Действие первое 5 страница

Карла теперь машина.

Клара Цаханассьян. Прогресс... (Садится рядом с Иллом справа)

Илл. Оттилия изучает литературу. Берет уроки английґского и

французского.

Клара Цаханассьян. Видишь, у них теперь появиґлись высокие идеалы. Иди

сюда, Цоби, поздоровайся. Мой девятый. Лауреат Нобелевской премии.

Илл. Очень приятно.

Клара Цаханассьян. Большой оригинал. Особенґно когда не думает.

Перестань думать, Цоби.

Девятый муж. Золотко мое...

Клара Цаханассьян. Не кривляйся.

Девятый м уж. Хорошо, хорошо. (Перестает думать)

Клара Цаханассьян. Видишь, он теперь вылитый дипломат. Напоминает графа

Холка, только тот не писал книг. Цоби хочет уединиться, чтобы писать мемуары

и управлять моим состоянием.

Илл. Поздравляю.

Клара Цаханассьян. А мне как-то не по себе. Ведь мужа заводят для

представительства, а не ради выгоґды. Иди, Цоби, займись своей наукой.

Налево историчеґские развалины.

Девятый муж уходит.

Илл (озирается по сторонам). А где кастраты?

Клара Цаханассьян. Разучились держать язык за зубами. Я велела их

услать в Гонконг, в один из моих притонов, где курят опиум. Пусть

блаженствуют. Скоро за ними последует и дворецкий. Он мне больше не нужен.

Сигарету, Боби,

Дворецкий выходит из глубины сцены, протягивает ей портсигар.

Хочешь сигарету, Альфред?

И л л. Не откажусь.

Клара Цаханассьян. Бери. Дай прикурить, Боби.

Курят.

И л л. Хороший запах.

Клара Цаханассьян. В этом лесу мы часто курили вдвоем, помнишь?

Сигареты ты покупал у Матильдхен. Или, вернее, воровал у нее.

Первый стучит ключом по своей трубке.

А вот и дятел.

Четвертый. Ку-ку! Ку-ку!

И л л. И кукушка.

Клара Цаханассьян. Хочешь, Роби сыграет тебе на гитаре?

И л л. Не откажусь.

Клара Цаханассьян. Он хорошо играет, этот громиґла, которому я спасла

жизнь. Когда на меня нападает тоска, он мне просто необходим. Ненавижу

пластинки и радио,

И л л. " По африканской земле идет батальон".

Клара Цаханассъян. Твоя любимая. Этой песне я его научила.

Молчание. Они курят. Кукушка и так далее. Шелест леса. Роби играет.

И л л. У тебя был... я хотел сказать, у нас был ребенок?

Клара Цаханассьян. Конечно, был.

И л л. Мальчик или девочка?

Клара Цаханассьян. Девочка.

И л л. А как ты ее назвала?

Клара Цаханассьян. Женевьева.

И л л. Красивое имя.

К л а ра Цаханассьян. Я видела ее только раз. Когда она родилась. Потом

ее забрали. Взяли в приют.

И л л. Какие у нее были глаза?

Клара Цаханассьян. Глаз она еще не открывала.

И л л. А волосики?

Клара Цаханассьян. Кажется, черные, но у млаґденцев волосы часто бывают

темные.

И л л. Да, правда.

Молчат. Курят. Звуки гитары.

Где же она умерла?

Клара Цаханассьян, У чужих людей. Не помню их имен.

И л л. Отчего?

Клара Цаханассьян. От менингита. Аможет, йот другой болезни. Мне

прислали свидетельство.

И л л. Свидетельству о смерти можно верить.

Молчание.

Клара Цаханассьян. Я рассказала тебе о нашей дочке. А теперь ты

расскажи обо мне.

И л л. О тебе?

Клара Цаханассьян. О том, какой я была, когда мне было семнадцать и ты

любил меня.

И л л. Как-то раз я долго искал тебя в Пегеровом сарае и вдругувидел в

старой пролетке. Ты была в одной рубашке и в зубах держала длинную

соломинку.

Клара Цаханассьян. Я помню тебя сильным и смелым. Ты подрался с

железнодорожником, который ко мне пристал. А я отирала кровь у тебя с лица

своей красной нижней юбкой.

Гитара замолкает.

Вот и конец песни.

И л л. А теперь пусть сыграет: " Родная милая отчизна". Клара

Цаханассьян. Эту песню Роби тоже знает.

Звуки гагары слышатся снова.

И л л. Спасибо тебе за венки, за хризантемы и розы. Они очень украшают

гроб в " Золотом апостоле". Великоґлепное зрелище. Оба зала утопают в цветах.

Теперь уже осталось недолго. В последний раз мы сидим в этом старом лесу,

слушаем кукушку и шум ветра. Сегодня вечером собрание общины. Мне вынесут

смертный приговор, и кто-нибудь меня убьет. Не знаю, кто именно и где, Ясно

только, что вот и конец моей дурацкой жизни.

Клара Цаханассьян. Я отвезу гроб с твоим телом на Капри. Я приказала

выстроить мавзолей у себя в парке под кипарисами. Оттуда открывается вид на

Средиземное море.

И л л. Средиземное море я знаю только по картинкам.

Клара Цаханассьян. Оно темно-синее. Удивиґтельная красота. Там ты и

будешь лежать. Мертвый под мертвым камнем. Любовь твоя умерла давным-давно.

А вот моя все никак не умрет. Но и жить она не может. Она превратилась в

чудовище, как и я сама, как те поганки и мертвые корневища, которые уродуют

этот лес. Все задушили мои миллиарды, мое золото. Они опутали и тебя, чтобы

отнять у тебя жизнь. Потому что твоя жизнь приґнадлежит мне. Навеки. Теперь

ты погиб. Скоро от тебя ничего не останется, ты будешь жить только в моей

памяти, мертвый возлюбленный, бесплотная тень прошлоґго в мрачных

развалинах.

И л л. Вот и песня про отчизну кончилась.

Девятый муж появляется снова.

Клара Цаханассьян. Лауреат Нобелевской преґмии возвращается после

осмотра развалин. Ну, Цоби?

Девятый муж. Эпоха раннего христианства. Разруґшено гуннами.

Клара Цаханассьян. Жаль. Дай мне руку. Роби и Тоби, паланкин! (Садится

в паланкин.) Прощай, Альфред.

И л л. Прощай, Клара.

Паланкин уносят в глубину сцены, Илл продолжает

сидеть на скамейке. Деревья складывают свои ветви.

Сверху опускается театральный портал с занавесом

и кулисами, как во всех театрах. Надпись: " Сурова жизнь,

искусство беспечально". Из глубины сцены выходит полицейский в новом

роскошном мундире, садится рядом с Иллом. Появляется радиокомментатор. Пока

горожане

собираются, он говорит в микрофон. Гюлленцы одеты

во все новое, нарядное, мужчины – во фраках. Повсюду

снуют фотокорреспонденты, журналисты, кинооператоры.

Радиокомментатор. Дамы и господа! Вы слышали нашу передачу из

родильного дома и беседу со священниґком, теперь наш микрофон установлен на

собрании городґской общины. Настает решающий момент визита госпожи Клары

Цаханассьян, который она нанесла своему родному городу, столь же уютному,

сколь и живописному. Правда" сама виновница торжества здесь не присутствует,

но бурґгомистр уполномочен сделать от ее имени важное сообґщение. Мы

находимся в зрительном зале отеля " Золотой апостол", где однажды переночевал

Гете. На сцене, где обычно выступает самодеятельность и дает гастроли

каль-берштадтский театр, сейчас собрались мужи города. Как нам только что

сообщил бургомистр, таков старинный обычай. Женщины по традиции занимают

места в зрительґном зале. В " Золотом апостоле" праздничная атмосфера,

нетерпение достигло апогея; со всех концов мира съехаґлись операторы

кинохроники, мои коллеги по телевидеґнию, репортеры. В эту минуту бургомистр

берет слово.

Радиокомментатор подносит микрофон бургомистру,

который стоит посреди сцены, в центре полукруга,

образованного мужами города.

Бургомистр. Приветствую собравшуюся здесь гоґродскую общину Гюллена.

Разрешите считать наше собраґние открытым. На повестке дня --

один-единственный вопрос. Мне выпала честь доложить собравшимся, что госпожа

Клара Цаханассьян, дочь покойного архитектора Готфрида Вешера, одного из

наших влиятельнейших соґграждан, готова пожертвовать городу и его жителям

сумму в один миллиард.

Шум среди представителей прессы.

Пятьсот миллионов получит город, еще пятьсот миллиоґнов делятся поровну

между всеми гражданами.

Молчание.

Радиокомментатор (приглушенным голосом). Доґрогие слушательницы и

слушатели! Небывалая сенсация. Предложенный дар, как по мановению волшебного

жезла, превращает жителей городка в состоятельных людей; таґким образом, мы

присутствуем при одном из величайших социальных экспериментов нашей эпохи.

Все оцепенели. Гробовая тишина. Люди потрясены.

Бургомистр. Предоставляю слово нашему учителю.

Радиокомментатор подносит микрофон учителю.

Учитель. Дорогие сограждане! Мы должны отдать себе отчет в том, что

госпожа Клара Цаханассьян преслеґдует своим даром вполне определенную цель;

что же это за цель? Может быть, она хочет просто осчастливить нас, осыпать

нас золотом, воскресить заводы Вагнера и Бокмана, возродить фирму " Место под

солнцем"? Вы знаете, что это не так. Госпожа Клара Цаханассьян преследует

далеко идущие цели. Она требует за свой миллиард справедливосґти. Она хочет,

чтобы в нашей общине воцарилась справедливость. Это требование заставляет

нас задуматься. Значит ли это, что в нашем городе не существовало

справедливости?

Первый. Не существовало.

Второй. Мы потакали преступлению.

Третий. Мирились с несправедливым приговором.

Четвертый. С клятвопреступлением!

Женский голос. Терпели негодяя.

Другие голоса. Правильно! Правильно!

Учитель. Дорогие сограждане. Мы должны признать эту прискорбную истину.

Мы терпели несправедливость. Я полностью сознаю значение материальных благ,

котоґрые сулит нам миллиард; я хорошо понимаю, что бедґность – корень

многих зол и несчастий. И все же речь идет не о деньгах.

Бурные аплодисменты.

Речь идет не о нашем благосостоянии и, конечно же, не о роскоши. Речь

идет о том, хотим ли мы, чтобы правоґсудие восторжествовало, и не только

оно, но и все те идеалы, ради которых жили, боролись и умирали наши славные

предки. Идеалы, которыми гордится западная цивилизация.

Бурные аплодисменты.

Когда попирается любовь к ближнему, когда слабые – беззащитны, а честь

-- поругана, когда правосудие – продажно, а молодая мать может быть

ввергнута в бездну порока, мы ставим под угрозу нашу свободу.

Шум возмущения.

Нельзя шутить с идеалами, за идеалы люди проливают кровь.

Бурные аплодисменты.

Богатство только тогда имеет ценность, когда оно покоитґся на

милосердии, а милосердия достоин только тот, кто жаждет милосердия.

Чувствуете ли вы в себе эту жажду, дорогие сограждане, жажду духовную, а не

только плотґскую? Вот вопрос, который я, как директор гимназии, хочу вам

задать. Если вы действительно ненавидите зло, если вы не желаете жить в мире

несправедливости, то тогда вы имеете право принять миллиард госпожи Клары

Цаханассьян и выполнить условие, которое она нам поставила. Прошу вас трезво

взвесить все за и против.

Бурные, долго не смолкающие аплодисменты, переходящие в овацию.

Радиокомментатор. Дамы и господа! Слышите овацию? Я потрясен. Речь

директора гимназии свидетельґствует о таком нравственном подъеме, какой,

увы, не так уж часто наблюдается в наши дни. Оратор смело указал на

отдельные недостатки нашей жизни, которые – увы! – бытуют в каждой общине,

повсюду, где живут люди!

Бургомистр. Альфред Илл!

Радиокомментатор. Бургомистр опять берет слово.

Бургомистр. Альфред Илл, я хочу задать вам вопрос.

Полицейский толкает Илла. Тот поднимается. Радиокомментатор подносит

ему микрофон.

Радиокомментатор. Сейчас вы услышите голос человека, из-за которого

Клара Цаханассьян сделала гороґду Гюллен такой щедрый дар, голос Альфреда

Илла – друга юности благодетельницы. Альфред Илл еще крепкий мужчина лет

семидесяти, одним словом, это человек стаґрого закала. Ну, конечно, он

взволнован, его переполняет благодарность и чувство тихой радости.

Бургомистр. Благодаря вам, Альфред Илл, Клара Цаханассьян предложила

нам этот миллиард. Сознаете ли вы это?

Илл говорит так тихо, что его не слышно.

Радиокомментатор. Говорите громче, почтенный, чтобы наши слушатели

могли вас понять.

Илл. Да.

Бургомистр. Согласны ли вы выполнить наше реґшение, каково бы оно ни

было? Примем ли мы дар или отклоним его?

Илл. Да, согласен.

Бургомистр. Кто хочет задать вопрос Альфреду Иллу?

Молчание,

Кто хочет высказаться в связи с даром госпожи Цаханасґсьян?

Молчание.

Господин священник?

Молчание.

Городской врач?

Молчание.

Полиция?

Молчание.

Представители оппозиции?

Молчание.

Приступаем к голосованию.

Тишина. Слышно только гудение кинокамер, вспышки магния.

Кто с чистой душой голосует за торжество справедливости, прошу поднять

руку.

Все, кроме Илла, поднимают руки.

Р а д и о к о м м е н та то р. В зале благоговейная тишина и лес

поднятых рук. Кажется, будто мы присутствуем при клятве людей, решивших

отдать свою жизнь во имя лучґшего, более справедливого мира. Только

почтенный старей сидит неподвижно., он окаменел от радости. Цель его жизни

достигнута, верная подруга юности преподнесла его родному городу миллиард.

Бургомистр. Дар Клары Цаханассьян принят единоґгласно. Но не из

корысти.

Горожане. Но не из корысти.

Бургомистр. А во имя торжества справедливости.

Горожане. Аво имя торжества справедливости.

Бургомистр. И во имя совести.

Горожане. И во имя совести.

Бургомистр. Мы не можем жить, терпя в своей среде преступления.

Горожане. Мы не можем жить, терпя в своей среде преступления.

Бургомистр. Ему нет среди нас места.

Горожане. Ему нет среди нас места.

Бургомистр. Мы не позволим растлевать наши души.

Горожане. Мы не позволим растлевать наши души.

Бургомистр. Попирать наши святые идеалы. Горожане. Попирать наши святые

идеалы. Илл (кричит). Боже мой!

Все стоят, торжественно воздев руки, но в эту секунду с кинокамерой

случилась авария.

Кинооператор. Какая обида, бургомистр. Свет отґказал. Повторите,

пожалуйста, заключительную сцену.

Бургомистр. Еще раз?

Кинооператор. Да, для кинохроники.

Б у р го м и ст р. С удовольствием.

Ки н о о п е р ато р. Свет в порядке?

Голос. Наладили.

Кинооператор. Начали.

Б ур го м и с тр (принимает соответствующую позу). Кто с чистой душой

голосует за торжество правосудия, прошу поднять руку.

Все поднимают руки.

Дар Клары Цаханассьян принят. Единогласно. Но не из корысти.

Горожане. Но не из корысти.

Бургомистр. Аво имя торжества справедливости.

Горожане. А во имя торжества справедливости.

Бургомистр. И во имя совести.

Горожане. И во имя совести.

Бургомистр. Мы не можем жить, терпя в своей среде преступления.

Горожане. Мы не можем жить, терпя в своей среде преступления.

Бургомистр. Ему нет среди нас места.

Горожане. Ему нет среди нас места.

Бургомистр. Мы не позволим растлевать наши души.

Горожане. Мы не позволим растлевать наши души.

Бургомистр. И попирать наши святые идеалы.

Горожане.И попирать наши святые идеалы.

Тишина.

Кинооператор (тихо). Ну, Илл. Ну? (Разочарованґно) Как хотите. Жаль,

что радостное " Боже мой" на этот раз у вас не вырвалось. Это было самое

эффектное место во всем эпизоде.

Бургомистр Господа журналисты, радиоработники, операторы, милости

просим к столу. Вас ждут в ресторане. Рекомендуем покинуть зал через

служебный выход. Женґщинам подадут чай в саду.

Журналисты, радиоработники, операторы уходят

в глубь сцены, направо. Мужи города не трогаются

с места. Илл поднимается, хочет уйти.

Полицейский. Сиди! (Силой сажает Илла на скаґмейку)

Илл. Вы хотите сделать это сегодня? Уже?

Полицейский. А ты как думал?

Илл. По-моему, лучше, если это произойдет у меня дома.

Полицейский. Это произойдет здесь.

Бургомистр. В зрительном зале нет посторонних?

Третий и четвертый осматривают зал.

Третий. Никого. Б у р го м истр. А на балконе? Четвертый. Ни души,

Бургомистр. Заприте двери. В зал больше никого не впускать.

Третий и четвертый сходят в зрительный зал.

Третий. Все заперто. Четвертый. Все заперт,

Бургомистр. Гасите люстры. В окна светит луна с балкона. Света хватит.

Сцена погружается в темноту. При слабом лунном свете неясно видны

фигуры людей.

Выстройтесь друг против друга. Оставьте проход.

Мужчины становятся в два ряда, образуя узкий проход,

в конце которого стоит гимнаст, теперь он в элегантных

белых брюках и в майке, с красной лентой через плечо.

Господин священник, исполните свой долг.

Священник (медленно подходит к Иллу и садится возле неев). Ну, Илл, для

вас настал горестный час.

Илл. Дайте сигарету.

Священник. Дайте ему сигарету, господин бургоґмистр.

Бургомистр (ласково). С радостью.. Лучший сорт.

Передает священнику пачку сигарет, тот протягивает

ее Иллу. Илл берет сигарету, полицейский дает ему

прикурить, священник возвращает пачку бургомистру.

Священник. Как сказал пророк... Илл. Не надо. (Курит.) С в я щ е я н и

к. Вы не боитесь? Илл. Теперь уже не очень. (Курит) Священник (беспомощно).

Я помолюсь за вас. Илл. Молитесь лучше за наш город. (Курит.) Священник

(медленно встает). Господи, помилуй нас. (Медленно становится рядом с

другими мужчинами) Бургомистр. Поднимитесь, Альфред Илл.

Илл колеблется.

Полицейский. Вставай, скотина! (Силойзаставляет его встать.)

Бургомистр. Вахмистр, возьмите себя в руки Полицейский. Извините. Не

стерпел. Бургомистр. Подойдите сюда, Альфред Илл

Илл роняет сигарету, затаптывает ее ногой Потом медленно идет к

середине сцены, поворачивается спиной к зрителям

Илл колеблется

Полицейский. Тебе говорят Иди!

Илл медленно направляется в проход, который образовали молчаливые

горожане. В конце прохода, как раз напротив

Илла, стоит гимнаст. Илл замирает, поворачивается, видит, как

безжалостно смыкаются ряды, падает на колени

На сцене теперь неясно виден клубок тел; не слышно

ни звука; клубок все сжимается и постепенно опускается

на пол. Тишина. Слева входят газетчики. Зажигают.люстры

Первый газетчик. Что здесь происходит?

Толпа неторопливо расходится. Горожане собираются

в глубине сцены. В центре остается только врач, он стоил

на коленях перед мертвым телом, накрытым клетчатой скатерт ью,

какие обычно стелют в кафе. Врач встает, прячет стетоскоп.

Врач. Паралич сердца.

Тишина.

Бургомистр. Он умер от радости. Второй газетчик. Каких только

увлекательных исґторий не преподносит нам жизнь!

Первый газетчик. А теперь за дело.

Газетчики поспешно уходят направо в глубь сцены. Слева

появляется Клара Цаханассьян в сопровождении дворецкого.

Увидев мертвое тело, она останавливается, потом медленно

идет к середине сцены, поворачивается лицом к зрителям.

Клара Цаханассьян. Принесите его сюда.

Роби и Тоби входят с носилками, кладут на них Ипла и опускают носилки к

ногам Клары Цаханассьян.

(Стоит как каменная.) Открой ему лицо, Боби.

Дворецкий приподнимает скатерть с лица Илла.

(Пристально, долго рассматривает мертвого.) Теперь он опять такой,

каким был много лет назад. Мой черный барс. Закрой ему лицо.

Дворецкий снова закрывает лицо Илла. Положите его в гроб.

Роби и Тоби выносят мертвое тело налево.

Отведи меня, Боби. Пора укладываться. Мы уезжаем на Капри.

Дворецкий подает ей руку, она медленно вдет налево, останавливается.

Бургомистр!

В глубине сцены из группы молчаливых горожан

медленно появляется бургомистр, выходит вперед.

Возьми чек. (Передает ему бумагу и удаляется с дворецким.)

Все более нарядная одежда горожан Гюллена без слов

говорит о том, как они богатеют. Внешний вид города

становится неузнаваем; теперь это уже не заштатное и нищее

местечко, а преуспевающий, ультрасовременный город. Финал пьесы, ее

счастливый апофеоз выражает это всеобщее

благоденствие. Вновь отремонтированное здание вокзала

украшено флагами, гирляндами живых цветов, транспарантами,

неоновой рекламой. Жители Гюллена – мужчины во фраках,

женщины в бальных платьях – образуют два хора,

как в античной трагедии. И не случайно нам кажется --

это вполне в духе происходящего, – будто мы слышим

сигналы бедствия, которые подает идущий ко дну корабль.

Первый хор.

Кошмаров предостаточно: Колоссальные землетрясения, Огнедышащие горы,

Морские водовороты, К тому же и войны, Топчущие пшеницу танки, Солнцеликий

гриб атомного взрыва.

Второй хор.

Однако ничего нет кошмарнее бедности,

Потому что в ней нет благородства.

Мертвой хваткой

Держит бедность род человеческий,

Громоздит бесплодный день

На бесплодный день.

Женщины.

Бессильно смотрят матери,

Как хворь уносит их маленькие чада.

Мужчины.

Но мужи замышляют мятеж, Готовят измену.

Первый.

Их ботинки поизносились. Третий,

Во рту смердит окурок. Первый хор.

Ибо закрыты все двери, Которые давали работу и хлеб.

Второй хор.

И поезда громыхают мимо Без остановки!

Все.

Слава нам! Госпожа Илл.

Которым улыбнулась судьба.

Все

Всемилостивейшая. Всепреобразующая.

Женщины.

Наши нежные тела Облачены в модные платья.

Сын.

Юноша за баранкой гоночной машины. Мужчины.

Лавочник правит " кадиллаком"! Дочь.

Дева гоняет мяч на теннисном корте. Врач.

В новом операционном зале

Такой зеленый кафель,

Что режешь кишки, немея от восторга.

Все.

Вечерняя трапеза благоухает ароматами,

Все одеты с иголочки, всем довольны,

Хвалятся друг перед другом сигарами экстра-класса.

Учитель.

Учение светит жаждущим света учения. Второй.

Усердные бизнесмены Скупают вечные ценности.

Все.

Рембрандта и Рубенса. Художник.

Художество кормит художника, Причем до отвала.

Священник.

На Рождество, на Пасху, на Троицу

В соборе не протолкнуться от добрых христиан.

Все.

И экспрессы, блистающие, стремительные,

Мчатся по остальным магистралям

От местечка к местечку,

Сплачивая человечество

И снова останавливаясь на нашей станции.

Слева входит кондуктор.

Кондуктор. Гюллен! Начальник станции.

Экспресс Гюллен--Рим, прошу занимать места. Салон-вагон впереди!

Из глубины сцены громилы выносят паланкин, в котором неподвижно сидит

Клара Цаханасеьян. Она походит на древнее каменное изваяние. Паланкин

в сопровождении свиты проносят между хорами.

Бургомистр.

Покидает нас... Все.

Наша несказанная благодетельница... Дочь.

Наша спасительница... Вес.

И сопровождающие ее высокие лица.

Громилы с паланкином, Клара Цаханасеьян и свита исчезают на платформе.

Медленно проносят тем же путем гроб.

Бургомистр.

Слава ей! Все.

Самое драгоценное,, самое заветное Она увозит с собой.

Начальник станции. Отправление!

Все.

Помилуй нас... Священник.

Господи! Все.

В темном беге грядущего. Бургомистр.

Достаток... Все.

Оставь нам,

Мир сохрани нам,

Свободу сбереги нам,

Пусть ночь

Никогда не омрачает наш город,

Восставший из пепла, прекрасный,

Чтоб счастью, счастливые, мы предавались.