Главная страница Случайная страница
Разделы сайта
АвтомобилиАстрономияБиологияГеографияДом и садДругие языкиДругоеИнформатикаИсторияКультураЛитератураЛогикаМатематикаМедицинаМеталлургияМеханикаОбразованиеОхрана трудаПедагогикаПолитикаПравоПсихологияРелигияРиторикаСоциологияСпортСтроительствоТехнологияТуризмФизикаФилософияФинансыХимияЧерчениеЭкологияЭкономикаЭлектроника
💸 Как сделать бизнес проще, а карман толще?
⚡️ Для новых пользователей первый месяц бесплатно. А далее 290 руб/мес, это в 3 раза дешевле аналогов. За эту цену доступен весь функционал: напоминание о визитах, чаевые, предоплаты, общение с клиентами, переносы записей и так далее.
✅ Уйма гибких настроек, которые помогут вам зарабатывать больше и забыть про чувство «что-то мне нужно было сделать».
Сомневаетесь? нажмите на текст, запустите чат-бота и убедитесь во всем сами!
|
|
Глава Х. Закадычный друг
Вернувшись из часовни в гостиницу " Китовый фонтан", я застал там одноготолько Квикега, который покинул часовню незадолго до благословения. Он сиделна табурете у камина, поставив ноги на решетку, и одной рукой держал у самыхглаз своего маленького черного идола, уставившись пристально ему в лицо илегонько проводя лезвием ножа по его носу, и при этом напевал про себячто-то на свой языческий манер. Увидев меня, он отложил своего бога и тут же, подойдя к столу, снялоттуда большую книгу, которую поместил у себя на коленях, и принялсясосредоточенно считать в ней листы; каждый раз, насчитав полсотни, он, как язаметил, на мгновение останавливался, озирался растерянно и недоуменно, издавал протяжный переливчатый присвист, а потом принимался за следующиеполсотни, опять, видимо, начиная счет сначала, как будто бы больше, чем допятидесяти, он считать не умел, и все изумление его перед множеством листовв книге вызвано было лишь тем, что их здесь так много раз по пятьдесят. Я наблюдал за ним с большим интересом. Хотя он и был дикарем и хотьлицо его, по крайней мере на мой вкус, так жутко уродовала татуировка, все-таки в его внешности было что-то приятное. Душу не спрячешь. Мнеказалось, что под этими ужасными шрамами я могу различить признаки простогочестного сердца; а в его больших глубоких глазах, огненно-черных и смелых, проглядывал дух, который не дрогнет и перед тысячью дьяволов. Но помимо всего остального, в жестах этого язычника было нечтовеличавое, что даже его неуклюжесть не могла исказить. У него был видчеловека, который никогда не раболепствовал и никогда не одолжался. И потомули, что голова его была обрита, так что рельефнее становился и казалсяособенно вместительным его высокий лоб, этого я не берусь решить, но, несомненно, с точки зрения френолога, у него был великолепный череп. Можетпоказаться смешным, но мне его голова напомнила голову генерала Вашингтона сизвестного бюста. У Квикега был тот же удлиненный, правильный, постепенноотступающий склон над бровями, которые точно так же выдавались вперед, словно два длинных густо заросших лесистых мыса. Квикег представлял собойканнибальский вариант Джорджа Вашингтона. Покуда я так пристально разглядывал его, одновременно притворяясь, будто смотрю в окно, за которым бушевала метель, он не обращал на меня нималейшего внимания, не потрудился ни разу даже взглянуть в мою сторону - такпоглощен он был пересчитыванием листов в своей удивительной книге. Помня, как по-дружески провели мы с ним минувшую ночь, в особенности же, каклюбовно обнимала меня его рука, когда я проснулся утром, я нашел эторавнодушие весьма странным. Но дикари - странные существа, подчас и незнаешь толком, как к ним относиться. Поначалу они нам внушают благоговение, их спокойная простота и невозмутимость кажутся мудростью Сократа. Я, кстати, заметил, что Квикег почти не общался с другими моряками вгостинице. Он не делал никаких попыток к сближению, словно не имел нималейшего желания расширить круг знакомств. Все это показалось мне в высшейстепени необычайным; однако, поразмыслив немного, я понял, что в этом былодаже какое-то духовное превосходство. Передо мной сидел человек, заброшенныйза тысячи миль от родного дома, проделавший долгий путь вокруг мыса Горн -потому что другого пути оттуда нет, - один среди людей, столь чуждых ему, точно он очутился на Юпитере; и тем не менее он держится совершеннонепринужденно, сохраняя полнейшее хладнокровие, довольствуясь собственнымобществом и всегда оставаясь самим собой. Право же, в этом виден тонкийфилософ, хотя он, разумеется, никогда о философии и не слыхивал. Но, вероятно, мы, смертные, только тогда можем быть истинными философами, когдасознательно к этому не стремимся. Если я слышу, что такой-то выдает себя зафилософа, я тут же заключаю, что он, подобно некоей старухе, просто " животоммается". Кроме нас, в комнате не было ни души. Огонь в очаге горел слабо, пройдяуже ту стадию, когда своим первым жаром он обогрел помещение и теперьпоблескивал лишь для того, чтобы было на что смотреть в задумчивости; а заокном столпились вечерние призраки и тени заглядывали в комнату, где мысидели вдвоем в одиночестве и молчании; вой метели то торжественно нарастал, то замирал за стеною; и странные чувства стали зарождаться в моей душе.Что-то во мне растаяло. Я почувствовал, что мое ожесточенное сердце ияростная рука уж больше не ведут войну против здешнего волчьего мира. Егоискупителем стал этот умиротворяющий дикарь. Вот он сидит передо мною, исамая его невозмутимость говорит о характере, чуждом затаившегосяцивилизованного лицемерия и вежливой лжи. Конечно, он дикий, и при этом -редкостное страшилище, но я чувствовал, что меня начинает как-то загадочнотянуть к нему. И притягивало меня, словно сильный магнит, именно то, чтооттолкнуло бы всякого другого. Попробую-ка я обзавестись другом-язычником, думал я, раз христианское добросердечие оказалось всего лишь пустойучтивостью. Я пододвинул к нему мою табуретку и стал делать разныедружелюбные знаки и жесты, в то же время всячески стараясь завязать с нимразговор. Вначале он не обращал внимания на мои попытки, но после того как ясослался на его ночное гостеприимство, он сам задал мне вопрос, будем ли мыс ним и в эту ночь спать вместе. Я ответил утвердительно, и мне показалось, что он остался этим доволен, может быть, даже несколько польщен. Потом мы стали с ним вместе листать ту толстую книгу, и я попыталсяобъяснить ему цель книгопечатания и растолковать смысл нескольких помещенныхтам иллюстраций. Таким образом мне удалось скоро заинтересовать его, инемного спустя мы уже болтали с ним, как могли, обо всех тех необыкновенныхвещах, которые встречаются в этом славном городе. Потом я предложил: " Закурим? ", - и он вытащил свой кошель-кисет и томагавк и любезно дал мнезатянуться. Так мы с ним и сидели, по очереди попыхивая его дикарскойтрубкой и неторопливо передавая ее из рук в руки. Если до этого в груди моего язычника еще оставался лед равнодушия, тотеперь дружеский, сердечный огонек нашей трубки окончательно растопил его, имы сделались задушевными приятелями. Он проникся ко мне такой жеестественной, непринужденной симпатией, как и я к нему. И когда мынакурились, он прижал свой лоб к моему, крепко обнял меня за талию и сказал, что отныне мы с ним повенчаны, - подразумевая под этим традиционным в егостране выражением, что мы с ним теперь неразлучные друзья и что он готовумереть за меня, если возникнет в том необходимость. В моем соотечественникестоль скоропалительная вспышка дружелюбия показалась бы весьмапреждевременной и не заслуживающей доверия - но к бесхитростному дикарютакие старинные мерки не подходили. Мы поужинали, и опять немного поболтали, выкурили еще одну трубку ивместе отправились к себе в комнату. Здесь он преподнес мне в подарокновозеландскую бальзамированную голову, а также, вынув свой огромный кисет ипорывшись в табаке, извлек оттуда что-то около тридцати долларов серебром, разложил их на столе и, поделив на две равные кучки, пододвинул одну из нихко мне и сказал, что это - мое. Я вздумал было отказываться, но он и слушатьменя не стал, а просто ссыпал мне монеты в карман. Ну, я уж их там иоставил. После этого он начал готовиться к своей вечерней молитве, вытащил идолаи отодвинул бумажный экран. По некоторым признакам и симптомам я понял, чтоему бы очень хотелось, чтобы я к нему присоединился, но, помня всюпроцедуру, я решил поразмыслить, соглашаться мне, если он меня пригласит, или же нет. Я честный христианин, рожденный и воспитанный в лоне непогрешимойпресвитерианской церкви. Как же могу я присоединиться к этому дикомуидолопоклоннику и вместе с ним поклоняться какой-то деревяшке? Но что значит- поклоняться? Уж не думаешь ли ты, Измаил, что великодушный бог небес иземли - а стало быть, и язычников и всего прочего - будет ревновать кничтожному обрубку черного дерева? Быть того не может! Но что значитпоклоняться богу? Исполнять его волю, так ведь? А в чем состоит воля божья? В том, чтобы я поступал по отношению к ближнему так, как мне бы хотелось, чтобы он поступал по отношению ко мне - вот в чем состоит воля божья. Квикег- мой ближний. Чего бы я хотел от этого самого Квикега? Ну конечно же, яхотел бы, чтобы он принял мою пресвитерианскую форму поклонения богу.Следовательно, я тогда должен принять его форму, ergo(1) - я должен статьидолопоклонником. Поэтому я поджег стружки, помог установить бедногобезобидного идола, вместе с Квикегом угощал его горелым сухарем, отвесил емудва или три поклона, поцеловал его в нос, и только после всего этого мыразделись и улеглись в постель, каждый в мире со своей совестью и со всемсветом. Но перед тем как уснуть, мы еще немного побеседовали. Не знаю, в чем тут дело, но только нет другого такого места длядружеских откровений, как общая кровать. Говорят, муж с женой открываютздесь друг другу самые глубины своей души, а пожилые супруги нередко до утралежат и беседуют о былых временах. Так и мы лежали с Квикегом в медовыймесяц наших душ - уютная, любящая чета. ---------------------------------- (1) Следовательно (лат)
Данная страница нарушает авторские права?