Студопедия

Главная страница Случайная страница

Разделы сайта

АвтомобилиАстрономияБиологияГеографияДом и садДругие языкиДругоеИнформатикаИсторияКультураЛитератураЛогикаМатематикаМедицинаМеталлургияМеханикаОбразованиеОхрана трудаПедагогикаПолитикаПравоПсихологияРелигияРиторикаСоциологияСпортСтроительствоТехнологияТуризмФизикаФилософияФинансыХимияЧерчениеЭкологияЭкономикаЭлектроника






Глава тринадцатая, в которой Кальцифер развивает бурную деятельность






 

 

Оранжевые глаза Кальцифера обратились к Софи.

– Тебе нужно, чтобы я тут стоял на страже? – спросил он. – Или вас двоих хватит?

Софи встревоженно покосилась на нарядную болтливую толпу.

– Не думаю, чтобы кто-нибудь что-нибудь затеял прямо здесь, – ответила она. – Но все равно возвращайся поскорей. У меня ужасные предчувствия. Не доверяю этому розовоглазому ни на грош. И этому мерзкому принцу тоже.

– Хорошо. Поскорей так поскорей, – протрещал Кальцифер. – Вставай, юная Чаровница. Понесешь меня на руках.

Чармейн поднялась на ноги, думая, что сейчас ее обожгут или по крайней мере слегка подпалят. Морган выразил свое недовольство ее уходом – замахнулся на нее желтым кубиком и загудел: «Зейоня, зейоня, зейоня!!!»

– Ш-ш! – хором сказали Софи и Светик, а толстая нянька добавила:

– Мастер Морган, мы не кричим, при короле кричать нельзя!

– Желтый, – сказала Чармейн, дожидаясь, когда все любопытные лица наконец отвернутся.

Никто из знатных гостей, очевидно, не догадывался, что Кальцифер – не просто язык пламени, а Кальциферу только это и было надо.

Когда все утратили к ней интерес и вернулись к светской болтовне, Кальцифер выпрыгнул из огня и завис прямо над оцепеневшими от испуга пальцами Чармейн полнейшим подобием тарелочки с тортом. Больно не было ни чуточки. По правде говоря, Чармейн почти ничего не почувствовала.

– Хитро, – сказала она.

– Делай вид, что держишь меня, – отозвался Кальцифер, – и выйди со мной из зала.

Чармейн ухватила пальцами край «тарелки» и направилась к двери. Принц Людовик, к ее облегчению, оттуда уже отошел, зато теперь к ней приближался король.

– О, вы взяли торт, – сказал он. – Отменный, не правда ли? Хотел бы я знать, зачем нам столько лошадок-качалок. Вы случайно не знаете?

Чармейн помотала головой, и король отвернулся, по-прежнему улыбаясь.

– А зачем? – спросила Чармейн. – Зачем столько лошадок?

– Магическая защита, – отвечала тарелка с тортом. – Открывай дверь и пошли отсюда.

Чармейн отняла одну руку от «тарелки», открыла дверь и выскользнула в сырой гулкий коридор.

– Кого и от чего надо защищать? – спросила она, закрывая за собой дверь как можно тише.

– Моргана, – ответила тарелка с тортом. – Софи утром получила анонимную записку. Там было сказано: «Прекратите расследование и уезжайте из Верхней Норландии, а не то пострадает ваш ребенок». А мы не можем уехать, потому что Софи дала принцессе слово, что мы пробудем здесь, пока не разберемся, куда девались все деньги. Завтра мы сделаем вид, будто уезжаем…

Кальцифера прервало громкое тявканье. Из-за угла пулей выскочила Потеряшка и в восторге запрыгала вокруг ног Чармейн. Кальцифер отпрянул в сторону и поплыл по воздуху в собственном обличье – в виде пронзительно-голубой слезы, парившей над плечом у Чармейн. Чармейн подхватила Потеряшку.

– Как тебе удалось?.. – начала она, уворачиваясь от жадного язычка, который норовил вылизать ей лицо. Тут она обнаружила, что Потеряшка совершенно сухая. – Ой, Кальцифер, она, наверное, пришла короткой дорогой через дом! Вы можете найти конференц-зал? Я знаю, как попасть оттуда домой!

– Пожалуйста. – Кальцифер метнулся прочь голубой кометой – так стремительно, что Чармейн едва за ним поспевала. Он обогнул несколько углов и понесся по коридору, где витали кухонные запахи. Чармейн сама не заметила, как обнаружила, что стоит спиной к двери конференц-зала с Потеряшкой на руках и Кальцифером над плечом и вспоминает, что именно надо сделать, чтобы попасть отсюда в дом дедушки Вильяма.

Кальцифер сказал: «Вот так примерно», заметался зигзагами у нее перед глазами и исчез. Чармейн по мере сил последовала его примеру – и очутилась в коридоре со спальнями. В окне за кабинетом дедушки Вильяма сверкало солнце. Навстречу им бросился Питер – бледный и взвинченный.

– Умница, Потеряшка! – воскликнул он. – Я послал ее за тобой. Только посмотри, что там творится!

Он повернулся и кинулся в конец коридора – и трясущейся рукой показал за окно.

Дождь над горным лугом уже перестал, огромные тающие серые тучи отползали прочь, но внизу, над городом, еще вовсю лило. Над горами выгнулась радуга, яркая на фоне туч и блекло-туманная над лугом. Мокрое после дождя разнотравье так сияло и сверкало в солнечных лучах, что у Чармейн зарябило в глазах, и она не сразу смогла разглядеть, куда показывает Питер.

– Там же лаббок! – севшим голосом проговорил Питер. – Правда?

Да, там был лаббок – большой, лиловый, он высился посреди луга. Лаббок пригнулся, чтобы выслушать кобольда, который прыгал вверх-вниз, тыча пальцем в радугу и, видимо, что-то крича.

– Ага, это лаббок, точно, – сказала Чармейн, вздрогнув. – А это – Ролло.

Только она это сказала, как лаббок рассмеялся и закатил свои фасетчатые насекомьи глаза к радуге. И принялся осторожно пятиться, пока не показалось, будто туманные радужные полосы начинаются как раз у его насекомьих ног. Там лаббок нагнулся и извлек из-под дерна маленький глиняный горшок. Ролло скакал вокруг.

– Это же клад на краю радуги! – в изумлении протянул Питер.

Они смотрели, как лаббок передает горшок Ролло, а тот берет его обеими руками. Похоже, горшок был тяжелый. Ролло перестал скакать и стоял, пошатываясь и запрокинув голову в алчном восторге. Он повернулся и двинулся прочь, все так же пошатываясь. И не видел, как лаббок коварно протянул ему вслед длинный лиловый хоботок. Кажется, Ролло даже не заметил, как хоботок вонзился ему в спину. Кобольд просто провалился сквозь луговую траву, по-прежнему смеясь и сжимая в руках горшок. Лаббок тоже смеялся, стоя посреди луга и размахивая насекомьими руками.

– Он отложил в Ролло яйца, – прошептала Чармейн, – а тот ничего и не заметил!

Ей стало нехорошо. Ведь это едва не произошло с ней самой. Питер позеленел, а Потеряшка вся дрожала.

– Знаешь, – сказала Чармейн, – я думаю, лаббок пообещал Ролло горшок золота за то, чтобы он поссорил кобольдов с дедушкой Вильямом.

– Наверняка, – сказал Питер. – Когда тебя не было, я слышал, как Ролло кричит, что ему должны заплатить.

Открывал окно, чтобы послушать, подумала Чармейн. Вот дурак.

– Ничего не попишешь, – произнес Кальцифер. Он стал довольно бледный и прозрачный. И добавил – тихим и к тому же слегка дрожащим шепотом-свистом: – Мне придется сразиться с этим лаббоком, иначе я не заслуживаю жизни, которую даровала мне Софи. Одну секунду. – Он смолк и завис в воздухе, продолговатый, неподвижный, закрыв оранжевые глаза.

– Вы действительно огненный демон? – спросил Питер. – Я их никогда не ви…

– Тихо, – отрезал Кальцифер. – Дай сосредоточиться. Вот, так будет правильно.

Откуда-то донесся еле слышный рокот. Затем сверху и сзади на окно наползло что-то, что Чармейн поначалу приняла за грозовую тучу. Это что-то отбрасывало на луг большую черную тень с башнями, которая очень быстро настигла ликующего лаббока. Лаббок обернулся, когда тень закрыла окно и упала на него, и на миг застыл. А потом бросился бежать. К этому времени вслед за тенью с башнями показался и замок, который ее отбрасывал, – высокий черный замок, сложенный из огромных плит темного камня, с башнями на всех четырех углах. Он настигал лаббока быстрее, чем тот убегал.

Лаббок метнулся в сторону. Замок свернул за ним. Лаббок раскрыл жужжащие крылышки, чтобы прибавить ходу, и огромными отчаянными скачками понесся к высоким скалам на дальнем конце луга. Добежав до скал, он повернулся и кинулся обратно – к окну. Наверное, понадеялся, что замок налетит на скалы. Однако замок без малейших усилий развернулся и помчался за лаббоком быстрее прежнего. Башни замка изрыгали большие клубы черного дыма, которые уплывали в сторону блекнущей радуги. На бегу лаббок повел одним фасетчатым глазом, пригнул насекомью голову и помчался, болтая усиками и хлопая крыльями, по большой дуге по самому краю обрыва. Хотя крылья у него превратились в размытые лиловые пятна, для полета они, судя по всему, не годились. Чармейн сообразила, почему лаббок не прыгнул с обрыва вслед за ней – он не смог бы взлететь обратно. Вместо того чтобы спорхнуть с обрыва и улететь, лаббок бежал и бежал, заманивая замок за собой, чтобы сбросить его в пропасть.

 

 

Замок последовал за ним. Он мчался по краю обрыва, испуская пар, пыхтя и скрежеща, – и ничуть не терял равновесия, хотя добрая половина его свешивалась за край. Лаббок испустил перепуганный вопль, снова сменил направление и бросился к середине луга. Там он проделал свой любимый фокус – стал маленьким. Он съежился в крошечное лиловое насекомое и юркнул в траву и цветы.

Замок в мгновение ока оказался на этом месте. Он содрогнулся и замер там, где исчез лаббок, и завис над травой. Из-под плоского днища замка показалось пламя – сначала желтое, затем оранжевое, затем яростно-алое – и, наконец, раскаленно-белое, так что больно было смотреть. Пламя и густой дым лизали замковые стены, сливаясь с черным дымом, валившим из башен. Луг заволокло густым черным чадом. Целую вечность – а на самом деле, наверное, всего несколько минут – расплывчатые очертания замка просматривались на фоне дымного сияния, словно солнце за облаками. Рев пламени было слышно даже сквозь волшебное окно.

– Вот так, – произнес Кальцифер. – Пожалуй, хватит. – Он повернулся к Чармейн, и она заметила, что глаза у него стали странные – как сверкающее серебро. – Будь добра, открой окно. Мне надо пойти проверить.

Когда Чармейн повернула щеколду и распахнула окно, замок поднялся и отошел в сторону. Весь дым и чад собрался в один большой темный клуб, перевалился за край обрыва, опустился в долину и там бесследно развеялся. Кальцифер выплыл на луг, а замок стоял себе смирно возле большого квадрата выжженной земли, и из башен поднималось всего лишь по тонкой струйке дыма. В окно ворвалась ужасная вонь.

– Фу! – сказала Чармейн. – Что это?

– Надеюсь, паленый лаббок, – ответил Питер.

Они смотрели, как Кальцифер подплывает к выжженному квадрату. Там он превратился в деятельную голубую комету – принялся метаться над чернотой туда-сюда, пока не изучил каждый ее клочок.

Когда он приплыл обратно, глаза у него снова стали обычного оранжевого цвета.

– Так и есть, – бодро сообщил он. – Сгорел.

Вместе с кучей цветов, подумала Чармейн, но говорить это вслух было бы невежливо. Главное – лаббока больше нет и никогда не будет.

– Цветы вырастут на следующий год, – утешил ее Кальцифер. – Зачем ты меня сюда позвала? Из-за лаббока?

– Нет, из-за лаббочьих яиц, – хором объяснили Питер и Чармейн. Они рассказали Кальциферу об эльфе и о том, что он им говорил.

– Покажите, – велел Кальцифер.

Они отправились в кухню – все, кроме Потеряшки, которая заскулила и отказалась туда идти. Там Чармейн обнаружила прекрасный вид из окна на залитый солнцем двор, заполненный мокрым розовым, белым и красным бельем, пережившим дождь на веревках. Очевидно, Питер не стал вносить его в дом. Интересно, чем он был так занят, подумала Чармейн.

Стеклянная шкатулка по-прежнему стояла на столе, в ней по-прежнему были яйца, однако теперь она словно бы вросла в столешницу, так что виднелась только верхняя половина.

– Отчего это она? – спросила Чармейн. – Из-за магии, которую впитали яйца?

Питер ответил ей несколько смущенным взглядом.

– Не совсем, – сказал он. – Так получилось, когда я наложил на нее заклятие безопасности. Я пошел в кабинет выбрать еще какие-нибудь чары, но тут увидел, как Ролло разговаривает с лаббоком…

Как это на него похоже, подумала Чармейн. Этот дурак вечно считает себя умнее всех!

– Эльфийских чар было и так достаточно, – заметил Кальцифер, паря над вросшей в стол стеклянной шкатулкой.

– Он же сказал – она опасная! – возразил Питер.

– Из-за тебя она стала еще опаснее, – отозвался Кальцифер. – Не вздумай к ней приближаться. Сейчас трогать шкатулку нельзя ни в коем случае. Не знает ли кто-нибудь из вас, где тут можно найти хорошую, прочную каменную плиту, где я мог бы уничтожить эти яйца?

Питер изо всех сил старался не выглядеть как побитый котенок. Чармейн вспомнила, как падала с обрыва и едва не приземлилась на скалы, прежде чем сумела полететь. Она постаралась как можно нагляднее объяснить Кальциферу, где находятся эти утесы.

– Под обрывом. Понятно, – сказал Кальцифер. – Пусть один из вас, если можно, откроет заднюю дверь, а потом уйдет в дом.

Питер кинулся открывать дверь. Чармейн видела, что ему неловко за то, что он сделал со стеклянной шкатулкой. Но это не помешает ему наделать таких же глупостей в другой раз, подумала она. Жалко, что жизнь его ничему не учит!

Кальцифер на миг завис над стеклянной шкатулкой, а потом метнулся к открытой двери. Над порогом он словно бы застрял – дрожал и дергался, а затем весь напрягся, согнулся вдвое, будто большой голубой головастик, распрямился обратно и пулей пролетел поверх многокрасочного белья. Стеклянная шкатулка высвободилась из столешницы – при этом раздался скрежет и стук, словно кто-то разбрасывал деревянные доски, – и метнулась за ним. Она – вместе с яйцами – пронеслась над двором, следуя за маленькой каплевидной фигуркой Кальцифера. Питер и Чармейн подбежали к двери и смотрели, как стеклянная шкатулка, поблескивая, летит вверх по зеленому склону к лужайке лаббока и исчезает из виду.

– Ох! – воскликнула Чармейн. – Я забыла сказать ему, что принц Людовик – лаббокин!

– Правда? Он лаббокин?! – спросил Питер, затворяя дверь. – Теперь понятно, почему мама решила уехать из этой страны.

Биография мамы Питера никогда особенно не интересовала Чармейн. Она с раздражением отвернулась – и увидела, что столешница снова стала ровной. Это ее обрадовало. Она не знала, как поступают со столами, если посреди них появляются квадратные вмятины.

– Что это за заклятье безопасности? – спросила она.

– Сейчас покажу, – пообещал Питер. – Все равно хочу еще разок взглянуть на этот замок. Как ты думаешь, уже можно открыть окно и вылезти на луг?

– Нет, – отрезала Чармейн.

– Но ведь лаббок наверняка погиб, – сказал Питер. – Ничего страшного не случится.

У Чармейн появилось сильное подозрение, что Питер напрашивается на крупные неприятности.

– Откуда ты знаешь, что там был только один лаббок? – спросила она.

– Так написано в энциклопедии, – отчеканил Питер. – Лаббоки живут поодиночке.

Самозабвенно пререкаясь по этому поводу, они в пылу спора не заметили, как прошли во внутреннюю дверь и повернули налево, в коридор. Там Питер предпринял мятежный рывок к окну. Чармейн бросилась за ним и ухватила за куртку. Потеряшка бросилась следом, взвизгивая от огорчения, и умудрилась переплестись с ногами Питера, так что Питер упал вперед и обеими руками схватился за подоконник. Чармейн в тревоге выглянула на луг, который мирно поблескивал в оранжевых лучах заката: замок по-прежнему сидел себе возле выжженного черного квадрата. Чармейн в жизни не видела таких удивительных зданий.

Вспыхнул свет – такой яркий, что все на миг ослепли.

Мгновения спустя донесся грохот взрыва – столь же громкий, сколь яркой была вспышка. Пол под ногами дернулся, окно задребезжало в раме. Все содрогнулось. Чармейн показалось, будто сквозь слезы от вспышки вперемежку с разноцветными пятнами она видит, как замок весь завибрировал. Ей показалось, будто сквозь гул в оглохших ушах она различает рокот, скрежет и треск далеких скал.

Какая все-таки Потеряшка умная, подумала Чармейн. Если бы Питер оказался на лугу, он бы, наверное, погиб.

– Как ты думаешь, что это? – спросил Питер, когда к ним немного вернулся слух.

– Конечно, это Кальцифер уничтожил лаббочьи яйца, – ответила Чармейн. – Он отправился на скалы, которые прямо под обрывом.

Они моргали и моргали, пытаясь разогнать комья голубого, желтого и серого света, которые все вспыхивали и вспыхивали у них в глазах. Они всматривались и всматривались. Как ни трудно было в это поверить, от луга осталась только половина. От просторного зеленого склона отломился полукруглый кусок – словно его откусил кто-то огромный. Внизу, наверное, сошел целый оползень.

– Гм-м, – протянул Питер. – Как ты думаешь, он не мог сам погибнуть?

– Надеюсь, что нет! – воскликнула Чармейн.

Они смотрели и ждали. До них снова стали доноситься привычные звуки – почти как раньше, если не считать легкого жужжания. Яркие пятна перед глазами понемногу растаяли. Через некоторое время стало заметно, что замок с печальным и потерянным видом перемещается через луг к скалам. Чармейн, Потеряшка и Питер смотрели и ждали, пока он не перебрался через скалы и не исчез из виду в горах. Кальцифера по-прежнему нигде не было видно.

– Может быть, он вернулся в кухню? – предположил Питер.

Они отправились туда. Открыли заднюю дверь, вгляделись в белье, но нигде не было ни следа голубой слезинки. Они прошли через гостиную и открыли входную дверь. Но из голубого там были только гортензии.

– Разве огненные демоны умирают? – спросил Питер.

– Понятия не имею, – отозвалась Чармейн. Как всегда в тяжелые моменты, она знала, чего хочет. – Пойду почитаю, – сказала она.

Чармейн села на ближайший диван, нацепила очки и подобрала с пола «Путешествие мага». Питер сердито вздохнул и ушел.

Чтение не помогало. Чармейн не могла сосредоточиться. Она все время думала о Софи – и о Моргане. Было ясно, что Кальцифер каким-то непонятным образом был Софи близким родственником.

– Это даже хуже, чем потерять тебя, – сказала Чармейн Потеряшке, которая пришла посидеть у нее на туфлях.

Она подумала, не следует ли ей отправиться в Королевскую резиденцию и рассказать Софи о случившемся. Но было уже темно. Наверное, Софи вынуждена присутствовать на официальном обеде и сидит напротив принца-лаббокина, а кругом свечи и все такое прочее. Чармейн не осмелилась бы ворваться на подобное мероприятие. Кроме того, Софи в панике от той записки с угрозами Моргану. Чармейн не хотела тревожить ее еще сильнее. Вдруг Кальцифер объявится к утру? Он же все-таки огненный. С другой стороны, такой взрыв мог разнести в клочки что угодно. Чармейн представила себе клочки голубого пламени, разбросанные среди оползня…

Питер вернулся в гостиную.

– Я знаю, что нам надо сделать, – объявил он.

– Что? – подскочила Чармейн.

– Надо пойти и рассказать кобольдам о Ролло, – сказал Питер.

Чармейн вытаращила на него глаза. Сняла очки и вытаращила глаза еще раз – так было лучше видно.

– При чем тут кобольды, когда Кальцифер…

– Ни при чем, – удивился Питер. – Зато мы можем доказать, что лаббок подкупил Ролло, чтобы тот сеял раздоры.

Чармейн всерьез задумалась, не вскочить ли и не огреть ли Питера по голове «Путешествием мага». Чтоб они провалились, эти кобольды!

– Надо пойти прямо сейчас, – убеждал ее Питер, – пока не…

– Утром, – сказала Чармейн твердо и окончательно. – Утром, после того как мы сходим на скалы и посмотрим, что случилось с Кальцифером.

– Но… – возразил Питер.

– Потому что, – сказала Чармейн, быстро выдумав причину, – Ролло все равно сейчас здесь нет, он ушел прятать свой горшок с золотом. А надо, чтобы он присутствовал, когда ты будешь его обвинять.

К ее удивлению, Питер обдумал это и согласился с ней.

– И еще мы должны прибрать в спальне дедушки Вильяма, – сказал он, – на случай, если его привезут уже завтра.

– Вот иди и прибирай, – отрезала Чармейн. Пока я не запустила в тебя книгой, подумала она, а вдогонку и вазой с цветами!

 






© 2023 :: MyLektsii.ru :: Мои Лекции
Все материалы представленные на сайте исключительно с целью ознакомления читателями и не преследуют коммерческих целей или нарушение авторских прав.
Копирование текстов разрешено только с указанием индексируемой ссылки на источник.