Основные идеи и формы организации сельскохозяйственной кооперации

По всем вероятиям, очень многие из читателей настоящей книги — агрономы, инженеры, педагоги, работники деревенской общественности — не раз опускали руки перед теми препятствиями, которые ставила их дея­тельности жизнь современной русской деревни. Нужно, конечно, сознать­ся, что для этого почти всегда имеются достаточные основания. Никто не будет отрицать, что основной идеей современного хозяйственного, да и не только хозяйственного, строительства является идея крупных организаци­онных мероприятий, объединяющих многие тысячи рабочих, десятки миллионов рублей капитала, гигантские технические сооружения и массо­вое производство стандартизированных товаров.

Машиностроительные заводы Форда, Волховстрой и другие гигант­ские гидроэлектрические установки, морские транспортные линии, обслу­живаемые десятками сверхмощных трансатлантиков, банковские концер­ны, объединяющие в экономический ударный кулак миллиарды рублей капитала, — вот те экономические факты, которые покоряют и увлекают мысль современного хозяйственного деятеля.

Немудрено поэтому, что многие из наших особенно молодых товарищей, сознание которых еще полно образов крупных организационных задач и дос­тижений современной индустриальной экономики, а руки чешутся проделать что-либо подобное в своей губернии, нередко приходят после нескольких ме­сяцев работы в полное уныние и бывают близки к отчаянию, трясясь ноябрь­ским дождливым вечером на крестьянской телеге по непролазным дорогам от какого-нибудь Знаменского через Бузаево к какому-нибудь Успенскому, всю­ду встречая бездорожье, бедность и безразличие крестьян, сидящих на не­больших чересполосных наделах и с исключительно чисто мелкобуржуазной тупостью замыкающихся в свои карликовые ячейки.

Мы говорим, что склонны понять отчаяние такого товарища, мыслен­ный взор которого видит себя среди фордовских цехов, а действитель­ность заставляет иметь объектом непосредственной работы двухдушника с двумя десятинами пахоты, одной коровой и нередко без лошади. Однако, понимая субъективное отчаяние начинающего работника, мы объективно совершенно не склонны разделять его мрачные выводы.

Конечно, остается совершенно очевидным, что хозяйственная жизнь крестьянских стран — Китая, Индии, Советского Союза и многих других стран Восточной Европы и Азии — не дает нам столь наглядных и оче­видных достижений новых организационных идей, которые мы легко ус­матриваем в промышленных странах Запада.

Однако всякое хозяйственное явление всегда следует рассматривал, эволюционно и по возможности более глубоко. И вот, если так подойти к сельскому хозяйству крестьянских стран, то для многих совершенно не­ожиданно окажется, что сельское хозяйство не только не безнадежно в смысле применения к нему самых широких организационных замыслов, но что именно в нем-то в современную нам эпоху весьма интенсивно про текают процессы, делающие именно его предметом необычайно широкого организационного размаха, не уступающего самым крупнейшим начина­ниям индустрии. Поэтому было бы в высшей степени полезно, если бы наш пришедший в отчаяние читатель осознал, что именно в глубине ia стывших под осенним дождем Знаменских и Бузаевых таятся наибольшие возможности самых широчайших организационных заданий и самых крупных будущих достижений. Все дело только в том, что эти процессы пока еще находятся в самых первых фазах своего развития и что зритель­но они не дают и не могут нам дать никаких эффектных картин для непо­средственного созерцания и фотографирования.

Нашей задачей как раз и является показать те пути развития отечест­венной деревни и те формы ее организации, благодаря которым сейчас па наших глазах внешне малозаметно, а на деле в самом корне перестраива­ются ее организационные устои, и деревня, еще 10—20 лет назад пред­ставлявшая собою распыленную стихию полунатуральных мизерных хо­зяйств, готовится сделаться объектом самых широких по размаху органи­зационных начинаний и базой для крупнейших хозяйственных предпри­ятий.

Изучая на основании сохранившихся и хорошо разработанных ныне материалов исторические пути развития городской промышленности и банковского дела, мы легко можем заметить, что поражающие нас своей мощностью и грандиозностью современные формы их организации вовсе не были им всегда присущи, они являются результатом постепенного и притом весьма недавнего развития.

Еще не так давно, каких-нибудь полтораста лет тому назад, текстиль­ная и даже металлообрабатывающая промышленности были организованы в форме небольших, часто семейных, ремесленных предприятий. И только постепенно развивающийся и крепнущий капитализм разложил патриар­хальные формы ремесленной организации производств и, захватив снача­ла торговый оборот, создал первые крупные предприятия в виде мануфак­тур, а затем умножил их в виде современных фабрик и заводов и укрепил в последних фазах своего развития объединением в тресты и синдикаты всякого рода.

Нам незачем излагать подробно этот процесд, он известен нашим чи гателям из любого учебника политической экономии. Для нас в настоящей работе в этом процессе капиталистического развития важно только то, что в области сельского хозяйства процесс этот замедлился и принял во мпо-

319 гих местах несколько иные эволюционные формы. Несомненно, конечно, то, что в сельском хозяйстве, так же как и в промышленности, крупные формы хозяйства давали значительные преимущества и снижали издержки производства. Однако в сельском хозяйстве эти преимущества не могли получить столь большого количественного выражения, которое они име­ли в промышленности.

Причина этого лежала в технических условиях сельскохозяйственного производства. В самом деле, главнейшей формой укрупнения и концен­трации производства в промышленности была так называемая горизон­тальная концентрация, то есть та форма концентрации, при которой множество мельчайших разбросанных в пространстве предприятий слива­лись не только экономически, но и технически в одно сверхкрупное целое, которое концентрировало огромные массы рабочей и механической энер­гии на небольшом пространстве и получало от этого колоссальное уде­шевление стоимости производства. В сельском хозяйстве провести в такой мере горизонтальную концентрацию было немыслимо.

Что представляет собою сельское хозяйство? В своей основе — это использование человеком солнечной энергии, падающей на поверхность земли. Человек не может солнечные лучи, падающие на сто десятин, со­брать в одну. Он может улавливать их зеленым хлорофиллом своих посе­вов только на всем пространстве их падения. В самой своей сущности сельское хозяйство неотъемлемо связано с пространством, и чем крупнее технически сельскохозяйственное предприятие, тем большую площадь оно должно занимать. Никакой концентрации в пространстве здесь нельзя провести.

Приведу небольшой пример. Фабрикант, имеющий двигатель в 100 лошадиных сил и желающий в 10 раз увеличить свое производство, может установить двигатель в 1000 лошадиных сил и тем значительно удешевит себестоимость работы.

Сельский хозяин, обрабатывая свою запашку одной лошадью, желает увеличить свои посевы в 10 раз. Он не может, конечно, завести себе ло­шадь, в десять раз более крупную по своим размерам, но принужден заво­дить 10 лошадей, таких же по качеству, как и первая. Некоторое удешев­ление работы будет достигнуто при переходе с лошадиной тяги на трактор­ную. Но хозяин, уже имеющий один трактор, при 10-кратном увеличении по­сева не может увеличить мощность трактора, он должен заводить десять таких же машин, работающих одновременно в разных пространствах, благодаря чему себестоимость работы уменьшится значительно. То же самое можно ска­зать относительно другого инвентаря: семян, удобрения, скота и прочего.

Сельский хозяин, увеличивая свое производство, в большинстве слу­чаев должен умножать число предметов, а не увеличивать их размеры. Благодаря этому количественное выражение выгодности укрупнения не может быть особенно значительным.

Помимо этого приходится отметить, что сама природа земледельче­ского производства ставит естественный предел укрупнению сельскохо­зяйственного предприятия.

Раз сельское хозяйство неизбежно разбросано в пространстве, то сель­ский хозя ин должен по этому пространству передвигать огромное количе­ство предметов. Должны передвигаться люди и животные, должны пере­возиться машины, удобрения и полученные продукты.

Чем больше хозяйство, тем больше его обрабатываемая площадь, тем, следовательно, большее количество продуктов и на большее расстояние будет перевозиться и все более и более будет возрастать стоимость внут­рихозяйственных перевозок как в расчете на все хозяйство в целом, так равно и на единицу получаемого продукта.

Чем интенсивнее будет хозяйство, тем глубже и тщательнее будет об­рабатываться пашня, чем больше будет удобрения, тем чаще будут проис­ходить выезды на поля из усадьбы и тем дороже лягут эти переезды на себестоимость продукта.

При экстенсивной зерновой системе хозяйства в наших Оренбургской или Самарской губерниях хозяин может ограничиться двумя выездами — на посев и на уборку. Но как только он начал производить осеннюю вспашку под яровые, вывозить на поля навоз, число выездов возрастет во много раз, что мы можем наблюдать в наших центральных земледельче­ских губерниях. Дальнейшая интенсификация — переход к пропашной обработке, замена злаковых растений свеклой, турнепсом, картофелем — настолько увеличивает массу передвижения, что каждая лишняя сажень отдаления полей от усадьбы становится чувствительной.

Вся выгода, получаемая от укрупнения производств, поглощается удорожанием внутрихозяйственного транспорта, и чем интенсивнее хо­зяйство, тем скорее наступает это поглощение. Наши оренбургские и са­марские советские хозяйства часто ведутся из одной усадьбы на площади в 2—3 тысячи десятин (2, 18—3, 27 тыс. га.). В Воронежской губернии при переходе к парозерновым системам размер оптимальной эксплуатацион­ной единицы падает до 800 десятин. В Полтавской губернии такое укруп­нение уже было бы невозможным. В губернии Киевской и культурных странах Западной Европы издержки внутрихозяйственного транспорта еще более сужают площадь хозяйств, доводя их оптимальные размеры до 200—250 десятин.

Нередки случаи, когда в старое время при интенсификации хозяйства крупные владельцы бывали принуждены дробить свои поместья на ряд отдельных хозяйств-хуторов. Являясь крупными землевладельцами, они были мелкими или средними земледельцами. Сама природа сельскохозяй­ственного предприятия ставит пределы его укрупнению, благодаря чему количественное выражение преимуществ крупного хозяйства над мелким в земледелии никогда не может быть особенно большим. Таким образом,

II Зак. 2195

321 несмотря на то что вив земледелии крупная форма производства имела несомненное преимущество над мелкой, мы должны признать, что коли­чественное выражение этих преимуществ было далеко не столь значи­тельно, как в обрабатывающей промышленности.

Благодаря меньшему в количественном отношении, чем в промыш­ленности, превосходству крупного хозяйства над мелким крестьянские хозяйства не могли быть столь просто и решительно разгромлены круп­ными латифундиями, как аналогичные им ремесленные семейные хозяй­ства были разгромлены фабрикой. К тому же крестьянские хозяйства про­явили исключительную сопротивляемость и живучесть. Часто голодая в тяжелые годы, напрягая свою рабочую энергию, иногда привлекая в свой состав наемный труд и тем самым принимая полукапиталистический ха­рактер, они почти повсеместно стойко держались, а кое-где даже расши­ряли свои площади за счет крупного капиталистического земледелия. Волна послевоенных аграрных революций, пронесшаяся по Восточной Европе и захватившая даже Мексику, еще более укрепила их положение.

Однако из того, что крестьянское хозяйство проявило столь большую выживаемость во всеобщей экономической борьбе за существование, еще вовсе не вытекало, что оно должно было остаться в стороне от общекапи­талистического развития мирового хозяйства. Капитализм, не имевший возможности в силу изложенных нами технических условий организовать сельское хозяйство по принципам горизонтальной концентрации, неукос­нительно изыскивал иные пути к овладению и капиталистической органи­зации земледельческой стихии. Взамен малопригодных форм горизон­тальной концентрации овладение пошло в формах концентрации верти­кальной.

В самом деле, новейшие исследования развития капитализма в земле­делии указывают нам, что вовлечение сельского хозяйства в общую сис­тему капитализма вовсе не должно обязательно происходить в форме соз­дания крупнейших капиталистически организованных хозяйств, построен­ных на базе наемного труда. Повторяя этапы развития промышленного капитализма, сельское хозяйство, выходя из форм полунатурального бы­тия, попадает под власть торгового капитализма, который подчас в форме весьма крупных торговых предприятий вовлекает в сферу своего влияния массы распыленных крестьянских хозяйств и, овладев связями этих мел­ких товаропроизводителей с рынком, хозяйственно подчиняет их своему влиянию и, развивая систему кабального кредита, превращает организа­цию сельскохозяйственного производства чуть ли не в особый вид разда­точной конторы, построенной на «системе выжимания пота».

Нередко такая торговая фирма, заинтересованная в стандартности со­бираемого товара, начинает вмешиваться и в организацию самого произ­водства, ставя свои технические условия, выдавая семенной материал и удобрения, обусловливая севооборот, и превращая своих клиентов в тех-

нических выполнителеи своих предначертаний и своего хозяйственного плана. Характерным примером такого рода образований у нас были план­таторские посевы свеклы на крестьянских полях по договорам с сахарны­ми заводами или подрядчиками.

Овладев путями сбыта и создав себе сырьевую базу, деревенский ка­питализм начинает проникать и в самое производство, отщепляя от кре­стьянского хозяйства отдельные отрасли, по преимуществу в области пер­вичной переработки сельскохозяйственного сырья и вообще отрасли, свя­занные с механическими процессами. Переезжающие предприниматель­ские паровые молотилки на юге России, мелкие маслодельные заводики Сибири в конце XIX в., мастерские по льнообработке во Фландрии и кое-где у нас в льноводных губерниях дают этому наглядные примеры.

Если к этому прибавить в наиболее развитых капиталистических стра­нах, как, например, в Северной Америке, широко развитый ипотечный кредит, финансирование хозяйств в оборотный капитал, диктующую роль капитала, вложенного в транспортные, элеваторные, ирригационные и иные предприятия, то перед нами раскроются новые формы проникнове­ния капитализма в земледелие, превращающего фермера в рабочую силу, работающую с чужими средствами производства, а земледелие, несмотря на видимую распыленность и самостоятельность мелких товаропроизво­дителей, — в систему хозяйства, капиталистически концентрированную в ряд крупнейших предприятий и входящую через них в сферу контроля высших форм финансового капитализма. Недаром, по исчислению про­фессора Н. П. Макарова, из доходов фермерского хозяйства, реализуемых на оптовых биржах Америки, только 35% идет фермеру, а остальные 65% усваивает железнодорожный, элеваторный, ирригационный, финансовый и торговый капиталы.

По сравнению с этой вертикальной капиталистической концентрацией маленькой деталью являлся бы переход хозяйств от 10-гектарного размера к 100 или 500 га и соответственному переходу значительной части ферме­ров от полупролетарского положения к явно пролетарскому. И если эта деталь не имеет места, то, очевидно, потому, что капиталистическая экс­плуатация приносит большие проценты именно в форме вертикальной, а не горизонтальной концентрации, перекладывая к тому же риск предпри­ятия в значительной доле с владельца на фермера.

Описанная форма концентрации сельскохозяйственного производства свойственна почти всем молодым земледельческим странам, ведущим массовое производство однотипных продуктов на далекие, по преимуще­ству экспортные рынки. Иногда эта вертикальная концентрация сообразно сложившейся народнохозяйственной обстановке принимает не капитали­стические, а кооперативные или смешанные формы*. В этом случае кон­троль над системой торговых, элеваторных, мелиорационных, кредитных и перерабатывающих сырье предприятий, концентрирующих и руководя-

11*

323 щих процессом сельскохозяйственного производства частью или целиком принадлежит не держателям капитала, а организованным мелким товаро­производителям, вложившим в предприятия свои капиталы или же сумев­шим создать капиталы общественные.

Возникновение и развитие кооперативных элементов в процессе вер­тикальной концентрации сельского хозяйства становится возможным только в известных фазах самого процесса и при обязательной предпо­сылке относительной слабости местного капитала. В данном случае мы умышленно подчеркиваем слово относительный, так как эта относитель­ная слабость местных предпринимателей-капиталистов может получиться не только в силу их собственной абсолютной слабости, но также и в силу, с одной стороны, зажиточности самого крестьянского хозяйства (Дания), а с другой стороны, в силу того, что за кооперативными элементами могут стоять финансирующие их ресурсы государства или крупного экспортного или инду­стриального капитала, нуждающегося в нефальсифицированном сырье.

В конце XIX века после создания Великого сибирского железнодо­рожного пути в Западной Сибири сложилась на базе обильных кормовых угодий чрезвычайно выгодная конъюнктура для развития экспортного маслоделия. В районах Курганского, Ишимского и других округов появ­ляются один за другим мелкие предприниматели, вскоре покрывшие рай­он небольшими маслодельными заводами и тем начавшие в капиталисти­ческих формах процесс вертикальной концентрации западносибирского сельского хозяйства. Сибирское маслоделие, созданное мелким грюнде-ром, сняло в течение десятилетия сливки с благоприятной конъюнктуры и наткнулось на жесткий кризис из-за чрезмерного количества понастроен­ных заводов и их ожесточенной конкуренции как из-за молочной базы, так равно и при реализации масла. Продержавшись ряд лет не столько дохо­дами от масла, сколько прибылями от заводских лавок и расчетом товара­ми за забор молока, эти заводы влачили жалкое существование и начали один за другим закрываться. Для крестьянских хозяйств, уже перестроив­шихся в товарные молочные фермы, это закрытие угрожало тяжелыми убытками и, не желая возвращаться к формам натурального быта, они с исторической неизбежностью должны были поставить перед собою во­прос о взятии закрывающихся заводов в свои крестьянские руки на ар­тельных началах.

Появившиеся таким образом кооперативные заводы выделились каче­ством своего товара над фальсифицированным предпринимательским маслом и получили в своем развитии финансовую поддержку торгового капитала в лице датских и английских экспортных фирм, имевших в Кур­гане и других городах свои сибирские конторы, и быстро вытеснили част­ного предпринимателя из сферы производства масла.

Таким образом, концентрация сибирского меслоделия, начатая мел­ким промышленным капиталом, продолжается при поддержке крупного

торгового капитала в кооперативных формах и, быстро вырастая, вскоре порывает связь с экспортным торговым капиталом. Сибирский союз мас­лодельных артелей сам выходит на лондонский рынок и, опираясь на бан­ковский кредит, освобождается от всякого влияния торгового капитала.

В несколько иных формах, но в том же типе динамики и также прохо­дя различные виды связи с капиталистическими группами, развивались и другие виды сельскохозяйственной кооперации.

Сказанного совершенно достаточно для того, чтобы понять сущность земледельческой кооперации как глубокого процесса вертикальной кон­центрации сельского хозяйства. Причем необходимо отметить, что в коо­перативных формах процесс этот идет гораздо глубже, чем в формах ка­питалистических, так как кооперативным формам концентрации крестья­нин сам передает такие отрасли своего хозяйства, которые капитализму никогда не удается оторвать от крестьянских хозяйств в процессе борьбы.

Таково наше понимание вертикальной концентрации сельскохозяйст­венного производства в условиях капиталистического общества, концен­трации, проникающей как в чисто капиталистические, так и в кооператив­ные формы.

Просматривая кооперативную статистику, мы видим, что в настоящее время кооперативные формы вертикальной концентрации сельского хо­зяйства приняли весьма внушительные размеры. Современные организа­ции сельскохозяйственной кооперации насчитывают в своих рядах мил­лионы объединившихся хозяйств, а их обороты давно уже исчисляются сотнями миллионов рублей.

Вот именно на этот-то процесс кооперирования нашей деревни мы и хотели бы указать унывающему деревенскому работнику как на началь­ную фазу того пути, который один может привести сельское хозяйство крестьянских стран к полной решительной переорганизации на началах самых крупных организационных мероприятий

Наблюдаемые формы проявления этого процесса скромны и совсем не видны. Что в самом деле замечательного на вид в том, что крестьянка, отдоив свою корову, чисто моет свой бидон и относит в нем молоко в со­седнюю деревню в молочное товарищество, или в том, что сычевский кре­стьянин-льновод свое волокно вывез не на базар, а в приемный пункт сво­его кооператива? А на самом деле эта крестьянка со своим ничтожным бидоном молока соединяется с двумя миллионами таких же крестья­нок и крестьян и образует собою кооперативную систему Маслоцен-тра, являющуюся крупнейшей в мире молочной фирмой и уже заметно реорганизующей ныне весь строй крестьянских хозяйств молочных районов. А сычевский льновод, обладающий уже достаточной коопе­ративной выдержкой, является частицей кооцеративной системы Льноцентра, являющейся одним из крупнейших факторов, слагающих мировой рынок льна.

325 И это на самых первых шагах нашего движения. Дальнейшие же пер­спективы несоизмеримо более грандиозны. Однако, принимая в отноше­нии к сельскому хозяйству программу вертикальной концентрации в ее кооперативных формах, мы должны предвидеть значительную продолжи­тельность этого процесса. Подобно последовательным фазам развития капитализма от первоначальных форм элементарного торгового капита­лизма к современной фабрике и трестированию всей индустрии, верти­кальная концентрация, развивающаяся в отношении сельского хозяйства в кооперативных формах, неминуемо должна также пройти ряд последова­тельных фаз своего исторического развития.

Начинаясь обычно с объединения мелких производителей в области заготовки средств производства земледелия, кооперация весьма скоро пе­реходит к организации кооперативного сбыта сельскохозяйственных про­дуктов, развертывая его в формах гигантских союзов, объединяющих сот­ни тысяч мелких производителей. Поскольку операции этого посредниче­ского типа приобретают надлежащий размах и прочность, на их базе слагается хорошо работающий и сильный кооперативный аппарат и, что особенно важно, происходит по аналогии с развитием капитализма первоначальное накопление кооперативного капитала. В этой фазе своего развития сельскохозяйственная кооперация под давлением тре­бований рынка с исторической необходимостью развертывается в сто­рону организации при сбытовых операциях первичной переработки сельскохозяйственного сырья (кооперация маслодельная, картофеле-терочная, консервная, льнотрепальная и пр.), выделяет соответствую­щие отрасли из крестьянского хозяйства и, индустриализируя дерев­ню, овладевает всеми командными позициями деревенского хозяйства. В наших условиях благодаря содействию государства и государствен­ному кредитованию эти процессы ускоряются и могут происходить одновременно и взаимно переплетаясь.

Кооперировав сбыт и техническую переработку, сельскохозяйственная кооперация тем самым производит концентрацию и организацию сельско­хозяйственного производства в новых и высших формах, заставляя мелко­го производителя видоизменять организационный план своего хозяйства сообразно политике кооперативного сбыта и переработки, улучшать свою технику и переходить к усовершенствованным методам земледелия и ско­товодства, обеспечивающим стандартность продукта.

Однако, добившись этого успеха, кооперация неизбежно развивает достигнутый успех далее в сторону еще большего охвата производствен­ных отраслей крестьянского хозяйства (машинные товарищества, случные пункты, контрольные и племенные союзы, совместная обработка, мелио­рация и пр.), причем часть покрытия расходов по этим производственным видам кооперации производится и принципиально должна производиться за счет прибылей по сбыту, закупке и кредиту.

При параллельном развитии электрификации, технических установок всякого рода, системы складочных и общественных помещений, сети усо­вершенствованных дорог и кооперативного кредита — элементы общест­венного хозяйства количественно нарастают настолько, что вся система качественно перерождается из системы крестьянских хозяйств, коопери­рующих некоторые отрасли своего хозяйства, в систему общественного кооперативного хозяйства деревни, построенную на базе обобществле­ния капитала и оставляющую техническое выполнение некоторых про­цессов в частных хозяйствах своих членов почти что на началах техни­ческого поручения.

Внимательно продумав все то глубочайшее значение, которое описан­ный нами процесс вертикальной концентрации в ее кооперативных фор­мах имеет для сельского хозяйства, мы с полным убеждением можем счи­тать, что появление земледельческой кооперации с народнохозяйственной точки зрения имеет не меньшее значение, чем то, которое имело столети­ем ранее появление промышленного капитализма. Однако мы должны отметить, что это значение и вообще сущность сельского кооперативного движения в настоящее время еще далеко не достаточно осознаны даже самими творцами и участниками его. Впрочем, это является вполне по­нятным, так как почти во всех экономических движениях теория является значительно позднее практики.

Капитализм, имеющий более чем столетний возраст, был более или менее охвачен исследованием только в конце прошлого века и многие наиболее сложные проблемы его до сих пор не закончены изучением. Земледельческая кооперация — настолько молодое и несформировавшее-ся еще движение, что мы не вправе даже и ожидать ее законченного тео­ретического анализа.

За немногим исключением все, что мы имеем, представляет собой скорее кооперативную идеологию, чем кооперативную теорию. Для нас тем не менее является совершенно необходимым возможно детальнее ус­тановить, в каких именно организационных формах и с помощью каких хозяйственных аппаратов сельскохозяйственная кооперация осуществляет и может осуществить ту колоссальную народнохозяйственную работу, которую мы только что описали, при каких условиях и под давлением ка­ких факторов зарождаются и могут существовать кооперативные органи­зации и какие стимулы приводят в движение их энергию.

Не имея законченной и общепризнанной общей теории кооперации и ставя своей задачей уяснить сущность постепенно слагающейся новой народнохозяйственной системы, вырастающей на базе вертикальной кон­центрации крестьянских хозяйств, мы должны прежде всего возможно яснее установить, как понимается нами в данном случае само понятие кооперация, являющееся предметом изучения в настоящей работе; какое организационное и экономическое содержание мы в него вносим и по ка-

327 ким признакам отмежевываем ее от всяких других образований. Ввиду самой широкой распространенности в быту слова «кооперация» эта задача кажется элементарно простой. Однако это далеко не так и можно, пожа­луй, признать, что понятие это принадлежит к числу самых расплывчатых и неясных.

Обычно принято считать, что, нужно сказать, весьма сильно затемняет сущность вещей, что наша сельскохозяйственная кооперация есть только одна из разновидностей кооперативного движения, объединяющего собою и потребительскую кооперацию городов и всякого рода кустарно-промыс­ловые кооперативные объединения. Их экономическая природа признается тождественной, и они у нас (Межкоопсовет) и в Международном альянсе сливаются даже организационно в одно целое.

Несмотря на это или, может быть, именно благодаря этому, мы не имеем до сих пор после многократных и многочисленных попыток раз­личных авторов и продолжительной полемики в этом вопросе никакой всеми признаваемой формулы, определяющей собой общее понятие коо­перации. Поэтому, подходя к выяснению этого термина, мы должны по­дойти к этому вопросу особенно осторожно и прежде всего постараемся пойти позитивным путем и посмотреть, как сами работники кооперации определяют сущность своей организации, что считают они кооператив­ным и что таковым не признают.

За последние пятнадцать лет, в течение которых автору этих строк приходилось беседовать с русскими, бельгийскими, итальянскими и не­мецкими кооперативными деятелями, приходилось слушать самые разно­образные, порой противоречивые указания на те признаки, которые со­ставляют сущность кооперативного движения.

Одни указывали, что важнейшим в кооперации является характер доб­ровольности вступления в ее члены, ее независимость, демократичность ее управления; другие находили важным отметить способы распределения прибылей и служебную роль капитала в кооперативных предприятиях; третьи отмечали весьма важным открытый характер кооперативных ор­ганизаций и почитали некооперативным отказ в приеме новых членов; четвертые особенно настаивали на трудовом характере кооперативов и не допускали не только приема в их состав нетрудового элемента, но даже наемного труда в кооперативных предприятиях; пятые полагали сущность кооперации не в ее организационных формах, а в тех социальных целях, которые она себе ставит, в ее борьбе за неимущих, в социалистической, в одном случае, и клерикальной, в другом, подоплеке; шестые отличали кооперацию от коммун тем, что она представляет собой только частичное обобщение хозяйственной деятельности, а не слитие всех хозяйственных усилий в одно коллективное предприятие и т. д.

Вникая в существо указанных признаков и сопоставляя их между со­бой и явлениями жизни, мы должны отметить их пестроту и противоре-

чие. Многие из них неприложимы к целым видам кооперации, коопера­тивная природа которых в интуитивном ощущении как будто бы не под­лежит сомнению.

Так, например, в настоящее время чрезвычайно трудно встретить коо­ператив, не пользующийся наемным трудом; с другой стороны, так назы­ваемые артели и многие сельскохозяйственные кооперативы (мелиора­ционные, машинные, земельные и пр.) чрезвычайно часто замыкают круг своих членов и отказывают в приеме новых; нередки такие потребитель­ские общества, вступление в которые обязательно для целых категорий служащих; наконец, далеко не во всех случаях кооперативные работники ставят перед собой социальные задачи, а если они их ставят, то нередко они бывают резко противоположны, как это мы, например, наблюдаем в бельгийской клерикальной. крестьянской и социалистической рабочей кооперации. Поэтому если мы стремимся во что бы то ни стало дать одну определяющую формулу для всех видов кооперации, то мы должны вклю­чить в нее то общее, что свойственно всем ее отраслям и что можно выне­сти за скобки.

Кооперативные теоретики так и поступают, давая весьма краткие и весьма отвлеченные формулы. Перед революцией этим определяющим общим формулам придавали очень большое значение, по поводу их велись ожесточенные споры, и в нашей литературе имеется не один десяток предложенных формулировок. Для сравнения возьмем две из них, наибо­лее яркие и противоположные друг другу.

Так, например, Туган-Барановский определял кооперацию следующим образом:

1) «Кооператив есть такое хозяйственное предприятие нескольких добровольно соединившихся лиц, которое имеет своей целью не получение наибольшего барыша на затраченный капитал, но увеличение, благодаря общему ведению хозяйства, трудовых доходов его членов, или сокращение расходов последних» (М. И. Туган-Барановский. «Социально-экономичес­кая природа кооперации»).

Совершенно иначе звучит определение К. А. Пажитнова.

2) «Кооператив есть такое добровольческое соединение нескольких лиц, которое имеет своей целью совместными усилиями бороться с экс­плуатацией со стороны капитала и улучшить положение своих членов в процессе производства, обмена или распределения хозяйственных благ, т. е. как производителей, потребителей или продавцов рабочей силы» (К. А. Пажитнов. «Основы кооперации»).

Все остальные формулировки или повторяют и развивают высказан­ное Туган-Барановским и Пажитновым, или же пытаются соединить их идеи в одну форму.

Сопоставляя между собою вышеприведенные определяющие элемен­ты, мы легко можем разделить их на две группы: с одной стороны, на эле-

Па Зак. 2195

329 менты организационно-формального характера (роль капитала, способы распределения прибылей, формы управления и пр.), с другой стороны, на элементы социально-целевого порядка (разрушение капиталистического строя, гармония классов, освобождение крестьянства от экономических пут и пр.).

Невольно поднимается вопрос, возможно ли соединить эти две кате­гории в одной определяющей формуле, и даже сомнение: об одном ли и том же явлении говорят эти определяющие моменты?

Действительно, приступая к определению кооперации, мы по нашему глубочайшему убеждению, имеем перед собою не один, а два объекта оп­ределения. С одной стороны, кооперативное предприятие как органи­зационно-хозяйственную форму, могущую вовсе не ставить перед со­бой никаких социальных задач или даже ставить социальные задачи противоположные тем, которые содержатся в перечисленных форму­лах. С другой, мы видим перед собой широкое социальное коопера­тивное движение или, точнее, движения, обладающие каждое свойст­венной ему идеологией и пользующиеся кооперативными формами организации хозяйственных предприятий как одним из орудий (иногда единственным) своего конкретного воплощения. Эти последние дви­жения сознательно ставят перед собой те или иные социальные цели и вне их немыслимы.

Таким образом, по нашему мнению, понятие «кооперациям должно быть расчленено на два понятия: кооперативное предприятие и коопера­тивное движение, и для каждого из них должны быть конструированы определяющие признаки.

Кооперативное предприятие весьма полно характеризуется формаль­ным определением в стиле определения Туган-БарановскогоЛВо всяком случае возможно найти несколько важных организационных элементов (роль капитала, трудовая среда и пр.), которые позволяют дать единое оп­ределение всем кооперативам.

С формальной организационно-хозяйственной точки зрения бельгий­ский клерикальный кооператив, первый параграф устава которого гласит, что его членами могут быть только лица, признающие «семью, собствен­ность и церковь единственными основами общества», и коммунистиче­ские кооперативные объединения рабочих могут быть совершенно тожде­ственны.

Не гонясь за краткостью обобщающей формулы, мы могли бы считать характерной чертой кооперативного предприятия то, что оно никогда не может являться самодовлеющим предприятием, имеющим собствен­ные интересы, лежащие вне интересов создавших его членов: это пред­приятие, обслуживающее своих клиентов, которые являются его хозяе­вами и строят его управление так, чтобы оно было непосредственно ответственно перед ними и только перед, ними.

Все элементы определения Туган-Барановского и ему подобных выте­кают как логические следствия из формулированной нами идеи, и она, действительно, может быть обща всем кооперативным предприятиям.

Подобное единство вряд ли возможно, коль скоро мы перейдем к ха­рактеристике кооперации как социального движения. Правда, на первых порах, когда кооперация является скорее литературным и идейным дви­жением, ее единство почти всегда имеет место; но как только кооператив­ное движение входит в самую толщу народного хозяйства и делается од­ной из неотъемлемых его основ, начинают проявляться классовые и иные противоречия, и идеологический мираж рассеивается как дым. Внима­тельный наблюдатель отмечает обособленную рабочую кооперацию, рас­сматривающую себя как часть общего рабочего движения, городскую обывательскую кооперацию, кооперацию ремесленную и, наконец, коопе­рацию крестьянскую.

Каждая из них, поскольку они действительно вошли в жизнь и пусти­ли корни, является плотью от плоти и кровью от крови тех классовых групп, которые ее породили.

И если в данной классовой группе возникает какое-либо осознанное социальное движение классового порядка, то кооперация неизбежно ис­пользуется как одна из слагающих этого движения. Так, рабочее движе­ние выражается тремя конкретными формами: рабочей партией, профес­сиональным союзом и рабочей кооперацией. >

В Западной Европе нечто подобное наблюдается и в крестьянской среде (Бельгия, Швейцария и др.), где наряду с сельскохозяйственной кооперацией, резко обособленной и враждебной кооперации рабочей, дей­ствует клерикальная или какая-либо другая партия, опирающаяся на эко­номические интересы крестьянства.

При таком положении вещей было бы в высшей степени наивно в ус­ловиях классового общества все виды кооперативного движения объеди­нять в одно целое и подводить под общее расплывчатое понятие борьбы за интересы трудящихся. С научной точки зрения это был бы отказ от углуб­ления и детализации социального анализа, с политической — замалчива­ние противоположных, подчас классовых интересов, которые во всех смыслах всегда следует выявить для пользы всех заинтересованных сто­рон. Поэтому с социальной точки зрения мы всегда должны говорить не о кооперативном движении, а о кооперативных движениях.

По нашему глубочайшему убеждению, такое же размежевание следует делать и при организационном анализе кооперативных предприятий как таковых. Признавая возможным»дать единое определение кооператив­ного предприятия, подходя к нему с формально-административной точки зрения, мы должны все же подчеркнуть, что оно благодаря сво­ей общности лишено конкретного содержания и потому практически почти бесполезно.

Па* Подобная бессодержательность определения зависит от того, что в одни скобки формально-административного предприятия предполагают взять несколько совершенно различных по своей природе экономических явлений, имеющих общим только трудовой характер среды, в которой они существуют. Столь старательно искомая общность понятия в данном слу­чае покупается ценой потери почти всякого содержания.

В частности, в отношении сельскохозяйственной кооперации общее определение формально-организационного типа совершенно оставляет в стороне то организационно-хозяйственное содержание, которое вносится в кооперативную работу описанным нами процессом вертикальной кон­центрации сельского хозяйства, протекающей в кооперативных формах. А тем не менее, именно этот процесс постепенной концентрации и перерож­дения сельскохозяйственного производства для нас, организаторов нового земледелия, представляет собою главную суть дела. И в сельскохозяйст­венной производственной кооперации нам важны именно эти ее элементы, наличность которых составляет ее отличие от потребительской коопера­ции, а вовсе не формальные элементы, сближающие их между собой.

А кроме того, нам нельзя забывать и того, что социальная природа кооперации неизбежно отразится на самих частнохозяйственных задачах кооперативного предприятия и тем самым и на его организационных зада­ниях. Особенно большое значение для организационно-хозяйственного уклона кооперативного предприятия имеет то место в производстве или товарообороте, которое занимают его члены — хозяева. В самом деле, что может быть общего между потребительской лавкой и такой же точно по составу товара и техники лавкой трудовой артели инвалидов, часто поме­щающихся в непосредственной близости?

Конечно, с формально-административной точки зрения эти оба экономи­ческие образования аналогичны, но с точки зрения народнохозяйственной они имеют не только различную, но враждебную друг другу природу. Еще боль­шее отличие в своих организационных устремлениях будут иметь кооператив­ные склады, положим, овощей и фруктов, в зависимости от того, потребители или производители являются членами содержащего их кооператива.

Никогда нельзя забывать, что в условиях классового общества, кото­рому чуждо плановое построение государственного хозяйства и государ­ственное регулирование производства и рынка, кооператив представляет собою организованную на коллективных началах часть экономической деятельности той или иной группы лиц и призван обслуживать интересы этой группы и только этой группы.

Рабочий потребительский кооператив представляет собой организо­ванную закупочную активность пролетарского класса и никаких интере­сов, кроме интересов пролетарского класса, не имеет.

Сырьевые товарищества ремесленников имеют значение и смысл по­стольку, поскольку они снабжают ремесленный труд материалами для работы.

Крестьянская кооперация, как мы знаем, есть часть крестьянского хо­зяйства, выделенная для организации ее на крупных началах. Говоря ко­роче, кооперация не может мыслиться изолированно от той социально-хозяйственной базы, на которой она стоит, и поскольку различны эконо­мически базы эти, постольку различна природа самих отраслей коопера­ции. По нашему мнению, кооперация организует те интересы и стороны групповой и классовой жизни, которые существовали и до ее появления, и в условиях капиталистического общества в первых шагах своего развития ничего нового, надклассового, не вносят.

Так, кооперация крестьянская, по нашему мнению, представляет со­бой весьма совершенный организованный вариант крестьянского хозяйст­ва, позволяющий мелкому товаропроизводителю, не разрушая своей ин­дивидуальности, выделить из своего организационного плана те элементы, в которых крупная форма производства имеет несомненные преимущества над мелкой, и организовать их совместно с соседями в рамках этой круп­ной формы производства, часто используя наемный труд.

Потребительская городская кооперация никаких хозяйств не объеди­няет и не рационализирует их производительной деятельности. Ее задача — объединить покупательскую активность своих членов и организовать бо­лее рациональное расходование членами своего дохода, полученного от производственной деятельности вне кооператива.

Артельное, кустарное, ремесленное и торговое дело не является сою­зом каких-либо независимых хозяйственных единиц, но представляет пол­ное слитие в одном предприятии трудовых усилий своих членов, а потому должно скорее называться совместным производством, чем кооперацией.

Крестьянская и городская кооперации могут не только не враждовать и вести взаимные торговые операции, но даже быть объединяемы на съез­дах и в общих организациях идейного или финансового порядка;! но инте­ресы, ими защищаемые, настолько противоположны, что их нельзя объе­динить в одной организации, воля которой неизбежно будет ослаблена внутренними противоречиями противоположных интересов, соединенных в одно целое.

Таковы общие соображения, заставляющие нас признать, что сельско­хозяйственная кооперация представляет собою экономическое явление, только внешне и формально тождественное другим видам кооперации, но по природе своей глубоко от них отличающееся и нуждающееся в само­стоятельном изучении. Необходимо подчеркнуть, что все изложенное на­ми было рассмотрено в плоскости народного хозяйства классового обще­ства, находящегося в фазе капиталистического развития.

Изложив это понимание, мы подошли к основному, самому главному и самому важному вопросу сегодняшнего дня и должны уяснить себе:

1) какие внутренние изменения должны произойти в процессах верти­кальной концентрации земледелия и, в частности, в ее кооперативных

333 формах при замене режима капиталистического общества режимом пере­ходной системы государственного капитализма и впоследствии режимом социалистической организации производства;

2) нужны ли нам в нашей сегодняшней организационной работе над крестьянским хозяйством методы вертикальной концентрации и в каких формах?

Не нужно большого труда, чтобы ответить на этот второй из постав­ленных вопросов. Поскольку организационное овладевание процессами сельскохозяйственного производства возможно только при замене распы­ленного крестьянского хозяйства формами производства концентрирован­ного, мы должны всячески развивать те процессы деревенской жизни, ко­торые ведут к этой концентрации.

Путь горизонтальной концентрации, с которым обычно связывают у нас представление о крупной форме производства в земледелии, в стране мелкого крестьянского хозяйства исторически должен мыслиться в фор­мах стихийной дифференциации крестьянских хозяйств, образования из беднейшей части их пролетарских кадров, выпадения середняков и кон­центрации производства в зажиточных группах, строящих его на капита­листических началах и привлечении наемного труда. Этот процесс должен был бы при своем развитии привести к постепенному созданию крупных и технически достаточно хорошо организованных хозяйств, которые в из­вестный момент образования социалистического хозяйства могли бы быть национализированы и образовали бы собою систему фабрик зерна и мяса.

Само собою понятно, что в условиях советской деревенской политики при наличии нашего земельного кодекса и вообще режима национализа­ции земель этот путь отпадает совершенно. Исторически развитие проле­таризации крестьянства ни в коем случае не может входить в состав эле­ментов советской политики. В процессе революции мы не только не могли концентрировать в производственные крупные единицы распыленные земли, но исторически вынуждены были распылить значительную часть земельного фонда старых крупных хозяйств.

Сообразно этому единственной формой горизонтальной концентра­ции, которая в настоящее время может иметь место и фактически проис­ходить, является концентрация крестьянских земель в крупные производ­ственные единицы в формах всякого рода сйльскохозяйственных коллек­тивов, в виде сельхозкоммун, артелей и товариществ по совместной обра­ботке земель, поскольку, конечно, они создаются на крестьянских землях, а не на базе принятия в эксплуатацию старого имения.

Процесс этот, как мы увидим ниже, протекает в значительных разме­рах, но все же не имеет и не может иметь того массового масштаба, на котором можно было бы строить всю политику концентрации сельскохо­зяйственного производства. Поэтому главнейшей формой проведения концентрации в области крестьянских хозяйств может быть только путь

концентрации вертикальной и притом в ее кооперативных формах, так как только в этих формах она окажется связанной органически с сельскохО зяйственным производством и может получить надлежащий по глубине захват.

Иначе говоря, единственно возможный в наших условиях путь внесе ния в крестьянское хозяйство элементов крупного хозяйства, индустриа лизации и государственного плана — это путь кооперативной коллективи­зации, постепенного и последовательного отщепления отдельных отрас­лей от индивидуальных хозяйств и организации их в высших форма* крупных общественных предприятий.

Изложенное понимание сельскохозяйственной кооперации придает ей значение едва ли не единственного метода вовлечения нашего сельскою хозяйств в систему государственного капитализма. А это в настоящее время представляет собою основную нашу задачу.

Сельскохозяйственная кооперация возникла у нас задолго до револю­ции. Она существовала и существует в ряде капиталистических стран. Од­нако и у нас до революции, и во всех капиталистических странах ома представляла собою не более как приспособление мелких товаропроизво­дителей к условиям капиталистического общества, не более как оружие в борьбе за существование. Никакого нового общественного строя она не представляла и не могла представлять, и все надежды многих кооператив­ных идеологов были в этом отношении утопичны.

Положение вещей совершенно изменяется, поскольку вместо обста­новки капиталистического общества система сельскохозяйственной коо­перации с ее общественными капиталами, высокой концентрацией прОИЗ водства при плановом характере работы попадает в условия социалисти­ческого общества или по крайней мере существующей у нас системы го­сударственного капитализма. В этом случае именно благодаря высоким вертикальной концентрации и централизации кооперативной системы она в лице своих центров смыкается с руководящими органами государствен­ного хозяйства и из простого оружия мелких товаропроизводителей, соз­данного ими в борьбе за существование в капиталистическом обществе, превращается в одну из главных слагающих социалистической системы производства. Говоря иначе, из технического орудия социальной rpyniii.i или даже класса она превращается в одну из основ хозяйственного уклада нового общества.

Этот процесс перерождения внутреннего социально-экономическом! содержания кооперативного движения при замене политического господ ства капитализма властью трудящихся масс с особенной ясностью был освещен в предсмертных статьях В. И. Ленина о кооперации, в которых он, отмечая вышеизложенное значение кооперации в системе государСТ венного капитализма, предвидит в дальнейшем возможность перерастания этой переходной формы и заключает свои рассуждения указанием. ЧТО

335 «строй цивилизованных кооперативов при общественной собственности на средства производства, при классовой победе пролетариата над бур­жуазией — это есть строй социализма».

Это понимание народнохозяйственного значения сельскохозяйствен­ной кооперации в сущности предопределяет собою основную линию на­шей земледельческой политики.

При национализации земли и политическом господстве трудящихся масс эта система хозяйства, вводимая через союзы кооперативов и коопе­ративные центры в систему планового государственного хозяйства, может быть признаваема тождественной социалистической организации земле­делия.

Таково происхождение новых форм земледелия, построенного по принципу вертикальной концентрации. В своем настоящем положении кооперативное движение в разных районах находится в различных фазах своего постепенного развития, в то время как в некоторых губерниях СССР мы видим перед собою только первые зачатки сбытовой и закупоч­ной кооперации, такие районы, как знаменитая Шунгенская волость, Бо-ровичско-Валдайский, Великие Соли, Бурцево и Курово Московской гу­бернии, дают нам примеры глубочайшего проникновения элементов коо­перативной концентрации в самую толщу сельскохозяйственного произ­водства и сбыта. Внимательно следя за их развитием, мы может в некото­ром отношении проследить мощные контуры новых форм организации будущего земледелия. 331 КОНДРАТЬЕВ НИКОЛАЙ ДМИТРИЕВИЧ

(1892 — 1938)

Краткий биографический очерк

Николай Дмитриевич Кондратьев родился 4 (17) марта 1892 г. в деревне Галуевская Вычугского района Ивановской области в крестьян­ской семье. Образование получил в церковно-приходской школе (1900— 1903), церковно-учительской школе (1906—1907), училище земледелия и садоводства (1907—1908), а также на Петербургских общеобразователь­ных курсах А. С. Черняева (1908—1911). В 1911 г. Н. Д. Кондратьев сдал экстерном экзамены на аттестат зрелости в костромской гимназии и по­ступил на юридический факультет Петербургского университета. В 1919 г. научные интересы Н. Д. Кондратьева привели его в Сельскохозяйствен­ную академию им. К. А. Тимирязева, где он вскоре стал профессором, а в 1923 г. — заведующим кафедрой изучения сельскохозяйственных рынков. Важным событием для Н. Д. Кондратьева явилось образование Института по изучению народнохозяйственных конъюнктур (Конъюнктурного ин­ститута), которым он руководил в качестве директора с 1923 по 1928 год, вплоть до отстранения в 1928 г. от руководства институтом. В июле 1930 г. Н. Д. Кондратьев был арестован по обвинению в саботаже в сельском хо­зяйстве, протаскивании буржуазных методов в планирование и ряде дру­гих «преступлений» и отбывал заключение в Суздальском политизоляторе. В 1937 г., в связи с ужесточением репрессий, дело Н. Д. Кондратьева было пересмотрено и он был приговорен к расстрелу. Приговор был приведен в исполнение в сентябре 1938г.

Н. Д. Кондратьев в нашей стране и за рубежом наиболее известен как автор концепции больших циклов конъюнктуры, обоснованной им в 1922 г. в книге «Мировое хозяйство и его конъюнктура во время и после войны». Он понимал цикличность как всеобщий закон развития общества, а основ­ные положения его статьи «К вопросу о понятиях экономической статики, динамики и конъюнктуры» (1924) содержат программу исследования ди­намических закономерностей развертывания общественных процессов. Понятие конъюнктуры Н. Д. Кондратьев рассматривал как видовое по от­ношению к родовому понятию экономической динамики. Под экономиче­ской конъюнктурой каждого данного момента он понимал направление и степень изменения совокупности элементов народнохозяйственной жизни по сравнению с предшествующим моментом. Обработав огромный стати-

стический материал о динамическом изменении конъюнктур, он изложил эту теорию в статье «Большие циклы конъюнктуры» (1925). На временном отрезке в 140 лет Н. Д. Кондратьев обосновал наличие трех больших цик­лов экономической конъюнктуры, чередующихся примерно через полвека. Он показал, что на фазе подъема большого цикла наблюдается оживление в сфере технических изобретений и внедрение этих изобретений, связан­ное с реорганизацией производственных отношений. На фазах кризиса и депрессии создаются предпосылки для перехода к новым технологиче­ским принципам, что в свою очередь требует капиталовложений в обнов­ление действующих производств и формирование новых отраслей.

Значительную часть наследия Н. Д. Кондратьева составляют работы по теории и методам прогнозирования и планирования. Он исследовал теорию цикличности и конъюнктуры с целью выработки научных подхо­дов к предвидению будущего и методов плановой деятельности. Он руко­водствовался при этом формулой Огюста Конта: «Знать, чтобы предви­деть, предвидеть, чтобы управлять». В работах «Проблема предвидения» (1926), «План и предвидение» (1927), «Критические заметки о плане раз­вития народного хозяйства» (1927) Н. Д. Кондратьев последовательно разрабатывал теорию планирования в регулируемой рыночной экономике. Он считал, что план должен строиться на основе предвидения объектив­ных тенденций развития событий и возможного эффекта проводимых ме­роприятий, что план является не только директивой, но одновременно и предвидением. Сейчас, при возвращении к научным основам прогнозиро­вания и планирования, наследие Н. Д. Кондратьева служит концептуаль­ной основой современных разработок в этом направлении, а также эмпи­рическим обоснованием открытого К. Марксом закона соответствия уровня развития производительных сил состоянию производственных отношений.

Кондратьев Н. Д. Избранные сочинения. М., 1993. С. 24 — 2d; 47—69.