Июля 1980

Я сел, оперевшись спиной на стену дома и вытянув ноги, обдувая сам себя, так как пот уже просто стекал по мне. Я расстегнул несколько пуговиц на рубашке и закатал рукава до локтя, стараясь в эту удушающую жару отрыть доступ воздуха к телу. Элизабет присела рядом со мной, подтянув колени к груди, и одной рукой обняла себя за ноги, а другой – принялась вырывать сухие травинки на лужайке. Казалось, она совсем не испытывает неудобства, как будто ей не было ужасно жарко. Она выглядела расслабленной, но при этом частенько, услышав шум, вздрагивала и тревожно оглядывалась по сторонам.

- Разве ты не умираешь от гребаной жары? - выпалил я после нескольких минут молчания.

Мы сидели там, по меньшей мере, час, и почти не разговаривали. Мы оба, казалось, были загипнотизированы присутствием друг друга и старательно подбирали слова. В воздухе между нами витало что-то такое, чего я не мог описать, но я это чувствовал. Это было похоже на магнитное притяжение, которое притягивало меня к ней все дальше и больше, даже без единого сказанного слова. Я не был уверен, чувствовала ли она то же самое, но каждый раз, когда смотрел на нее, я встречался с глубокими зелеными глазами и видел в них заинтересованность.

- Нет, - сказала она тихо. - Я люблю тепло.

Я рассмеялся, качая головой.

- Это не тепло, bellissima. Это пекло.

Она улыбнулась, глядя на меня.

– Ты можешь зайти внутрь, - предложила она. - Уверена, холодный воздух от вентиляторов позволит тебе чувствовать себя лучше.

- Не сомневаюсь в этом. А ты пойдешь со мной? – спросил я, приподнимая брови.

Ее глаза от удивления распахнулись, и она быстро покачала головой.

- Нет-нет, - сказала она, в ее голосе прозвучал намек на панику. - Это было бы... неправильно.

Я усмехнулся и кивнул.

- Ну ладно. Я все равно туда не собираюсь, - сказал я. - Они не заметили, как я ушел, и пока меня не хватятся, я останусь тут.

- А они заметят, что ты ушел? - спросила она с любопытством.

Я отрицательно покачал головой.

- Наверное, нет. Там мои родители, всякие ослы лижут им задницы, а моя сестра занята тем, что все вокруг ее поздравляют. Сомневаюсь, что они, черт возьми, помнят, что я хотя бы существую, - пробормотал я, и с досады вырвал клок травы.

Одновременно она потянулась к тому же клочку, и наши руки встретились. Когда моя рука коснулась ее, меня ударило током. Я поспешно отдернул руку, а она застыла, глядя на меня с осторожностью.

- Я напугал тебя? - спросил я.

Она неуверенно кивнула.

- Я почувствовала разряд, - сказала она тихо, по-прежнему глядя на меня.

Я видел любопытство в ее глазах и вопросы, которые она, очевидно, хотела задать, но по каким-то причинам сдерживалась. Она смотрела на меня, как будто я был плодом ее воображения и в любой момент мог исчезнуть.

Протянув руку, я осторожно коснулся ее, снова почувствовав разряды, пробегавшие между нами. Выражение ее лица изменилось, и она с нежностью посмотрела на мою руку. Я провел пальцами по ее руке, лаская мягкую кожу и ощущая покалывание в кончиках пальцев. Не то, чтобы я никогда не испытывал ничего похожего, но те ощущения не были и вполовину так сильны, как сейчас.

- Это чертово сумасшествие, - пробормотал я, проводя рукой по ее запястью и дальше по предплечью.

От моих прикосновений ее кожа покрылась мурашками, и она судорожно вздохнула, в упор глядя на меня.

- То, что сейчас происходит, похоже на гром и молнии, - сказала она тихо.

Когда она произнесла эти слова, я вздрогнул, какое-то непонятное чувство всколыхнулось во мне, и показалось, будто я… знал это.

- Colpo di fulmine, - сказал я тихо, покачав головой. – Вот дерьмо.

- Итальянский? - спросила она с любопытством.

Я кивнул.

- Да. Ты говоришь на нем? – заинтересовался я.

Она нерешительно покачала головой.

- Я слышу его, конечно, но не понимаю значения большинства слов, - призналась она. – И все равно, он красиво звучит.

Я усмехнулся.

– Это я уже слышал, - сказал я.

Американские девочки в Чикаго были очарованы этим языком, и неважно, что именно я говорил, лишь бы говорил.

- Что это значит? - тихо спросила она. - Colpo di fulmine? - я усмехнулся, когда она попыталась скопировать мой акцент, но ее произношение было до такой степени ужасным, что ласкало слух.

- Буквально это означает " удар молнии", но некоторые люди используют эту фразу, чтобы описать... - я замер, не зная, как объяснить ей это без того, чтобы отпугнуть использованием таких сильных слов, как " любовь". Я ведь, черт возьми, едва знаком с этой девушкой.

-...это? - спросила она, завершая мою мысль.

Она протянула руку, но остановилась в нескольких сантиметрах от моего лица. Я видел напряжение и замешательство в ее глазах. Учитывая, что я в этот момент ласкал ее руку, у нее не было причин опасаться коснуться меня. Я ободряюще улыбнулся и увидел, как ее напряжение ослабло, а губы растянулись в улыбке. Она коснулась рукой моей щеки, и мое дыхание прервалось, так как по коже снова побежали мурашки.

Я погладил ее по щеке, и глаза ее, затрепетав, закрылись. Я задержал указательный палец у ее рта, ее губы раскрылись и она, судорожно выдохнув, открыла глаза. Пристально посмотрела на меня, практически, черт возьми, загипнотизировав меня своими красивыми зелеными глазами. В них плескалось волнение, любопытство и удивление, и восхитительное напряжение. Я обхватил ее лицо и, не задумываясь, наклонился вперед, тут же заметив скользнувшую по ее лицу вспышку удивления, а потом я прижался ртом к ее губам.

Никогда раньше мне не хотелось поцеловать девушку, но в тот момент я не хотел ничего, кроме как, на хрен, целовать ее.

Электрические разряды, сотрясавшие мое тело, были всепоглощающими, по спине пробегал озноб, и жар охватил меня. Она на мгновение застыла, но тут же расслабилась, и стала отвечать мне, ее губы были мягкими и теплыми. Я целовал ее нежно, просто наслаждаясь ощущением и вкусом ее губ. Чуть позже я отстранился, чтобы вдохнуть. Она открыла глаза, и с ужасом уставилась на меня, а я усмехнулся, когда увидел, что мерцание нашей кожи отражается в этих глазах.

Я сразу понял, что мне никогда не будет достаточно этих дьявольских глаз. Да уж, Colpo di Fulmine.

- Кто ты? – спросил я, желая узнать, откуда, на хрен, она родом.

Я и подумать не мог, что когда-нибудь испытаю подобное дерьмо, и был уверен, что это что-то мифическое. Концепция любви с первого взгляда казалась мне просто-напросто сумасшествием, и сама мысль, что можно за одно мгновение почувствовать внутреннюю связь с кем-то и понять, что это означает, было ужасной нелепостью. Подобные вещи просто не могли происходить. Но все же... это просто было.

- Я, гм... – начала она, посмотрев на меня, и ее щеки вспыхнули.

Напряженность снова показалась в глубине ее глаз, а я продолжал с любопытством разглядывать ее, недоумевая, кто же она такая. Странно было, что девушка вроде нее присутствует на вечеринке по случаю помолвки двух итальянцев, а особенно, принца и принцессы мафии.

Я ждал, когда она закончит, но прежде чем она смогла ответить на мой вопрос, взгляд Элизабет метнулся в сторону, она уставилась на что-то поверх моего плеча, и глаза ее расширились от ужаса. Это зрелище потрясло меня, и заставило сердце биться учащеннее. Я быстро повернулся и замер, когда увидел Джейн, стоявшую у угла дома и смотревшую на нас с выражением брезгливости на лице.

- Какого черта ты тут делаешь? - завопила она, и голос ее дрожал от отвращения.

- Пошла вон, чертова гагара... – сплюнул я, зная, что появление этой девки не несет с собой ничего хорошего.

Она была садисткой и извращенкой, которая издевалась над людьми просто для развлечения.

- Не ты, - огрызнулась она, глядя на меня с яростью. - Она!

Услышав ее слова, я нахмурился, а Элизабет вдруг начала заикаться.

- Я, э-э... я... - она встала.

Внимание Джейн перекинулось на нее, и гнев ее все возрастал.

- Вставай! Сейчас же! – визжала она.

Элизабет отстранилась от меня и быстро вскочила на ноги, а я в замешательстве вытаращился на нее, недоумевая, какого дьявола она позволяет этой сумасшедшей маленькой сучке себя строить.

- Слушаюсь, хозяйка, - пробормотала Элизабет, опустив глаза.

От страха ее дыхание участилось. Мои глаза в ужасе распахнулись, как только эти слова запечатлелись в сознании. Хозяйка?!

- Позже ты заплатишь за непослушание! А теперь возвращайся к своей долбаной работе, рабыня! – процедила Джейн.

Волна ужас пробежала по мне, в то время как Элизабет повернулась и кинулась прочь от меня. Я сидел, оцепеневший, уставившись в ту сторону, куда она убежала.

Определенно, существовали партии и похуже, чем ирландки... и, похоже, я, б…ь, только что запал на одну из них.

Рабыня?!

~ * ~

- Ну, так что? - нетерпеливо спросил Эдвард, когда я не ответил. - Ты сказал, что не собираешься ходить вокруг да около, так что просто скажи мне. Что она там делала?

Я смотрел на него некоторое время, после чего отвел взгляд, потому что был не в состоянии смотреть в эти глаза, - глаза Элизабет – испепеляющие меня. Мне всегда было чертовски трудно смотреть на Эдварда из-за того, как сильно он был похож на свою мать.

- Она, ну... она была... прислугой, - тихо сказал я, глядя на стопку бумаги на столе, а сердце колотилось все быстрее, так как я готовился к потенциально негативной его реакции на эту информацию.

Я был потрясен, когда понял, что она была рабыней, потому что она была не похожа ни на одну из них. Миссис Эвансон была настолько странной, что ей требовалась чья-нибудь помощь, чтобы красиво одеваться и выглядеть ухоженной. Большинство мафиози обеспечивали достойный уход за своими рабами, но только не Эвансон.

- Прислугой? – переспросил он, и напряжение в его голосе нарастало. - Типа, как гребаная горничная, отец? Или она была проклятой официанткой? Потому что вам обоим было… сколько? Пятнадцать? Этот возраст не достаточен, чтобы на законных основаниях быть нанятым на это дерьмо, а? Ну, вы, ублюдки, конечно, не всегда следуете законам, но тем не менее...

Я раздраженно вздохнул.

- Нет, она не была официально нанята на работу, Эдвард. Ей не платили...

- И это что, правда? - рявкнул он, наклоняясь вперед и повышая голос.

Я слышал в нем гнев и обиду, но не мог смотреть на него, зная, что увижу в глубине проклятых зеленых глаз отражение Элизабет.

4. красавица

5. Удар молнии

- Серьезно, это и есть гребаная правда?!

- Да, - сказал я тихо.

Его вспыльчивость прорвалась наружу, и он, вскочив, резко пнул мой стол. Я успел схватить ноутбук, чтобы он не свалился на пол, и стал смотреть за тем, как мой сын меряет комнату шагами. Левую руку он сжал в кулак, а правой – вцепился в волосы, его слова и движения были полны ярости.

- Как же я мог быть таким сраным глупцом и не замечать этого раньше? – спрашивал он, качая головой. - Все гребаные признаки были налицо. Даже прожив миллион лет, я бы не догадался, что она была чертовой... что у тебя была долбаная... Боже!

Я вздохнул и отодвинул от себя стол, покачав головой.

– Ты можешь произнести это слово, Эдвард, - сказал я. – Сказать его вслух – не значит...

-...сделать его более реальным, б…ь, я знаю! – огрызнулся он. - Ты уже говорил мне это дерьмо. Но скажи мне, отец, ты, на хер, сам можешь его произнести?

- Конечно, могу, - ответил я быстро. - Это всего лишь слово.

- Ну, тогда скажи. Б…ь, скажи это вслух. Отбрось эту херню - " она была проклятой прислугой", и просто скажи это, - потребовал он, гневно глядя на меня. - Скажи мне, кем была моя мать на самом деле.

- Рабыней, - отчетливо произнес я, теряя самообладание. - Она была рабыней, Эдвард. Я не знал, кто она, когда впервые встретил ее, потому что миссис Эвансон была такой помешанной на собственной заднице, что даже ее рабы выглядели безупречно...

Он сверкнул глазами в мою сторону, все больше распаляясь.

- Черт, не могу в это поверить. Моя мать жила с этой маленькой сукой, склонной к садизму? Б…ь, она жила с Алеком, она была рабыней моего дяди!? Неудивительно, что она, на хрен, так его боялась. Так вот почему он чувствует, что задолжал ей. Из-за того, что ей, б…ь, пришлось пережить в его доме?

- Я, гм... Думаю, что в этом есть доля правды. Это не моя история, чтобы ее рассказывать, и... – начал я, но он громко застонал и перебил меня с явным раздражением.

- Конечно, ты не можешь рассказать " не свою тайну". Да это сраный ответ тысячелетия. Никто не хочет, черт возьми, ничего мне говорить, потому что они якобы лишь пешки во всем этом, а я остаюсь в сраном неведении. Я не могу поверить. Иисусе, я, б...ь, не могу поверить, что ты скрыл это от меня. Как ты мог? После всего, как мог ты, твою мать, не сказать мне? – заорал он, хлопнув ладонями по столу.

Я пытался сохранять спокойствие, но его поведение меня завело. Я скинул его руки со стола, поднялся и взглянул на него.

- В твоих интересах сейчас успокоиться, - сказал я резко. - Если тебе нужны сраные аргументы, сын, то опусти задницу в кресло. Если нет, то убирайся с глаз моих. Выбор за тобой. Я не собираюсь сидеть и позволять тебе орать на меня, как на ребенка. Пора тебе уже вырасти из этого дерьма.

Он застыл на месте, хмуро поглядывая на меня и сжав руки в кулаки. Я был уверен, что он хотел что-то сказать, или даже снова наброситься на меня, но он знал, что я не играю с ним в игры. Что если он хочет ответов, то ему придется играть по моим правилам, потому что я не позволю обвести себя вокруг пальца.

Он насупился и плюхнулся в кресло, продолжая сверлить меня сердитым взглядом. Я опустился на стул и тщательно расправил какие-то бумаги на столе, а он кидал мимолетные взгляды на монитор ноутбука.

- Когда я должен был сказать тебе, Эдвард? Когда тебе было два, и ты даже не знал, что означает гребаное слово " раб"? Или когда тебе было восемь, и ты смотрел на свою мать так, будто она была непогрешимой? Или после того, как она умерла, а ты страдал по ней? – спрашивал я. - Я скрывал это от тебя не потому, что был мудаком, держащим тебя в неведении. А потому, что время всегда было неподходящее...

- А ты не думаешь, что я, б…ь, имел право это знать? – перебил он меня. – И не только я, но также и Джаспер, и Эмметт? Разве мы не имели право знать, кем была наша мать на самом деле?

Я вспылил и хлопнул руками по столу, разворошив документы, над которыми я, черт побери, только что работал.

- Это не то, кем была твоя мать! – отрезал я. - Разве мы уже не проходили это дерьмо с Изабеллой? Сколько раз я слышал, как ты говорил ей, что лишь потому, что она жила этой жизнью, не означает, что она такой и была? Сколько раз, Эдвард? А сейчас ты тут сидишь и не гнушаешься тем, чтобы перевернуть все это и использовать против меня, против своей матери?

Он посмотрел на меня с удивлением.

- Я вовсе не имел в виду... – начал он, но я выбросил вперед руку, чтобы остановить его.

- Не важно, что ты имел в виду. Именно поэтому я и не хотел, чтобы вы узнали. Я ни в коем случае не хотел, чтобы ваше мнение о матери испортилось, и память о ней была запятнана этим. Ваша мать была чертовски потрясающей женщиной. Она была сильной и красивой, и один тот факт, что она была у кого-то в рабстве, не сделал ей менее удивительной, - сказал я сердито.

- Я знаю, - молвил он тихо. – Б…ь, я же сказал, что вовсе не это имел в виду.

Я посмотрел на него и покачал головой.

- Твоя мать никогда не стыдилась своего прошлое, но она не хотела говорить вам, мальчишкам, потому что не хотела, чтобы вы ассоциировали это с ней. Она желала, чтобы люди, глядя на нее, видели в ней жену и мать, сильную женщину... а не гребаную бывшую рабыню, - сказал я. - Она не хотела, чтобы это дерьмо было в ее жизни, как - я уверен - этого не захочет и Изабелла.

Он с минуту смотрел на меня, и гневное выражение на его лице ослабевало.

– Этого не случится, - уверенно сказал он.

Я кивнул.

- Именно так. И если вы двое когда-нибудь заведете свою семью, вы окажетесь в том же положении, что и я. А я выбрал, чтобы у Элизабет было будущее без оглядки на прошлое, и, возможно, было несправедливо не сказать вам, но это была ее жизнь, - сказал я. - Я полагаю, что ты сделаешь такой же выбор для Изабеллы и не допустишь того, чтобы ее история омрачила ее свободу.

Он нерешительно кивнул.

- Да, - сказал он.

- Знаешь, Эдвард, меня не волнует, что тебе наговорили. Невозможно видеть всю жизнь строго в черном и белом цветах. Иногда ты должен следовать зову своего сердца, а не головы, но некоторые люди не понимают этого, и ошибаются. Я любил твою мать, и я не позволю предрассудкам заставить меня отказаться от своей любви к ней, несмотря на то, что говорят люди. Это было нелегко, мы прошли через ад, сражаясь за право быть вместе, рискуя многим, так что я рад, что мне до сих пор удавалось оградить вас этого. Я пытался сделать это для тебя как можно более простым, так что, может быть, ты поучишься на моих ошибках, а не пойдешь тем же путем, что и я, и не столкнешься с теми же преградами.

- Вот почему ты сказал то дерьмо, когда мы ходили в тир, рассказав мне, что я должен делать, чтобы она освоилась во внешнем мире, если я хотел быть с ней. Ты уже знал это, и просил меня довериться тебе, потому что уже прошел через это сам, - догадался он.

- Да. Только у меня не было никого, кто мог бы объяснить или направить меня, и мне пришлось учиться методом проб и ошибок. Я был наивным, и полагал, что с Элизабет все будет в порядке, но на собственной шкуре прочувствовал, насколько это, б…ь, нелегко. Я терял терпение с ней бессчетное количество раз, потому что не понимал, и несколько раз крупно облажался. Я был в таком отчаянии, что зашел слишком далеко и повел ее к психиатру, надеясь на быстрое решение проблемы, а сам чуть не отбросил нас на несколько шагов назад, - сказал я, качая головой в память о том фиаско.

- Ты так делал? Я хочу сказать, что она вроде всегда выглядела очень... нормальной. Я имею в виду, как... Боже, я не могу поверить, что она была чертовой рабыней, - выпалил он, запнувшись на последнем слове.

Он закрыл лицо руками и заворчал себе под нос, очевидно, пытаясь скрыть волнение. Я смотрел на него, нахмурившись.

- Как-то раз я набрался терпения, и мы начали заниматься, она быстро училась. Учитывая, сколько времени ты провел с Изабеллой, я удивлен, что тебе в голову не пришла мысль о схожести их ситуации. Она должна была напоминать тебе о ней, - сказал я.

Он посмотрел на меня с любопытством.

- Она и напоминала. Но я точно не связывал эти качества с рабством. Я лишь видел сходство в том, что обе они были чертовски невиновны, - ответил он.

Я мягко улыбнулся и кивнул.

- Это и было нашим намерением, - сказал я. - Видишь, как знание о том, что твоя мать была рабыней, изменило твое мнение о том, что было ей присуще: от любви к книгам вплоть до умения готовить? Мы не хотели этого.

Он смотрел на меня недолго, пока обдумывал то, что я сказал. Он больше не злился, но был по-прежнему грустен, что заставляло меня чувствовать себя паршиво. Я видел невыплаканные слезы, блестевшие в его глазах, и как он сдерживал их, не желая показывать, насколько близко к сердцу принимал эти слова. Он старался быть сильным, и так было всегда, таким был мой сын. Так же, как Изабелла была похожа на Элизабет, мой сын был похож на меня.

- Тебе она тоже напоминает о маме, - сказал он тихо.

Я неохотно кивнул.

– Еще как.