Главная страница Случайная страница
Разделы сайта
АвтомобилиАстрономияБиологияГеографияДом и садДругие языкиДругоеИнформатикаИсторияКультураЛитератураЛогикаМатематикаМедицинаМеталлургияМеханикаОбразованиеОхрана трудаПедагогикаПолитикаПравоПсихологияРелигияРиторикаСоциологияСпортСтроительствоТехнологияТуризмФизикаФилософияФинансыХимияЧерчениеЭкологияЭкономикаЭлектроника
💸 Как сделать бизнес проще, а карман толще?
⚡️ Для новых пользователей первый месяц бесплатно. А далее 290 руб/мес, это в 3 раза дешевле аналогов. За эту цену доступен весь функционал: напоминание о визитах, чаевые, предоплаты, общение с клиентами, переносы записей и так далее.
✅ Уйма гибких настроек, которые помогут вам зарабатывать больше и забыть про чувство «что-то мне нужно было сделать».
Сомневаетесь? нажмите на текст, запустите чат-бота и убедитесь во всем сами!
|
|
Глава xXVIII. Ахав
Вот уже несколько дней, как мы покинули Нантакет, а капитан Ахав всееще не показывался на палубе. Его помощники сменяли друг друга на вахте, иможно было подумать, что они - единственные командиры корабля, если бытолько они не выходили порой из капитанской каюты с такими неожиданными, недопускающими возражения приказами, что сразу становилась очевидной всяусловность их власти. Там, внизу, находился их верховный господин идиктатор, по сей день недоступный взорам тех, кто не обладал правом входа всвятая святых капитанской каюты. Всякий раз, подымаясь на палубу по окончании вахты внизу, я спешилвзглянуть на шканцы - не появилось ли там новое лицо; ибо мое прежнеесмутное беспокойство при мысли о таинственном капитане обернулось теперь, вморском безлюдье, каким-то смятением, и оно еще усилилось под влиянием тойсатанинской несусветицы, которую плел оборванец Илия и которую я теперь всечаще вспоминал невольно, но до тонкостей отчетливо. Я не в силах былпротивиться воспоминаниям, хотя в иные минуты и готов был сам смеяться надторжественно причудливыми словами пристанского пророка. Но как ни сильныбыли во мне дурные предчувствия, как ни глубоко было мое беспокойство, всякий раз, как я оглядывал палубу, я убеждался, насколько беспочвенныподобные ощущения. Правда, команда во всем составе, включая гарпунеров, являла собою сборище гораздо более варварское, дикое и пестрое, чеммиролюбивые экипажи купеческих судов, на которых я плавал прежде, но яотносил это - и относил совершенно справедливо - за счет свирепогосвоеобразия неистовой скандинавской профессии, на путь которой я уже ступилбезвозвратно. А вид трех главных командиров судна, трех помощников капитана, был словно рассчитан на то, чтобы успокоить все эти тусклые опасения, чтобывнушать уверенность и бодрость в преддверии долгого плавания. Это были трипревосходных командира, три отличных - каждый на свой лад - человека, какиене так-то часто теперь встречаются, и все трое родом американцы - сНантакета, Вайньярда и Кейп-Кода. Наш корабль вышел из гавани как раз на рождество, так что вначале нассопровождал трескучий полярный мороз, хотя мы все время убегали от него кюгу, с каждым градусом и каждой минутой северной широты оставляя позадибезжалостную зиму с ее непереносимой стужей. И вот в одно туманное утро, ужене столь удручающее, но все еще достаточно серое и мрачное, когдаподгоняемый попутным ветром корабль летел вперед, с угрюмой быстротоймстительно врезаясь в морское лоно, я по зову вахтенного поднялся на палубу, взглянул, как обычно, по гака-борту и содрогнулся. Действительностьпревзошла опасения: на шканцах стоял капитан Ахав. Никаких следов обычной физической болезни и недавнего выздоровления нанем не было заметно. Он был словно приговоренный к сожжению заживо, впоследний момент снятый с костра, когда языки пламени лишь оплавили егочлены, но не успели еще их испепелить, не успели отнять ни единой частицы отих крепко сбитой годами силы. Весь он, высокий и массивный, был точно отлитиз чистой бронзы, получив раз навсегда неизменную форму, подобно литомуПерсею Челлини. Выбираясь из-под спутанных седых волос, вниз по смуглойобветренной щеке и шее спускалась, исчезая внизу под одеждой, иссиня-белаяполоса. Она напоминала вертикальный след, который выжигает на высокихстволах больших деревьев разрушительная молния, когда, пронзивши стволсверху донизу, но не тронув ни единого сучка, она сдирает и раскалываеттемную кору, прежде чем уйти в землю и оставить на старом дереве, по-прежнему живом и зеленом, длинное и узкое клеймо. Была ли та полоса унего от рождения, или же это после какой-то ужасной раны остался белый шрам, никто, конечно, не мог сказать. По молчаливому соглашению в течение всегоплавания на палубе " Пекода" об этом почти не говорили. Только однаждыстарший земляк Тэштиго, пожилой индеец из Гейхеда, стал суеверно утверждать, будто, только достигнув полных сорока лет от роду, приобрел Ахав это клеймои будто получил он его не в пылу смертной схватки, а в битве морских стихий.Однако это дикое утверждение можно считать опровергнутым словами седогоматроса с острова Мэн, дряхлого старца, уже на краю могилы, который никогдапрежде не ходил на нантакетских судах и никогда до этого не видел неистовогоАхава. Тем не менее древние матросские поверья, вечно живущие фантастическиевымыслы, которые он помнил без счета, придали старцу в глазах окружающихсверхъестественную силу проницательности. И потому ни один из белых матросовне вздумал спорить с ним, когда старик заявил, что если капитану Ахавусуждено когда-либо мирное погребение - чего едва ли можно ожидать, добавилон вполголоса, - те, кому придется исполнить последний долг перед покойникоми омыть тело, убедятся тогда, что это у него белое родимое пятно от макушкидо самых пят. Мрачное лицо Ахава, перерезанное иссиня-мертвенной полосой, такпотрясло меня, что вначале я даже и не заметил, что немалую долю этойгнетущей мрачности вносила в его облик страшная белая нога. Еще раньше яслышал от кого-то о том, как эту костяную ногу смастерили ему в море изполированной челюсти кашалота. " Это правда, - подтвердил старый индеец, - онпотерял ногу у берегов Японии, а его судно потеряло там все мачты. Но онсмастерил себе и мачты, и ногу, не возвращаясь домой. Такого добра у неговсегда вдоволь". Меня поразила поза, в которой он стоял. С обеих сторон на юте " Пекода" под самыми бизань-вантами в настиле палубы были пробуравлены отверстияпримерно на полдюйма в глубину. В такое отверстие он вставлял свою костянуюногу и, подняв одну руку, держался за ванты; он стоял выпрямившись и гляделне отрываясь вперед, в море, которое расстилалось перед носом бегущегосудна. И в этом пристальном, бесстрашном, вперед направленном взоре былабездна несгибаемой твердости и непреоборимой, упрямой целеустремленности. Нислова не произносил он; ни слова не говорили ему помощники; но в каждом ихжесте, в каждом шаге сквозило неприятное, почти болезненное ощущение того, что они находятся под внимательным хозяйским глазом. Отягченный угрюмымраздумьем стоял перед ними Ахав, словно распятый на кресте; бесконечнаяскорбь облекла его своим таинственным, упорным, властным величием. Недолго пробыв первый раз на воздухе, капитан Ахав удалился в своюкаюту. Но с этого дня команда могла видеть его каждое утро: он либо стоял усвоего опорного углубления, либо сидел на специальном костяном стуле, либотяжело ходил по палубе. По мере того как небо над нами утрачивало суровостьи становилось дружелюбнее, он все меньше времени проводил в своем уединении; будто только безжизненный зимний холод, царивший в северных водах, принуждалего к затворничеству в начале плавания. И вот теперь мало-помалу мы привыклик тому, что его можно было видеть на палубе почти что круглые сутки; но, залитый лучами долгожданного солнца, он все еще в своем бездействии казалсяздесь совершенно ненужным, словно лишняя мачта на палубе корабля. Однако" Пекод" еще только направлялся в промысловые области, настоящее плаваниебыло впереди, а всеми необходимыми приготовлениями к охоте распоряжалисьпомощники, так что во внешней жизни не было пока ничего, чем мог бы занятьсяи увлечься Ахав, разогнав хоть на краткий миг темные тучи, что гряда загрядой громоздились на его челе, ибо тучи всегда избирают высочайшие горныепики. И все-таки спустя немного времени теплые переливчатые увещеванияласковых, праздничных дней начали, колдуя, рассеивать понемногу егомрачность. Подобно тому как даже самый обнаженный, корявый, разбитый молниейстарый дуб пускает наконец несколько зеленых побегов, радуясь приходувеселых гостий, когда Апрель и Май, румяные девочки-плясуньи, возвращаютсядомой, в застывшие, унылые леса, так и Ахав наконец все же поддался манящейдевичьей игривости южных ветерков. И не однажды проглядывали у него во взоретонкие ростки, которые у всякого другого человека распустились бы вскорецветком улыбки.
Данная страница нарушает авторские права?