Глава IV. Свидетельства языка в антропологии и доистории

💸 Как сделать бизнес проще, а карман толще?

Тот, кто работает в сфере услуг, знает — без ведения записи клиентов никуда. Мало того, что нужно видеть свое раписание, но и напоминать клиентам о визитах тоже. Проблема в том, что средняя цена по рынку за такой сервис — 800 руб/мес или почти 15 000 руб за год. И это минимальный функционал. Нашли самый бюджетный и оптимальный вариант: сервис VisitTime.
⚡️ Для новых пользователей первый месяц бесплатно. А далее 290 руб/мес, это в 3 раза дешевле аналогов. За эту цену доступен весь функционал: напоминание о визитах, чаевые, предоплаты, общение с клиентами, переносы записей и так далее.
✅ Уйма гибких настроек, которые помогут вам зарабатывать больше и забыть про чувство «что-то мне нужно было сделать».
Сомневаетесь? нажмите на текст, запустите чат-бота и убедитесь во всем сами!

Свидетельства языка в антропологии и доистории

Благодаря ретроспективному методу лингвист может двигаться назад—в глубь веков и восстанавливать языки, на которых говорили народы еще до своего вступления на арену истории. Но не могли ли бы подобные реконструкции дать нам сведения и о самих народах, об их расовой принадлежности, происхождении, общественных отношениях и институтах, нравах и пр.? Одним словом, может ли язык помочь антропологии, этнографии, доистории? Обычно на это отвечают утвердительно, но мы полагаем, что в этой уверенности есть значительная доля иллюзии. Рассмотрим вкратце некоторые стороны этой проблемы.

Начнем с расы. Ошибочно думать, что от общности языка можно прийти к заключению о единокровности, что понятие языковой семьи покрывает понятие антропологического семейства. Действительность не так проста. Имеется, например, германская раса, антропологические признаки которой весьма четки: белокурые волосы, удлиненный череп, высокий рост и т. д.; совершеннее всего представлена эта раса в скандинавском типе. А между тем говорящие на германских языках народы далеко не целиком отвечают этим приметам: так, алеманны, живущие у подножия Альп, своим антропологическим типом существенно отличаются от скандинавов. Но нельзя ли по крайней мере предположить, что сам по себе язык принадлежал первоначально одной расе и если на нем говорят чуждые этой расе народы, то лишь вследствие того, что данный язык был навязан этим народам путем завоевания? Конечно, мы часто встречаемся со случаями добровольного или насильственного принятия какой-либо нацией языка ее завоевателей: примером могут служить галлы, покоренные римлянами; но это не объясняет всего; например, в случае с германцами, даже если допустить, что они подчинили себе столько разных народов, они все же не могли полностью поглотить их—для этого следовало бы предположить долгое доисторическое владычество и иные обстоятельства, ничем не устанавливаемые.

Итак, единокровность и языковая общность не находятся, по-видимому, в необходимой связи между собой, и поэтому нельзя умозаключать от одной к другой. Следовательно, в тех многочисленных случаях, когда показания антропологии и языка не сходятся, нет необходимости ни противопоставлять их друг другу, ни делать между ними выбор: каждое сохраняет свою полную значимость в своей области.

О чем же свидетельствуют показания языка? Единство расы само по себе может быть лишь второстепенным и вовсе не необходимым фактором языковой близости. Но есть другое единство, бесконечно более важное, единственно существенное, возникающее на основе общественных связей, —мы будем называть его этнизмом. Под этнизмом мы разумеем единство, покоящееся на многообразных взаимоотношениях в области религии, культуры, совместной защиты и т. д., устанавливающихся даже между народами различного расового происхождения и при отсутствии всякой политической связи.

Именно между этнизмом и языком и устанавливается то отношение взаимной связи, которое мы уже констатировали выше (см. стр. 28). Общественные связи имеют тенденцию создавать общность языка и налагают, быть может, некоторые свои черты на этот общий язык; и наоборот, общностью языка в некоторой мере и создается этническое единство. Этого последнего, вообще говоря, совершенно достаточно для объяснения языковой близости. Например, в начале средних веков существовал романский этнизм, объединяющий при отсутствии политической связи народы весьма разнообразного происхождения. С другой стороны, по вопросу об этническом единстве надо прежде всего осведомляться у языка, так как его показания существеннее всех прочих. Вот пример этому: в древней Италии рядом с латинянами мы встречаем этрусков; разыскивая, что между ними общего, в надежде найти их общее происхождение, можно обращаться ко всему тому, что эти народы оставили: к вещественным памятникам, религиозным обрядам, политическим учреждениям и т. п.; но таким путем мы никогда не получим той уверенности, которая появится, как только мы обратимся к языку: четырех строк этрусского текста достаточно, чтобы убедиться в том, что говоривший на этом языке народ в корне отличался от той этнической группы, которая говорила на латинском языке.

Итак, в этом отношении и в указанных границах язык может служить историческим документом: так, например, тот факт, что индоевропейские языки образуют семью, дает нам основание умозаключить о некоем первоначальном этнизме, более или менее прямыми наследниками которого, в результате социальной преемственности, являются говорящие ныне на этих языках народы.