Похожая на эпилог

«Разбор полетов» состоялся на следующий день, в понедельник. Когда мы в воскресенье вечером вернулись в училище, Осетр нам ни слова не сказал. Не замечал будто нас и вовсе не было. Можете себе представить, какую ночь мы провели! Испытание похуже, скажу я вам, чем драпать от бандитов.

А с самого утра нас вызвали в директорский кабинет, всех четверых. Полковник был не один. В кабинете сидел и генерал Волков, один из основных кураторов училища.

— Так, — мрачно сказал полковник. — Давайте, герои, рассказывайте обо всем, что с вами произошло. И в подробностях, включая то, что я уже знаю. Генерал должен все услышать.

И мы стали рассказывать, стараясь ничего не упустить.

Когда мы все выложили, полковник повернулся ко мне.

— Карсавин! Когда и как ты окончательно понял, что в этом деле не обходится без прикрытия преступников кем-то из высоких чинов милиции?

— Я вам рассказал, когда увидел, в каком отделе работает Глебов. Но догадаться-то я должен был намного раньше!

— Почему? — спросил генерал.

— По многим причинам, — стал объяснять я. — Вообще-то мне эта мысль сразу пришла в голову, в первый же день. Понимаете, ведь возник разговор о том — ну, вы-то помните, товарищ полковник, — что, если угонщики продают похищенные машины под видом старой рухляди, привезенной из-за границы, то без каких-то сообщников в официальных органах им не обойтись. Перебирая варианты, кто может быть этой крышей, говорили про таможню, про разных чиновников, про многое. Про милицию не упомянули, но у меня уже тогда в голове мелькнуло, что вообще-то милицейская крыша была бы в этом случае самой надежной. Через высокого милицейского чина регистрацию и перерегистрацию машин можно проводить без всяких хлопот. Такой чин может и узнавать о ходе расследования, и дирижировать угонщиками: когда им затаится, когда сделать какой-нибудь отвлекающий маневр, чтобы направить следствие по ложному пути. Но тогда я сразу отогнал мысль о сообщнике из милиции, ведь своих подозревать нехорошо. Но дальше — больше. Не успели мы толком начать расследование, как стали происходить всякие события. Угонщики украли машину Ныркова. Ту самую машину, на которую мы вышли! И я не удивлюсь, если в Питере в это же время угнали «мерседес», который мы тоже вычислили!

— Угнали, — кивнул генерал. — Угонщиков взяли сегодня утром.

— Ну, вот. Мне опять приходит в голову, что самое простое объяснение такое: угонщики узнали, что следствие вышло именно на эту машину, на «Шевроле блейзер» Легавина-Ныркова, и поспешили убрать ее, пока машину не забрали на экспертизу и не разоблачили всю игру. А как они могли узнать, что следствие вышло на эту машину? Только в одном случае! Если вам, товарищ полковник, догадка Конева показалась интересной, вы сообщили о ней той следственной группе, которая разрабатывает банду угонщиков, и из следственной группы эти сведения просочились к бандитам. Но просочиться-то они могли только если кто-то из следственной группы поделился этими сведениями с человеком, которому доверяет. А кому он мог доверять, кроме как сослуживцу, пусть и из другого отдела? Дальше — больше. Мы обсуждали, как могло получиться так, что Банщиков и Молебоев оказались на свободе? Дорогие адвокаты не подключались к этому делу. Опять-таки, возникало то же объяснение: если угонщиков покрывает какой-то высокий милицейский чин, то Банщикова и Молебоева освободили в результате его вмешательства. Словом, многие признаки все время указывали в одну и ту же сторону, как стрелку компаса поворачивает на север, но я в эту сторону смотреть не хотел — не верилось, что такое может быть, и

— А вот мне поверилось, когда я услышал о повторном угоне «Шевроле», — хмуро проговорил полковник. — Поэтому я и связался сразу с Виталием, с Глебовым то есть, и изложил ему все факты. И попросил срочно проверить. И ваши координаты ему оставил... И, кстати, я Дроздянкина предупредил, что такой вариант возможен, и попросил его быть начеку, и ограждать вас от любых контактов с сотрудниками милиции, как бы представительно эти сотрудники ни выглядели.

— Ах, так вот почему он помрачнел в какой-то момент, когда вас слушал! — вырвалось у Жорика. — И вот почему нас потом на машине до дома довез!

— Именно поэтому, — подтвердил полковник. — Но давай дослушаем Карсавина.

— Однако, арест Молебоева и Банщикова, — продолжал я, — не только подкинул очередной ключик, но все усложнил и запутал. Я, можно сказать, с облегчением перевел дух. Получалось, угонщики запаниковали из-за ареста их сообщников, а не из-за того, что к ним попали сведения, что следствие выходит на них благодаря стараниям каких-то кадетов... Уже потом я понял, что картина выглядела несколько иначе. Угонщики, зная, что следствие выходит на след, перепугались, что Банщикова и Молебоева вычислили, а обвинение в валютных махинациях — это только предлог, чтобы их задержать. Вот и кинулись их вытаскивать. В результате, возникла ситуация, когда им надо избавляться и от машины Ныркова, и от Растопырина, и от Банщикова с Молебоевым, чтобы все концы обрубить. Как они стали рубить концы, мы знаем. Растопырин убит, машина угнана, а Банщикова с Молебоевым собирались подставить на этой машине, свалив на них все грехи. Тут мы в наших догадках оказались правы.

...Да, Банщикова с Молебоевым обнаружили в том же доме, где держали Дроздянкина и Ныркова. Судя по всему, их сообщники и впрямь собирались сделать их козлами отпущения. В мертвом виде, конечно.

Я перевел дух и продолжил.

— А когда позвонил этот тип и представился Глебовым... то есть согласился со мной, что, да, он — Глебов, тут все окончательно встало на свои места. То, что он знал Лешкину фамилию, и знал, что кадеты докопались до очень многого, подтверждало: он — действительно из милиции, он имеет доступ к каким-то материалам следствия. И при этом он не тот, за кого себя выдает. То есть мне звонит оборотень, предатель. Поэтому я и сказал тогда, что милиционер звонил «настоящий, но не настоящий». Проветрив, кто такой Глебов, я убедился окончательно, что прав. Идет поиск предателя среди своих, а уж через него постараются зацепить всю банду. И этот предатель чует, что у него земля под ногами горит.

— Но было и еще одно, — продолжал я. — То, что угонщики узнали мой телефон из бумажки, которая была у Дроздянкина, мне казалось очевидным. Значит, они схватили Дроздянкина? Но когда и как? Как они узнали, что Дроздянкин подключился к расследованию? Ответ мог быть один: они видели, как Дроздянкин приехал к Ныркову. Значит, за Нырковым продолжали следить? Зачем? Получается, им надо было убедиться, что Нырков не знает лишнего, что он не придал значения чему-то, что видел, и не знает, что увиденное им — важнейшая улика. Что же он мог такого видеть? Да этот самый темно-вишневый «Дэу эсперо», на котором за ним следили! Когда Нырков резко свернул с трассы, бандиты поняли, что он заметил слежку. И, возможно, запомнил машину. А вдруг он даже номер машины успел разглядеть и запомнить? Тогда бандитам конец! Но если машина имеет такое значение, то, получается, она принадлежит кому-то очень важному. И его можно вычислить по этой машине! Вот я и предположил, что и нас увезут именно на этой машине...

Я уже знал, что прав в своих догадках. Дроздянкин рассказал нам, что произошло. Он даже не успел подняться в квартиру к Ныркову. По всей видимости, бандиты, следившие за домом Ныркова, опознали Дроздянкина. Они знали, что служба безопасности Курагина ведет собственный розыск угнанного «Линкольна» — и что этого розыска им, возможно, стоит опасаться побольше, чем официального расследования. (Как мы потом узнали, у них и фотографии Дроздянкина имелись, на всякий случай). И вот — они глазам не могут поверить! Глава службы безопасности Курагина идет к Ныркову! Выходит, след взял?.. Дроздянкина оглушили в подъезде, ударили сзади рукояткой пистолета по голове. Потом бандит, назвавшийся Дроздянкиным, спокойно вошел к Ныркову — и Ныркова тоже оглушили и связали. Дроздянкина обыскали, нашли распечатки фотографий Банщикова и Молебоева и телефон одного из кадетов. И совсем перепугались. Так что Нырков и Дроздянкин познакомились лишь тогда, когда их заперли в одной комнате. Дроздянкину разрешали отвечать на звонки по мобильному телефону, чтобы не возникло паники, куда это он исчез. Дроздянкин тщательно следил за обстановкой. Из окна было не убежать: решетка на окне. И он принял решение: надо бежать тогда, когда ворота на какое-то время оставят открытыми. Если оставят... Увидев, что ворога оставлены открытыми, Дроздянкин похвал своего сторожа и сказал, что ему сейчас рее необходимо сделать важный звонок... Бандит отпер дверь, протянул ему мобильник — а Дроздянкин, взяв сторожа на болевой прием и отобрав у него и мобильник, и пистолет, подхватил с собой Ныркова и стал пробиваться к воротам... Весь побег — от двери до машины — занял никак не больше двух минут, но Дроздянкину эти полторы-две минуты показались вечностью, а Ныркову — тем более...

...«Линкольн» Курагина обнаружили в большом гараже, где стояло несколько машин. Бандиты все никак не могли его сплавить, не находилось подходящего «двойника»...

— Остальное всем известно, — закончил я. — И я могу лишь сказать напоследок, что был виноват, отмахиваясь от подозрений. Если бы я прислушался к ним, если бы признал очевидные факты, то мы бы не влипли во вчерашнюю критическую ситуацию...

— Вот как? — Осетр ехидно прищурился. — Только в этом ты и виноват?

Мы все опустили головы.

— А мое предупреждение? — продолжал Осетр. — Что если вы посмеете подвергнуть себя ненужному риску и сядете в машину к бандитам, то будете отчислены из училища? Это как? Шуточки? Вы ж не просто дисциплину злостно нарушили, вы... — он только головой мотнул, не в силах договорить.

— Я понимаю... — сказал я.

— Понятливый! — съехидничал полковник.

— Я вот что хочу сказать, — торопливо заговорил я. — От того, как мы себя поведем, зависели, очень вероятно, жизни Дроздянкина и Ныркова. Ну, вы посмеетесь, скажете, что Дроздянкин — опытнейший оперативник, а мы — пацаны сопливые, и не нам его выручать, но ведь... Но ведь бывает и так, что слабый выручает сильного! Я не мог оставаться в стороне, зная, что за мою безопасность будет, возможно, заплачено жизнью человека... Да вы ж сами сколько раз нам внушали, что мы работаем для людей. И если мы с людьми перестанем считаться, то грош нам цена, какими бы блестящими профессионалами мы ни стали! И я могу сказать, что, повторись такая ситуация, я бы повел себя точно так же, зная, что и сам погибнуть могу... и что меня даже из училища могут отчислить!

Все непроизвольно засмеялись, даже полковник улыбнулся, а я упрямо продолжил:

— Я об одном прошу: исключить меня одного. Ведь это я ребят подбил, поэтому и основная вина на мне...

— Ну уж нет! — прогудел Илюха. — Если исключать — то всех!

А Лешка и Жорик закивали головами в знак согласия с ним.

Полковник повернулся к генералу.

— Ну? И что делать с этими паршивцами? Я своего решения не имею права отменять.

Генерал разглядывал нас, откинувшись в кресле.

— Сложный вопрос, — сказал он. — С одной стороны, имеет место непозволительное нарушение дисциплины. С другой — мы бы еще долго ловили эту банду и предателя разоблачали, если б не они. Да ты и сам, Валентин, дал им добро заниматься этим расследованием, так что и на тебе есть часть вины... И, как вышестоящий, я имею право отменить твой приказ. В общем, так. За блестяще проведенное расследование — благодарность. За безобразнейшую выходку, совершенную против приказа начальства и поставившую под угрозу их собственные жизни — на месяц лишить их права покидать территорию училища. То есть никаких поездок домой, выходов в город — на выходные будут оставаться здесь!

— Ура-а! — закричали мы хором. По сравнению с тем, что могло нас ждать, это был просто подарок.

— Не уракайте, — строго предупредил генерал. — И все эти выходные вы будете заняты на штрафных работах. Каких именно — картошку чистить, полы натирать, или что-то другое — пусть товарищ полковник решит. Главное, чтобы все эти работы были по-настоящему тяжелыми и нудными. Чтобы вы на них десять раз судьбу прокляли.

— Все равно — ура! — сказал Жорик. — И не будем мы судьбу проклинать... Скажите, а кто этот высокий милицейский чин, которого разоблачили с нашей помощью?

— Он из управления по борьбе с экономическими преступлениями, — не очень охотно ответил генерал. — В числе прочих объектов, которые ему поручено было курировать, было и казино «Беверли». Должен был следить, чисто ли там проводятся все денежные дела... Ну, стал взятки брать от руководства казино, покрывать их черный нал и так далее... Дальше — больше. Ему и этого показалось мало, и он придумал эту схему с угоном дорогих машин. Сперва у клиентов казино ненароком выясняли их распорядок дня и прочие данные, потом... В общем, ясно, как это работало. Мы еще разбираемся, как он докатился до жизни такой. Фамилию не хочу называть, неприятно. Да, наверно, из газет ее скоро узнаете. Мы это дело обязательно до суда доведем! Предателей и оборотней в собственной среде мы будем искоренять беспощадно. Ведь они всех нас марают, все правоохранительные службы... Так что, можно сказать, вы сделали дело государственной важности, разоблачив такого подонка.

— Ну, не мы ведь сами... — заикнулся Алешка.

— Основную работу сделали вы, — твердо сказал генерал. — Если бы это не было непедагогичным, я бы сказал, что горжусь вами... Но учтите, все ваши заслуги не спасут вас от отчисления из училища, если вы еще что-нибудь натворите.

— Так точно! — ответили мы, вытягиваясь по стойке «смирно» и весело переглядываясь между собой.