Гай Юлий Цезарь. Записки о Галльской войне (середина I в. до н. э.)

Книга I. Гл. 48....На следующий день он [Ариовист] провел свое войско мимо лагеря Цезаря и устроил свой в двух тысячах шагов за ним с тем умыслом, чтобы отрезать Цезаря от хлеба и продовольствия, которые до­ставляли ему эдуи и секваны[1]. С этого дня в течение пяти дней кряду Цезарь выводил свои войска и ставил их перед лагерем в боевом порядке для того, чтобы, если Ариовист захочет помериться силой в сражении, у него была возможность к этому. Однако Ариовист все эти дни удерживал свою пехоту в лагере, но ежедневно состязался в кавалерийском бою. Этот был тот род сра­жения, в котором германцы усовершенствовались. Их бы­ло 6 тысяч всадников и столько же пехотинцев, самых храбрых и проворных, которых каждый всадник выбирал себе по одному из всего войска для своей защиты. Они сопровождали всадников во время сражения; под их при­крытием всадники отступали; они сбегались [на их за­щиту], когда всадникам приходилось туго; если кто-ни­будь падал с лошади, получивши тяжелую рану, они его окружали. В случаях продвижения на необычно далекое расстояние или особенно быстрого отступления их ско­рость благодаря упражнению оказывалась такой большой, что, держась за гриву лошадей, они не отставали от всад­ников.

Гл. 49. Видя, что Ариовист все время держится в своем лагере, и не желая, чтобы он продолжал мешать подвозу припасов, Цезарь выбрал удобную позицию на расстоянии 600 шагов[2] от лагеря германцев и вывел на нее свое войско, построенное в три линии; первым двум он велел оставаться в боевой готовности, а третьей — строить укрепленный лагерь. Это место, как выше сказано, на­ходилось на расстоянии 600 шагов от неприятеля. Ари­овист выслал против римлян туда же 16 000 легково­оруженных воинов и всю свою конницу, чтобы они ус­трашали римлян и мешали им возводить укрепления; не­смотря на это, Цезарь приказал, согласно своему преж­нему решению, двум боевым линиям отбиваться от не­приятеля, а третьей — заканчивать работу...

Гл. 50....Когда Цезарь стал расспрашивать пленных, почему Ариовист не вступал в сражение, он узнал, что причиной этого был существующий у германцев обычай, [а именно: ] матери семейств на основании гаданий по жеребьевым палочкам и прорицаний, провозглашают, це­лесообразно ли вступать в битву или нет, и они сказали так: не дозволено германцам победить, если они вступят в сражение до наступления новолуния.

Гл. 51....[Германцы] вывели из лагеря свое войско и построили его по племенам так, что все племена — гаруды, маркоманны, трибоки, вангионы, неметы, седузии, сиевы — находились на равном расстоянии друг от друга; они окружили всю свою боевую линию дорожными по-1юзками и телегами, чтобы не оставалось никакой на­дежды на бегство. На них они посадили женщин, которые, простирая к ним руки, со слезами умоляли идущих в битву воинов не отдавать их в рабство римлянам.

Книга IV. Гл. 1. Следующей зимой, в год кон­сульства Гнея Помпея и Марка Красса[3], германские пле­мена узипетов и тенктеров большими массами перешли Рейн недалеко от впадения его в море. Причиной пе­рехода было то обстоятельство, что их в течение многих лет тревожили свевы, которые теснили их войной и ме­шали им возделывать поля.

Племя свевов — самое большое и воинственное из всех германских племен. Говорят, что у них сто округов, и каждый [округ] ежегодно высылает из своих пределов на войну по тысяче вооруженных воинов. Остальные, ос­таваясь дома, кормят себя и их; через год эти [последние] в свою очередь отправляются на войну, а те остаются дома. Благодаря этому не прерываются ни земледель­ческие работы, ни военное дело. Но земля у них не раз­делена и не находится в частной собственности, и им нельзя больше года оставаться на одном и том же месте для возделывания земли.

Они питаются не столько хлебом, сколько — и глав­ным образом — молоком, и " за счет скота; они много охотятся. Все это, вместе взятое, а также свойства пищи, ежедневные военные упражнения, свободный образ жиз­ни, в силу которого они, не приучаясь с самого детства ни к повиновению, ни к порядку, ничего не делают против своей воли, — [все это] укрепляет их силы и порождает людей столь огромного роста. Кроме того, они приучили себя, [живя] в странах с очень холодным [климатом], не носить никакой другой одежды, кроме звериных шкур, которые вследствие их небольших размеров оставляют значительную часть тела открытой, а также привыкли купаться в реках.

Гл. 2. Купцам они открывают доступ к себе больше для того, чтобы иметь кому продать захваченное на войне, чем потому, что они сами нуждаются в каком бы то ни было ввозе. Германцы не пользуются даже привозными лошадьми, которыми галлы так дорожат и которых они приобретают за высокую цену, а используют своих ту­земных лошадей, низкорослых и невзрачных, и доводят их ежедневными упражнениями до величайшей выносливости. Во время конных боев они часто соскакивают с коней и сражаются пешие; коней же они приучили оставаться на том же месте, а в случае надобности они быстро вновь садятся на них; по их понятиям нет ничего более постыдного и малодушного, как пользоваться сед­лами. Поэтому они осмеливаются — даже будучи в не­значительном количестве — делать нападения на какое угодно число всадников, употребляющих седла. Вино они вовсе не позволяют к себе ввозить, так как полагают, что оно изнеживает людей и делает их неспособными к труду.

Гл. 3. Они видят самую большую славу для народа в том, чтобы как можно более обширные территории вокруг его границ оставались ненаселенными и невоз­деланными: это обозначает, по их мнению, что многие племена не смогли противостоять силе этого народа. Так, в одном направлении от границ области свевов пустует, как говорят, территория шириной около 600 тысяч шагов [900 км ]. С другой стороны к ним примыкают убии; их страна была, по понятиям германцев, обширной и цве­тущей, а народ несколько более культурным, чем прочие германцы, так как убии живут на берегу Рейна, к ним заходит много купцов и благодаря близости к галлам они усвоили их нравы. Свевы часто мерялись с ними силами в многочисленных войнах; и хотя они благодаря значительности и могуществу [убиев] не смогли изгнать [этих последних] из их страны, они превратили их, однако, в своих данников и сделали их гораздо более слабыми и малосильными.

Книга VI. Гл. 21 [Быт] германцев сильно от­личается от... образа жизни [галлов]. Ибо у них [гер­манцев] нет друидов*, руководящих обрядами богослу­жения, и они не особенно усердствуют в жертвоприно­шениях. В качестве богов они почитают лишь солнце, огонь и луну, т. е. только те [силы природы], которые они видят [собственными глазами] и в благоприятном влиянии которых имеют возможность воочию убедиться; об остальных богах они даже не слышали. Вся их жизнь проходит в охоте и военных занятиях: с раннего детства они [закаляются], приучаясь к тяготам их сурового образа жизни.

Гл. 22. Они не особенно усердно занимаются земле­делием и питаются главным образом молоком, сыром и мясом. И никто из них не имеет точно отмеренного зе­мельного участка или владений в частной собственности, но должностные лица и старейшины ежегодно отводят родам и группам живущих вместе родственников, где и сколько они найдут нужным земли, а через год при­нуждают их перейти на другое место. Приводят мно­гочисленные основания [для объяснения] такого порядка: [по их словам], он не дает им прельститься оседлым образом жизни и променять войну на земледельческую работу; благодаря ему никто не стремится к расширению своих владений, более могущественные не сгоняют [с земли] более слабых, и никто не посвящает слишком много забот постройке жилищ для защиты от холода и зноя; [наконец, этот порядок] препятствует возникно­вению жадности до денег, из-за которой происходят пар­тийные распри и раздоры, и [помогает] поддерживать спокойствие в простом народе ощущением имуществен­ного равенства его с самыми могущественными людьми.

Гл. 23. Величайшей славой пользуется у них то племя, которое, разорив ряд соседних областей, окружает себя как можно более обширными пустырями. [Германцы] счи­тают отличительным признаком доблести [данного пле­мени] то обстоятельство, что изгнанные из своих вла­дений соседи его отступают и никто не осмеливается поселиться вблизи этого племени; вместе с тем оно может считать себя [благодаря этому] в большей безопасности на будущее время и не бояться внезапных неприятельских вторжений. Когда племя ведет наступательную или обо­ронительную войну, то избираются должностные лица, несущие обязанности военачальников и имеющие право распоряжаться жизнью и смертью [членов племени]. В мирное время у племени нет общего правительства; ста­рейшины отдельных областей и округов творят там суд и улаживают споры. Разбойничьи набеги, если только они ведутся вне территории данного племени, не счи­таются позором; [германцы] выставляют на вид их не­обходимость как упражнения для юношества и как сред­ства против праздности. И вот, когда кто-либо из первых лиц в племени заявляет в народном собрании о своем намерении предводительствовать [в военном предприя­тии] и призывает тех, кто хочет следовать за ним, изъ­явить свою готовность к этому, — тогда подымаются те, кто одобряет и предприятие и вождя, и, приветст­вуемые собравшимися, обещают ему свою помощь; те из обещавших, которые не последовали [за вождем], счи­таются беглецами и изменниками и лишаются впослед­ствии всякого доверия. Оскорбить гостя [германцы] счи­тают грехом; по какой бы причине не явились к ним [гости], они защищают их от обиды, считают их личность как бы священной и неприкосновенной, предоставляют в их распоряжение свой дом и разделяют с ними свою пищу.