Глава пятая Праздничный торт

Олеся все-таки решила идти не с пустыми руками. Выбрала в магазине самый большой торт, попросила перевязать его красивой ленточкой.

Торт – вещь полезная. С тортом можно куда угодно идти – хоть на день рождения, хоть просто так, в гости. Вряд ли Рязанкина устроит нормальное угощение, и вкусный десерт будет в самый раз. Только бы чашек на всех хватило.

Без десяти пять Маканина стояла около школы и прятала под зонтом круглую коробку, перехваченную голубой упаковочной тесьмой. Вокруг не было ни души. Только мокрые воробьи возмущенно чирикали на ветках сирени.

Никого. Даже собачники не гуляют.

Плохо.

Минутная стрелка перевалила через цифру двенадцать и поползла дальше. На секунду Олесе показалось, что все это уже было. Что она уже стояла и ждала, когда все придут. При этом часы просто не желали идти вперед. Секундная стрелка удрученно качала остроконечной головкой, размышляя, переходить ей с цифры «пять» на цифру «шесть» или еще немного здесь постоять.

Для полноты картины не хватает еще одного действующего лица.

Не успела Олеся об этом подумать, как «лицо» появилось.

Галкин вынырнул из-за угла. Был он без зонта и без шапки, поэтому выглядел слегка подмокшим. Серега сутулил плечи, пытаясь прикрыться от дождя, но даже поднятый воротничок куртки не спасал – холодная вода заливала за шиворот, и от этого Галкин был весь какой-то скукоженный и несчастный.

– Ха, ты, как всегда, ждешь! – обрадовался он, забираясь к Олесе под зонт и при этом выталкивая из-под укрытия торт. – А че никого нет?

– Ты знаешь, где живет Рязанкина?

Олеся злилась. Последнее время судьба постоянно сталкивала ее с Галкиным. Маканиной это не нравилось. Все-таки надо было послушаться умного Быковского и никуда не ходить.

– Рязанкина? – протянул Серега. – Живет где-нибудь.

– Ее телефона у тебя, конечно, нет? – без энтузиазма спросила Олеся.

– Почему это нет? – расплылся в довольной улыбке одноклассник. – У нас всегда все есть.

«Хоть какой-то плюс», – вздохнула Олеся. Обычно от Галкина не было никакой пользы.

– Вот! – Он достал из кармана мобильный телефон. – Нам Сидоров базу данных на всех сделал. Я сначала подумал – зачем она мне? А теперь, смотри, пригодилась!

Он медленно нажимал на клавиши, ища в записной книжке номер Рязанкиной. На лице его появилась довольная улыбка – нашел. Серега подмигнул Маканиной и приложил телефон к уху. Через секунду брови его съехались к переносице.

– Отключилась, – буркнул он, продолжая что-то разглядывать на маленьком дисплее. – Готовится. – Серега снова поднял свой мобильник к уху. – Ничего, сейчас найдем.

Дома у Ксюши тоже никто не подходил.

– Ломанулась по магазинам. – Галкин сунул телефон в карман. – Эх, и посидим сегодня. – Он хлопнул себя по пузу. С куртки полетели мелкие брызги.

Олеся была другого мнения, но промолчала. Желание идти на вечеринку у нее пропало, но хотелось довести дело до конца – прийти к Рязанкиной и высказать все, что она об этом думает.

– Звони Курбаленко, – приказала Маканина.

К телефону подошел Лизин папа, он сразу узнал Олесю.

– Убежала куда-то Лизавета, – весело доложил он. – Так вы разве не вместе?

– Вместе. Вон она идет! – отозвалась Маканина, давая отбой.

Конечно, никакая Курбаленко ниоткуда не шла. Это Олеся специально сказала, чтобы Лизку не подводить. Мало ли что та наплела родичам.

Так, ветреной подруги дома нет. Интересное кино получается! Если она пошла к Рязанкиной, то имеется некий шанс, что они договорились все приготовить вместе. Тогда понятно, почему обе не на месте. А если они готовятся, но не к вечеринке… Тогда не хватает еще одного персонажа.

– Звони Васильеву, – решилась Маканина. В голову лезла настойчивая мысль, что все это специально подстроено, и пока от этой мысли избавиться ей не удавалось.

– На сотовый? – Галкин сосредоточенно нажимал на кнопки.

– На домашний. Чтобы он не мог отвертеться.

Кажется, еще сигнал вызова не прозвучал, а трубку уже сняли. Это был Андрюха.

– Васильев! А где все? – Олеся не ожидала, что будет так рада услышать одноклассника. Но ей стало спокойнее. Это был пока единственный человек, который мог что-то объяснить.

В ответ Васильев разразился душераздирающим кашлем.

– Не знаю я ничего… Заболел, – прохрипел он. – Что-то мне хреново…

– Ну ладно, болей, – растерялась Олеся, давая отбой. Простуженный Васильев не только прийти на встречу был не способен, но и, конечно, ничего не знал. Так-так-так, еще интереснее!

– Вчера он не был похож на больного.

Галкин произнес вслух то, о чем Маканина и сама думала. Олеся кинула недовольный взгляд на одноклассника и отвернулась от него. По зонту с удвоенной силой забарабанил дождь.

– Как бы нам узнать адрес Рязанкиной? – пробормотала она вслух. Молча думать у нее уже не получалось. – Из журнала. Там все записаны. Но в школу нас никто не пустит. – За ее спиной что-то стукнуло, но Олеся не обратила на это внимания, вышагивая у здания школы туда-сюда. – Ксюха живет где-то за троллейбусным кольцом. Зачем-то мы к ней заходили с Курбаленко года три назад… У Лизы адрес тогда был записан на бумажке. Дома я не помню, но можно попробовать найти. Нужен хотя бы номер квартиры. Знать его может Лиза, но ее нет. Еще Васильев, но с дурной головы он может ничего не сказать. Цветочница! Да! Вот кто нам нужен. Они когда-то дружили и наверняка ходили друг к другу в гости. Галкин, звони Цветочнице, сейчас все выясним.

Над ее головой хлопнула рама. Олеся испуганно вжала голову в плечи, готовясь принять на свой несчастный зонтик, кроме дождя, еще и осколки стекла. Но сверху на нее обрушился только Серега.

– Где тут искать? – В руках он держал классный журнал в оранжевой обложке. Пока Маканина размышляла, где бы раздобыть адрес, Галкин успел побывать в школе.

– Ты как туда залез? – Олеся не могла решить – то ли ей восхищаться Серегиной находчивостью, то ли прямо на месте умереть от страха, что их сейчас засекут.

– Да ладно, – смутился Галкин. – В первый раз, что ли? Тут все окна от одного толчка открываются. Ну, ищи, где здесь адреса?

Олеся поколебалась – брать, не брать? Может, взять и треснуть Галкина тяжелым журналом по башке? Чтобы в следующий раз думал, прежде чем совершать подобные «подвиги».

Но Серега смотрел на Олесю такими широко распахнутыми наивными глазами, что ударить его показалось просто невозможным делом. Оставалось взять из его рук журнал и искать страницу с адресами.

Улица… Дом… Квартира…

– У тебя есть чем записать? – машинально спросила Маканина и сразу пожалела о своем вопросе.

– Сейчас принесу. – Галкин сделал шаг к распахнутому окну.

– Не надо! – испуганно взвизгнула Олеся. Не хватало, чтобы их все-таки заметили, ведь где-то в школе наверняка есть охранник! – Сейчас что-нибудь придумаем.

– А чего тут думать? – Серега потянул к себе журнал. – Рвануть страницу – и все.

Олеся прижала к себе журнал, чтобы Галкин не смог его отобрать.

– Ну, ты совсем, что ли? – только и смогла выдохнуть она. – Отойди! Я и так запомню.

Улица Белинского, дом 33/2, корпус 4-А, кв. 87.

Олеся прищурилась, готовясь совершить неимоверное усилие, чтобы вогнать в память эти несуразные цифры.

Журнал захлопнулся перед ее носом.

– Че напрягаться-то? – В этот раз Галкин оказался быстрее Маканиной. – С ним и пойдем. Потом я его на место закину.

Олеся вздохнула и тяжелым взглядом проследила, как журнал исчезает под мокрой галкинской курткой. Говорить она ничего не стала. Ей только хотелось, чтобы все это поскорее закончилось.

– Что замерла? – Серега уже шагнул прочь со школьного двора. – Пошли на троллейбусную остановку. Знаю я эту улицу. У тебя проездной есть?

Олеся засеменила следом.

На поиск Ксюхиного жилья они потратили час.

Дома, корпуса, подъезды…

Никто ничего не знал и не мог показать правильное направление. Они плутали в бесконечных лабиринтах дворов и вязли в непроходимых тупиках. Дождь настойчиво стучал по зонтику, напоминая, что погода не располагает к долгим прогулкам. Торт все больше оттягивал руку. Перепрыгивая очередную лужу, Олеся оступилась, нога мгновенно промокла, и теперь Маканина могла оценить разницу – приятная теплота левого ботинка и неуютная сырость правого. Пора было поворачивать домой.

– Ну, вот и он! – Над их головой на углу многоподъездного дома тускло горела табличка «33/2, корп. 4-А». Галкин смотрел на табличку с искренним удивлением. – И как я раньше не догадался! Он же с дробью, и по другой улице. – Серега посмотрел на окончательно промокшую Олесю. – Я тут рядом живу, – пояснил он.

Маленькая путаница с подъездами, и вот они уже поднимаются в лифте. Выходить пришлось на каждом этаже, чтобы отслеживать номера квартир. Восемьдесят седьмая обнаружилась на девятом.

– А Ксюши нет!

Судя потому, что на рязанкинской мамаше были сапоги, она только что пришла.

– Ксюша по субботам в бассейн ходит, как раз в пять часов. Может, вы встречаетесь в другом месте? Я не видела, чтобы Ксюша к чему-нибудь готовилась. Она и денег не просила…

У Олеси появилось сильное желание запустить тортом в спокойное лицо рязанкинской мамаши, хотя та ни в чем не была виновата. Но тут выступил вперед Галкин. Секунду он изучал мыски своих мокрых кроссовок, а потом жестом фокусника вытащил из-под куртки журнал.

– Вы тогда передайте это ей. – Голос его стал неожиданно хриплым. – Скажите, что пришли все по списку, но ее не застали. – Он сунул журнал в руки удивленной женщине и потянул застывшую Маканину за рукав. – Пойдем.

– А что это? – Рязанкинская мамаша еле удержала в руке тяжелую ношу. – Это Ксюшино?

– Она поймет! Да не стой ты! – рявкнул он на замершую Олесю. – Пол насквозь простоишь!

Он подошел к лифту и с такой силой вдавил кнопку вызова, что внутри механизма что-то заискрило.

– Вот зараза! – зло сплюнул Серега, выходя под дождь. – Кинули, значит, нас… Ладно.

– Давай еще раз позвоним. – Олеся одним пальцем пыталась удержать торт за веревку, остальными цеплялась за сумку, в которой безрезультатно искала зонтик – предмет поиска висел у нее на руке. – Они, наверное, поменяли место вечеринки, а нас не предупредили.

– Ага! Не предупредили они тебя! – фыркнул Галкин и добавил пару смачных ругательств, от которых Олеся сильно прижала к себе торт. Коробка не выдержала объятий и треснула. Мокрый зонт стукнул по руке, напоминая о своем местонахождении.

– Кричали – не докричались! – продолжал бушевать Серега, с досадой пиная ногами мокрые листья. – Шутники! Ну, я этому Васильеву в понедельник вставлю. Он у меня посмеется!

– Подожди! – До Олеси только сейчас начало доходить. – Значит, сегодня ничего и не готовилось? А я торт купила…

Так вот что означали все эти переглядывания и перешептывания, вот почему никто ни о чем не говорил! Да потому, что ничего и не должно было быть! Маканина сама своим вопросом подсказала Курбаленко идею с розыгрышем.

– Не пропадет твой торт! – Серега перехватил у Олеси коробку и широкими шагами потопал по лужам к дому напротив. – Не отставай!

Олеся завороженным взглядом смотрела, как ее собственность уплывает в моросливую даль.

– Куда?

Она побежала следом, словно привязанная невидимыми веревочками к своей коробке.

Вдвоем они пересекли спортивную площадку и вошли в соседний дом. Галкин поднялся на второй этаж, остановился около обшарпанной двери и кулаком постучал по потрескавшейся коже дерматина.

– Мог бы и звонок починить! – крикнули из недр квартиры и только потом открыли.

На пороге стояла высокая красивая девушка в коротком застиранном халате. Увидев Олесю, она ойкнула и скрылась в коридоре.

– Проходи. – Галкин сделал приглашающий жест, пропуская Маканину вперед. – Не пугайся. Это Танюха, моя сестра. Давай, давай, не стой! А то растаешь! – И он кивнул на лужу, которая уже натекла с мокрой Олесиной куртки.

– Зачем мы к тебе пришли? – Маканина не двигалась с места. Вот уж куда она не собиралась идти, так это домой к Галкину.

– Зачем люди в гости ходят? Чай пить!

– А ты меня приглашал? – Олеся опешила от такой наглости.

– Приглашал!

Галкин прошел по коридору и исчез за поворотом. Вместе с тортом.

Можно было, конечно, просто уйти. С какого перепугу ей здесь оставаться? Пусть они пьют чай без нее. Торт не пропадет – и на том спасибо.

Маканина сделала шаг вперед, чтобы позвать Серегу и попрощаться, но застыла, не донеся ноги до пола.

Не сказать чтобы Олеся жила очень хорошо. Ее крошечной квартире было далеко до хором Рязанкиной или трехкомнатного царства Курбаленко. Но такого она еще не видела.

В квартире царил невероятный кавардак. Создавалось ощущение, что жильцы куда-то поспешно собирались, переставляли цветочные горшки, раскидывали вещи да так все и оставили.

Маканина оперлась о стенку, чтобы не упасть, и на нее тут же свалился велосипед, предупредив о своем намерении бряцаньем звонка. Следом за ним полетели трубка пылесоса, сам пылесос и несколько курток с вешалки. Пока Олеся воевала с непокорной техникой, вся прихожая оказалась набита ботинками. Ей даже на секунду показалось, что это какое-то наваждение. Вот ботинок не было – а вот они уже валяются у нее под ногами.

Но объяснилось все просто. Пока Маканина пыталась заставить велосипед стоять вертикально, распахнулась дверца обувной тумбочки. Оттуда все это добро и вывалилось.

Через коридор пронесся мелкий карапуз. Прежде чем исчезнуть за поворотом, он жизнерадостно захохотал.

«Дурдом», – в сердцах подумала Олеся, отпихивая от себя коварный велосипед.

– Проходи, проходи. Я здесь все уберу, – раздался над Маканиной женский голос.

Олеся вздрогнула и подняла голову. Сначала ей показалось, что это Танюха. Переоделась и решила помочь гостье преодолеть все препятствия и попасть в кухню. Говорившая сделала шаг вперед, свет пыльной лампочки упал ей на лицо, и Олеся увидела, что это не Танюха, а кто-то другой, сильно на Танюху похожий.

– Мы тут с Сергеем… – пролепетала Маканина.

– Мать! – крикнул Галкин из кухни. – Это со мной. Мы чаю попьем, лады? Маканина, проходи. Можешь не разуваться, тапочек все равно нет. Куртку брось куда-нибудь и топай сюда.

– Проходи, проходи, – мягко повторила женщина, забирая у Олеси велосипед. – Все равно ты с ним не справишься.

Олеся пробормотала сбивчивые извинения и устремилась в кухню, забыв, что только что собиралась сделать обратное – уйти прочь. По пути она чуть не свернула книжный стеллаж, который занимал большую половину и без того узкого коридора. На кухне она влипла всем телом в мокрую простыню, висевшую под потолком. Из-под простыни вынырнул Галкин и, дернув Маканину за руку, усадил ее на лавку. Простыня осталась высоко вверху. Зато теперь можно было разглядеть стол. Вместо привычных хлебницы, солонки или тарелок на нем стоял большой аквариум с кем-то, копошащимся в стружках. На краешке стола пристроились две разнокалиберные чашки, у одной из них была отбита ручка.

Холодильник, увешанный магнитиками и разноцветными записками. Обвалившаяся кафельная плитка. Огромная алюминиевая кастрюля на плите. Заваленная грязной посудой раковина. Стопка относительно чистых тарелок на столешнице.

Маканина вспомнила о своем желании побыстрее оказаться на улице. Но путь к спасительному выходу ей преграждали велосипед и странная женщина. Поэтому она оставалась сидеть, совершенно расстроенная и потерянная.

– Держи! – Галкин поставил перед ней глубокую тарелку с большим куском торта. – Маленьких ложек нет, ешь большой.

Сказал он это так, словно есть торт из глубокой тарелки было чем-то само собой разумеющимся, а вот большая ложка вместо маленькой – это ненормально. Хорошо хоть, половник не предложил.

– Мать! – внезапно гаркнул Серега, и Маканина вздрогнула. В прихожей звякнул упавший велосипед. – Да оставь ты его, там гвоздь сломался.

Олеся затравленно оглянулась. Как же ей сейчас хотелось оказаться за тридевять земель, в тридесятом царстве, отгороженной двадцатью заборами от этого стола! Но приходилось сидеть на месте.

В кухню вошла галкинская мамаша. Серега глянул на нее и поморщился.

– Мать, без тебя справимся.

Женщина никак не отреагировала на эту грубость. Она внимательно смотрела на Олесю. Маканина встретилась с ней взглядами и на секунду выпала из реальности.

Мать Галкина была на удивление красивой! Эту красоту невозможно было описать. Нос, губы, тонкий овал лица, завитушки волос… Все вместе производило сногсшибательное впечатление. Теперь было понятно, в кого у Галкина этот отзвук внешней красоты – в мать. Красоту ее не портили даже седина и морщины.

– Сережа, перенеси все-таки аквариум в комнату. – Женщина забрала у Галкина упаковку с чайными пакетиками, с которой тот бился уже некоторое время – никак не мог снять прозрачную упаковку. – Это Васин зверь, вот и поставь его Васе на стол.

Догадавшись, что говорят о нем, зверек вылез из опилок и с опаской посмотрел на сидевших за столом. Был он похож одновременно на всех грызунов сразу. От кролика у него были круглые продолговатые ушки и сильные задние ноги, от суслика – длинный хвост с кисточкой, от хомяка – круглое пушистое тельце, только раз в пять больше.

– Пусть готовится, что его тоже когда-нибудь сожрут. – Галкин вырвал из рук матери открытую коробку, достал два пакетика и бросил их в чашки. Щелкнул, выключаясь, чайник. – Васька! – Мокрая тряпка перелетела через всю кухню и шлепнулась где-то в коридоре. – Не выкинешь этого грызуна, я тебя самого скормлю морским свинкам!

– Я тоже торт хочу, – раздалось в ответ из коридора.

– Набежало дармоедов! Стул тащи!

Серега покопался в мойке, извлек оттуда тарелку и шмякнул в нее очередную порцию торта.

Женщина все еще продолжала стоять около холодильника. Видимо, она привыкла к резкости сына и не обращала на нее внимания.

– Как твой вечер? – спросила мать, складывая руки на груди.

– Обломался мой вечер. – Галкин сел на табуретку и тут же стал на ней раскачиваться. – Мы решили перенести его в нашу кухню.

В недрах квартиры затрезвонил телефон. Призыв его был неубедителен, потому что трубку брать никто не спешил.

– Да! Это Маканина. – Серега ткнул ложкой, с которой только что слизнул кусочек торта, в сторону Олеси. – Я тебе про нее говорил.

– А, Оленька! – обрадовалась мама.

– Олеся, – привычно поправила Маканина.

– Сережа мне рассказывал, как вы в Ленинграде…

Закончить фразу она не успела. В коридор въехал стул, зацепился за стеллаж и застрял. Галкин-младший с громким пыхтением пытался продвинуть его вперед, но только бестолково стучал им о невидимую для него преграду.

Галкин вскочил, оттолкнув табуретку, и ринулся в коридор.

– Да подойти ты к телефону! – крикнул он в недра квартиры, выдергивая стул из засады. – Танюха, подними свой зад.

В полной тишине раздалась прощальная трель, и телефон смолк.

– Абонент недоступен, – отозвалась Танюха, и вслед за ее словами в комнате что-то обвалилось.

– Мать, не стой на пути! – снова прикрикнул на женщину Серега, проходя со стулом из коридора в кухню. Галкинская мамаша отступила к раковине, но из кухни не ушла.

Олеся вертела головой, не понимая, что происходит. Мать Галкина стояла, сложив руки на груди, и спокойно смотрела на сидевших за столом. Шустрый Василий уже пристроился на месте брата и ловко орудовал ложкой в его тарелке. Серега бухнул стул на крошечном пятачке пола между пакетами, кастрюлями и мешком с мусором, дал Василию подзатыльник и придвинул к себе другую тарелку.

– Ну, че, весело у нас? – подмигнул он ошарашенной Олесе, отправляя в рот здоровенный кусок торта. – Это еще тихо! Вот проявится Танюха, тогда заживем.

Словно услышав свое имя, в коридоре возникла Танюха.

– Да заберите вы свой телефон! – крикнула она, кидая в брата телефонной трубкой. Аппарат стукнулся о холодильник и обиженно звякнул.

– Откуда такое имя – Олеся? – Женщина переложила пару тарелок из стопки на столешнице в раковину и посмотрела на Маканину. – Что-то от Куприна…

У Олеси в голове опять произошло небольшое затмение. Она не понимала – что эта красивая спокойная женщина делает в подобном бардаке? Почему на нее все кричат и никто не слышит, что она говорит? Может, она ошиблась дверью и теперь не знает, куда ей деться?

– Да Ольга она! – вылез вперед Серега. – Это она уж так, выпендривается…

– Подожди! – Оставшиеся тарелки со звонким стуком переместились в раковину. На этом уборка, судя по всему, закончилась. – Куда ты все время торопишься? Может, у девушки есть свое мнение…

– Да ладно, – махнул ложкой Галкин. – Это она последние два года ходит со своим мнением, а до этого нормальной была.

– Ну почему же? – Олеся отодвинула от себя расковыренный кусок торта – есть она не могла. – Мне никогда не нравилось мое имя. Вот я и решила стать Олесей. По-моему, красиво.

– Ну, че она заливает! – Серега шарахнул ложкой по тарелке. – Выдумала тоже – красиво! Знаем мы все! У нее родители развелись, вот она в отместку им и поменяла имя. И то не по-настоящему, а понарошку. В журнале она все равно Ольга. Я сам видел.

С Олесей вдруг что-то произошло. Голова закружилась от ярости. Она с трудом сдерживалась, чтобы не запустить в Галкина остатками торта.

– С чего ты взял? – прошептала она, хватаясь за край стола.

– Да ладно! Че тут знать-то? Рассказал кто-то. – Галкин на секунду задумался. – А! Курбаленко твоя, кажется, и рассказала.

Ярость мгновенно сменилась тупой усталостью. Олеся откинулась к стене, с тоской посмотрела на болтавшееся над ее головой белье.

– Курбаленко?

Очень хотелось проснуться. Открыть глаза, повернуться на другой бок, зажмуриться и увидеть какой-нибудь новый – хороший – сон. Но проснуться не получалось.

Маканиной не хотелось выносить на суд одноклассников проблемы с семьей. Она до сих пор переживала развод родителей, считая, что во всем виновата мама. Когда все это произошло, Олесе было очень плохо, она даже в школу не ходила. Тогда же ей в руки попала книжка Куприна с очень красивым рассказом о том, как один человек предал другого. Ей понравилось. Она чувствовала себя как раз таким обманутым человеком. И тогда Маканина решила из невзрачной Ольги превратиться в прекрасную Олесю – так звали главную героиню.

В первый же день своего возвращения в школу она сообщила всем о произошедших переменах.

– А я имя поменяла, – сказала Маканина и чуть не задохнулась от собственной храбрости. – Пошла с отцом в загс и переписала. Я теперь Олеся.

Все на удивление легко с этим согласились, никому не было дела до маканинских страданий. Ребята стали звать ее этим красивым именем, а если кто-то забывался, то она не откликалась. Ей казалось, что Ольга навсегда умерла вместе с разбитым семейным благополучием.

С именем Олеся ей стало заметно легче жить. Беда закуклилась где-то внутри ее, а от нападений извне ее защищало новое имя. Да Маканину никто и не трогал. Даже отец согласился с такими переменами, ходил к директрисе, договаривался, чтобы дочку не трогали. Он всегда умел разговаривать с людьми. В конце концов, в журнале она оставалась все той же «Маканиной О.».

Правду о том, что никакого официального изменения не было, что это всего лишь попытка спастись от родительских скандалов, знал один человек. Лучшая подруга – Курбаленко. Хоть с кем-то Олесе надо было обсудить свои проблемы, иначе она сошла бы с ума. Эта тайна честно пролежала в Лизиной душе два года.

Срок хранения истек.

Видимо, до Галкина, наконец, дошло, что он ляпнул что-то не то, поэтому он замолчал, опустив глаза в тарелку.

– Это хорошо, что ты сегодня зашла, – заполнила образовавшуюся паузу Серегина мама. – Суббота – самое время для гостей. Сережа рассказывал о том, как в Петербурге вы не поехали на кладбище и весь день провели вместе.

– Мать, помолчи, а, – перебил ее Галкин.

«Сережа? Это она о ком?» – мелькнуло в голове Олеси. Это простое домашнее имя никак не вязалось с парнем, сидевшим напротив нее. Это был Серега Галкин, в лучшем случае Серый, но никак не Сережа.

– Будет хорошо, если вы подружитесь, – продолжала говорить женщина. – Наш папа редко бывает дома, он очень много работает, и Сереже не хватает общения…

– Мать! – рявкнул «Сережа».

Из-под холодильника затрезвонил телефон. На звук никто даже головы не повернул.

– Да возьми ты, наконец, эту дурацкую трубку! – крикнул Галкин, перегибаясь через стол. В ответ в комнате что-то опять упало.

– Сережин отец – крупный ученый, – продолжала вещать женщина, не обращая внимания, что ее никто не слушает. – Правда, сейчас он временно работает не по специальности, но это ненадолго. Специалисты такого уровня, как он, обязательно когда-нибудь понадобятся…

– Заткнись ты с эти отцом! – подался вперед Галкин. – Никого не интересует, че он там делает. Сидит на своей стоянке – и пусть сидит!

Олеся не выдержала. Слишком много потрясений для одного дня – сорванный вечер, предательство подруги, неожиданные гости, хамство Галкина. Она выбежала в коридор, отбросила загородивший выход велосипед, схватила куртку с сумкой и выскочила на лестничную клетку.

В эту секунду ей очень хотелось кого-нибудь стукнуть.

– Эй, чего ты?

Была слабая надежда, что Галкин останется дома или хотя бы не сразу сообразит, что произошло. Но на этот раз он оказался шустрым.

– Мать так обрадовалась, что ты пришла, а ты сразу уходишь! Могла бы и посидеть.

– Что ты ко мне привязался? – закричала Олеся, и ей понравилось, что она наконец-то может себя не сдерживать. – Я видеть тебя не могу! И не подходи ко мне больше! И записки не шли! Шли их лучше Курбаленко, пускай она тебе на контрольных помогает!

Маканина побежала вниз по ступенькам с твердым намерением сказать еще какую-нибудь гадость, если Серега ее сейчас догонит.

– Какая встреча!

Дождь продолжал накрапывать, но это не помешало собраться на площадке внушительной компании – Васильеву, Рязанкиной и Курбаленко. Они сидели в песочнице под грибком и ели мороженое.

– Тили-тили-тесто! Жених и невеста! – Андрюха развел руки, изображая крайнюю степень удивления. – Вот уж не думал, что вы сойдетесь!

– Ты уже выздоровел? – тихо спросила Олеся. – И мороженое ешь? Врачи не запрещают?

– Пришлось встать, раз без меня вы теряетесь, – легко отбил Олесину колкость Андрюха. И сразу же перешел в наступление: – Тебя невозможно найти – куда ни позвоню, говорят: была, но ушла. Знаешь, как это называется?

Маканина покачала головой.

– Неуловимый Джо, – торжественно сообщил Васильев. – А знаешь, почему он неуловимый? Да потому что никому не нужен! – закончил он под довольные ухмылки Лизы и Ксюши.

– Зачем ты мне звонил? – Олеся не могла оторвать взгляда от улыбающегося лица Курбаленко. Как после всего произошедшего Лиза может спокойно смотреть ей в глаза?

– Все отменилось, детка, – продолжал вещать Андрюха, не замечая, что перегибает палку. – Мы всех успели предупредить, кроме тебя.

Олеся на секунду зажмурилась, чтобы действительность с наглым Васильевым перестала перед ней маячить, как в дурном сне.

– Галкин тоже не знал, – прошептала она.

– Что Галкин? – театрально всплеснул руками Андрюха. – Галкин там же, где и ты. И если бы мне удалось тебя предупредить, то и он узнал бы, непременно. Но, я вижу, трагедии не произошло. Вы не знали и неплохо провели время вместе. – Он лукаво глянул на Олесю. – Надеюсь, все получилось?

– Да пошли вы!

Олеся оттолкнула Васильева и зашагала прочь. Это чем-то напоминало болото – чем отчаяннее пытаешься выбраться, тем сильнее засасывает. Чем больше доказываешь, что никаких отношений у них с Галкиным нет, тем сильнее убеждаешь окружающих в обратном.

Черт, как же ей хотелось объяснить, что все это не так! Хотелось крикнуть, что они не правы. Что с Галкиным ее просто сталкивает судьба и, если бы не их фокус с отменой вечеринки, не было бы повода для идиотских разговоров.

Уже поворачивая за угол, Олеся на мгновение оглянулась.

Галкин стоял вместе со всеми под грибком и с улыбкой о чем-то рассказывал. Наверное, в красках живописал, как Маканина все его семейство накормила тортом.

Трепу теперь в школе будет… А еще говорил, что порвет Васильева на кусочки за его шуточки. И что? Незаметно, чтобы он собирался Андрюху трогать. Стоят, мило беседуют. Ох, мужики, все у вас так, сначала наобещаете, а потом… Да ну вас всех!