому что обыкновенно то чувство укореняется в нашей душе и делается навыком, которое часто повторяется, как вот гнев вообще или только к известному лицу. Случится ли человеку только быть снова в том месте, где он потерпел самую тяжкую обиду и где долгое время терпел те или иные обиды? Это напоминание для него, если он не отвечал за обиды обидами, бывает весьма трогательным и уже приятным; но если, напротив, он не был великодушен в встречаемых обидах, чувствует новое расположение ко вражде. В этих видах и полезно «разойтись» с врагом, прекратить всякие встречи с ним; тогда облегчится и для нас и для него борьба с злопамятством. Можем также избегать встреч-свиданий с ним по такому намерению, чтобы восстановить к нему в какой-либо мере чувство уважения. Из опыта известно, что заглазно мы более как-то уважаем других; постоянно обращаясь с ближним и замечая его слабости, мы ослаб