Четверг, 19 ноября 1942 г.

Дорогая Китти!

Как мы все и предполагали, Дюссель оказался славным человеком. Он,

разумеется, охотно согласился делить со мной комнату. Должна признаться: я

вовсе не в восторге, что кто-то чужой будет пользоваться моими вещами. Но

нужно, в конце концов, чем-то жертвовать для других, и я делаю это с

радостью. " Самое главное -- суметь помочь кому-то из друзей и знакомых, а

все остальное не так важно", - говорит папа, и конечно, он прав.

В первый же день Дюссель расспросил меня обо всем, например, в какие

часы в контору приходит уборщица, когда можно мыться, когда -- посещать

туалет. Ты, наверно, улыбнешься, но здесь в Убежище, все не так просто. Днем

мы должны соблюдать тишину, чтобы внизу нас не услышали, а если в конторе

посторонние, например, уборщица, мы должны еще больше опасаться. Это я

прекрасно объяснила Дюсселю, и вот, что меня удивляет: до него все доходит

чрезвычайно медленно. Постоянно переспрашивает и забывает снова. Возможно,

это пройдет, он еще не опомнился от бегства и встречи с нами. А в остальном

с ним вполне можно сладить.

Дюссель много рассказал нам о внешнем мире, уже давно отрезанном от

нас. Какие печальные и тяжелые известия! Много наших друзей и знакомых

отправлены неизвестно куда, где их ожидает только самое ужасное. По вечерам

всюду снуют зеленые или серые военные машины. Из них выходят полицейские,

они звонят во все дома и спрашивают, нет ли там евреев. И если находят

кого-то, то забирают всю семью. Никому не удается обойти судьбу, если не

скрыться вовремя. Иногда полицейские посещают по спискам только те дома, где

по их сведениям есть, чем поживиться. Случается, что они запрашивают выкуп:

столько-то гульднов за человека. Как будто вернулся рабовладельческий строй!

Но не время шуткам, так страшно все это! Часто по вечерам в темноте я вижу,

как идут колонны ни в чем не повинных людей, подгоняемыми парой негодяев,

которые их бьют и мучают, пока те не падают на землю. Никого не щадят:

старики, дети, младенцы, больные, беременные -- все идут навстречу смерти.

А нам так хорошо здесь, уютно и спокойно. Мы можем не волноваться за

себя, но как мы боимся за наших дорогих и близких, которым не можем помочь.

У меня тут теплая постель, а каково приходится моим подругам: они, возможно,

лежат на сырой земле, а может, их уже и нет в живых.

Мне так страшно, когда я думаю о друзьях и знакомых, которые сейчас во

власти самых зверских палачей и должны бороться за жизнь. Только потому, что

они евреи.

Анна