Глава 8. « Потолок с жирными пятнами и следами обуви — это уже перебор

Джурайя

«…Потолок с жирными пятнами и следами обуви — это уже перебор. Ну ладно, предположим, жирные пятна ХОТЬ КАК-ТО можно было объяснить, но след башмака?! Что ж за город-то такой, в котором в гостевом доме по потолку ходят? И кто, интересно? Да ладно, Единый с ними, с акробатами. А с магами что делается? Третий день торчим в этой клоаке, третий день ходим на собеседования, деньги на исходе — а толку ноль. Если и сегодня ничего не выйдет, собираем шмотки, на последние нанимаем экипаж и валим в Альдерру…»

Название города уже давно истерлось из людской памяти, заменившись созвучным Облапошин, или Объе… ну, в общем, тоже на — шин, а некоторые называли его просто Лошин. О причинах такого вольного отношения к географической единице девушки начали догадываться еще в первый день пребывания в этом чудном городке, а вот в течение трех последующих дней только убеждались в правоте местных жителей. Они были очень рады, когда в первый же день услыхали глашатая на рынке, кричавшего о том, что великий маг и чародей Эммануил набирает учеников. К этому времени они успели одеть Эльку (четыре часа, шляпку еще не выбрали), Джурайю — теперь Джерома (полчаса с подгонкой на тощую фигурку. Портниха дико удивилась, когда обнаружила в примерочной пусть и плоское, но девичье тело. Пришлось дать немного сверху за конфиденциальность и рассказать жалобную историю, что она скрывается от жестокой мачехи, которая избивала ее, морила голодом и запирала в подвале. Поверить в это было нетрудно — тоща, бледна и в синяках после Ценевых тренировок).

— Бедная сиротка! Как же тебе досталось! — причитала хитрая торговка, запихивая нежданную прибыль в «женский карман». — Сейчас мы из тебя такого мальчика сделаем — ни за что мачеха не найдет.

— Да она и искать не будет… — опускала глаза Джурайя, и как бы невзначай отворачивая портниху от закрывающей двумя руками рот Эльки с выпученными глазами. В глазах уже стояли слезы, причем вызванные не состраданием к «бедной сиротке». — Я ведь была единственной наследницей, а как батюшка помер (смахнула несуществующую слезу, показала из-под полы кулак Эльке, чтоб в голос не ржала), так и стала она меня со свету сживать. Хочу мага какого-нибудь найти и ученицей пойти. А потом права на наследство заявить. Ученики магов ведь неприкосновенны, их король защищает.

— Вот и правильно, своего нельзя упускать. Денежки счет любят, один раз потеряешь — потом всю жизнь терять будешь, — кудахтала портниха, подкалывая булавочки. — Камзольчик-то не утягивать по моде? Брючки посвободнее?

…Джурайя на ходу вытаскивала булавки из новой одежды, волоча за собой дико хохочущую Элию, она уже и не чаяла, когда от нее отвяжется приставучая портниха, выгадывающая, как бы и ей своего не упустить. Отговорившись тем, что сейчас они вообще последние деньги на одежду спускают, она еле унесла ноги, когда портниха стала выспрашивать, а из каких вы мест да батюшкина фамилия как была.

— Вот змея! Она ж меня хотела мачехе сдать! И бабла срубить. — После блуждания по улицам Облапошина она и сама заговорила на местном воровском наречии, которое сами аборигены называли феней. — Вот и верь после этого людям! Я ей как родной открылась, материальную помощь оказала, чтобы тесемочки для языка купила и подвязала, а она, скотина, на этом и не думала успокоиться! Элька, не ржи, а то рассержусь — и придется тебе мое бесчувственное тело от обгорелых портних оттаскивать. Не ржи говорю! Сироток обижают кто ни попадя, а ей смешно. Черствая ты.

— Да ты б, сиротка, на себя посмотрела! В глазах тоска, голосок дрожит! По тебе подмостки плачут, а ты в магини собралась! Может, в театр пойдем наниматься? Я, так и быть, на приму согласная. Только не меньше — рядовые певички мало зарабатывают, а мне еще тебя, бездарность, содержать!

Вот в этот веселый момент и услыхали звук гонга и сиплый вопль глашатая, который уже голос сорвал, созывая учеников к Великому и Могучему, готовому поделиться своими знаниями магу и чародею высшего ранга. Девушки кинулись к глашатаю, возле которого уже топтались трое невзрачных юнцов, неуверенно теребя защитные амулеты, только что купленные у входа на ярмарку у зловещего типа в плаще с капюшоном.

Собеседование было назначено на полночь, так как в это время магические потоки особенно интенсивны. Еле дотерпев до полуночи, девушки побежали по указанному адресу, подпрыгивая от нетерпения, но…

Обратно они бежали не менее быстро и не менее радостно, с одной лишь разницей, хохотали они уже обе, хоть и имели вид при этом растрепанный и комичный. А начиналось все вроде прилично — как положено Великому и Могучему, Высшему и прочему, прочему, прочему, магистр Эммануил имел вид загадочный и зловещий — черная мантия развевалась от ветра в закрытом (!) помещении, на лице плясали багровые отсветы, громовой голос пробирал до костей, а по одеянию то и дело пробегали голубоватые вспышки. Стены залы, где проходило собеседование, были занавешены багровыми полотнами, в воздухе клубился дым (с очень неприятным запахом, кстати). Встречающий приходящих на собеседование горбун грозно зыркнул на опоздавших и запыхавшихся девушек, приложил палец к губам и завел их в эту самую залу минут пятнадцать назад. Все это время подружки неловко топтались недалеко от входа, переглядываясь и украдкой привлекая внимание друг друга ко всяким магическим штучкам, коими изобиловал интерьер — черепа чего-то рогатого на возвышениях по углам (выросшая в деревне Джурайя сразу идентифицировала останки невинно убиенных козочек, но сообщить об этом Эльке не смогла, помня приложенный к тонкому рту крючковатый палец горбуна), развешенные по стенам на подсвечниках амулеты, светящиеся руны на полу и потолке… Чародей в это время говорил о магии внутри каждого из нас, о том, что всего три года назад он был простым лавочником, но, начав активно заниматься, достиг небывалых высот, и вот теперь может и нас этому научить.

— А сейчас, — пророкотал загадочный старец, — я покажу вам верх моего мастерства — левитацию!

Он раскинул руки ладонями вверх, воздел очи и начал медленно, но верно подниматься над полом. Воспарив чуть выше человеческого роста, он полетел над головами потрясенных учеников, некоторые из которых схватились за ярмарочные амулетики, прямо к тому углу, где притулились Джурайя с Элией. От неожиданности Джу шарахнулась назад, нога запуталась в свисающей вдоль стены занавеси, ища равновесия, она решила опереться на стену и… провалилась в пустоту. Джу грохнулась на пол, сверху ее накрыло оборвавшееся полотнище, под задом что-то громко хлопнуло, и залу осветил свет четырех стандартных магических ламп, какие висели в любом трактире. Открывшееся зрелище поразило всех присутствующих больше, чем левитация Великого Магистра: в углу, который нечаянно обнажила Джурайя, за обычным столом сидел бывший горбун, рядом с ним на спинке стула висел плащ с накладным горбом. На углу стола валялись перчатки с крючковатыми пальцами, сверху их увенчивал не менее крючковатый нос. Парнишка (горбун оказался непростительно молод) испуганно таращился на залитую светом и потерявшую магическую загадочность залу, держа в руках уходившую под потолок веревку. На другом ее конце болтался Великий и Могучий, беспомощно дрыгая ногами и бешено сверкая глазами из-под накладных бровей. А на столе ровными рядами лежали амулеты, за крону штучка, некоторые активированные, некоторые ожидающие своей очереди, которые и создавали призрачный свет, клубы дыма, всполохи невидимого огня, громовой голос и прочий балаганный антураж. А своим неловким падением Джурайя раздавила осветительные колбочки, высвободив свет четырех так некстати загоревшихся светильников. «Горбуша», как потом окрестила помощника шарлатана острая на язык Элия, от неожиданности выпустил свой конец веревки, и маг и чародей с оглушительным (теперь уже своим собственным, без магического усиления) воплем грохнулся на пол, едва не зашибив зазевавшегося ученика, остальные благоразумно расступились секундой раньше. С помощью Эльки Джурайе наконец удалось выпутаться из занавески, и они бочком покинули залу, в которой теперь царил веселый переполох и звучал искренний смех пяти несостоявшихся учеников мага.

Все это сейчас рассказывала Элия, а Джурайя, которая все самое интересное пропустила, сидя под занавеской, теперь вытирая слезы и держась за живот, пыталась не отстать от резвой подруги, которая свое уже отхохотала и теперь имела счастье оттачивать свое остроумие на маге-неудачнике, горбуне-перевертыше и учениках, которые судорожно сжимали бутафорские амулетики в надежде, что они защитят их от сглаза рассвирепевшего шарлатана под потолком, а потом и летящего на их головы.

— Ты бы видела эту картину маслом! Никогда не забуду! Им в цирке работать надо — всей суровой командой! Вместе с учениками — а сколько суеверного ужаса в глазах было, когда он, раскинув руки-крылья, летел на них из-под потолка!!! Он ПАДАЕТ, а эти дурики орут: «О, не убивай нас великий волшебник!!!» А горбунок? Ты видела — глазками хлопает, а сам еле сдерживается от смеха! Мне кажется, тот раскатистый смех, когда мы выбегали, был его! Вот мошенник так мошенник, таких поискать еще. А может, он специально веревочку отпустил — чтобы все от смеха померли?

Именно в этот момент их и окликнул густой мужской голос. Веселье как рукой сняло, девчонки, не сговариваясь, рванули на спринтерской скорости, с ужасом слушая приближающийся топот преследователя. Преследователь был странный. Он не требовал ни кошелька, ни тела, ни души.

— Ну девчонки, подождите! Елы-палы, лишили меня заработка и свалили, — канючил голос преследователя. — Да подождите вы! Ничего я вам не сделаю! Я ж по-хорошему — помочь хочу…

— Эльчик?

— Джульчик?

— А ты не знаешь, почему он говорит «девчонки»? По-моему, одна из нас, не будем показывать пальцем, сейчас мальчик…

— Остановимся?

— Все равно догонит — глянь, какой лось.

— Угу. Я с ним сейчас поговорю, ага?

— Угу. Не сжигать же дурачка.

— Чего надо? Ты же торопишься — мама волноваться будет, завтра рано вставать… Иди, малыш, темно, страшно, девки незнакомые ходят — нападут еще, не приведи Единый, изнасилуют? Жуть…

— Ну чего ты издеваешься? Вовсе не весело. Знаете, сколько мы зашибали с Эммануилом каждые выходные? А в ярмарочный сезон — и того больше. Одну осень поработаешь хорошо, зиму можно жить на широкую ногу, а теперь все, накрылась лавочка…

— Не действует? Странно… Слышь, парень, как тебя там, — начала Элька.

— Зови Адрисом — не ошибешься!

— Ладно, будь Адрисом. Тебе чего надо?

— Как чего, две девчонки, одни ночью шарахаются. Вдруг обидит кто. Проводить хотел. Меня-то тут каждая собака знает. Магия меня не берет («Ах вот оно что», — разочарованно подумала Джурайя, состроив сочувствующую рожицу Эльке). А силой от природы не обижен — хвала Единому! Был бы послабее — уже прибили бы по малолетству. Я на этих улицах — сколько себя помню. Пару раз стража вылавливала да в приют сдавала. Только не для меня это — там дисциплина, скучно, девчата.

— А с чего ты взял, что здесь ДВЕ девчонки? — грозно сдвинув брови и обнажив перевязь с ножами, спросила Джурайя.

— Смеешься? Ты пока в занавесках барахталась, так визжала — парни так не визжат. И даже не матюгнулась ни разу. А штанами меня не обманешь — я девку и в доспехах по запаху вычислю («Вроде мылась, странно. Да и не потею я почти, от природы»). Да не принюхивайся, не воняешь. Это не тот нюх. Это Нюх! С большой буквы! Братва говорит, что я бабник, но это неправда. Я просто баб люблю. Да не дергайся (это уже Эльке — она этого мужского внимания с детства объелась — до тошноты), ты не в моем вкусе. Я люблю таких… Таких!.. — Адрис вычерчивал в воздухе замысловатые фигуры, чем-то схожие с гитарой в одном варианте и двумя воздушными шарами — в другом. — А за вами я сначала просто проводить пошел и светиться не хотел. Думал, проведу до дома да уйду тихонько. А как услышал, как вы ржете, так познакомиться захотелось.

За этим милым разговором компания дошла до гостевого дома, где снимали комнату девушки.

— А как вы объяснили, что парень с девкой в одной комнате живут? Городок наш дерьмо, конечно, но жрецы Единого зверствуют, постоянно по гостевым домам рейды устраивают.

— Да вот Элечка хозяев уговорила, что мы молодожены. Пока никто не беспокоил.

— Ты магичка?!

— МЫ магички. Недоучки. Вот поучиться хотели — не удалось. Ну спасибо, что проводил. Пока.

Парень неуверенно топтался возле крыльца, явно решаясь на что-то.

— Девчонки, а можно с вами, а? Я хозяйку знаю, на пару деньков перекантоваться пустит. Я ж для магов полезный — на мне тренироваться можно. Надоело уже с Эммой, давно уже подумывал как бы смыться. А теперь он сам меня на порог не пустит — после того, как я его об пол… Как он летел! Как орел! — И парень опять засмеялся своим заразительным смехом. — Только в нашем городке мага не найдете. Трое лично графские — учеников берут только дворянского происхождения. Вам к ним не пробиться. Это в столицу ехать надо — а куда вы без мужика в столицу? Пропадете ведь, горемычные. А я к вам уже привязался. Ну что, берете?

…Из одного лишь упрямства девушки остались в славном городе Объе… Облапошине еще на два дня. Остальные собеседования проходили на редкость однообразно, начинаясь со слов «…чтобы выкачать из клиента максимум бабла, надо, чтобы он поверил, что здесь творится волшебство…». Разочарованные девушки уходили после первой фразы. И вот сегодня утром Джурайя проснулась со стойким убеждением, что надо уезжать… Ее неспешные утренние размышления были прерваны вначале страшным грохотом за окном, а потом бесцеремонно ворвавшимся в комнату Адрисом, первым словом которого было: «Валим!»

— Валим отсюда, быстро! Бегом, пока не началось. Де'Карри с войсками входит в город. Заварушка знатная намечается, как бы под раздачу не попасть.

— А стучаться тебя не учили? — сонно проворчала Элька. — Завалился в девичью спаленку, весь из себя возбужденный. Иди, ополоснись холодной водичкой, подумай о страусиных бегах…

— Де'Карри?!!! — Джурайю подбросило из-под одеяла в одном исподнем. — Элька, не спи! Блин, блин, блин… Добрался-таки, как только нашел? Элька, вставай, проспишь мое четвертование!

Адрису пришлось долго и подробно объяснять, почему Джурайю обязательно четвертует страшный де'Карри. Парень чесал затылок, задавал уточняющие вопросы и, наконец, выдал свой вердикт: «Не простит, гадом буду, не простит. Я бы простил, так ведь я не граф! А у них честь дворянская, они на этом замороченные. Все, собираемся. Экипаж брать — смысла нет. Надо верхом убираться, быстрее будет. Пока его в городе нет, собираем манатки и валим. А с конями определимся. Знаю я одно местечко… А с Элькиным даром мы их в два счета возьмем».

Местечком оказалась графская резиденция. Тайными тропами Адрис вывел девушек к конюшням, заговорщически подмигнул и оглушительно свистнул. Из-за ворот высунулась голова стража.

— Чего приперлись. Его сиятельство не подают…

— Нам нужны кони, — сказала Элия, глядя в глаза стражу, — самые сильные, четверка. В упряжи. Оседланные. Приказ его сиятельства. Бегом. Исполнять.

Страж со стеклянными глазами исчез за захлопнувшейся створкой ворот, и через двадцать минут конокрады уже мчались прочь от города в сторону Альдерры, столицы королевства.

Два дня пути миновали незаметно. Один раз останавливались в придорожном трактире переночевать, здраво рассудив, что без ночевки они загонят и себя, и лошадей, и помрут самостоятельно, чем еще больше обидят сиятельного графа и чародея Корбина де'Карри, вынудив его лично присутствовать на похоронах, чтобы иметь возможность хотя бы плюнуть на могилу наглой невесты, у которой воспитания не хватило даже дожить до собственной казни. Ночью Адрис исчез на пару часов, а потом все утро, уже в дороге, уговаривал Джурайю надеть нормальное женское платье (возьми пример с Эльки — вот нормальный человек, без подстав!). Оказалось, что любвеобильный вьюноша поздней ночью два часа уговаривал прелестную вдовушку, держащую трактир, подарить ему любовь, на что она, в перерывах между приступами смеха, спрашивала, не обидится ли его друг (взгляд, полный обиды, на Джурайю), они ведь такие чувствительные… эти юные НЕПРАВИЛЬНЫЕ мужчинки… Вдовушка сразу приметила, как опекает этот молодой силач недоразумение на тонких ножках в мужской одежде — вещи поднести, кровати проверить, матрасик смените — клопы-с. Замочек смажьте — скрипит, собака.

— А про замочек я, между прочим, не просто так беспокоился — чтобы вас, говнюшек, ночью не перебудить. А вы ржете, лошади. Лошади пугаются, как вы ржете.

Лошади были что надо. Точнее, три коня и кобыла. Как на подбор — вороные, жилистые, быстрые, в то же время выносливые, они привлекали к себе всеобщее внимание статью и богатой упряжью, как выяснилось позже, нездоровое внимание…

На подступах к городским воротам их ждала засада. Дорогу преграждало поваленное дерево, едва успев притормозить, всадники попали в руки банальных грабителей. Они в одно мгновение стащили седоков с седел, связав руки и заткнув рты кляпами. Эльке не удалось воспользоваться даром — с кляпом во рту трудно уговаривать восьмерых здоровых мужиков, зато со сведенными локтями она представляла собой весьма соблазнительное для отребья зрелище. Адрис боролся один против четверых, ему даже удалось встать на ноги и ранить ножом одного, задеть второго, а потом удар дубины по затылку прекратил сопротивление единственного человека, способного сопротивляться…

Бело-голубую вспышку было видно и за городскими воротами. ТАКОГО всплеска магии бывший маг Его Величества не засекал последние лет сто, не считая воздушной магии непутевого ученика Корбина, растрачивающего достойный лучшего применения дар на мордобои разных масштабов. Его поместье находилось у городских стен, внутри города, поэтому на место вспышки мессир Корнелиус в сопровождении личной стражи и самых сильных учеников прибыл очень быстро. И обнаружил весьма странную картину. Выжженный круг земли диаметром в двадцать локтей, по которому разбросаны в причудливых позах тлеющие кости, покрытые кусками обгорелой плоти. Явственно пахло шашлычками. В середине участок зеленой травы, а на нем четверка перепуганных храпящих коней и связанные люди, трое, девушка, совсем молоденькая, в сознании. Здоровяк с ушибленными мозгами — в отрубе, сотрясение, не сильное, череп, видать, крепкий. А вот третий… Вернее, третья. Старого опытного мага не обманет одежда, перед ним явно была девушка. И ее состояние было самым тяжелым. Она была полностью, абсолютно истощена. Подобные состояния он видел только во время войны, когда маги ценой своей жизни спасали целые армии, выжав себя до капли для последнего удара. Эти маги-смертники знали, на что шли, они десятилетиями учились медитациям, заглушающим инстинкт самосохранения. Но этому юному созданию не минуло и двадцати весен. Девушка была жива, но долго ли она могла продержаться, не сказал бы и самый опытный целитель.

— Сахар, мед, все что угодно, только сладкое! — затараторила единственная, оставшаяся при памяти, едва ее освободили от кляпа.

«Шок. Несомненно, шок», — думал старый маг, оглядывая девушку, рвущуюся к подруге.

— Милая, конфеты ей вряд ли уже помогут…

— Ей быстро нужно сладкое, у нее всегда так, после выплеска, я знаю, я ее уже вытаскивала, быстрее, миленькие, пожалуйста! Она умрет, если сладкого не дадите! — Элька уже рыдала навзрыд, отчаявшись объяснить своим тупым спасителям необходимость сахарной диеты для умирающей подруги.

— Прим, донорскую силу. Быстро.

Приказы старичок отдавал четким голосом, видимо, знал, что делать. Молодой маг с аскетичным лицом склонился над Джурайей и сотворил какой-то пасс. Элька не верила глазам — Джу вдохнула полной грудью и даже чуть-чуть порозовела.

— Давай, сынок, не жадничай. От тебя зависит, будет ли у меня ученица, способная дорасти до первого ранга. Как минимум, с такой-то силищей. Ну, достаточно, можно транспортировать в поместье. Поколдуй над юношей. Может, еще и сам дойдет.

— Ничего не выйдет. Он к магии невосприимчив. — Вот болтушка! Корнелиус и сам уже видел тщетность усилий Прима, до испарины на лбу лечившего здоровяка.

— Да вижу, вижу… Занятная у вас компашка… Носилки несем на руках аккуратно. Да шею зафиксируйте, идиоты. Мало ли что. Мда… Занятная компашка… Как только нашли друг друга? Те еще экземпляры. Ладно, — по-стариковски ворчливо кряхтел Корнелиус. — Дома разберемся.