Студопедия

Главная страница Случайная страница

Разделы сайта

АвтомобилиАстрономияБиологияГеографияДом и садДругие языкиДругоеИнформатикаИсторияКультураЛитератураЛогикаМатематикаМедицинаМеталлургияМеханикаОбразованиеОхрана трудаПедагогикаПолитикаПравоПсихологияРелигияРиторикаСоциологияСпортСтроительствоТехнологияТуризмФизикаФилософияФинансыХимияЧерчениеЭкологияЭкономикаЭлектроника






Лукас Йессен‑Петерсен, бывший муж






 

Когда родился Виорель, мне исполнилось 22 года. Теперь я уже был не студент, только что женившийся на своей бывшей однокашнице, а взрослый человек, несущий на своих плечах тяжкое бремя ответственности за семью. Мои родители, даже не появившиеся на церемонии бракосочетания, пред­ложили, если я разведусь, высылать определенную сум­му на содержание и воспитание ребенка (переговоры об этом вел отец, а мать только рыдала в трубку, то твердя, что я сошел с ума, то повторяя, что ей так хочется взять на руки внука). Я надеялся, что, когда со временем они поймут мою любовь к Афине и мое решение делить с нею жизнь, это сопротивление ослабеет.

Ничего подобного. И теперь мне было необходимо кормить семью. Я бросил университет, хотя до защи­ты диплома оставалось недолго. И вскоре состоялся телефонный разговор с отцом, который грозил лишить меня наследства, но в том случае, если одумаюсь, обе­щал мне, как он выразился, «временную финансовую помощь». Юношеский романтизм требует от нас ради­кальных поступков, и я отказался, заявив, что справ­люсь со своими проблемами сам.

До рождения сына Афина старалась помочь мне лучше понимать себя самого. И происходило это не бла­годаря сексу – очень робкому, надо признаться, – но через посредство музыки.

Музыка – сверстница рода человеческого, объяс­няли мне потом. Наши далекие предки передвигались с места на место налегке, но, как установила современная археология, кроме самого необходимого скарба обяза­тельно брали с собой и музыкальный инструмент – чаще всего барабан. Музыка ведь не только умиротво­ряет, или развлекает, или услаждает наш слух – нет, это еще и идеология. Скажи мне, какую музыку ты слуша­ешь, и я скажу тебе, кто ты.

Наблюдая за тем, как танцевала Афина во время своей беременности, слушая, как она играет на гитаре, чтобы ребенок, которого она носит, был спокоен и знал, что его любят, я начал понимать, что ее мировоззрение сильно влияет и на мою жизнь. Когда новорожденно­го Виореля принесли домой, мы прежде всего дали ему послушать адажио Альбинони. Когда у нас случались ссоры, именно сила музыки – хоть я так никогда и не смог установить никакой логической связи между тем и другим – выводила нас из трудных положений.

Впрочем, вся эта романтика денег заработать не по­могала. Я ни на чем играть не умел и не смог бы даже устроиться в какой‑ нибудь бар развлекать клиентов, а потому в конце концов нашел себе место расчетчика в одной строительной фирме. Оплата была сдельная – и более чем скромная, – а потому я уходил рано, а воз­вращался поздно. Сына почти не видел – он спал – и почти не мог разговаривать с Афиной или занимать­ся с ней любовью, потому что она была слишком утом­лена. Я без конца задавал себе один и тот же вопрос: когда же мы сумеем поправить наши финансовые дела и обретем достоинство, которого заслуживаем? Хотя я соглашался с Афиной, когда она говорила, что в боль­шинстве случаев диплом – вещь бесполезная, однако в инженерном деле, например (как в юриспруденции и медицине), самое главное – сумма технических позна­ний, без которых мы будем рисковать жизнью других людей. А мне пришлось прервать обучение делу, кото­рое я сам для себя выбрал, и отказаться от мечты, кото­рая была очень важна для меня.

Начались ссоры. Афина жаловалась, что я уделяю мало внимания ребенку, что тот нуждается в отце, что, в конце концов, могла бы обойтись и без меня, чтоб не создавать мне столько проблем. Не раз уже я хлопал дверью и уходил из дому, крикнув напоследок, что она меня не понимает и что я не понимаю, как согласился на это «безумие» – обзавестись в двадцать лет семьей, не успев стать на ноги. Секс постепенно тоже сошел на нет – от усталости ли или от того, что мы постоянно раздражали друг друга.

Я пребывал в подавленном состоянии, считая, что женщина, которую я люблю, использует меня в своих целях. Афина замечала мою депрессию, но вместо того, чтобы помочь мне, сосредоточила всю свою энергию на сыне и на занятиях музыкой. Время от времени я раз­говаривал с родителями и неизменно слышал, что «она завела ребенка, чтобы удерживать тебя».

С другой стороны, очень усилилась ее религиоз­ность. Она потребовала, чтобы новорожденного окре­стили по всем правилам, и выбрала ему имя Виорель – румынского, кажется, происхождения. Я думаю, если не считать нескольких эмигрантов, это был единственный Виорель на всю Англию, но мне это имя нравилось, и я осознавал, что Афина устанавливает какую‑ то стран­ную связь с прошлым, которое толком и прожить‑ то не успела, – с сиротским приютом в Сибиу.

Я пытался приспособиться ко всему, но чувствовал, что теряю Афину из‑ за ребенка. Ссоры происходили все чаще, Афина стала грозить, что уйдет из дому, пото­му что Виорель «нахватывается» отрицательной энер­гии из‑ за нездоровой обстановки. И однажды вечером, после очередной такой угрозы из дому ушел я, думая, впрочем, что немного остыну и вернусь.

Я бесцельно бродил по Лондону, проклиная свой вы­бор, и сына, и жену, которой, как мне казалось, нет до меня никакого дела. Вошел в первый попавшийся бар рядом со станцией метро, выпил четыре порции виски. Когда же в 11 вечера бар закрылся, в магазине, торгу­ющем до поздней ночи, купил еще бутылку, уселся на площади и продолжал пить. Подошли какие‑ то юнцы, попросили «угостить», я отказал, и меня избили. Тут же появилась полиция, и нас всех отправили в участок. ‑

Освободили меня лишь после того, как я внес залог. Я, разумеется, сказал, что у меня ни к кому нет претен­зий, что ссора возникла на пустом месте, – иначе мне в течение нескольких месяцев пришлось бы ходить в суд как жертве нападения. Стоит добавить, что я был пьян до такой степени, что, выходя, упал на стол одного из инспекторов. Тот сильно разозлился, но вместо того, чтобы арестовать меня, просто вытолкал вон.

На улице меня поджидал один из тех юнцов. Он по­благодарил меня за то, что я не настаивал на возбужде­нии дела. Я был весь перемазан грязью и кровью, и он предложил мне где‑ нибудь переодеться, а в таком виде домой не ходить. Мне бы пойти своей дорогой, а я по­просил его об одолжении – выслушать меня, ибо я дол­жен выговориться.

И целый час он молча слушал мои излияния. На са­мом деле я говорил не с ним, а с самим собой – с моло­дым человеком, перед которым открывалось блестящее будущее и вся жизнь была впереди, семья которого об­ладала нужными связями, способными открыть любые двери. А теперь он казался одним из бродяг из Хемпсте­да (один из кварталов Лондона.Прим. ред.) – пья­ный, грязный, безмерно утомленный, близкий к отчая­нью и без гроша в кармане.

Досказывая свою историю, я уже отчетливо пони­мал, в каком положении очутился и что сделал со своей жизнью, поверив, будто любовь способна спасти все. Это не так: любовь порой толкает нас в пропасть, но это еще полбеды – хуже, что с собою мы увлекаем к гибели близких и любимых. В данном случае я готов был погу­бить не только себя, но и Афину с Виорелем.

В этот миг я повторил себе: «Я – мужчина, а не юнец, родившийся в золотой колыбельке, я – мужчина и должен достойно ответить на вызов судьбы». И двинулся домой. Афина уже спала, взяв к себе в постель Виореля. Я принял душ, выбросил грязную одежду в мусорный бак, вернулся и лег, удивительным образом протрезвев.

А наутро сказал жене, что хочу развестись с ней. «Почему?» – спросила она.

– Потому что люблю тебя. И нашего ребенка. А я только и делаю, что проклинаю вас обоих за то, что не дали исполниться моей мечте стать архитектором. Если бы мы немного подождали, все пошло бы иначе, но ты думала только о своих планах, позабыв включить в них меня.

Афина никак не отозвалась на это. Она словно бы ждала от меня такого или бессознательно подталкивала меня к подобному шагу.

Я ждал, что она попросит меня не уходить. Но она сохраняла безразличную и кроткую покорность судьбе, а озабочена была лишь тем, чтобы звук наших голосов не разбудил ребенка. Тут я окончательно убедился, что Афина никогда меня не любила: я был для нее способом исполнить ее безумное намерение – в восемнадцать лет родить ребенка.

Я предложил ей остаться в этой квартире, однако она ответила отказом: переедет к матери, поживет какое‑ то время у нее, найдет себе работу и снимет собственное жилье. Спросила, смогу ли я давать какие‑ то деньги для Виореля. Я тотчас пообещал.

Потом поднялся, в последний раз приник к ее губам долгим поцелуем, настойчиво повторил свое предло­жение остаться в этой квартире и услышал в ответ, что Афина уедет к матери, как только соберет свои вещи.

Я переехал в дешевый отель и каждый вечер ждал, что она позвонит и попросит вернуться, чтобы начать но­вую жизнь… Я был готов продолжать и старую, ибо наш разрыв ясно дал мне понять, что на всем белом свете нет для меня никого дороже, чем моя жена и мой сын.

Через неделю она позвонила – но лишь для того, чтобы сказать, что перевезла вещи и возвращаться не собирается. Еще две недели спустя я узнал, что она сня­ла маленькую мансарду на Бассет‑ роуд, то есть каждый день с ребенком на руках взбирается и спускается по крутым ступеням. По истечении двух месяцев мы на­конец подписали все бумаги.

Так я навсегда расстался со своей истинной семьей. А семья, в которой я родился, приняла меня с распро­стертыми объятиями.

После того как мы расстались, я, испытывая насто­ящие душевные муки, постоянно спрашивал себя: не­ужто и впрямь я сделал неверный, опрометчивый шаг, повторив ошибку, свойственную людям, в отрочестве читавшим слишком много романов про любовь и во что бы то ни стало желавшим повторить историю Ромео и Джульетты? Когда боль утихла – а такие раны исцеля­ет только время, – я осознал, что судьба послала мне ту единственную женщину, которую я способен был бы любить всю жизнь. Каждый миг, проведенный рядом с нею, – бесценен, и, несмотря на то что случилось, я по­вторил бы каждый сделанный мною шаг.

А время не только залечило раны, но и продемон­стрировало мне кое‑ что забавное: не обязательно лю­бить всю жизнь одного и того же человека. Я снова женился, я счастлив с моей второй женой и не могу себе представить, как бы я жил без нее. Причем это не заставляет меня отречься от всего, чем я жил прежде, тем более что я предусмотрительно избегаю сравнивать прежнее свое бытие с нынешним. Любовь нельзя изме­рить, как длину дороги или высоту здания.

От моего брака с Афиной осталось и еще одно чрез­вычайно значительное явление – наш сын, плод ее за­ветной мечты, которую она открыла мне еще до того, как мы поженились. У меня есть сын и от второго бра­ка, но теперь – не в пример тому, как обстояло дело двенадцать лет назад, – я превосходно подготовлен ко всем взлетам и падениям отцовства.

Однажды, когда я заехал за Виорелем – он прово­дит у нас уик‑ энды, – я набрался духу и задал Афине мучивший меня вопрос: почему она так спокойно вос­приняла мое решение уйти от нее?

– Потому что привыкла всю жизнь сносить страда­ния молча, – сказала она.

И лишь после этого обняла меня и выплакала все слезы, которые ей хотелось пролить в этот день.

 






© 2023 :: MyLektsii.ru :: Мои Лекции
Все материалы представленные на сайте исключительно с целью ознакомления читателями и не преследуют коммерческих целей или нарушение авторских прав.
Копирование текстов разрешено только с указанием индексируемой ссылки на источник.