💸 Как сделать бизнес проще, а карман толще?

Тот, кто работает в сфере услуг, знает — без ведения записи клиентов никуда. Мало того, что нужно видеть свое раписание, но и напоминать клиентам о визитах тоже. Проблема в том, что средняя цена по рынку за такой сервис — 800 руб/мес или почти 15 000 руб за год. И это минимальный функционал. Нашли самый бюджетный и оптимальный вариант: сервис VisitTime.
⚡️ Для новых пользователей первый месяц бесплатно. А далее 290 руб/мес, это в 3 раза дешевле аналогов. За эту цену доступен весь функционал: напоминание о визитах, чаевые, предоплаты, общение с клиентами, переносы записей и так далее.
✅ Уйма гибких настроек, которые помогут вам зарабатывать больше и забыть про чувство «что-то мне нужно было сделать».
Сомневаетесь? нажмите на текст, запустите чат-бота и убедитесь во всем сами!

Глава двенадцатая, посвященная стирке и лаббочьим яйцам

Назавтра Чармейн проснулась рано, потому что Потеряшка уткнулась ей в ухо холодным носом, предполагая, очевидно, будто и сегодня они, как обычно, отправятся в Королевскую резиденцию.

– Нет, мне туда не надо, – хмуро сказала Чармейн. – Сегодня королю надо заниматься принцем Людовиком. Потеряшка, уйди, а то как бы я не превратилась в какую-нибудь Изоллу и не отравила тебя! Или в Матильду – и не наслала на тебя злые чары! Уйди, пожалуйста!

Потеряшка печально засеменила прочь, но Чармейн уже не могла заснуть. Скоро она встала, пытаясь разогнать хмурое настроение тем, что обещала себе провести день в сладком безделье за чтением «Путешествия мага».

Питер тоже встал рано, и у него были другие соображения.

– Сегодня мы с тобой выстираем белье, хотя бы часть, – сообщил он. – Ты заметила, что в кухне уже десять мешков и еще десять в спальне чародея Норланда? Думаю, в кладовой их тоже уже десяток.

Чармейн исподлобья посмотрела на мешки с бельем. В кухне от них стало не протолкнуться – она была вынуждена это признать.

– Давай не будем, – предложила она. – Наверняка стиркой занимаются кобольды.

– Ничего подобного, – возразил Питер. – Мама говорит, что, если копить грязное белье, оно размножается.

– К нам ходит прачка. Я стирать не умею, – предупредила Чармейн.

– Я тебя научу, – сказал Питер. – Хватит уже прятаться за собственным невежеством.

Чармейн сама не понимала, как это Питеру всегда удается приставить ее к работе, но вскоре она уже вовсю качала воду из водокачки во дворе – наполняла ведра, а Питер таскал их в сарайчик-прачечную и там выливал в медный котел. Примерно после десятой ходки Питер вернулся и сказал:

– Теперь надо разжечь под котлом огонь, но я не могу найти никакого топлива. Как ты думаешь, где он его держит?

Чармейн натруженной рукой откинула со лба потные волосы.

– Наверное, там все устроено так же, как в кухонном очаге, – сказала она. – Пойду посмотрю. – И зашагала впереди Питера к сарайчику, думая про себя: если ничего не получится, можно будет не стирать. Прекрасно. – Нам нужно найти какой-нибудь один горючий предмет, – сказала она Питеру.

Питер растерянно огляделся. В сарайчике не было ничего, кроме стопки деревянных бадеек и ящика с мыльной стружкой. Чармейн пристально изучила пространство под котлом. Там было черно от старой сажи. Чармейн изучила бадейки. Слишком большие. Чармейн изучила мыльную стружку и решила, что еще одну пузырчатую бурю лучше не устраивать. Она вышла за дверь и отломила сухую ветку от чахлого дерева. Сунув ее в сажу, она похлопала по котлу и сказала: «Огонь, гори!» И еле успела отпрыгнуть – под котлом так и полыхнуло.

– Вот, – сказала Чармейн Питеру.

– Хорошо, – сказал тот. – Давай обратно к водокачке. Надо наполнить котел доверху.

– Зачем?! – простонала Чармейн.

– Затем, что у нас тридцать мешков белья, а ты как думала? – отозвался Питер. – Надо налить горячей воды в бадьи, чтобы замочить шелковое и постирать шерстяное. Потом нужна будет вода для полоскания. Это еще очень и очень много ведер!

– Немыслимо! – шепнула Чармейн Потеряшке, которая присеменила посмотреть. И со вздохом снова взялась за рычаг водокачки.

Между тем Питер принес из кухни стул и поставил его в сарайчик. Затем, к негодованию Чармейн, он поставил бадейки в ряд и принялся выливать в них полные ведра холодной воды, которую Чармейн раздобыла непосильным трудом.

– Я думала, это для котла! – возмутилась Чармейн.

Питер взобрался на стул и стал горстями сыпать в котел мыльную стружку. Из котла уже валил пар и исходило подбулькивание.

– Хватит спорить, давай качай, – велел Питер. – Скоро уже можно будет кипятить белое. Еще четыре ведра – и все, начинай закладывать в котел рубашки и все прочее.

Он слез со стула и ушел в дом. Вернулся он, таща два мешка с бельем, прислонил их к стене сарайчика и отправился за следующими. Чармейн качала воду, пыхтела, сердилась, лазила на стул, чтобы вылить еще четыре полных ведра в мыльные облака пара, вздымавшиеся над котлом. Потом, радуясь, что можно сменить занятие, она развязала тесемки на первом мешке. Внутри были носки, длинный красный чародейский плащ, две пары брюк, а под ними – рубашки и кальсоны, и от всего этого попахивало плесенью из-за потопа в ванной, который устроил Питер. Как ни странно, когда Чармейн развязала следующий мешок, в нем оказалось все то же самое – то есть буквально то же самое, что и в первом.

– У чародеев и грязное белье особенное, – рассудила Чармейн.

Она брала охапки белья, взбиралась на стул и загружала белье в котел.

– Нет, нет, нет! Стой! – закричал Питер, когда Чармейн только-только успела положить в котел содержимое второго мешка.

Питер кинулся к ней через газон, волоча на буксире еще восемь мешков, которые он связал вместе.

– Ты же сам сказал!.. – запротестовала Чармейн.

– Дурында, надо же сначала разобрать белье! – выдохнул Питер. – Кипятить можно только белое!

– Я не знала, – надулась Чармейн.

Все утро напролет она разбирала белье и раскладывала его грудами на траве, а Питер загружал белые рубашки кипятиться, и наливал мыльную воду в бадьи, чтобы замочить там плащи и носки и двадцать пар чародейских брюк.

Наконец Питер сказал: «Наверное, рубашки уже прокипятились» – и поставил на траву бадью с холодной водой для полоскания.

– Гаси огонь, а я солью горячую воду.

Чармейн понятия не имела, как гасить колдовской огонь. Для эксперимента она постучала по котлу. И обожгла руку.

– Уй! Огонь, погасни! – вскрикнула Чармейн.

Пламя послушно стихло, заискрилось и исчезло. Чармейн облизывала пальцы и смотрела, как Питер открывает кран внизу котла и выпускает в сливное отверстие в полу розовую мыльную пену. Чармейн присмотрелась к струе сквозь пар.

– Я не знала, что мыло было розовое, – заметила она.

– Не было оно розовое, – сказал Питер. – О небеса! Посмотри, что ты натворила! – Он вскочил на стул и принялся доставать из котла окутанные паром рубашки специальной деревянной рогулькой. Оказалось, что все до единой рубашки, плюхавшиеся в холодную воду, стали сочно-светло-вишневыми. После рубашек Питер извлек пятнадцать крошечных севших носочков – они были бы малы даже Моргану, – и детского размерчика пару чародейских брюк. В самом конце он выудил очень маленький вишневый плащ и укоризненно предъявил его Чармейн – плащ был мокрый и горячий.

– Вот что ты наделала, – сказал Питер. – Никогда не клади красные шерстяные вещи с белым бельем. Краска линяет. А плащ теперь и на кобольда не налезет! Ну ты и дурында!

– Откуда я знала? – с чувством воскликнула Чармейн. – Я всю жизнь жила как в теплице! Мама не подпускает меня и близко к прачечной!

– Потому что это неприлично. Понятно, – брезгливо скривился Питер. – Что, думаешь, я буду тебя жалеть? Так вот, не буду. Но к катку я тебя и близко не подпущу. Страшно подумать, что ты с ним сделаешь! Попробую наложить отбеливающие чары, пока отжимаю белье. А ты пойди принеси из кладовой бельевую веревку и тот тазик с прищепками и развесь все сушиться. Могу я рассчитывать, что ты при этом не удавишься или еще чего-нибудь не учудишь?

– Я не дурында, – надменно отвечала Чармейн.

Примерно через час, когда Чармейн с Питером, усталые и мокрые от пара, чинно ели в кухне вчерашние нераспроданные пироги, Чармейн не могла удержаться от мысли, что с бельевой веревкой она обошлась гораздо ловчее, чем Питер – с катком и отбеливающими чарами. Бельевая веревка зигзагом пересекла двор десять раз. И она держалась и не падала. Рубашки, которые теперь раскачивались на ней, прихваченные прищепками, были не белые. На одних виднелись красные потеки. По другим вились занятные розовые разводы, а третьи стали нежно-голубыми. Почти на всех плащах там и сям проступили белые полосы. Все носки и брюки превратились в молочно-белые. Чармейн решила, что с ее стороны очень деликатно не указывать Питеру на то, что эльф, пробиравшийся сквозь зигзаги белья, рассматривал его в крайнем замешательстве.

– Смотри, там же эльф! – воскликнул Питер с набитым ртом.

Чармейн проглотила последний кусок плюшки и открыла заднюю дверь, чтобы узнать, зачем эльф пожаловал.

Эльф пригнул гордую белокурую голову, чтобы не задеть притолоку, прошагал в середину кухни и поставил там на стол стеклянную шкатулку, которую принес с собой. В шкатулке были три округлые белые штуковины размером с теннисные мячики. Питер и Чармейн смотрели то на них, то на эльфа, который просто стоял рядом и ничего не говорил.

– Что это такое? – спросил наконец Питер.

Эльф поклонился – еле заметно.

– Это, – произнес он, – три лаббочьих яйца, которые мы удалили из организма чародея Норланда. Операция была крайне сложной, однако нам удалось успешно ее провести.

– Лаббочьи яйца? – воскликнули Питер и Чармейн едва ли не хором.

Чармейн почувствовала, как зеленеет, и от души пожалела, что съела ту плюшку. Веснушки на белом лице Питера стали темно-коричневые. Потеряшка, которая клянчила себе ленч из-под стола, панически заскулила.

– Почему… почему вы принесли яйца сюда? – выдавила Чармейн.

Эльф бесстрастно ответил:

– Потому что мы обнаружили, что уничтожить их невозможно. Все наши усилия, и магические, и физические, оказались тщетны – яйца выдерживают любую нагрузку. В результате мы пришли к выводу, что уничтожить их способен лишь огненный демон. Чародей Норланд поставил нас в известность, что к настоящему времени у мисс Чармейн появится возможность связаться с огненным демоном.

– Чародей Норланд жив? Он может говорить? – взволнованно воскликнул Питер.

– О да, – сказал эльф. – Он быстро поправляется и должен быть готов вернуться сюда самое большее через три-четыре дня.

– Ой, как я рада! – сказала Чармейн. – Значит, это он болел из-за лаббочьих яиц?

– Так и есть, – подтвердил эльф. – Представляется, что чародей несколько месяцев назад повстречал лаббока, гуляя по горному лугу. Поскольку он чародей, яйца впитали его магию, и теперь уничтожить их практически невозможно. Предупреждаем вас, что нельзя ни прикасаться к яйцам, ни пытаться открыть шкатулку, в которую они заключены. Эти яйца крайне опасны. Советуем вам как можно скорее прибегнуть к услугам огненного демона.

Пока Питер и Чармейн нервно сглатывали и таращились на три белых яйца в шкатулке, эльф отвесил еще один легкий поклон и удалился через внутреннюю дверь. Питер взял себя в руки и бросился за ним, крича, что еще не все выяснил. Но когда он выскочил в гостиную, то успел увидеть только, как закрывается входная дверь. Когда он – а за ним Чармейн, а за ней Потеряшка – выбежал в сад, эльфа и след простыл. Чармейн заметила Ролло, который с хитрой миной выглядывал из-за стеблей гортензии, но эльф исчез, как не было.

Чармейн подхватила Потеряшку и сунула ее в руки Питеру.

– Питер, – сказала она. – Держи Потеряшку и не дай ей убежать за мной. Я сейчас приведу Кальцифера. – И она помчалась по садовой дорожке.

– Скорее! – крикнул ей вслед Питер. – Постарайся как можно скорее!

Чармейн не нуждалась в подобных советах. Она бежала, слушая отчаянный писк и подвывание Потеряшки, она бежала и бежала, пока не свернула за скалу и не увидела впереди город. Там ей пришлось перейти на быстрый шаг, схватившись за бок, однако она все равно спешила изо всех сил. Одна лишь мысль о круглых белых яйцах на кухонном столе заставила ее, едва отдышавшись, снова перейти на рысь. А вдруг яйца проклюнутся, а она не успеет найти Кальцифера? А вдруг Питер наделает глупостей, например попытается наслать на них чары? А вдруг?.. Чтобы отвлечься от прочих кошмарных вариантов, Чармейн пыхтела себе под нос: «Какая же я дурында! Надо было спросить у этого эльфа, что такое Эльфийский Дар! А я начисто забыла. Должна была вспомнить. Дурында я!..» Но сосредоточиться на этом она не могла. Перед глазами у нее была только одна картина: Питер бормочет над стеклянной шкатулкой заклинания. С него станется.

Когда Чармейн вбежала в город, хлынул дождь. Чармейн обрадовалась. Это отвлечет Питера от лаббочьих яиц. Ему придется бежать во двор и снимать белье, пока оно снова не промокло. Только бы он не успел ничего натворить!

В Королевскую резиденцию она прибежала мокрая до нитки, едва дыша, и замолотила молотком и затрезвонила в звонок даже отчаяннее, чем когда увидела Светика на крыше. Прежде чем Сим открыл ей, прошла целая вечность.

– Ой, Сим! – выдохнула Чармейн. – Мне срочно нужен Кальцифер! Вы не знаете, где он?

– Разумеется знаю, мисс, – ответил Сим, ничуть не удивившись тому, что волосы у Чармейн промокли, а с платья течет. – В настоящее время сэр Кальцифер в Главной гостиной. Позвольте мне проводить вас.

Он закрыл дверь и зашаркал прочь, а Чармейн последовала за ним, оставляя на полу мокрую дорожку, – по длинному сырому коридору, мимо каменной лестницы к огромной двери в задней части резиденции, где Чармейн еще не бывала.

– Прошу сюда, мисс, – сказал Сим, распахивая величественную, хоть и обшарпанную дверь.

Чармейн вошла – и в уши ей ударил рев нестройного хора, она очутилась посреди толпы пышно разряженных гостей, которые кричали друг на друга, прогуливаясь с кусками торта на изящных тарелочках. Торт был первым, что Чармейн узнала. Он гордо высился на специальном столе в центре зала. Это было как увидеть старого друга среди всех этих расфуфыренных чужаков. Ближайший гость, облаченный в иссиня-черный бархат и темно-синюю парчу, повернулся, высокомерно уставился на Чармейн, а потом обменялся возмущенными взглядами со стоявшей рядом дамой. Дама была одета – нет, не может быть, чтобы в бальное платье, сейчас же только время чая, в ужасе подумала Чармейн, – в шелк и атлас, такие пышные, что рядом с ней даже тетушка Семпрония выглядела бы убого, окажись она здесь. Но тетушки Семпронии здесь не было – а лорд-мэр был, и его супруга тоже, и вся остальная городская знать.

– Сим, – поинтересовался человек в иссиня-черном, – кто эта мокрая мещаночка?

– Мисс Шарман, – ответил Сим, – новый секретарь его величества, ваше высочество. – Он повернулся к Чармейн. – Позвольте представить вас его высочеству кронпринцу Людовику, сударыня. – Он сделал шаг назад и закрыл за собой дверь.

Чармейн подумала, что со стороны пола было бы очень любезно разверзнуться под ее промокшими ногами и дать ей тихо-мирно рухнуть в подвал. Она напрочь забыла о визите кронпринца Людовика. Очевидно, принцесса Хильда пригласила на встречу с принцем Лучших Людей Верхней Норландии. И она, простая обывательница Чармейн Бейкер, вломилась в разгар торжественного чаепития.

– Счастлива познакомиться, ваше высочество, – натужно выговорила она. Получился перепуганный шепот.

Похоже, принц Людовик ее не расслышал. Он засмеялся и сказал:

– Мисс Шарман – это кличка, которую дал тебе король, малютка? – Он указал вилкой на даму в не-вполне-вечернем платье. – Я называю мою секретаршу «мисс Прорва». Видишь ли, она обходится мне в целое состояние.

Чармейн открыла было рот, чтобы сказать, как ее зовут на самом деле, но дама в не-вполне-вечернем платье успела первой.

– Как ты смеешь так говорить! – выпалила она. – Ах ты злобная тварь!

Принц Людовик рассмеялся и отвернулся побеседовать с бесцветным господином, который подошел к нему в бесцветном сером шелковом костюме. Чармейн хотела тут же украдкой удалиться и разыскать Кальцифера, но тут свет большого канделябра над головой упал кронпринцу на профиль. Чармейн увидела, что глаз у Людовика так и вспыхнул лиловым.

Чармейн застыла, словно ледяная статуя ужаса. Принц Людовик – лаббокин. Она оцепенела, хотя и понимала, что ужас написан у нее на лице, понимала, что все увидят, в каком она ужасе, и удивятся, в чем дело. Бесцветный господин уже смотрел на нее, и в его спокойных розовато-сиреневых глазах читалось любопытство. О небеса, подумала Чармейн, он тоже лаббокин. Вот что испугало ее, когда она столкнулась с ним у кухонь.

К счастью, тут от бокового столика как раз отошел лорд-мэр, чтобы низко поклониться королю, и Чармейн заметила за его спиной лошадку-качалку – нет, она увидела даже не одну, а очень много лошадок-качалок. Это немного развеяло ее ужас. Лошадки-качалки почему-то были выстроены в ряд вдоль всех четырех стен парадного зала. На лошадке, которая стояла ближе всех к большому мраморному камину, восседал Светик и глядел на нее серьезными глазами. Чармейн поняла, что он увидел, как она потрясена, и хотел выяснить, чем именно.

Чармейн начала лавировать к камину. По пути она увидела Моргана – он сидел у мраморного камина и играл в кубики. Над ним стояла Софи. Несмотря на темно-бирюзовое платье и общее впечатление участия в чаепитии, Софи на миг показалась Чармейн огромной львицей с оскаленными зубами, охраняющей маленького львенка.

– О, здравствуйте, Шарман! – сказала принцесса Хильда, можно считать, прямо в ухо Чармейн. – Возьмите кусочек торта, раз вы здесь.

Чармейн с сожалением поглядела на торт, но ограничилась тем, что вдохнула его сладкий аромат.

– Нет, благодарю вас, мэм, – ответила она. – Видите ли, мне нужно передать кое-что… э-э… миссис Пендрагон. – Где же Кальцифер?!

– Что же, вот она, – показала принцесса Хильда. – Должна заметить, в данный момент дети ведут себя превосходно, Хотелось бы, чтобы это было надолго.

Она зашелестела прочь, чтобы предложить торт очередному разряженному гостю. Невзирая на шелест, платье у нее было отнюдь не такое нарядное, как у всех остальных. Местами оно выцвело чуть ли не до белизны и напоминало Чармейн брюки чародея Норланда, к которым Питер применил отбеливающие чары. Ох, только бы Питер не стал насылать никаких чар на лаббочьи яйца, молила про себя Чармейн, лавируя к Софи.

– Привет, – сказала Софи с несколько натянутой улыбкой.

Светик за ее спиной раскачивался на лошадке-качалке, которая скрипела: «скрип-скрип-скрип», что не могло не раздражать. Рядом с ним стояла толстая нянька и нудила: «Мастер Светик, слезьте, пожалуйста. Вы очень шумите, мастер Светик. Мастер Светик, я не хочу повторять вам все по два раза!» Снова и снова. Это, пожалуй, раздражало еще сильнее.

Софи опустилась на колени и дала Моргану красный кубик. Морган протянул кубик Чармейн.

– Синя, – сообщил он.

Чармейн тоже опустилась на колени.

– Нет, не синий, – сказала она. – А какой?

Софи проговорила уголком рта:

– Рада тебя видеть. Что-то меня этот принц не впечатляет – а тебя? И эта его разряженная фифа…

– Йийова? – предположил Морган, снова протягивая Чармейн кубик.

– Полностью согласна с вами, – шепнула Чармейн Софи. – Нет, не лиловый – красный. А вот принц как раз лиловый – глаза у него лиловые. Он лаббокин.

– Что? – изумилась Софи.

– Касня? – спросил Морган, с недоверием глядя на кубик.

Скрип-скрип, скрипела лошадка-качалка.

– Да. Красный, – сказала Чармейн. – Я сейчас не могу объяснить. Скажите, где Кальцифер, – я расскажу все ему, а он – вам. Мне срочно нужен Кальцифер.

– Я здесь, – сказал Кальцифер. – Зачем я тебе понадобился?

Чармейн огляделась. Кальцифер восседал среди пылающих в камине поленьев, смешивая свое голубое пламя с оранжевым огнем от поленьев, и вид у него был такой мирный, что Чармейн не заметила его, пока он не подал голос.

– Ой, как хорошо! – сказала она. – Вы можете прямо сейчас отправиться со мной в дом чародея Норланда? У нас там срочное дело, с которым может справиться только огненный демон. Пожалуйста!