Пираньи в лабиринте

Адриан выбрался наружу из лаза и растянулся на траве в заросшем саду соседа, которого никогда не было видно и который, по видимому, ни разу за год не появился в своих владениях. Но Адриан не жаловался: гораздо удобнее иметь соседа, который понятия не имеет о том, кто и когда шмыгает по его саду.

Иногда он выходил даже ночью, когда не спалось, а на небе ярко светила луна. Он выскальзывал на улицу, пробирался через свой ход и убегал к лесному шалашу в надежде, что там его ждет Тея.

Но и сегодня ее там не было.

Адриан залез в спальный мешок, хотя было довольно тепло, но так казалось уютнее, будто Тея сидит рядом и делится с ним своим теплом.

Открыл принесенный с собой ноутбук, подключился к Интернету. Он жевал шоколадный батончик и лазал по страницам про космос и с разными играми, и в конце концов мальчик вышел на сайт, где люди размещают объявления о пропавших родных и друзьях.

Он поместил объявление о Тее.

Ни родители Теи, которым он много раз звонил и спрашивал, не знают ли они, куда делась их дочь, ни мать, ни социальная служба, куда он тоже звонил и даже пытался говорить взрослым голосом, не дали ему ответа.

Он ничего не понимал, и ему было очень грустно и одиноко.

Неужели они думали, что в их общении с Теей было что-то опасное? Или это месть со стороны Фрэнси за то, что он завел подругу, не спросив разрешения у матери?

Адриан думал, что мать велит засыпать подземный ход, чтобы он больше никогда никуда не выходил без спросу. Он удивлялся, почему она этого не сделала, но ему казалось, что он понимает — она гордится сыном, который осмелился нарушить запрет и взбунтоваться.

Открыв файл под названием «Т», он стал писать дальше, страницу за страницей. Это было письмо, бесконечно длинное письмо.

Когда идеи совсем иссякли, Адриан побросал вещи в рюкзак и отправился назад той же дорогой. Перелез через забор, пробежал по соседскому двору, пробрался через ход и оказался в собственном саду.

Казалось, Тея сидела на качелях и ждала его. Она делала это каждый вечер в сумерках. А уже стало темнеть. Все окна в доме были освещены, взрослые внутри беспокоились, потому что мама исчезла. Адриан не сильно беспокоился. Во всяком случае, пока. Он думал, что это связано с работой, а когда дело касалось работы, мамы постоянно не бывало дома.

— Привет, — сказал он невидимой Тее.

Она поздоровалась и сунула свою руку в его ладонь. Рука была такой мягкой. Вся она была мягкой и одновременно очень крутой. Лучший друг. Она — его лучший друг. Лучшее, что было в его жизни. И так будет всегда, что бы ни говорили Фрэнси и другие взрослые.

— Я тебя найду, — сказал он. — Обещаю.

Тея кивнула. Она ему верила. Потом встала и ушла прочь, ступая по траве босиком, пока не слилась с тенями, населявшими сад. Ему казалось, что он видит ее следы. Блестящие, зеленоватые, да, ведь она — лесное существо, девочка из шалаша, и они переедут жить в какой-нибудь большой темный лес, будут как Рони и Бирк из книжки «Рони, дочь разбойника». Эту книгу ему читала Наташа, и у них будет все так, как в сказках, и никаких родителей, от которых одни неприятности, никто не будет ими помыкать, гонять туда-сюда.

Адриан оставался в саду допоздна, пока взрослые в доме не забеспокоились и по его поводу.

Связанная и почти все время без сознания, Фрэнси провела больше восьми часов в багажнике, где можно было дышать только через крохотную щелку. Наконец ее вытащили наружу. Они были на каком-то неизвестном ей кладбище, и даже примерно сориентироваться она не могла.

Это маленькое кладбище находилось у смого леса. Была глубокая ночь, до ближайшего населенного пункта далеко. Рот у Фрэнси был заклеен, но даже если бы она стала кричать, никто бы не услышал. Она попыталась разжевать скотч изнутри, но он был таким плотным, что даже не пошевелить губами. Вот черт! Как глупо! И она абсолютно не выносила ситуаций, которые не могла контролировать. Навстречу ей как из-под земли выскочила какая-то машина. Пока она переключала передачу, откуда ни возьмись появились еще две, по бокам, — и колеса «порше» уже прострелены и превратились в лапшу. Короткая перестрелка, и к ее голове уже приставлено три ствола. На капот ее машины запрыгнула девчушка лет двенадцати и выстрелила в лобовое стекло, но в Фрэнси не попала. Все было хитро спланировано и сделано профессионально, а виновата она сама, надо было ехать на «додже» или на «мерсе». Ведь у них бронированные стекла, но тщеславие заставило ее сесть в «порше» и дорого за это заплатить.

— Шевелись!

Два довольно молодых парня, похожих на байкеров, толкали ее перед собой и пинали каждый раз, когда она спотыкалась в темноте. Светло-голубое платье было все в грязи, волосы спутаны, косметика растеклась по лицу. Слава богу, на ногах кроссовки, а не те туфли на каблуках, в которых она еле могла ходить.

Зак шел впереди, словно прогуливался, наслаждаясь красотой надгробий, клумб, кустов, деревьев и скамеек. На нем был красный вельветовый пиджак. Значит, это он напал на нее тогда в туалете универмага.

Еще на нем были потертые синие джинсы, белые кеды и что-то розовато-кружевное вокруг шеи. Как у гомика. Или у сноба. Точно она не могла определить. Да, и еще эти черные, блестящие, как масло, волосы. Вот бы выдрать их все и оставить лысый череп! И двумя ударами карате отбить ему яйца. А блестящие черные глаза вдолбить глубоко в глазницы. И тогда она время от времени возила бы его в инвалидной коляске в какое-нибудь учреждение для безнадежных. Они бы беседовали о старых добрых временах, ели пирожные, кормили голубей, он бы поставил свою подпись на разные важные бумаги, переведя все свои активы на Фрэнси, а она бы отлично ими управляла.

— Милое платьице, — произнес он, когда байкеры швырнули ее на землю перед могильным памятником, который, похоже, установили совсем недавно. — Немного грязноватое, но тебе как раз подходит. Ведь нельзя сказать, что ты женщина исключительно чистых помыслов…

Он сел перед ней на корточки, словно она была маленьким ребенком или собакой, которую он собирался погладить.

— Я очень расстроился, когда ты так грубо меня отшила, — сказал он. — Мое предложение было очень щедрым. Ты слишком импульсивна. Сначала делаешь, потому думаешь.

Скотч, которым ей заклеили рот, был дважды обернут вокруг ее головы. Зак отодрал его, и это было очень больно, потому что вместе со скотчем выдирались и волосы.

— Без этого можно было бы обойтись, если бы… — начал было Зак.

— Говори за себя! — прошипела Фрэнси. — И не пытайся меня учить!

Зак снисходительно улыбнулся, полностью осознавая собственное превосходство, и это ее страшно взбесило. К сожалению, она не могла поставить его на место, потому что двое громил железной хваткой держали ее за руки.

— И все же именно за эту твою импульсивность я могу тебя простить, — говорил Зак. — Ты ведь не со зла, ты не хотела ничего дурного.

— Ты кем себя возомнил, а? — прошипела Фрэнси. — Чертовым психоаналитиком, да? Кстати, не тебе говорить про зло, ты зомбируешь детей и преращаешь их в камикадзе! По сравнению с тобой я просто святая!

— Им лучше у меня, чем там, откуда я их беру.

— А где ты их берешь? На улице? В наркопритонах? В социальных учреждениях? У педофилов?

Зак снова улыбнулся, встал и, взяв у одного из байкеров лопату, швырнул ее Фрэнси.

— Копай, — приказал он.

Она вопросительно посмотрела на него. Он достал коробок и зажег сигарету. Несколько раз глубоко затянулся.

— Мои родители умерли, когда я был маленьким, — произнес он, выпустив облачко дыма. — Обо мне заботился Ренман. Он был мне и мамой, и папой. Поэтому тебе должно быть понятно, что я расстроился, когда вы вот так просто взяли его и убили.

— Он прекрасно знал правила, когда начал вести со мной дела, — возразила Фрэнси. — Предателей казнят, такова жизнь. Я не благотворительностью и не гуманитарной помощью занимаюсь, а бизнесом, к тому же криминальным, а в этом деле не место слюнтяям и всепрощенцам.

— Так ты никогда никого не прощала и не простишь?

— Да.

— Лжешь.

— Нет.

Зак кивнул байкерам, которые поставили Фрэнси на ноги и заставили ее копать.

Менее чем через полчаса (Фрэнси была в ярости, поэтому у нее получилось быстро) лопата стукнула о крышку гроба.

Насквозь мокрая от пота, с землей в волосах, под ногтями, вся в грязи, она посмотрела на Зака.

— Открывай, — потребовал тот.

Фрэнси, прекрасно знавшая, что там увидит (видеть это ей совсем не хотелось), недовольно подчинилась. Но пререкаться было бессмысленно: ее бы сразу начали бить.

Как только она подняла крышку гроба, из могилы поднялась вонь. Фрэнси отвернулась, подступила тошнота.

— Доставай его, — приказал Зак, раздавив окурок ногой.

«Надо стиснуть зубы, — думала Фрэнси. — Я справлюсь. Это просто материя, ничего опасного. И при первой же возможности я закопаю его живьем и поставлю сверху свою машину, когда он будет делать свои последние вздохи. И выкурю сигару. Чтобы отпраздновать».

Она взялась за разложившиеся конечности, которые Джим, Луиза и Крошка Мари когда-то заботливо отчленили от трупа, и положила их на землю рядом с могилой. В последнюю очередь достала голову, она была тяжелая и склизкая, глазницы чернели пустотой, глаза почти сгнили, и все равно ей казалось, что они смотрят на нее, обвиняя. Но он сам виноват. Знал, что рискует, знал, что будет, если начнет крутить дела у нее за спиной.

Ей пришлось разложить куски так, чтобы получилось что-то похожее на целое тело.

Пришлось взять почти полностью разложившуюся руку Ренмана и поцеловать ее.

Пришлось поцеловать и склизкую дыру, когда-то бывшую ртом, но когда она отказалась просунуть туда язык, один из байкеров прижал ее голову, заставив это сделать.

Потом она лежала на земле рядом с Ренманом и выла. Но никому ее не было жаль. Ее опять били ногами, потом заставили заново похоронить Ренмана и забросать гроб землей.

— Ну что? — спросил Зак, когда она закончила и стояла на коленях, дрожа всем телом.

Она не ответила, потому что уже не понимала, о чем ее спрашивают. У нее заложило уши, страшно хотелось вымыться, прополоскать рот, смыть все из памяти, лечь на землю и заснуть.

— Можно покончить с этим делом здесь и сейчас, — продолжал Зак. — Помнишь, что я тебе предлагал?

Она медленно повернула голову и посмотрела ему в глаза, чувствуя, что из носа у нее что-то течет, то ли сопли, то ли кровь.

— Иначе у тебя будут проблемы, — предупредил Зак.

— Откуда ты узнал, что я поеду в Блидэ? — спросила Фрэнси, попытавшись подняться на ноги.

— Мужская интуиция.

— Если ты все равно собираешься меня убить, то почему бы не рассказать, кто меня предал.

— Я не собираюсь тебя убивать.

— Почему?

— Ты мне нужна в качестве партнера по бизнесу. Вместе мы будем непобедимы.

— Я уже дала тебе ответ.

— Ты передумаешь.

— Ты меня плохо знаешь.

— Либо ты передумаешь, либо я уничтожу всех твоих людей и организацию.

Фрэнси поднялась на ноги и посмотрела на него в упор. Он оглядел ее с головы до ног.

Грязная. Испачканная кровью. Потная. Отвратительная. Полная трагизма.

— Вообще-то ты красивая, — сказал он и подошел. — Я не могу понять, зачем тебе мараться убийствами и прочим беспределом. Война — мужское дело.

Он взял ее за подбородок, она тут же плюнула ему в лицо, но он даже не пошевелился. Тогда она попыталась вырваться, но его головорезы удержали ее.

— Война — человеческое изобретение, — ответила Фрэнси. — Я тоже человек. А ты?

Он дал ей пощечину. Из носа хлынула кровь, но ей было наплевать, он — упертый женоненавистник, застрявший в прошлом веке, задолго до того, как женщины получили избирательное право.

Он — окаменелость, так она ему и сказала. Он рассмеялся. Затем ее опять связали, завязали глаза, сунули кляп в рот и снова бросили в багажник.

Потом, как показалось Фрэнси, они бесконечно ездили по кругу. Потом она ударялась о стену, иногда падала навзничь, разбивала в кровь колени, вставала на ноги, ее опять толкали, и она падала, все это с повязкой на глазах и связанными сзади руками.

Теперь они уже были вдвоем с Заком, те двое куда-то делись, и Фрэнси не знала, радоваться этому или пугаться до смерти.

Зак, ничего не говоря, просто вел Фрэнси куда-то вперед, время от времени толкая ее в спину, чтобы показать, куда сворачивать.

Их шаги отдавались гулким эхом. Они пришли в какое-то холодное место с твердым полом. Может быть, в подвал, подземный тоннель или заводской цех.

Они остановились. Зак открыл дверь, толкнул ее внутрь, разрезал веревку, которой были связаны руки Фрэнси, затем запер дверь снаружи.

Она услышала звук его удаляющихся шагов.

Сняв повязку с глаз, Фрэнси огляделась.

Да, это заводской цех, холодный и серый. Высота потолков метра четыре. Лампы дневного света, три светят, одна мигает. На окнах ставни с тяжелыми цепями и замками. На полу матрас, как в наркопритоне. А еще гигантский аквариум, в котором при ближайшем рассмотрении оказалось шесть пираний, а на дне — остатки человеческой руки.

Идиотский способ запугивания. За кого он ее принимает, за какую-то клушу?

Фрэнси пошла к окнам, чтобы осмотреть цепи. Подергала немного, залезла на узкий подоконник, стала пинать толстые деревянные ставни. Бесполезно. Слезла, отошла назад, разбежалась и, используя прием карате, с размаху ударила ногой в то окно, которое показалось ей самым хлипким. Она упала на спину и больно ударилась копчиком, а чертовому окну хоть бы хны.

Она подтащила матрас к окну и еще пару раз попыталась проверить его на прочность, но в итоге вынуждена была сдаться.

Шло время. Много часов. Она мерзла, мучилась от голода и жажды и все думала, что за чертовщину задумал Зак, где она находится, зачем тут пираньи, как отсюда выбраться и как там ее домашние.

Адриан и Бэлль. Кто о них заботится? Йенс, Юсеф с Грейс или Пер? Или все сразу? Ей бы хотелось, чтобы это был Пер. Все-таки он отец. Она не была готова простить, но больше не собиралась вести себя с ним так же жестко, как раньше. Лишь бы он присмотрел за детьми.

Ее малышами. Ее чудесными крошками.

Она не может умереть и оставить их одних. Нужно как-то отсюда выбраться.

Фрэнси уселась на пол и, прижав ладони к ушам, заплакала, заскулила, стала себя бить, чтобы заглушить страх, но ничего не помогало. Был только пульсирующий страх… и ни одной таблетки, чтобы от него избавиться.

Собрил. Где бы взять хоть одну таблетку собрила? Чудесного, волшебного собрила!

Чем дальше, тем сильнее становился абстинентный синдром.

Это шантаж. Зак знает, что она жрет транквилизаторы, и, видимо, рассчитывает, что сейчас она начнет лезть на стены.

Если бы она умела, то непременно бы полезла. Вместо этого Фрэнси стала ходить кругами, раз тридцать обошла аквариум, побегала трусцой на месте, поотжималась, покачала брюшной пресс, отработала приемы карате, затем попыталась сделать несколько дыхательных упражнений и расслабиться, но ничего не вышло.

Ей захотелось по малой нужде, но туалета не было, поэтому пришлось присесть на корточки в углу. Мог бы хоть горшок какой-нибудь поставить. Оставалось только надеяться, что не захочется в туалет по большому.

В конце концов она заснула на грязном матрасе, но вскоре проснулась от холода и боли в желудке, заснула опять, проспала несколько часов, снова заснула. Во рту было сухо и страшно хотелось пить.

Она перетерпела еще пару часов, надеясь, что появится Зак с чем-то вроде хлеба и воды. Перетащила матрас к аквариуму, свернула, чтобы встать на него, выждала, пока пираньи отплывут как можно дальше. Сложила ладони лодочкой, молниеносно набрала в них воды и жадно выпила ее в два глотка.

Пираньи, естественно, заметили, что у них воруют воду, но она подождала, пока они успокоятся, и повторила свой маневр. На этот раз не так успешно. Одна из хищниц вцепилась ей в большой палец. Ее подруги тоже хотели получить свою долю, и Фрэнси пришлось быстро выдернуть руку с повисшей на ней пираньей. Палец истекал кровью. Фрэнси ожесточенно затрясла рукой, но рыба не разжимала челюсти. Хоть ее и вытащили из родной стихии, она вполне может сожрать палец целиком, если ее не отцепить.

И Фрэнси стала изо всех сил бить рыбой об стену.

Раз, два, три.

Наконец, пиранья разжала челюсти и упала на пол. Фрэнси отбросила ее ногой, оторвала кусок от подола и перевязала им глубоко прокушенный палец. Повязка мгновенно пропиталась кровью, которая уже хлестала на пол. Фрэнси не переносила вида крови, у нее закружилась голова, в глазах потемнело.

Она села на корточки, опустив голову вниз, и подождала, пока головокружение пройдет, а сознание прояснится. Потом она доползла до матраса и легла, уставившись в скучный серый потолок. Лампа дневного света раздражающе мигала, но выключателя Фрэнси так и не нашла.

Она сложила руки и впервые за долгое время стала молиться тому Богу, в чьем существовании сильно сомневалась, но Он/Она/Оно хорошо подходил для такой тяжелой ситуации, в которую попала Фрэнси.

— Всемилостивый Боже, пусть он вернется, и я его прибью и смогу отсюда сбежать, чтобы защитить моих детей и тех, кого я люблю, а еще избавиться от чертовых… прости… от этих ломок… и сделай, пожалуйста, так, чтобы зажил мой палец, мне кажется, его сильно прогрызли, а еще я очень хочу помириться с мамой, вернуть сестру, потому что мы так отдалились, да Ты знаешь… Еще хочу стать счастливой. Не знаю, но почему-то я почти никогда не чувствую себя счастливой. Я ведь и богата, и работа у меня хорошая, и двое чудесных детишек и…

— И?

Пер. Ей не хватало Пера. Если бы он только был здесь. Он ей всегда так помогал, когда она почти теряла сознание от вида крови. Промывал ранку. Заклеивал пластырем или перевязывал бинтом. Давал что-нибудь съесть или выпить. Сидел рядом, пока ей не становилось лучше.

— Он мне изменил, — молилась она дальше. — Но все равно у меня долго был отличный брак. Возможно, я бы познакомилась с кем-то еще. Наверное, мне надо найти кого-то из моего круга. Или такого, который почти все время в отъезде, потому что тогда он не будет постоянно ворчать, что я трудоголик. И еще хочу стать хорошей матерью, но плохо понимаю, как мне это удастся из-за недостатка времени и сил. Может быть, мне вообще не стоило заводить детей. Я их люблю, ты же знаешь, но… теперь я здесь из-за моей работы, и меня, может быть, скоро убьют, а они останутся сиротами, и у них будет сильная психологическая травма, как ты думаешь? Хотя Адриан… А вдруг ему будет лучше с Наташей? Вдруг она вернется… и они с Пером поженятся и… нет!

Она расплакалась. Долго лежала и плакала навзрыд. Звала детей, Пера, отца, мать, Кристину, Крошку Мари…

И это была уже не взрослая женщина, а маленькая девочка, которая под конец замолчала, потому что плачем сорвала голос.

Потом она задремала и проснулась от звука открывающейся двери. Из-под налившихся свинцом век Фрэнси увидела Зака, который шел к ней со спортивной сумкой в руках. О содержимом сумки она даже боялась подумать.

Она даже не пошевелилась, когда он встал на колени рядом с ней, поднял руку с пораненным пальцем, встал и снова ушел.

Тогда она мгновенно приподнялась и подползла к сумке. В ней оказались бутылка воды, мыло, полотенце, одежда, бутылка фанты, шоколадный батончик, виноград, багет и термос, как она понадеялась, с кофе. Таблетки успокоительного? Нет. Вот черт!

Послышались шаги.

Она быстро застегнула сумку и снова легла на матрас.

Зак принес спирт и перевязочные материалы, с которыми стал на удивление ловко обращаться.

— Я участвовал в полевых военных действиях, — объяснил он Фрэнси, хотя она еще ничего не успела спросить. — Часто делал перевязки товарищам.

Фрэнси осторожно привстала, косясь на сумку с вещами.

— Я думаю, ты уже посмотрела, что в ней, — сказал Зак. — Пожалуйста, не стесняйся. Одежда, наверно, великовата, но уж не обессудь.

Фрэнси выпила залпом фанту и съела шоколадку, потом спряталась за аквариумом и, как смогла, вымылась, вытерлась и переоделась в черные, кстати, весьма симпатичные трусики, джинсы на три размера больше, чем нужно, но в них, к счастью, был вдет ремень, майку, толстовку и носки, что было неслыханным счастьем, учитывая ледяной пол.

— С чего вдруг такая забота? — спросила она.

— А почему бы и нет? — удивился Зак.

— Я — твоя пленница.

— Или гостья.

— Не надо этой чепухи.

— Поешь. Возможно, завтра мне не захочется тебя кормить.

Фрэнси согласилась, но только потому, что была голодна как волчица.

Только съев все, что он принес, она подумала, что пища могла быть отравлена. Но через четверть часа она не почувствовала никаких тревожных симптомов и перестала беспокоиться.

— Пошли, — сказал Зак, — я тебе что-то покажу.

Он протянул ей руку. Она, естественно, ее не взяла. Какой он все-таки странный тип, сначала жестокость и резкость, потом сама любезность, если не сказать, шарм и флирт. Того и гляди, он начнет ее лапать, захочет переспать, какое-то время будет с ней нянчиться, а потом бросит в аквариум, чтобы посмотреть, как рыбки обглодают ее до косточки. И почему он сразу ее не убил? Что это ему так приспичило сделать ее своим компаньоном?

Как только он открыл дверь и вышел в коридор, Фрэнси набросилась на него. Зак был к этому готов. Он схватил ее за плечо так сильно, что она закричала, и бросил на пол. Она откатилась в сторону, вскочила и начала бой по всем правилам карате, правда, дралась она не совсем честно, нанося удары ниже пояса.

Оказалось, он тоже знал карате.

Два воина лицом к лицу.

Словно кружась в танце, они били друг друга, пинали, кусали, рвали и бодали. Фрэнси удалось ударить Зака коленом в промежность, он мертвой хваткой вцепился ей в горло, она стала драть ему волосы, он локтем ударил ее в солнечное сплетение, она его правой прямо в нос, потом опять стали драться ногами, подскакивая, как пляшущие дервиши. И тот, и другой не раз оказывался на лопатках, и, когда Зак в очередной раз упал, Фрэнси побежала прочь и стала метаться по коридорам, сплетавшимся в бесконечный лабиринт. Она слышала его шаги у себя за спиной. То и дело попадались лампы дневного света или обычные лампочки, освещавшие совершенно темные коридоры. Развилка. Направо, налево, прямо? Налево. Тупик!

Фрэнси повернула назад, но Зак уже был там. Набросившись на нее и припечатав к полу, он намертво прижал ее руки своими и навалился всем телом сверху. Оба тяжело дышали. Боль. Кровь. Сначала в его взгляде был гнев, а потом подобие улыбки.

— Ты необычная женщина, — произнес Зак.

— А что такое обычная женщина? — спросила Фрэнси.

— Та, что не дерется, как мужик, например.

— Ты еще не знаешь тех, кто работает на меня.

— Еще как знаю.

— Надо же. А кого именно?

Зак улыбнулся. Она плюнула ему в лицо. Он вытерся об нее же, впился зубами ей в щеку, искусал ухо, губы. Она тоже стала кусаться.

— Ну, съешь меня, — подначивал ее Зак. — Съешь меня, Фрэнси!

Она попыталась боднуть его в нос, но не достала и сдалась, оставшись лежать, ощущая его тяжесть на себе, его лицо, плотно прижатое к ней, и дыхание на своей щеке.

Фрэнси лежала с закрытыми глазами, почти дремала.

— Так что ты собирался мне показать? — спросила она.

Он встал и повел ее по переходам, сам шел вплотную сзади. Фрэнси пыталась запомнить расположение коридоров, но тщетно. Это был настоящий лабиринт. Как он такой нашел? Старый военный объект? Или он сам его построил?

Наконец они пришли к какой-то двери, Зак отпер ее. В комнате Фрэнси увидела диван, телевизор, DVD-проигрыватель, под потолком горела лампочка.

— Садись, пожалуйста, — сказал Зак.

Фрэнси села на диван, она уже была не в состоянии удивляться. Зак включил телевизор, вставил диск в проигрыватель и достал спрятанный за телевизором пистолет.

— Я прострелю тебе колени, если ты посмеешь не смотреть, — предупредил он и сел рядом, взял пульт и нажал на кнопку «play».

Камера дрожала, группа мужчин в военной форме, все молодые, белые, перед ними женщина и мужчина на фоне разбомбленного дома. Женщина что-то говорит тихим, умоляющим голосом. Фрэнси решила, что это где-то в Боснии или Хорватии. В ответ солдаты только смеются. Мужчина стоит на коленях на земле, лицо и голый торс обожжены. Глаза широко распахнуты, налиты кровью, рот открыт от ужаса.

Один из солдат отделяется от группы и встает перед объективом камеры.

— Мы сделаем то же самое, понимаешь, то же самое, — произнес он. — Сними все! Это же искусство, черт возьми! Искусство!

Фрэнси заметила, как Зак напрягся всем телом. Его рука так сильно сжала пистолет, что ему должно было быть больно. Челюсти сжаты, еще чуть-чуть — и он заскрипит зубами.

А потом после всего увиденного Фрэнси несколько раз вырвало, и она уже хотела, чтобы он ее застрелил, потому что смотреть дальше она не могла.

Мужчину заживо расчленили на глазах у жены. Сначала отрубили топором стопы, потом отпилили кисти, потом бедра. После чего отрубили руки по плечи. Потом он лежал — остались только голова и туловище. Затем ножом ему отрезали половые органы, вспороли живот и вытащила наружу внутренности. В последнюю очередь, и тоже ножом, медленно отрезали голову.

Несколько раз жертва теряла сознание. Мужчина орал, пока не сорвал голос. Женщину заставили смотреть, стоять на ногах, несмотря на то что она падала, была еле жива, хоть сердце и продолжало биться. Она выла и молила о пощаде, обращалась к Господу, постоянно повторяя имя мужа.

Когда муж уже был мертв, ее подтолкнули к его останкам и заставили собрать их и сложить в кучу, а самой лечь сверху. После чего они содрали с несчастной одежду и изнасиловали ее по очереди, причем не только традиционным способом, но также различными предметами — пистолетами, ножами, кулаками, ступней мертвого мужа.

Когда все закончилось, ее оставили там лежать с истекающим кровью, истерзанным лоном, а тот, кто все это снимал, повернул камеру на себя и посмотрел в объектив.

Это был Зак.

Во взгляде пустота. И смерть. Казалось, полное отсутствие какой-либо реакции. Полное равнодушие к только что увиденному и снятому.

Потом он выключил камеру.

Фрэнси пришлось лечь на пол, чтобы не потерять сознание. Зак выключил телевизор и сел на пол рядом, он гладил ее по волосам, щекам, лбу. У нее не было сил противиться, не было и желания. Наконец она немного успокоилась.

Она посмотрела на него, он — на нее.

— Зачем ты мне это показал? — спросила Фрэнси.

Зак не ответил, а продолжил гладить ее волосы, щеки, лоб. Она попыталась встать на ноги, но упала в обморок.

Тогда он отнес ее в комнату с пираньями, положил на матрас и ушел, заперев дверь.

Вскоре Фрэнси очнулась, окинула взглядом стены. Откуда-то доносилась страшная вонь. Дохлая пиранья? Она осторожно села, потом смогла встать. От холода ее всю трясло. Тогда она нашла свое грязное старое платье и легла на матрас, накрывшись им как одеялом, вытерев куском платья испачканный рвотой рот. Она закрыла глаза, надеясь впасть в забытье, но картины из фильма стояли перед глазами: отрубленные части тела и истекающая кровью женщина.

Свернувшись калачиком, став настолько маленькой, насколько возможно, она мучилась от озноба, болей в желудке, панического страха.

Зачем он ей все это показал? Это часть программы по промыванию мозгов? Хотел показать, на что способен? Думал, что это ее впечатлит и она повалится ему в ноги, умоляя, чтобы он взял ее в компаньоны?

Но уж теперь-то, увидев, на что он способен, она никогда в жизни не позволит ему ступить на свою территорию, вторгнуться в ее империю.

Она заснула, но сон был беспокойным, прерывистым, полным кошмаров. Проснулась Фрэнси вся в холодном липком поту.

Шли часы, но ничего не происходило.

Пришлось сходить по большому в тот угол, где она до этого мочилась. Ей также удалось, не будучи покусанной, добыть немного воды из аквариума. Она снова легла на диван, от голода кружилась голова.

Была ночь? Или это был следующий день?

И еще один. Или два, три дня? От голода она была не в силах этого понять, в основном лежала на полу, в полусо-знании, все больше мучаясь от жажды. Пришлось опять очень быстро окунать руку в аквариум и затем облизывать ее. Опять на матрас. Холод ее почти обездвижил. Мучили кошмары. Иногда она сползала на пол, не очень понимая зачем, наверно, чтобы просто двигаться.

Затем пришли два байкера и покормили пираний жирными живыми крысами. Ей принесли бутылку минеральной воды и две открытые банки с консервами, одну — с фрикадельками в соусе, другую — с вареной кукурузой. Она ела руками, не прожевывая, пальцами выгребла все до последней крошки, выпила минеральную воду. Пустые жестянки ей приказали отдать — видимо, их можно было считать оружием. Затем она опять осталась одна.

Около суток ее и пираний никто не навещал. Сознание словно онемело, сил проклинать уже не было, а тоска по матери, отцу, детям и, возможно, Перу стала физически невыносимой.

Однако что-то произошло, и она стала приходить в себя.

Она победит. Чтобы Зак там еще ни придумал, чтобы ее сломать, победа будет за ней. Он ее еще не знает.

Напрягая, а затем расслабляя каждую мышцу, она стала пробуждать их к жизни, чтобы не дать снова зажать себя в угол. Фрэнси даже немного покачала пресс и поотжималась, но сил было мало.

Заснув, она на несколько часов погрузилась в грезы, а проснулась от резкого скрипа, похожего на звук пилы. Прижав руки к ушам, она попыталась найти источник звука и увидела в углу на потолке нечто, напоминающее динамик. Дотянуться до него было невозможно.

Пираний поразил коллективный приступ паники. Если им снова не принесут крыс, то они вскоре сожрут друг друга. Звук не смолкал. Фрэнси оторвала еще две полоски ткани от голубого платья, смочила их слюной и сделала что-то вроде берушей. Стало лучше, но не намного.

Проходил час за часом. Она залезала под матрас, бегала по кругу и орала, сидела на полу и плакала. Голова раскалывалась от невыносимой боли. Ее снова мучили голод и жажда, но ей уже было все равно, лишь бы пропал этот звук. Он проникал в нее, дергал и мучил каждую клеточку тела.

И он пропал.

Фрэнси сидела на полу, уставившись перед собой. Казалось, что прошла вечность.

Пираньи бились головами о стекло аквариума. Фрэнси вытащила тряпки из ушей. Тряслись руки, она задыхалась. Страх, страх, страх.

Звук шагов. Фрэнси вздрогнула, свернулась калачиком, закрыв уши руками, и снова вздрогнула, когда открылась дверь и вошел Зак.

Она хотела броситься и ударить его, убить. Но она просто сидела и смотрела на него, прижав руки к ушам. Опустившись перед ней на корточки, он взял ее руки в свои, положил их к себе на колени и поцеловал в губы. Она не смеялась, не плакала, не кричала, просто пустила все на самотек, хотя и против воли.

Он снял с нее одежду и изнасиловал. Причем довольно нежно, можно сказать, с любовью. От этого было только хуже. Потом он снова одел ее и ушел.

Заснув и проснувшись от воя в ушах, она снова засыпала, просыпалась, опять засыпала, думая об изнасиловании, которое, можно сказать, было даже приятным. Это трюк. Он использует грязные трюки. Неужели решил ее влюбить в себя? Тогда он глуп, хотя нет, не глуп, наивен.

Она-то сильнее.

На следующее утро ее немного покормили. Два бутерброда с копченой колбасой, опять минеральная вода. Почему минеральная, а не обычная питьевая? Фрэнси долго над этим думала, но так и не нашла ответа, и очень разозлилась из-за того, что не понимала. Головокружение все усиливалось. Она тупела. Скоро превратится в зомби. Хорошо бы попить обычной воды, от газированной у нее все время была отрыжка.

Но пришлось пить минералку. Она лежала на матрасе и разговаривала сама с собой. Опять заболел желудок, отвыкший от пищи и воды. А шум в ушах так и не проходил. Она вздрагивала от любого звука.

Появились байкеры, принесли бочку с водой. Они подтащили Фрэнси к бочке, окунули в нее с головой и удерживали, пока Фрэнси не начала захлебываться. Вытащили ее. Она отплевывалась, хватала ртом воздух.

— Будешь работать с ним! — сказал один из байкеров. — Поняла? Отдашь ему все, что тебе принадлежит.

— Ни за что! — заорала Фрэнси.

Тогда они опять окунули ее в воду и держали так долго, что почернело в глазах, а тело начали сотрясать судороги.

Подняв ее, они стали таскать и драть ее за волосы, так что клочья летели в стороны, потом бросили на пол, и Фрэнси рвало водой. Тут она увидела перед собой на полу фотографию: Адриан и Бэлль с бабушкой и дедушкой на даче на острове Вэрмдэ.

— Хочешь, мы тебя тоже оттрахаем? — спросил один из них. — Но это уже не будет так мило, как с Заком.

Он — джентльмен, скажи «спасибо». А вы отличная пара, поженились бы, и я был бы шафером.

Ржание. Потом опять головой в бочку. Протом они ушли.

Вот кретины! Бочка деревянная, но скобы-то металлические. При помощи молнии, которую она вырвала из джинсов, их можно открепить. Вылив воду, что было не так легко, потому что бочка была очень большой, она начала трудиться над скобами.

Дело шло не быстро, и приходилось все время быть начеку, на случай, если Зак или те два идиота вернутся.

Наконец она выдрала одну скобу. Она была небольшая, но острая. Вполне подходившая, чтобы перерезать горло кому надо.

Примерно сутки спустя вновь появился Зак. Фрэнси спряталась за дверью, прижала скобу ему к горлу, резать не стала, но вдавила как следует, чтобы он понял, что она не шутит.

Отобрав у Зака пистолет и телефон, Фрэнси толкнула его на матрас, заставила раздеться и лечь на живот, руки за спину. Сама тоже разделась.

— Перевернись, — приказала она.

Он подчинился.

Фрэнси села на него верхом и стала ритмично покачиваться, все это время держа скобу у его горла. Время от времени она кусала его нижнюю губу, пока не пошла кровь.

Оба молчали и даже не смотрели друг на друга, и как раз в тот момент, когда у него участилось дыхание (а плоть уже, так сказать, инстинктивно прореагировала), она слезла с него, быстро оделась, велела ему встать и показать ей дорогу к выходу. Ему пришлось идти впереди Фрэнси по извивающимся коридорам — голому, с руками, связанными собственным ремнем, и приставленным к спине собственным пистолетом.

— Собираешься меня убить? — спросил Зак.

— Нет, — ответила Фрэнси.

— А что так?

— Ты же меня не убил.

— Не думал, что ты придаешь значение мелочам.

— Плохо меня знаешь.

— Ты не знаешь, что я знаю.

— Мне нужна машина.

— Стоит на улице.

— Ключи?

— В замке зажигания.

— Если ты мне врешь…

— Они в замке.

— Где мы находимся?

— Промзона в районе Орштафэльтет. Ты не заблудишься.

Дальше они шли в полной тишине. Фрэнси старалась не думать о его губах. Думала о том, как он был внутри нее, думала о пытке шумом, о пираньях, о двух придурках, которые чуть ее не утопили, о фильме, который Зак ей показал, и опять… о его теле.

Убийца, любовник, палач, мучитель…

Дьявол?

Вообще она не верили в человеческие воплощения дьявола. Просто считала, что в каждом есть его частичка.

В любом из нас есть его семя. Но, слава богу, у большинства так и не возникает случая его удобрить и взрастить.

— Пришли, — сказал Зак, остановившись перед железной дверью.

Фрэнси нажала на ручку, дверь открылась.

— Машина там, — кивнул он.

Она приставила дуло пистолета к его груди, а другой рукой провела ему по лицу, потом ударила его по голове так сильно, что он потерял сознание, закрыла за собой дверь, подбежала к машине — ключи действительно были в замке зажигания — и умчалась.

Зак лежал на полу с руками, связаными за спиной, думая то о Фрэнси, то о фильме, который ей показал. Жившая в нем жестокость началась отнюдь не там, в Югославии, а гораздо раньше, еще в детстве.

Он прекрасно помнил то ощущение, когда зло проникло в него, словно огненная волна, которую он не хотел тушить, хотя ему было очень страшно.

Он закрыл глаза и задремал, прижавшись щекой к полу, прекрасно зная, что байкеры появятся в течение суток. Его положение не назовешь невыносимым, с ним случались вещи гораздо хуже, когда Аркан со своими «тиграми» проверял его перед вступлением в братство. Голод, холод, фильм, пытка шумом и бочка с водой, которые пришлось пережить Фрэнси, — все это не шло ни в какое сравнение с той пыткой, которой подвергли его самого.

И было все сложнее подавлять в себе эти воспоминания.

К тому же хотелось, чтобы Фрэнси встала на его сторону. Она бы поняла, она обязана понять. Теперь ей пришлось почувствовать то, что когда-то почувствовал он.

И очень хотелось снова к ней прикоснуться.