Утопия и религия. Феномен анти-утопии

На примере религии видно, как утопия входит в жизнь. Начало религии – это предложение нового идеала, это собственно утопия. В начале – ее слова живы и свежи, они сразу затрагивают всех п о длинностью выражения ещё чистого языка. Потом живое слово постепенно и входит в жизнь, и конкретизируется в ней так, что перетолковывается. Вследствие этого, с одной стороны, как-то прорабатывает и четче понимает этот идеал, с другой стороны, отходит от чистой идеальности, погружает его в материю и этом постепенно приближая его. Приближенный идеал перестает быть идеалом и становится чем-то принятым и о-свое-нным (стирается инаковость[6], о которой говорит Левинас). То, что близко, не устремляет и не имеет характер недостижимой будущности, высшего идеала, поэтому утопия, исчерпавшая смысл, превращается в анти-утопию. Последняя – ее конкретизация и продление, но одновременно – и состояние смерти некоторого прошлого способа возвышения.

Состояние анти-утопии символизирует нехватку чистых смыслов, сохраняющих истину идеала. Она всегда появляется как отношение к прошлому. Антиутопия расчищает идеал от зарослей слишком понятного (мертвого) и абсолютно непонятного (когда утерян источник смысла). Она показывает, что устремленность в будущее сдерживается тяжестью материи, и становится видно, что рост и возвышение есть усилие по высвобождение из пут не только неосознанного брожения, но и тяжести материи. Что свобода человека есть антимагнетизм, что в нем самом есть электрическая сила ясности. Анти-утопия сдерживает ее, дабы не было полного рассеяния, фрустрации ясности. Теория пуста, когда потерян тот хаос, что питал ее и стоял за ней, то есть та негативная действительности, на отражении которой была построена эта теория.

Анти-утопия есть более поздняя культурная форма, она действует как в начале действовал хаос по отношению к первой утопии, которая сама предстает уже как некоторым образом оформленное целое, то есть материал для виденья недостатков.

Так как сам чистый идеал максимально далек от материи, которая также присутствует в хаосе как не-идеальность, то утопия периодически сменяется анти-утопией, чтобы дополнить оторванность и абстрактность теории жизненностью хаоса. Анти-утопия есть выявление закостеневшего порядка, убивающего жизненность. Ибо ясность (идеального) и темнота (реального) не должны перевешивать друг друга. Попеременно превалирует то одно, то другое, конкретизируясь фокусировкой на себе сознания. Так происходит развитие.

Мы наблюдаем сейчас период антиутопии. Мы углубляем идеи жизнью, избавляемся от лишнего, проверяем конструкции на их прочность в соприкосновении с живым. Стремимся снова к живому, поскольку загружены оторвано-идеальным, которое стало абстрактным и поэтому умерло. Мы снова спускаемся к самой спонтанности, к горизонтали, чтобы вертикаль стала живой.

Заключение