Наговоры на привлечение нужного человека.

💸 Как сделать бизнес проще, а карман толще?

Тот, кто работает в сфере услуг, знает — без ведения записи клиентов никуда. Мало того, что нужно видеть свое раписание, но и напоминать клиентам о визитах тоже. Проблема в том, что средняя цена по рынку за такой сервис — 800 руб/мес или почти 15 000 руб за год. И это минимальный функционал. Нашли самый бюджетный и оптимальный вариант: сервис VisitTime.
⚡️ Для новых пользователей первый месяц бесплатно. А далее 290 руб/мес, это в 3 раза дешевле аналогов. За эту цену доступен весь функционал: напоминание о визитах, чаевые, предоплаты, общение с клиентами, переносы записей и так далее.
✅ Уйма гибких настроек, которые помогут вам зарабатывать больше и забыть про чувство «что-то мне нужно было сделать».
Сомневаетесь? нажмите на текст, запустите чат-бота и убедитесь во всем сами!

Дождаться появления молодого месяца и увидав его вертятся на пятке левой ноги приговаривая девять раз:

«Млад месяц увивай около меня женихов как я увиваюсь около тебя. Да удет так!».

Если вы на жизненном пути встретились и разминулись с тем, кого хотите «присушить», надо, повернув голову влево, три раза проговорить:

«Идет ветерок, пускает дымок на раба(у)(имя), чтоб он(а) сох(ла) иссыхал(а), крепким сном не засыпал(а). Чтоб я ему(ей) был(а)милее, хорош(а) и красив(а), милей рук своих, милей губ своих, милей белого свету. Да будет так!».

Пойти в баню, после парения стать на тот веник, которым парились и наговорить:

«Выйду из парной бани, стану своим белым телом на шелков веник, дуну и плюну в четыре ветра буйных. Попрошу из чиста поля четырех братьев, четыре птицы востроносы и долгоносы, окованы носы. Лети из чистого поля белый кречет, вострый нож и востро копье, садись белый кречет рабу(имя) на грудь, на ретиво сердце, режь его сердце тем же вострым ножом, коли же его ретиво сердце тем же вострым копьем, вынимай из его ретива сердца, из черной печени, и из всей крови горячей еще тоску и кручину. Полети белый кречет, понеси белый кречет всю тоску и кручину, на воду не опусти, на землю не урони, на стуже не позноби, на ветре не посуши, на солнце не повянь, донеси всю тоску-кручину, всю сухоту, чахоту и юноту велику до раба (имя) где бы его завидеть, где бы его заслышать, хошь бы в чистом поле, хошь бы при ристанье великом, хошь бы при путях-дорогах, хошь бы в парной бане, хошь бы в светлой светлице, хошь за столами дубовыми, хошь бы за скатертями печатными, хошь бы за кушаньями сахарными. Хошь при мягкой постели, при высоком сголовье, хошь при крепком сне. Садись белый кречет на раба (имя), на грудь, на ретиво сердце, режи его сердце тем же вострым ножом, коли его ретиво сердце тем же вострым копьем, коли его в грудь, в ретиво сердце, в кровь кипучую, вгони всю тоску-кручину, всю сухоту, всю чахоту, всю вяноту великую, во всю силу его могучую, в хоть и плоть его в семьдесят семь жил, в семьдесят семь суставов, в становой его сустав, во всю буйную голову, в лицо его белое, в брови черные, в уста сахарные, во всю красоту молодецкую. Раб (имя) чах бы чахотой, сох сухотой, вял вянотой, в день по Солнцу, в ночь по месяцу на полну и на ветху, в перекрой месяцу, во все межные дни, в утренние и вечерни зори, на всякий час и минуту. Как май месяц мается, так бы раб (имя) за рабой ходил да маялся. Не мог бы ходить и переходить, ни каким словом обходить, век по веки. И раб (имя) без рабы(имя) не мог бы ни жить, ни быть, ни пить, ни есть, ни на новцу, ни на полку, ни на ветху, ни на перекрой месяца, во все дни. Как май месяц мается, также бы раб (имя) за рабой (имя) ходил и маялся и не мог бы он ее никоим словом ходить и переходить, и не мог бы без ее ни пить, ни есть, ни жить, ни быть. Эти мои наговорны слова, которые договорены, которые переговорены, которые назади остались, берите мои слова вострее вострого ножа, вострее копья, вострей сабли, ярей ключевой воды. И этим моим наговорным словом заключенные слова ключ и замок, ключ щуке, замок в зубах у щуки, а щука в море. Отыне и во веки веков. Да будет так!».

Наговорить на еду и питье, которые потом дают привораживаемому:

«Встану я раба(имя) и пойду из дверей в двери, из дверей в ворота, в чистое поле. На встречу мне огонь и полымя и буян ветер. Встану и поклонюсь им низёшенько и скажу так: Гой еси, огонь и полымя! Не палите зеленых лугов, а буян ветер, не раздувай полымя, а сослужите службу верную, великую, выньте из меня рабы(имя) тоску тоскучую и сухоту плакучую; понесите ее через моря и реки, не утопите, а вложите ее в раба(имя), в белую грудь, в ретивое сердце и в легкий, и в печень, чтоб он обо мне рабе (имя), тосковал и горевал, дённо и ночно и полуночно, в сладких яствах бы не заедал, в меду и пиве и вине не запивал. Будьте вы, мои слова, крепки и лепки отныне и до веку. Заключаю крепким замком и ключ в воду бросаю. Да будет так!».

Наговорить на еду или питьё нужному человеку:

«Не молясь ложусь спать и не перекрестившись встану и не благословясь, пойду из двери в двери в трое двери, из ворот в ворота, в чистые поля. На море на Окияне, на острове на Буяне стоят три кузницы. Куют кузнецы на четырех станках. Бес Салчак, не куй белого железа, а прикуй доброго молодца кожею, телом, сердцем и кудрями. Не сожги ореховаго дерева, а сожги ретивое сердце в добром молодце или в красной девице, в естестве бы не западал, в поле бы не загулял, в питье бы не запивал, во сне бы не засыпал, с людьми бы не забывал, во всем бы меня почитал и величал, светлей светлого месяца, красней краснаго Солнца, милей отца и матери, роду и племени. Моим словам ключ небо, замок земля. Да будет так!».

Наговорить на еду или питьё нужного человека:

«Втану я раба (имя)не благословясь, пойду не перекрестясь, из избы в двери, из двора в ворота. Пойду в чистое поле, в подвосточную сторону. В подвосточной стороне стоит изба, среди избы лежит доска. Под доской тоска. Плачет тоска, рыдает тоска, белого света дожидается, белый свет красное солнышко дожидается, радуется и веселится. Так бы и меня раб(имя) дожидался, радовался и веселился, не мог бы без меня ни жить, ни быть, ни пить, ни есть, ни на утренней заре, ни на вечерней, как рыба без воды, как младенец без материна молока, без материна чрева не может жить, так бы раб(имя) без меня рабы(имя) не мог бы жить, ни быть, ни есть, ни на утренней заре, ни на вечерней, ни в обыден, ни в полдень, ни при частых звездах, ни при буйных ветрах, ни в день при солнце, ни в ночь при месяце. Впивайся тоска, въедайся тоска, в грудь, в сердце, во весь живот рабу(имя), разростись и разродись по всем его жилам, по всем его костям ноетой и сухотой по мне рабе(имя). Да будет так!».

«Встану я раба(имя) не благословясь и пойду не перекрестясь из дверей в двери, из ворот в ворота, в чистое поле, в восточную сторону, под утреннюю зорю, под красное Солнце, под млад месяц, под частые яркие звезды. Под частыми яркими звездами стоит гора белокаменная, из этой горы белокаменной бегут три ключа горючие и кипучие у эхтих ключей горючих и кипучих стоит Алатырь. Попрошу я с трёх ключей горючих, с трех ключей кипучих воды для того, чтобы у раба(имя) зажечь легкие, печень, горячую кровь, ретивое сердце, по мне рабе(имя) отныне и до веку. Будьте мои слова, крепки и лепки, чтобы у раба (имя) зажглись легкие, печень, горячая кровь и ретивое сердце и всё кипело бы, горело об бо мне рабе(имя) отныне и до веку. Да будет так!».

Из свежего веника сделанного из березовых веток, берут пруток, который кладут на порог той двери, в которую должен пройти любимый человек. Кладя пруток, нужно произнести такие слова: «Как высох этот тоненький пруток, так пусть высохнет и милый мой дружок раб(имя) по мне рабе(имя). Да будет так!». Пруток когда нужный человек прошел через порог, убирают в тайное место, потом топят баню, кладут этот прут на полок на верхнюю полку, поддают больше пару и обращаясь в сторону, где лежит пруток, говорят: «Парься, пруток, и будь мягок, как пушок, пусть и сердце раба(имя) будет ко мне рабе(имя) так же мягко как и ты. Да будет так!».

После этого баню запирают, потом через некоторое время пруток берут, относят на воду и пускают по течению. Прут пускать по реке нужно на заре.

Этот же заговор, но только для присухи чьего либо сердца, делается так: пруток кладут на порог, приговаривая, как сказано выше, затем после прохода, о ком заговаривают, прут кладут на жарко истопленную печь приговаривая:

«Будь сух пруток, как птичий ноготок, пусть так же сух будет и мой дружок(имя), а когда он ко мне подобреет, тогда пусть краснеет, как яблочко наливное, и полнеет, как месяц ясный после новолуния. Да будет так!».

Нижеприведённые наговоры начитываются на еду или питьё нужного человека.

«Выйду я в чистое поле, сидит в чистом поле белый кречет, попрошу я белого кречета слетал бы он за чистое поле, на синее море, за крутые горы, за темные леса, в зыбучие болота и попросил бы он тайную силу, что бы дала она помощь сходить ему в высокий терем и застать там раба(имя), сел бы белый кречет на высокую белую грудь его, на ретивое сердце, на теплую печень и вложил бы рабу(имя) из своих могучих уст, что бы раб(имя) не мог без меня рабы(имя) ни пить, ни есть, ни гулять, ни пировать. Пусть я буду у него всегда на уме, а имя мое на его языке. Да будет так!».

«Встану я красна девица с зорькой красной в день светлый и ясный, умоюсь я росою, утрусь мягкой фатою, оденусь мягким покрывалом, белым опахалом, выйду из ворот, сделаю к лугу поворот, нарву одуванчиков, дуну на их пушок и пусть он летит туда где живет мой милый дружок раб(имя), пусть пушок расскажет ему, как он дорог и мил сердце моему. Пусть после этих слов тайных, он полюбит меня явно, горячо и крепко, как люблю я его, рыцаря моего, дружка смелого, румяного, белого. Пусть его сердце растает перед моей любовью, как перед жаром лед, а речи его будут со мной сладки, как мед. Да будет так!».

«Пойду я утром рано в зеленую рощу, поймаю ясна сокола, поручу ему слетать к неведомому духу, что бы он заставил лететь этого духа до того места, где живет раб(имя) и пусть он нашепчет ему в ухо, и в сердце наговорит до тех пор пока любовь в нем ко мне рабе(имя) ярким пламенем не загорит. Пусть он раб(имя) наяву и во сне думает только обо мне рабе(имя), бредит мною ночной порою и гложет его без меня тоска, как змея гремучая, как болезнь болючая, пусть он не знает ни дня, ни ночи, и видит мои ясные очи, и примчится ко мне из места отдаленного легче ветра полуденного, быстрее молнии огнистой, легче чайки серебристой. Пусть для него другие девицы будут страшны, как львицы, как огненные гиены, морские сирены, как совы полосатые, как ведьмы мохнатые. А я для него, красна девица раба(имя), пусть кажусь жар-птицей, морской царицей, зорькой красной, звездочкой ясной, весной благодатной, фиалкой ароматной, легкой пушинкой, белой снежинкой, ночкой майской, птичкой райской. Пусть он без меня ночь и день бродит, как тень, скучает, убивается, как ковыль по чисту полю шатается. Пусть ему без меня рабы(имя) нет радости ни средь темной ночи, ни средь бела дня. А со мной ему пусть будет радостно, тепло, в душе отрада, на сердце светло, в уме весело, а на языке сладко. Да будет так!».

«Заря-заряница, а я красная девица, пойду за кленовые ворота, в заповедные места, найду камень белее снега, крепче стали, тяжелее олова, возьму этот камень, брошу на дно морское со словами: «Пусть камень белый на дне моря лежит, а милого мне раба(имя) ко мне рабе(имя) пламенной любовью кипит». Встану я против месяца ясного и буду просить Солнце красное: «Солнце, Солнце, растопи сердце друга моего раба(имя), пусть оно будет мягче воска ярого, добрее матушки родимой, жальче батюшки родного. Пусть сердце милого дружка моего раба(имя) будет принадлежать весь век денно и ночно, летом и весной только мне одной рабе(имя). А для других это сердце пусть будет холодно как лед, крепко как железо и черство как сталь. Ключи от сердца раба(имя) пусть вечно хранятся только у меня одной рабы(имя). Да будет так!».

«Ветры буйные, птицы быстрые, летите скорее к месту тайному, к сердцу милого мне раба(имя), дайте знать ему, как страдаю я раба (имя) дни и ноченьки, подружке своем милом рабе(имя). Пусть я горькая, бесталанная буду счастлива с милым мне рабом(имя) во все месяцы, в годы долгие, во дни майские, ночи зимние, в непогодушку и в дни красные. Я одна, одна люблю милого мне раба (имя), крепче батюшки, жарче матушки, лучше братьев всех и сестер родных. Птицы быстрые, ветры буйные, расскажите вы о том милому рабу(имя), что страдаю я как от болести от любви моей к добру молодцу рабу(имя). Пусть же будет он до могилы мой. Да будет так!».

«Встану не благословясь, пойду не перекрестясь, из избы дверьми, из двора воротами, выйду на широку улицу, стану на восток хребтом, на запад глазами. На западной стороне там сидит Чёрт, смотрит и любуется на Чертиху. Так и на меня бы раб(имя) весь век смотрел бы и любовался. Да будет так!».

«Встану я не благословясь, пойду не перекрестясь, из избы дверьми и из сеней воротами, заворотами, отводами, выйду я в чистое поле, в чисто поле за синее море, за синем морем лежит белый камень, у того белого камня стоит сухое дерево, у того сухого дерева сидит Чёрт, сечет он сухое дерево и кладет на огонь. Коль скоро и круто разгоралось сухое дерево на огне, так бы скоро и круто разгоралось сердце у рабы(имя) по рабе(имя). Не договорами и переговорами будьте все мои слова сполна и не падайте мои слова, ни на землю, ни на море, ни на темные леса, ни на буйные ветры, а нападите мои слова рабе(имя) в ретивое сердце, в ясныя очи, в белые груди, в становыя жилы, в похоть и плоть. Как не может жить рыба(имя) без воды и еды, так бы не могла бы она жить без раба(имя). Всем моим словам замок. Замок запираю. Ключ в море бросаю. Да будет так! Аминь».

«Встану я раб(имя), благословясь, пойду не перекрястясь, из избы дверьми, из двора воротами, в чистое поле, поклонюсь и помолюсь двенадцати ветрам и двенадцати вихрям. У тех же ветров и у тех же вихрей есть дядюшка Вихорь Вихоревич. И как не может жить человек без еды, рыба без воды, так бы не мог раб(имя) без рабы(имя)ни жить, ни быть, ни дни дневать, ни ночи ночевать, и ни думы подумать, и ни мыслями мыслить, как по утру рано, так и по вечеру поздно. Да будет так!».

«Бес скинь с меня раба(имя) тоску и сухоту с чистого, белого тела, с сахарных уст, с оловянных глаз, со ста семидесяти суставов, с подколенных жил, с подпятной кожи. Тоску и сухоту мою положите в медную котельницу, перенесите через огненные реки, через огненные озера, не рассыпьте, не помочите, на огне, не сожгите, никуда не тряхните, положите в сердце рабы(имя), в мягкую печень, в чистое, белое тело, в сахарные уста, в оловянные глаза, во сто семьдесят суставов, во сто семьдесят подколенных жил, в подпятную кожу, в подкожную руду, выньте из неё женский пот и вложите в меня, раба (имя), чтобы она, раба (имя), не могла бы без меня, раба (имя), ни жить, ни быть, ни днём по Солнцу, ночь по месяцу, под частыми мелкими звездами, под буйными ветрами, под светлыми зорями, что бы она раба(имя), в бани не опарилась, с отцом и матерью не жила, с добрыми людьми не разговаривала, так она раба(имя), сном не отоспалась, едой не отъедалась, напитками не отпивалась, ни луком, ни чесноком, ни горькой редькой, ни крепкой водкой. И так бы она раба(имя), не могла от меня раба(имя) отойти, как мертвый мертвец от гроба отойти не может. Сиим словам ключ да замок. Да будет так!».

«На море на Океане, на острове на Буяне лежит камень на том камне сидит Чертовка приду к ней я раб(имя) и скажу ей: «Ты Чертовка меня не пугай, не соблазняй а иди к рабе(имя) и её для меня соблазняй, что бы она меня почитала и всегда на уме держала, в еде бы не заедала и в питье бы не запивала, во сне бы не засыпала, в гульбе бы не загуливала и казался бы я ей краснее красного Солнца и светлее светлого месяца, милее отца и матери, Будь ты, мой приворот, крепче камня, крепче железа, отныне и до века. Да будет так!».

«Встану я раб(имя) и пойду из избы не во двери, со двора не в ворота и пойду я не в восток, не в восточную сторону. Не в востоке, не в восточной стороне есть Океан-море, на том Океане-море лежит колода дубовая, на той на голоде, на той на дубовой, сидит Чёрт. Я этому Чёрту поклонюсь и помолюсь: «Создай мне Чёрт семьдесят семь ветров, семьдесят семь вихрей, ветров полуденных и полуночных, ветров сухопутных, которые леса крушат и быстрые реки сушат, и так бы сокрушалась и сушилась по мне рабу(имя) раба(имя)». И пойди ты Чёрт не в восток, не в восточную сторону, а на заднее крыльцо, в подымное окно, под гнилое дерево, пройди не дорогой, а стороной, мышиной норой, собачьей тропой, выйди на встречу рабе(имя), ударь её по ретивому сердцу и напусти ей в него тоску тоскучую, да так что бы едой бы она её не заедала, питьем бы она её не запивала, думой бы она её не задумывала и разойдись тоска тоскучая по ретивому сердцу рабы(имя), по крови её в становые жилы и запру я эту тоску тоскучую ключами и замками, а ключи брошу Океан-море. Да будет так!».

«Стану я раб(имя), пойду из дверей во двери, из дверей в ворота, в западную сторону, на Окиан-море, на том море стоит остров, на том острове стоит столб, на этом столбу сидят семьдесят братьев, они куют стрелы булатные целый день и ночь, скажу я им тихонько: «Дайте мне, семьдесят братьев, стрелу, которая всех стрел острее и быстрее». Выстрелю я этою стрелою в рабу(имя), в левую титьку ей, что бы она горевала и тосковала денно и ношно и полуношно, и не заедала да не запивала тоски по по мне рабу(имя). Закрываю наговор сей замком крепким и ключ в воду бросаю. Да будет так!».

«Встану я рано не благословясь и пойду быстро не перекрестясь, помчусь в чистое поле, как вихрь. В чистом поле стоит ракитов куст, а в том кусту сидит толстущая баба, Сатаны угодница, людская греховодница. Поклонюсь я той толстущей бабе, отступлюсь от отца, от матери, от роду, от племени. Поди ты, толстущая баба, разожги горячей огня у красной девицы рабы(имя) сердце по мне рабу(имя). Да будет так!».

«На море на океане, на острове на Буяне, лежит тоска, бьется тоска, убивается тоска, с берега в воду, из воды в полымя, из полымя выбегает Бес и громко кричит: «Чертовка беги поскорее, дуй рабе(имя) в губы, в уши, в глаза, в белое тело, в алую кровь, в сердце ретивое, в печень и в легкое, что бы она по рабу(имя) тосковала и горевала всякую минуту и днём и ночью, едою бы не заедала, пила бы не запивала, спала бы не засыпала, а все бы тосковала обо мне рабе(имя), что бы я был ей люб лучше всякого другого молодца, ближе родного отца, слаще родной матери. Замыкаю свой заговор 77-ю крепкими замками, 77-ю гремучими цепями, бросаю ключи в океан-море, под бел-горюч камень Алатырь. Кто мудренее меня взыщется, кто перетаскает песок со всего моря, тот отгонит тоску по мне с рабы(имя). Да будет так!».

«Встану я на заре на утренней, пойду на зеленый луг, пущу по ветру слова мудрые, пусть раба(имя), обожжена будет словами мими жарче пламени, пусть они обожгут ее сердце доброе, и ее уста сахарны пусть лишь к моим устам прикасаются, других же уст удаляются, глаза жгучие пусть глядят всегда на меня раба(имя), день и ночь они. О пронзите же рабы(имя) сердце доброе мои реченьки, как стрела огня молниеносного, растопите ее мысли думушки, что бы все они были заняты только б мной одним рабом (имя). Я же буду ей верен до смерти, верен до смерти, до могилушки. Так же пусть и раба(имя) будет мне верна. Я слова свои скреплю золотом, скреплю золотом, залью оловом, скую молотом, как кузнец ловкач в кузне огненной, в кузне огненной, в сердце трепетном. Так неси же ветер словеса мои в ту сторонушку, где живет раба(имя) и вонзитесь вы, словеса мои, в сердце рабы (имя), что мила, люба, крепче солнышка, ярка месяца. Да будет так!».

«Подымусь, помчусь к быстрой реченьке, что бежит, шумит лугом бархатным. Речка быстрая, воды светлые, отнесите вы слова мои рабе(имя), что живет одна в той сторонушке и красна-мила она как Солнышко! Пусть не ест она, пусть не спит она, а лишь думает обо мне рабе(имя) всегда. Гложет пусть ее сердце чуткое змея лютая, тоска смертная, обо мне рабе(имя). Пусть глаза ее бирюзовые обо мне слезами умываются. Пусть другие ей, как полынь-трава, будут не любы, я же буду ей люб, как солнышко в утро майское. Пусть любовь ее будет так крепка ко мне, что разрыв-трава не размыкает. Пусть же, пусть она раба(имя), без меня от тоски не спит, не пьет браженьки, не ест хлебушка, а погулянушки и на ум не йдут пусть ей, а подруженьки её пусть ей советуют полюбить меня раба(имя) и ласкать меня, как ласкает мать дитя малое. Да будет так!».

«На море на океане, есть бел горюч камень Алатырь, никем не веданный, под тем камнем сокрыта сила могуча, а той нет предела и конца. Выпускаю я силу ту могучую во все суставы, полусуставы, во все кости и полукости, во все жилы и полужилы, в очи ясные, в щеки румяны, в груди белые, в ретивое сердце, в руки и ноги рабы(имя). Будь ты сила могучая в рабе(имя) неисходно, и жги ты сила могучая, её кровь горючую, её сердце кипучее, на любовь ко мне раба(имя). А была бы раба(имя) во всем послушна мне рабу(имя) на всю жизнь мою и свою. Ничем бы она не могла отговориться ни заговором, ни приговором и не мог бы ни стар человек, ни млад отговорить ее словом своим. Слово мое крепко, как бел горюч камень Алатырь. Кто из моря всю воду выпьет, кто из поля всю траву выщиплет, лишь тому мой заговор превозмочь. Да будет так!».

«Встану, не благословясь, пойду, не перекрестясь —— из дверей не дверьми, из ворот не воротами, выйду в чистое поле, стану не на запад хребтом. На западной стороне живет сам Сатана и злой мучитель Ирод царь. Аи же ты, сам Сатана и злой Ирод царь, пошли ты рабу(имя) триста бесов, пятьдесят дьяволов, три и два и единого похотного беса Енаху. Ой же ты, похотный бес Енаха, разжигаешь ты горы и долы, земли и воды разожги ты раба(имя) по рабе(имя) в триста костей, в пятьдесят плотей, в три, две и единою жилу, подпятную, становую, чтоб не мог бы тот раб(имя) без рабицы(имя) ни жить, ни быть, ни часу часовать, ни времени скоротать, сохнучи бы сохнул, в день при Солнышке, в ночь при месяце, на ветхом месяце, и на полном месяце и на перекрое, вянучи бы вянул, день при Солнышке, ночь при месяце, в новом месяце, в ветхом месяце, в полном месяце и на перекрое. Как не может жить рыба без воды, так не мог бы жить раб(имя) без рабы (имя). Как не может жить медведь без матери земли, так не мог бы жить раб(имя) без рабы(имя). Как не может быть птица без лесу, так не мог бы жить раб(имя) без рабы(имя). Как не может жить младенец без матери, так не мог бы жить и быть раб(имя) без рабы(имя). Как никто эти слова не может отговорить, так не мог бы никто отворотить раба(имя) от рабы(имя). Только тот эти слова отговорит, только тот раба(имя) от рабы(имя) отворотит, кто сочтет все капли в море, пески морские, траву в степи, сучья в лесе. Будьте вы, мои слова, крепки и тверды из ключа в ключ, из замка в замок. Да будет так!».

«Встану я раб(имя) не помолясь и пойду не перекрестясь и не благословясь. Пойду я в двери, пойду я за двери, пойду я на запад. Там стоит дуб. Около того дуба двенадцать цепей. Около тех двенадцати цепей двенадцать Чертей, сам тринадцатый Сатана. Подойду я к нему поближе, поклонюсь ему пониже: «Уж вы Черти с Чертенятами, услужите мне службу верную и неизменную, найдите вы мне раба(имя) за горами, за лесами, за железной дорогой и разорвите ему белую грудь на две половинки, а сердце на четыре. И вложите мое белое лицо, черные брови, карие глаза в его сердце. Что бы он ходил не захаживал, лег спать не засыпал, в гульбе не загуливал, в еде не заедал. И казалась ему я раба(имя) краше ясного Солнца и милей ясного дня. Да будет так!».

«Иду я раб(имя), из дверей в двери, из ворот в ворота, под западнуюную сторону, под окиан-море. На окиане-море стоит камень. На камне стоит стол. За столом сидит Чертиха. Прошу я тебя Чертиха, пособи мне, помоги мне! Что бы раб(имя) не забывал рабу (имя) не в еде не заедал, не в гульбе не загуливал, не во сне не засыпал, не в шагах не зашагивал! Что бы думал и гадал, толковал и решал об рабе(имя). Как этот дым вьется, так этот раб(имя) бьется о рабе(имя). Будте мои слова крепки и лепки, крепче камня и дерева. Да будет так!».

«Держится, сохнет, прочь не отходит. Как малый младенец от матери прочь не отходит, держится, сохнет по всякой час и на всякое время, как косяк косяка держится, прочь не отходит, так бы держалась раба(имя) крепко и плотно, за меня раба(имя) и не отходила, держалась бы и сохла крепко на крепко, как двери ободверенны не отходят и держатся крепко, как печная доска от печи прочь не отходит, так бы не отходила раба(имя) от меня, раба(имя), сохла, горела, прочь не отходила по всякой час, по всякое время. Да будет так!».

«Втану я, раб(имя) не благословясь и пойду не перекрестясь, из избы дверьми, из двора воротами, выйду на улицу, пойду в чистое поле. В чистом поле красное Солнце греет и огревает сыру землю матушку, от красного Солнца сохнет и обсыхает роса медвяная, так бы сохло и обсыхало ретивое сердце у рабы(имя) по мне рабе(имя). Как красное Солнце огревает сыру землю, как хмель вьется и тянется по сырой матери земле, так бы вилось и тянулось ретивое сердце раба(имя) по мне, рабе(имя), на всякой час, на всякое время. Да будет так!».

«Пойду я раб(имя)за синее море, есть в море том щука, без воды не может она ни жить, ни быть, ни дня, ни ночи, ни часу, по воде затоскует. Поди та тоска в семьдесят жил и в семьдесят суставов, во становые две жилы и в единую в попядную и спиновую жилу раба(имя) тоскою по мне рабе(имя). Тем моим словам ключ и замок. Брошу замок в морскую пучину, никому ключа не достать и того замка не отпирать. Да будет так!».

«Встану я раб(имя) и пойду из дверей в двери, из ворот в ворота, в чистое поле, в широкое раздолье, к синему морю-океану. У того у синего моря-океана лежит Огненный змей. Сражается и снаряжается он зажигать горы и долы и быстрыя реки, болотные воды со ржавчиною, орлицу с орлятами, скопу со скопятами, травы подкошеныя, леса подсеченые. Подойду я поближе, поклонюсь пониже и скажу ему: «Огненный змей! Не зажигай ты горы и долы, ни быстрыя реки, ни болотные воды со ржавчиною, ни орлицу с орлятами, ни скопу со скопятами, а зажги ты красну девицу рабу(имя), в семьдесят-семь соутавов, в семьдесят-семь жил и в единую жилу становую, во всю её хочь, что бы ей милилось и хотелось, брало бы ее днем при Солнце и ночью при месяце, что бы она тосковала и горевала по мне рабу(имя), сном бы она не засыпала, едою не заедала, гульбою не загуливала. Как белая щука-рыба не может быть без проточной воды и без пробежи, так бы и красная девица раба(имя) не могла бы без меня раба(имя) ни жить, ни быть. Будьте, мои слова, крепки и лепки, крепче камня и булата, острого ножа и борзометкого копья. А ключ моим словам и утверждение, и крепость крепкая, и сила сильная в небесной высоте, а замок в морской глубине. Да будет так!».

«Встану я, раб(имя) и пойду из дверей дверьми, из ворот воротами, под западную сторону к синему морю-океану. У того синего моря лежит бел Алатырь камень, под тем под белым Алатырь камнем лежат три доски. А под теми досками три тоски тоскучие. Три рыды рыдучие. Подойду я близехонько, поклонюсь низехонько: «Вставайте вы, матушки три тоски тоскучия, три рыды рыдучие и берите свое огненное пламя и разжигайте рабу(имя), разжигайте ее во дни, в ночи и в полуночи, при утренней заре и при вечерней. Садитесь вы, матушки три тоски, в ретивое её сердце, в печень, в легкия, в мысли и в думы, в белое лицо и в ясныя очи, дабы раб (имя) казался ей пуще света белаго, пуще Солнца красного, едой бы она не заедала, питьем бы она не запивала, гульбой бы не загуливала, при пире она или при беседе, в поле она или в доме, не сходил бы он с её ума и разума». Будьте вы, мои слова, крепки и лепки, крепче камня и булата. Замыкаю я вас тридевятью замками, запираю я вас тридевятью ключами. Нет моим словам переговора и не договора и не изменить их ни хитрецу, ни мудрецу. Да будет так!».

«На море на Океане, на острове на Буяне стоит бел горючь камень, на том камне лежат три камня, на тех камнях стоят три гроба, в тех гробах три доски, на каждой доске три тоски, первая тоска убивалася, с телом расставалася, вторая тоска убивалася, с телом сопрягалася, третья тоска убивалася, в сердце вошла. К тем гробам раба(имя) приходила, от тех трех досок три тоски износила, от тех гробов ветер подувает, тоску рабе(имя) навевает, за упокой ее поминает и был бы я ей удал добрый молодец, краше красного Солнца, по мне бы всегда тосковала она, сердцем со мной сопрягалася, сохла бы да не умирала, в еде бы тоски не заедала, в пойле не запивала, от тоски не положила бы руки, а век бы меня поминала, сохла бы по мне да тосковала. Да будет так!».

Что бы встревожить сердце девушки от парня, применяют следующее средство: парень старается незаметно положить в карман девушки глиняное кольцо и ударить ее осиновым прутом по плечу.

Взять две чёрные свечи. На каждой свече написать у самого верха свечи первые буквы имени женщины на которого делается зазыв. Затем буквы эти обтыкают иголками, зажигают свечи и (когда они будут гореть, а иголки падать) при каждом падении дуть в сторону, где предполагается место жительства женщины, мысленно посылая ему эти дуновения, читать наговор:

«Встал не благословясь, пошел не перекрестясь, из дверей в двери, из ворот в ворота, вышел в чисто поле, стал, оборотился, свистнул, тридевять раз и хлыстнул, вызвал тридевять сил. Вы, слуги верные, сослужите мне службу правильно, запрягите коня вороного и съездите за тридевять верст. Там есть в одном тереме красна девица. Вы ей пересеките пути и дороги. Оли-якш и сам Черт-рыцарь, пройдите чрез ворота, чрез окно, чрез трубу, чрез огонь и пламя и взойдите в сердце рабы(имя), возьмите крови алой и волос цвета белого, посадите на коня вороного и привезите в чисто поле, чрез горы, чрез воды, чрез огонь и пламя, и по сырой земле, чтоб вас не задержали на пути и на дороге. Оли-якш и сам Черт-рыцарь, вы привезите девицу в чисто поле и покажите ей тридевять молодцов, тридевять Бесов, тридевять Дьяволов и приведите меня, раба(имя), и посадите меня, раба(имя), за столы дубовые и за виноградные и поставьте на столы разрыв траву, чтобы я раб(имя) показался ей милее света белого, жарче Солнца красного. Я взойду в сердце этой девицы и возьму у нее радость мирную. Я вложу ей сухоту сердечную и тоску незабвенную, что бы она меня не забывала ни днем, ни ночью. Я раб(имя) сяду на коня вороного и влечу в нее огнем пламенным и сухотой сердечной. Я землей засушу ее, я огнем зажгу сердце ей, я возьму крови алой и выпью кровь алую. Оли-якш и самому Черту-рыцарю, я возьму тебя, заберу тебя, со спины тебя, со хребта и с живота тебя, что бы не запить и не загасить тебя, и не забыть тебе ни днем, ни ночью раба(имя своё). Я войду в тебя огнем пламенным, я вложу тебе сухоту сердечную, чтобы ты не могла меня забыть ни на земле, ни в воде, ни в огне. Да будет так!».

В течение трех дней выходя на перекрёсток на закате бросать с наговором горсть земли взятой с кладбища в сторону где живёт нужный человек:

«На море, на окияне, на острове на Буяне стоит остров, на нём лежит бел-горюч камень, на том камне лежат три камня, на тех камнях стоят три гроба, в тех гробах три доски, на каждой доске три тоски. Первая тоска убивалася, с телом расставалася, вторая тоска убивалася, с телом сопрягалася, третья тоска убивалася, в сердце вошла. К тем гробам девица приходила, от тех трех досок три тоски износила от тех гробов ветер подувает, тоску рабу(е)(имя) навевает, и был(а) бы я ей(ему), краше красного солнца, по мне бы всегда тосковал(а), сердцем со мной сопрягал(а), сохла бы да не умирал(а), в еде бы тоски не заедал(а), в пойле не запивала, от первой тоски не положила бы руки, а век бы меня вспоминала, сохнула бы да тосковала. Да будет так!».

Наговорить на еду или питьё и угостить нужного человека:

«Лягу я раб(а)(имя)не помолясь, усну не перкрестясь, пойду я во сне из дверей в двери, из ворот в ворота, выйду в тёмное поле. Стану я на сыру землю, погляжу я на западную сторонушку, как мхи-болота, черные грязи тоску на людей нагоняют, так бы и раб(а)(имя) обо мне бы рабе(имя) тосковала, тоска его(её) душу и сердце глодала. Да будет так!».