Глава xlii

💸 Как сделать бизнес проще, а карман толще?

Тот, кто работает в сфере услуг, знает — без ведения записи клиентов никуда. Мало того, что нужно видеть свое раписание, но и напоминать клиентам о визитах тоже. Проблема в том, что средняя цена по рынку за такой сервис — 800 руб/мес или почти 15 000 руб за год. И это минимальный функционал. Нашли самый бюджетный и оптимальный вариант: сервис VisitTime.
⚡️ Для новых пользователей первый месяц бесплатно. А далее 290 руб/мес, это в 3 раза дешевле аналогов. За эту цену доступен весь функционал: напоминание о визитах, чаевые, предоплаты, общение с клиентами, переносы записей и так далее.
✅ Уйма гибких настроек, которые помогут вам зарабатывать больше и забыть про чувство «что-то мне нужно было сделать».
Сомневаетесь? нажмите на текст, запустите чат-бота и убедитесь во всем сами!

Глава xlii

Острова в заливе Ферт-оф-Клайд, теперь легко доступные благодаря ежедневным рейсам дымящих пароходов, были во времена наших отцов уединенными местами, куда редко забирались как путешественники, так и всякие другие посетители. Острова эти славятся редкой и разнообразной красотой. Гористый Арран, или, по-другому, Альпийский остров, изобилует величественными и необычайно романтичными пейзажами. Бьют отличается более мягким и лесистым характером местности, Камрей, словно противопоставляя себя обоим, замечателен своей ровной зеленой поверхностью; он похож на цепь, протянувшуюся вдоль залива, между отдельными, широко расставленными звеньями которой проглядывает океан. Рознит, значительно уступающий им по размерам, расположен гораздо выше и ближе к западному берегу залива, вблизи начала озера, называемого Гар-лох, и недалеко от озер Лонг-лох и Синт-лох, или Холи-лох, которое, начинаясь на западе горной Шотландии, соединяется с устьем Клайда.

Свирепые холодные ветры, которые так губительно действуют весной на посадки овощей в Шотландии, ощущаются гораздо меньше на этих островах; за исключением Аррана с его гигантскими высотами, они не подвержены и штормам с Атлантического океана, так как расположены в глубине залива и прикрыты берегами Эршира. Поэтому нежные березки, плакучие ивы и другие рано распускающиеся и клонимые ветром деревья растут в этих благодатных укрытиях с пышностью, невиданной в наших восточных областях, а сам воздух благодаря его мягкости считается целебным для легочных больных.

Из всех островов Рознит больше других прославился своей живописной прелестью, и поэтому графы и герцоги из рода Аргайлов издавна любили гостить здесь: местом их временного жительства являлся охотничий или рыбачий домик, превращенный последующими перестройками в настоящий дворец. Когда лодка, которую мы оставили пересекающей залив, приблизилась к острову, глазам сидевших в ней предстала резиденция герцога во всей ее оригинальной простоте.

У места высадки, частично скрытого низкими, но развесистыми дубами и кустами орешника, виднелись два-три человека, очевидно, ожидавшие их прибытия. Джини не обратила на них никакого внимания, и поэтому велика же было ее изумление, когда, оказавшись на берегу, куда ее перенесли гребцы, она попала прямо в объятия своего отца!

Это было так чудесно, что напоминало скорее счастливый сон, чем действительность! Она высвободилась из его крепкого и нежного объятия и слегка отстранилась, чтобы убедиться, что это не обман чувств. Но нет, стоящий перед ней человек был не кто иной, как сам почтенный Дэвид Динс в своем лучшем светло-синем воскресном кафтане с крупными металлическими пуговицами, в камзоле и штанах из того же материала, в крагах из плотной серой ткани с знакомыми ей медными пряжками, в широкополой синей шляпе, сдвинувшейся назад, когда он в порыве безмолвной благодарности возвел глаза к небу. Она смотрела на седые пряди, выбившиеся из-под полей шляпы, на обветренные скулы, на высокий, покрытый морщинами лоб, на ясные голубые глаза, не потускневшие с возрастом и ярко блестевшие из-под нависших бровей, на черты лица, обычно строгие и суровые, преображенные теперь непривычным для них выражением восторженной радости, нежности и благодарности. Да, это был Дэвид Динс! И оба они были так невообразимо счастливы присутствием друг друга, что если я когда-либо увижу вновь моих друзей Уилки и Аллана, я попрошу у них или даже украду набросок с этой сцены.

— Джини, моя родная Джини, самая послушная дочь на свете! Самому Богу Израиля надлежало бы быть твоим отцом, а не мне, недостойному! Ты вызволила нас из рабства, ты вернула честь нашему дому. Да благословит тебя Господь, дитя мое, ты заслужила его благодать! Но он уже благословил тебя, ибо избрал тебя орудием своей милости! Произнося эти слова, Дэвид Динс не мог сдержать слез, хотя растрогать его было не так-то легко. Арчибалд из деликатности отвел зрителей в сторону, так что только лес и садившееся солнце были свидетелями полноты их чувств.

— А Эффи? А Эффи, дорогой отец? — жадно спрашивала Джини, непрестанно перемежая этим вопросом излияния радости и благодарности.

— Ты еще услышишь, ты еще услышишь, — поспешно ответил Динс и вновь стал возносить благодарность небу за то, что Джини осталась невредимой в стране смертоносной епископской власти и сектантской ереси, а также и за то, что она спаслась от всех дорожных опасностей и львов, рыскающих в пустыне.

— А Эффи? — вновь повторяла любящая сестра. — И… и (с какой охотой сказала бы она: «Батлер», — но решила все-таки видоизменить вопрос)… и мистер и миссис Сэдлтри, и Дамбидайкс, и все друзья?

— Все здоровы, все здоровы, благодарение Богу!

— А… а… мистер Батлер? Он был нездоров, когда я ушла.

— Ты больше ее никогда не увидишь, дитя мое, — ответил Динс торжественным голосом, — теперь ты единственный лист на старом дереве, дай тебе Бог здоровья!

— Она мертва! Убита! Извещение пришло сюда слишком поздно! — закричала Джини, ломая руки.

— Нет, Джини, — возразил Динс тем же печальным и серьезным тоном,

— плоть ее жива и избавлена от всех земных горестей; если бы так же жива была ее вера, а душа — так же избавлена от пут сатаны!

— Господи, помилуй нас! — воскликнула Джини. — Неужели это заблудшее дитя оставило вас ради того негодяя?

— Вот именно, — сказал Динс, — она покинула своего старого отца, кто молился и проливал за нее слезы, она покинула свою сестру, трудившуюся ради нее, как родная мать, она покинула прах своей матери и землю своих предков и ушла в чужой край с этим сыном Велиала, исчезла темной ночью из отчего дома. — Он замолчал, не в силах говорить от скорби и возмущения.

— И с этим человеком? С этим страшным человеком? Оставила нас, чтобы пойти за ним? О Эффи, Эффи, кто бы мог этого ожидать после дарованного тебе освобождения!

— Она ушла от нас, дитя мое, потому что она не такая, как мы, — ответил Динс. — Она засохшая ветвь, на которой никогда не созреет плод благодати, козел отпущения, ушедший в мирскую пустыню и унесший с собой грехи нашей маленькой общины. Да будет с ней милость Божья! Она еще познает, как велик в своей милости Господь, ибо придет час и ей обратиться к нему. И ежели ей суждено войти в царствие небесное, то всевышний вспомнит о ней! Что сказала бы ее мать, эта славная и незабвенная матрона — Ребекка Мак-Нот, память о которой живет в Ньюбэтле подобно благоухающему цветку, а в Лагтоне — подобно чаше с ладаном? Да свершится воля Господня: пусть идет своим путем, пусть сеет и жнет сама — Бог знает свой час! За нее вознесли столько молитв, что, может быть, она и не собьется с пути праведного окончательно. Но никогда, Джини, никогда не будем упоминать ее имя… Она ушла от нас, как те быстро текущие ручьи, о которых говорил Иов многострадальный: «Когда становится тепло, они умаляются, а во время жаров исчезают с мест своих. Уклоняют они направление путей своих, заходят в пустыню и теряются».

После этих слов наступила грустная пауза. Джини охотно разузнала бы подробней об уходе сестры, но запрещение отца прозвучало категорически. Она хотела было рассказать о своей встрече со Стонтоном в доме его отца, но, поспешно воскресив в памяти все подробности этого свидания, решила, что они скорее усилят, чем успокоят горе отца. Поэтому она не заговаривала больше на эту мучительную тему и отложила все свои вопросы до встречи с Батлером, от которого надеялась узнать подробности побега сестры.

Но когда она увидит Батлера? Эта мысль не выходила у нее из головы, особенно после того, как отец, желая, по-видимому, избежать разговора об Эффи, спросил ее, указывая рукой на противоположный берег Дамбартоншира: «Не находишь ли ты, что это приятное место?» И тут же объявил дочери о своем намерении переправить в этот край «все свое земное имущество», так как его светлость герцог Аргайл просил его, Дэвида Динса, как человека опытного в сельском труде и во всем, что касается скота, управлять скотоводческой фермой, которую его светлость решил взять в свои руки, чтобы улучшить породу скота.

— Это, конечно, приятная и красивая страна, она так клонится к западному солнцу, и здесь, наверно, прекрасные пастбища; трава, несмотря на сухую погоду, совсем зеленая. Но это так далеко от нашего дома, а я очень соскучилась по мягкой траве Сент-Леонардо, где столько колокольчиков и желтых лютиков.

— Не говори об этом, Джини, я хотел бы никогда больше не слышать названия этого места. Все равно я уже продал все, что было нужно, и счета оплачены. Но я переправил сюда всю скотину, которая тебе по душе. Здесь Гованс и здесь твоя пятнистая корова и маленькая телка, которую ты зовешь… не скажу, как ты ее зовешь; я никак не мог заставить себя продать твою любимицу, хоть вид ее, может быть, и будет нас иногда печалить; но, с другой стороны, бедное бессловесное животное здесь ни при чем. И еще двух я сохранил и велел их всех гнать впереди прочей скотины, чтобы люди сказали про меня, как когда-то встарь говорили про сына Иессея — Давида, когда он вернулся с битвы: «Вот добыча Давида».

Расспросив подробней, Джини еще раз восхитилась практичной благотворительностью ее друга герцога Аргайла. Создав нечто вроде опытной фермы на окраине своих обширных владений в горной Шотландии, он искал подходящего человека, которому мог бы доверить управление ею. Разговор на сельскохозяйственные темы, который его светлость вел с Джини на обратном пути из Ричмонда, убедил его в том, что ее отец, на чей опыт и авторитет она так часто ссылалась, являлся именно таким человеком, которого он искал. Когда стало ясно, что из-за приложения к помилованию Эффи Дэвиду Динсу придется, по всей вероятности, переменить место своего жительства, эта мысль окончательно окрепла в сознании герцога, а так как он был энтузиастом не только в сельскохозяйственных, но и в благотворительных делах, то решил принести пользу и тем, и другим, поручив в письме своему уполномоченному в Эдинбурге выяснить, что собой представляет Дэвид Динс, скотовод из Сент-Леонарда: если при этом окажется, что он действительно таков, каким его описали, то немедленно нанять его на самых выгодных для Динса условиях управляющим предполагаемой фермы в Дамбартоншире.

Это предложение было сделано старому Дэвиду уполномоченным герцога на второй день после того, как извещение о помиловании прибыло в Эдинбург. Решение оставить Сент-Леонард еще раньше было принято Дэвидом; лестное предложение со стороны герцога Аргайла взять в свои руки управление хозяйством, требующее такого умения и опыта, являлось само по себе необыкновенно почетным, и, кроме этого, честный Дэвид, сам высоко ценивший свои таланты, считал, что, соглашаясь на это предложение, он до некоторой степени отблагодарит Аргайла за огромную услугу, которую тот ему оказал. Условия, включая разрешение пасти его собственный скот на пастбищах герцога, были очень выгодными, и практичный Дэвид сразу сообразил, что для торговли скотом там не будет никаких помех. Правда, можно было опасаться «хэшипа» note 96 со стороны проживавших по соседству горцев, но Дэвид полагал, что грозное имя герцога Аргайла и немного «черной дани» обеспечат безопасность.

И все-таки оставались еще два соображения, из-за которых Дэвид колебался. Первое заключалось в том, что он не знал, какого вероисповедания придерживается священник нового прихода, но в этом щепетильном вопросе, как читатель дальше узнает, он получил полное удовлетворение. Второе касалось его дочери, которой закон предписывал покинуть Шотландию на долгие годы.

Поверенный герцога, к которому Дэвид обратился за советом, сказал с улыбкой:

— Не следует понимать это условие в его абсолютном значении. Если молодая женщина покинет Шотландию на несколько месяцев или даже недель и приедет после этого в новое жилище своего отца морем с западных берегов Англии, то никто не будет знать о ее прибытии, во всяком случае, никто из тех, кто имеет право или желание чинить ей по этому поводу неприятности. Права наследственной юрисдикции герцога Аргайла столь обширны, что избавляют всех, кто проживает на его землях, от вмешательства посторонних судей; а тем, кто от него зависит, он даст указания не беспокоить молодую женщину. И, кроме того, поскольку она будет жить на самых окраинах горной Шотландии, то можно считать, что она находится вне Шотландии, то есть вне притязаний закона и цивилизации.

Такие доводы показались старому Дэвиду не совсем убедительными, но побег Эффи, случившийся на третий день после ее освобождения, сделал жизнь в Сент-Леонарде настолько невыносимой для него, что он немедленно согласился на сделанное ему предложение; одобрил он и мысль герцога поразить Джини своим неожиданным присутствием на Розните, которое должно было превратить их переезд в приятный для нее сюрприз. Герцог известил Арчибалда обо всех этих обстоятельствах и приказал ему действовать согласно указаниям из Эдинбурга, благодаря чему он и привез Джини в Рознит.

Рассказывая об этих событиях друг другу, отец и дочь медленно направлялись, иногда останавливаясь, в сторону охотничьего дома, который виднелся среди деревьев на расстоянии полумили от берега маленького залива, где они высадились.

Когда они приблизились к дому, Дэвид Динс, улыбнувшись мрачноватой улыбкой, являвшейся единственным проявлением радости, которую он допускал на своем лице, сказал:

— В доме сейчас находятся два джентльмена: один из них — лицо духовное, а другой — мирянин. Мирянин этот — почтенный лэрд Ноктарлити, который тут у них за судью при герцоге Аргайле; он сам герцог и тем же миром мазан, то есть, как все они, вспыльчивый и раздражительный человек, совсем не думает о духовных интересах и спасении души, а только о том, чтобы захватить побольше благ в этом грешном мире, причем совсем не уважает чужую собственность. Но все-таки он гостеприимный джентльмен, с которым надо постараться поддерживать добрые взаимоотношения, потому что горцы — народ очень горячий. А что до человека духовного звания, то герцог Аргайл предложил его как возможного кандидата (ни за что в мире Дэвид не сказал бы, что герцог Аргайл его назначил) на должность проповедника при церкви того прихода, где находится наша ферма. Вполне возможно, он и будет выбран, так как все христианские души здесь жаждут его избрания. Дело в том, что они изголодались по манне духовной; прежний священник, некий мистер Дункан Мак-Дунот, начинал все субботние и воскресные службы с кварты юсквебо.

— Но я не стану рассказывать тебе о том парне, который его заменит, — закончил Дэвид все с той же мрачноватой улыбкой — потому что ты его раньше встречала, да вот он и сам идет нам навстречу.

Она и в самом деле его встречала, ибо это был не кто иной, как сам Рубен Батлер.