ГЛАВА 7. Испорченный торт. - Самое неприятное воспоминание детства или о чем не хочется думать Келли - Кто сломал любимое деревце доктора Роулингса?

Испорченный торт. - Самое неприятное воспоминание детства или о чем не хочется думать Келли - Кто сломал любимое деревце доктора Роулингса? - Что скажет Мэри ребенку, когда тот вырастет? - СиСи и София - полное взаимопонимание и идиллия отношений. Надолго ли?

В психиатрической лечебнице, в общей комнате царила гнетущая тишина. На полу, посреди помещения, стоял вазон со сломанной японской вишенкой - любимым деревом доктора Роулингса.

Возле вазона собрались пациенты - Элис, Адамс, Келли и Перл.

Элис с ужасом смотрела на сломанное дерево, ее темная кожа, казалось, побледнела. Девушка обхватила голову руками и мелко вздрагивала.

Адамс то и дело поправлял очки и проводил ладонью по своей лысой голове. Келли была в наброшенной на плечи теплой вязаной кофте. Она поплотнее запахнула полы и поежилась, словно бы от холода.

Адамс с упреком посмотрел на Перла, а тот как ни в чем ни бывало подпиливал ногти маникюрной пилочкой.

- У тебя будут неприятности, - сказала Келли, обращаясь к Перлу.

Тот на мгновенье прервал свое занятие и пожал плечами. Эполеты на его мундире немного сдвинулись в сторону, и Перл аккуратно их поправил.

- Неприятности будут не только у меня, - сказал он, - может быть, отец нации и огорчился бы из-за сломанного деревца, но я - никогда, - он вновь принялся подпиливать ногти. - Как они тебе нравятся, Келли? - он протянул свою руку.

Девушка недоуменно посмотрела на отполированные до блеска ногти.

- Не понимаю, к чему ты так веселишься, Леонард, - обратилась она к Перлу, - ведь доктору Роулингсу очень нравилось деревце и он сильно расстроится.

Перл ехидно улыбнулся. Он не глядя водил пилкой по ногтям, металл отзывался неприятным скрипом. Келли скривилась, этот звук ее раздражал.

- Леонард, ты можешь, наконец, прекратить свое дурацкое занятие?

- Никогда, - ответил Перл.

- Но у меня такое чувство, будто ногтями кто-то скребет по водосточной трубе.

- Ты, Келли, слишком нервная для сумасшедшей, - улыбка не сходила с лица Перла. - И кстати, с чего это ты взяла, что деревце сломал старик Джордж?

- Этого не нужно было делать, - девушка кивнула.

- Иначе мне здесь не продержаться, - зашептал Перл. - Я должен был сотворить что-нибудь такое, чтобы меня вновь посчитали неисправимым сумасшедшим. Иначе меня выгонят отсюда и я не смогу тебе помочь.

Адамс и Элис прислушивались к разговору Перла и Келли. Перл на мгновенье осекся и посмотрел в глаза Адамсу, понимает ли тот о чем идет речь. Но глаза Адамса ничего не выражали.

- Черт с ними, с этими психами, - проворчал Перл, - думаю, они нам не помешают.

- Но, по-моему, и так все хорошо, - возразила ему Келли.

- Нет, ты не понимаешь, я должен убедить начальство, что у меня в голове не мозги, а сгнивший торт. Вернее, не весь торт, а большой кусок фруктового торта. И думаю, мне это удастся.

Келли, услышав про испортившийся фруктовый торт, усмехнулась.

Она вспомнила свое детство, вспомнила как однажды отравилась испортившимся тортом, вспомнила как ей было плохо - ее тошнило, а родители не знали что предпринять. А ведь она тогда была совсем еще маленькой девочкой. Келли забралась в кухню и нашла там старый торт. Но он выглядел настолько привлекательно и аппетитно, что Келли не удержалась, отрезала себе большой кусок, положила на тарелку, спряталась за столом и съела его.

Как ей было потом плохо!

Это было одно из самых неприятных воспоминаний детства, даже более неприятное чем то, когда она порезала ногу на берегу океана о выброшенную на берег большую раковину.

Перл, услышав веселый смех Келли, а потом, увидев как погрустнели глаза девушки, нежно сжал ее руку. Понимаешь, Келли, если я не сделаю этого, то

Меня выгонят домой, а после я уже ничем не смогу помочь тебе. Но дело даже не столько в тебе - я хочу выяснить еще несколько очень важных для меня вопросов. Ведь я попал в эту клинику не просто так.

- Не просто так? - Келли внимательно глянула на Перла.

- Конечно, не просто так. У меня есть еще одна очень важная цель - я хочу разобраться с этим нашим знаменитым доктором Роулингсом.

- При чем здесь доктор?

- Келли, я не хочу сейчас рассказывать обо всем, потому что ты вновь станешь грустной и у тебя на глазах появятся слезы. Я тебе расскажу обо всем тогда, когда мы выпишемся или выберемся из этой проклятой клиники и когда мы станем свободными людьми. Когда мы сядем с тобой где-нибудь в баре, возьмем себе вкусных напитков и за бокалом хорошего вина я расскажу тебе обо всем. Надеюсь, к тому времени я смогу выяснить все вопросы и расставить точки надо всеми

Келли согласно кивнула на слова Перла. Ее длинные русые волосы качнулись тяжелой волной, закрыв половину лица. Келли отбросила волосы за плечи.

- Перл, но ведь тебя могут посадить в одиночку... Представляешь, как страшно сидеть одному в камере? Только стены... только серый бетон... А стены такие холодные и никто, представляешь, Перл, никто не будет с тобой разговаривать, ты будешь совсем один и ни я и никто из наших друзей не сможет тебе помочь...

- Келли, я все это прекрасно знаю, - ответил Перл и улыбнулся, глядя в глаза Келли, - все будет хорошо, - он крепче сжал ладони девушки. - Поверь, все будет хорошо и не отчаивайся.

Перл увидел, как внимательно смотрят больные, как они следят за его разговором с Келли. И он закричал нервным ломающимся голосом:

- Если ты, Келли, будешь отчаиваться, - кричал Перл, - то тебе никогда отсюда не выбраться и мне тоже. И всем нам никогда-никогда отсюда не выбраться. А ведь меня ждут полки верных воинов.

И как бы в подтверждение своим словам Перл погладил эполеты своего шутовского мундира.

Отворилась дверь и в белую комнату вошла сестра Гейнер с журналом под мышкой. Она придирчиво и внимательно осмотрела всех присутствующих. Ее взгляд как наждачная бумага прошелся по лицам пациентов, цепляясь за малейшие детали, за улыбки, за косой взгляд.

Она недовольно покивала головой, но когда увидела сломанный ствол японской вишенки, ее брови сошлись над переносицей в одну линию, губы дрогнули и жестко сжались. Взгляд ее мгновенно превратился из придирчивого в злой и недовольный. Он не предвещал ничего хорошего.

Адамс не выдержал взгляда дежурной сестры и выскочил из общей комнаты.

- Что все это значит? - грозно спросила сестра, подходя к сломанному дереву.

Она остановилась в одном шаге от Элис, посмотрела на нее, но та сразу же отвернула лицо в сторону и, скрестив руки на груди, приняла такой вид, будто она ничего не видела, ничего не слышала и ничего не знает. Это-то и вызвало негодование сестры.

- Я спрашиваю, что все это значит? - дежурная сестра схватила за локоть молодую мулатку.

Та от прикосновения вздрогнула, как будто ее укусила ядовитая змея и, виновато потупив взгляд, отрицательно закивала головой, дескать, я ничего не видела.

- Я повторяю, что все это значит? Кто сломал любимое дерево доктора Роулингса?

Все молчали.

- Я вижу, тут нет смысла спрашивать, - сказала дежурная сестра, не получив ответа.

Она резко обернулась и уставилась на Келли, как будто впервые ее видела.

- Может быть ты мне скажешь, что здесь произошло? - голос дежурной сестры дрожал, она была готова броситься на любого из пациентов.

Келли молчала. Она боялась признаться, хотя все видела и все знала. Но выдать своего товарища она не могла - совесть ей не позволяла, она была солидарна с Перлом.

Сестра Гейнер прижала к груди журнал, как бы прикрываясь им от всего, что сейчас могло произойти, от этих сумасшедших, которые, казалось, могли на нее броситься как бешеные собаки.

Я в последний раз спрашиваю, кто мне скажет, что здесь произошло, кто объяснит, что случилось с любимой вишенкой доктора?

Молчание становилось невыносимо тягостным. В общую комнату вновь проскользнул Адамс. Он, молитвенно сжимая перед собой руки тихо-тихо, боясь произвести малейший шум, прокрался за спины своих товарищей. Чтобы спасти ситуацию, в разговор вступил Перл.

Он принял горделивый вид отца нации, выставил вперед правую ногу, правой рукой прикоснулся к груди, а левой важно подбоченился. Он вскинул кучерявую голову, закатил глаза, посмотрел на светильник и зычным голосом выпалил, да так громко, как будто находился не в общей комнате, а на огромном поле и как будто перед ним были не больные, а стояли полки солдат.

- Я не могу врать, - прозвучал выкрик Перла. - Сестра Гейнер, я тот джентльмен из Вирджинии, который срубил вашу вишенку.

Перл оперся на левую ногу и отставил в сторону правую. Он напоминал бронзовый монумент на одной из площадей Нью-Йорка.

Больной Адамс тихо хихикнул за спиной у дежурной сестры, а та, напуганная столь зычным выкриком и столь откровенным признанием Перла, резко обернулась к больному Адамсу и очень тихо, но грозно спросила:

- Вы что, находите это смешным, больной Адамс? Пациенты тут же опустили головы и принялись рассматривать носки своей обуви.

- Но ведь это деревце, джентльмены, было посажено специально для вас.

Перл вновь подбоченился.

- Я хочу, мадам, принести вам самые искренние извинения - он закатил глаза так, что сверкали только белки. - Вы знаете, сестра, Гейнер, я могу вам все объяснить: это последствия великой битвы, той битвы, которая вошла во все учебники, о которой писали самые знаменитые историки и которую знает самый маленький школьник Соединенных Штатов Америки.

- Знаете, что я вам хочу сказать? - сестра Гейнер тут же отреагировала на реплику Перла.

- Что, сестра, вы мне желаете сказать? - вновь подбоченился Перл.

- А вот, я вам хочу сказать: есть и другие больницы в нашем Штате и в них нет ни одного дерева, а на окнах - толстые стальные решетки. И там пациентам не на что смотреть, разве что на решетки.

- Сестра Гейнер, - вступилась за Перла Келли, - он не хотел, понимаете? Он не хотел, - Келли как могла вежливо улыбнулась.

Сестра Гейнер улыбнулась ей в ответ, но это была улыбка змеи, если бы только змеи могли улыбаться

- Хочу вас всех предупредить, - сестра оглядела всех больных, как бы ощупала их всех холодным взглядом, - если такие фокусы будут продолжаться, то нам доведется с доктором Роулингсом отменить праздник, который мы собирались организовать. Мы отменим четвертое июня.

- Да разве можно отменить этот праздник? Это величайший день нашей нации, - Перл торжественно вскинул над собой руку.

Сестра Гейнер вся изогнулась - теперь она напоминала кобру, изготовившуюся к прыжку.

- Так что советую вам всем подумать, а особенно подумайте хорошенько вы, мистер Капник, - прошипела сестра Гейнер и тихо прошелестев своим накрахмаленным халатом, вышла из общей комнаты.

Когда за сестрой Гейнер тихо затворилась дверь, то в общей комнате еще долго витал, как эхо, ее холодный шипящий голос:

" Подумайте! Подумайте! "

От этого всепроникающего голоса больным сделалось не по себе.

Келли как будто бы сжалась, ощутив, что над ней и над Перлом сгущаются тучи и что сестра Гейнер что-то заподозрила.

Мэри расхаживала по гостиной с уже холодной чашкой чая в руке. Она то и дело поглядывала на окна, напряженно прислушивалась к шагам на улице. Наконец, дверь распахнулась и в дом вошел Мейсон. Он был небрит и выглядел очень взволнованно.

- О! Наконец-то, - взволнованно проговорила Мэри, - я так волновалась...

- Что, ты хочешь сказать, будто меня очень долго не было? - Мейсон вошел в комнату и поправил измятый воротник рубахи.

- Куда ты ходил? - поинтересовалась Мэри.

- Не знаю. Не знаю, дорогая, мне кажется, я просто переставлял ноги... Куда-то брел... пытался избавиться от боли, но она так и не ушла, - Мейсон крепко сжал виски, затем встряхнул головой и отбросил волосы со лба.

- Ничего, успокойся, - ласково проговорила в ответ Мэри.

- Я думал, злость уйдет, думал, оставит меня, но она со мной, она при мне и разъедает душу, как ржавчина разъедает металл, - Мейсон старался не смотреть на Мэри.

- Я сделала... - проговорила Мэри, но потом запнулась, не окончив фразы, - иногда мне кажется, как будто ничего и не было.

От этих слов Мейсон вздрогнул и обернулся к Мэри. Та, не выдержав его вопросительного взгляда, опустила голову и посмотрела в глубину чашки, где плескалась холодная золотистая жидкость.

Она принялась поворачивать чашку в руках и чаинки медленно начали кружиться, словно черный снег. Но потом она прекратила движения и чаинки замерли как маленькие мошки в куске янтаря.

- Мэри, ведь он тебя изнасиловал. Ты всегда доверяла ему, - как-то отчужденно, с болью в голосе произнес Мейсон.

- Теперь, Мейсон, ты это уже знаешь.

- Конечно, теперь я знаю, но очень жалею о том, что не узнал это раньше, о том, что не узнал это от тебя, Мэри. Если бы ты мне рассказала, то этого мерзавца давным-давно бы судили, неужели ты не понимаешь? - Мейсон напрягся и приблизился к Мэри, - неужели тебе все еще не ясно, то, что он сделал с тобой - подсудное дело?

Мейсон хотел заглянуть в глаза Мэри, чтобы увидеть там одобрение своим словам, но Мэри стояла потупив взор, все так же меланхолично вращая чашку с остывшим чаем в дрожащих пальцах.

- Изнасилование - это преступление, даже если оно совершено человеком, который зовется мужем, - твердым голосом говорил Мейсон.

Казалось, он сейчас стоит не в гостиной дома, а в зале суда и перед ним не его возлюбленная, которая ему дороже всего на свете, а присяжные заседатели, и он пытается втолковать-им что произошло.

От холода, звучавшего в голосе Мейсона и от той убежденности, с которой он произносил слова, Мэри стало не по себе, она даже испугалась.

- Изнасиловать человека, согласись, - это страшное преступление.

- Нет! Нет! Мейсон, не убеждай меня, не убеждай обратиться в суд. Я никогда на это не соглашусь, даже если ты будешь во сто крат более убедителен и красноречив.

- Мэри, я не хочу, чтобы ты предлагала мне подставить правую щеку, после того как меня ударили по левой. Я никогда на это не пойду, никогда!

- Но послушай, Мейсон, - Мэри оторвала свой взгляд от медленно падающих чаинок, - я не хочу, чтобы это произошло, я не хочу судебного разбирательства, я не хочу огласки.

Мейсон видел глаза Мэри, видел как они постепенно становятся все более влажными, как Мэри пытается сдержать себя, но это ей не удается.

- Пойми меня, Мейсон, мне не пережить подобной мерзости еще один раз, не пережить...

Слеза сорвалась и медленно покатилась по ее щеке. Мейсон хотел рвануться и вытереть слезу, но Мэри в этот момент отошла от него и опустила голову. Она стеснялась своих слез, ей очень не хотелось, чтобы Мейсон видел ее слабой и беззащитной.

- Но пойми, Мэри, - все таким же убежденным голосом произнес Мейсон, - поступок Марка, то что он сделал, не может оставаться безнаказанным.

- Но, Мейсон, пойми, ребенок родится и он не всегда будет маленьким. Он вырастет, начнет все понимать и каково же ему будет узнать...

- Что узнать? - вдруг Мейсон Кэпвелл посмотрел на Мэри и произнес очень жестко, - что узнать ребенку будет тяжело?

- Мейсон, - очень тихо сказала Мэри, - а вдру! этот ребенок от Марка? И каково же ему будет узнать, что отец изнасиловал мать и отца за это судили.

Мейсон явно не ожидал услышать подобное от Мэри и несколько мгновений вообще не знал, что ему делать. Слова, которые были у него уже приготовлены, вдруг показались ему бесцветными и никчемными. Но Мейсон собрал свою волю и произнес:

- Мэри, я никогда не позволю Марку, чтобы он считал, будто имел на тебя супружеские права. И пусть он думает что хочет, но это ему так не пройдет. Я никогда не позволю, чтобы его поступок сошел ему с рук.

В это мгновение Мэри почувствовала и поняла - пред ней один из Кэпвеллов - безжалостных, холодных, рассчетливых и азартных, Мейсон будет идти до конца и его остановить - невозможно.

- И если ты, Мэри, позволила Марку совершить это, то я ему не позволю и никогда не прощу, - Мейсон круто рванул с места и торопливо покинул гостиную.

- Мейсон, что ты собираешься делать? - выкрикнула вдогонку Мэри.

Мейсон задержался, сжимая в руке дверную ручку, и не оборачиваясь, жестко произнес:

- Сегодня я сделаю то, что должен был сделать вчера, - дверь с грохотом захлопнулась за ним.

Мэри показалось, что эта дверь, этот ее громкий удар, отделил ее прошлую жизнь от настоящей.

После ночи, проведенной в сладких разговорах и любви, София и СиСи были в приподнятом настроении. София прихорашивалась у зеркала, она расчесывала русые пышные волосы, смотрела на свое отражение и оно ей сегодня нравилось как никогда раньше.

Серебристый шелк халата поблескивал, облегая ее стройное тело. Он мягкими складками драпировался вокруг талии, вокруг груди, волнами скатывался с плеч. София даже подмигнула своему отражению.

" Да, сегодня я выгляжу замечательно. Давно я уже не выглядела так хорошо, давно на моих щеках не играл такой румянец, а глаза не сверкали".

Она поправила волосы, откинула их со лба и увидела как у нее за спиной появился сияющий СиСи.

- И что ты мне теперь посоветуешь делать? - глядя на отражение СиСи лукаво спросила София.

СиСи самодовольно ухмыльнулся:

- Наверное, ты посоветуешь мне улизнуть через черный ход, чтобы меня никто не заметил и чтобы никто не знал, что я была у тебя.

- Да нет, зачем все это делать, - СиСи обнял жену за талию и поцеловал в шею.

София сладко улыбнулась и принялась расчесывать свои пышные волосы.

СиСи поцеловал Софию в ухо.

- Погоди, не так громко, давай вначале во всем разберемся.

- Что ж, давай, - СиСи уткнулся в пышные волосы Софии и еще теснее прижал ее к себе.

- Ты что, СиСи, предлагаешь мне сидеть с тобой в столовой за завтраком и смотреть на то, как у всех отпадают челюсти? - София продолжала лукаво улыбаться, подмигивая отражению мужа в огромном венецианском зеркале, оправленном в дубовую раму.

- И черт с ними! Пускай у них отпадают челюсти, пускай даже падают на пол.

София захохотала от шутки СиСи, а он еще теснее прижал ее к себе и попытался поцеловать в губы, но София отвернулась и подставила ему затылок, так что мужчине пришлось довольствоваться поцелуем в затылок.

- А если честно, то мне все равно, - СиСи, наконец, улучил момент и поцеловал ее в раскрытые губы, - мне все равно, - оторвавшись от Софии произнес СиСи, - пусть хоть весь мир знает о нас с тобой.

- Подожди, подожди, - София попыталась вырваться из объятий мужчины, но он крепко держал ее в своих руках, не отпуская ни на дюйм. - И все-таки я думаю, с этим стоит подождать.

Это был странный разговор двух влюбленных - через зеркало. София видела отражение СиСи, тот видел отражение своей бывшей жены. Они целовались в зеркале, обнимались, а голоса их звучали не из зеркала, а висели в пространстве комнаты. И это казалось им новым и необычным.

- Но почему же, дорогая, - мешая Софии расчесывать волосы, сказал СиСи, - ведь наши дети очень хотят, чтобы мы были вместе.

София опустила руку с гребнем из слоновой кости и посмотрела в зеркало на свое отражение.

- Ты думаешь, они этого хотят? - спросила София, глядя в глаза СиСи.

- Да, например, Иден этого очень хочет.

- Ты думаешь?

- Конечно, - СиСи кивнул в зеркале и поцеловал Софию в шею.

Его руки гладили шелк ночной сорочки Софии и гладкий материал буквально скользил в его руках.

- Я знаю это, СиСи, и очень люблю ее. Но думаю, лучше все это нам с тобой решить вдвоем, не вмешивая сюда детей.

- Родная, - вдруг серьезным голосом сказал СиСи, - больше уже ничего не изменится, - он погладил волосы Софии, - я знаю сколь много я причинил тебе горя, несчастья и тревог...

От этих слов лицо Софии сделалось серьезным и в уголках рта появились горькие складки.

- Но больше этого, дорогая, никогда не будет, - СиСи поцеловал Софию в висок и улыбка стерла горькие складки на лице женщины.

- СиСи, но мне нужно время, чтобы привыкнуть к этому счастью, привыкнуть к тебе, привыкнуть к тому, что мы теперь будем вместе, - София легко отстранилась от СиСи и отошла от зеркала. - А еще мне нужно привыкнуть к моим новым семейным обязанностям и вообще, к очень многим вещам, о которых я раньше только мечтала, а потом напрочь забыла, поверь мне, СиСи. И еще, мне нужно... - София на мгновенье задумалась, как бы подбирая слова, которые скопились у нее в душе, - мне нужно время, вернее, нам нужно время, чтобы поверить друг другу.

- Ты хочешь, чтобы я за тобой вновь принялся ухаживать? - лукаво улыбнулся СиСи и погрозил Софии указательным пальцем, - ты этого хочешь?

София в ответ расцвела улыбкой.

- А почему бы и нет? - она развела руки в стороны и тряхнула пышной копной волос.

- Я согласен, София, и я даже готов...

- Нет-нет, СиСи, я не хочу, чтобы ты каждый раз встречал меня с охапкой цветов, - София пыталась говорить серьезно, но голос изменял ей и смех буквально рвался из груди.

- Но ты знаешь, я действительно хочу дарить тебе очень много цветов.

- Ну конечно, если тебе хочется, то запомни, СиСи, если ты не забыл...

- Что я должен был забыть?

- Запомни, в эту пору года мне больше всего нравятся нарциссы.

- Нарциссы? - улыбнулся СиСи, - какие, белые или желтые?

- Все равно, просто нарциссы, но лучше белые.

- Тогда, София, я буду тебе дарить огромные букеты белых нарциссов.

София подошла к СиСи. Он взял ее за плечи. София запрокинула голову и его губы нашли губы Софии.

- Я сделаю все, чтобы ты была счастлива, -оторвавшись от Софии сказал СиСи. - Если ты хочешь подождать с официальным оформлением нашего брака, то я подожду. Хотя мне бы этого не хотелось, - уже серьезно произнес СиСи Кэпвелл.

- Легко сказать, но это будет не так-то просто сделать.

- Не хитри, София, - СиСи обнял жену и прижал к груди.

София слышала как четко и ровно бьется в груди СиСи сердце и ей было приятно слушать этот уже забытый звук. Она удобнее устроилась в объятиях СиСи, а он прикоснулся к ее лбу своей щекой и тихо прошептал:

- Впервые, София, за многие годы, у меня появилась возможность устроить свою семью. И этим я обязан тебе. Ты, София - мой якорь. Я чувствую, что становлюсь лучше как отец.

На лице Софии было трогательно-мечтательное выражение, а СиСи говорил очень серьезно.

- И как человек, София, рядом с тобой я становлюсь лучше. Вот теперь, надеюсь, ты понимаешь, почему я спешу со скорейшим оформлением брака.

Руки СиСи разжались, и София отошла от своего бывшего мужа.

- СиСи, но ты тоже должен понять меня. Ведь я очень давно не была в этом доме. А помнишь, как мы все собирались за большим столом за обедом, как мы все веселились, хохотали, дурачились? Ты помнишь наши июльские вечера?

- Этого давно не было, София, потому что давно не было тебя, - СиСи поймал руки Софии и крепко сжал ее маленькие ладони в своих.

В отражении, в зеркале, они напоминали двух молодых влюбленных, счастливых и полностью принадлежащих друг другу.

- СиСи, и ты хочешь все это оживить?

- Конечно, я хочу, чтобы все повторилось, - СиСи раскинул руки в стороны и сделал такое движение, как будто бы он был дирижером большого симфонического оркестра и сейчас по мановению его руки начнется великолепное представление.

- И что, СиСи, ты хочешь, чтобы весь наш праздник проходил в таких нарядах? - София посмотрела на ночной халат СиСи, а он глянул на серебристый шелк сорочки Софии и ухмыльнулся: он был не против, чтобы София всегда расхаживала в этой сорочке, в которой когда-то прошла их первая брачная ночь

- А почему бы, собственно, и не в этих одеждах? - СиСи Кэпвелл, размахивая руками, отошел к огромной кровати. София, а может, мы возьмем и закатим праздник на несколько дней?

СиСи говорил с таким энтузиазмом и задором, что София чуть было не поддалась на эту уловку и не ответила мгновенным согласием.

- Ты что, хочешь это сделать сегодня?

- Конечно, сегодня и прямо сейчас.

- Да ты точно сумасшедший, - улыбаясь, воскликнула София.

Но СиСи уже в это время раскинул руки для объятий, и София с хохотом бросилась на грудь СиСи.

- Помнишь, как ты, София, говорила, что хочешь собрать всю нашу семью. Мне кажется, сейчас у нас есть такой шанс и есть для этого повод.

Лицо Софии на мгновение сделалось серьезным, как будто тень черной тучи пробежала по нему.

- Извини, - тихо произнес СиСи, - почти всю нашу семью.

София согласно кивнула головой.

- Хорошо бы вытащить Келли, хотя бы на один денек. Вот тогда был бы праздник.

- Да, - сокрушенно покивал головой СиСи.

От воспоминаний о дочери, которая сейчас находилась в сумасшедшем доме, ему сделалось грустно и он почувствовал себя виноватым в том, что не смог устроить счастье любимой дочери.

- Знаешь, София, я думаю, надо попытаться это сделать. Надо узнать, может быть, по особым случаям они делают там исключения, и тогда мы сможем хоть ненадолго забрать нашу девочку.

- Да нет, СиСи, мне кажется, что еще не время - она больна.

- Плевать, - властным голосом произнес СиСи Кэпвелл.

Сейчас в нем говорил характер всей его династии, всего его рода.

Он притянул к себе Софию, усадил на колени.

- Плевать, я думаю, что смогу это сделать.

София узнала в грозном голосе характер своего бывшего мужа, раньше она любила СиСи за это и ненавидела одновременно. Сейчас ей было приятно услышать такие слова.

- Я твердо усвоил истину, - запрокинув голову и глядя поверх Софии, произнес СиСи, - что ничего невозможного на этом свете нет. Я думал, что остаток своих дней проведу наедине с воспоминаниями, но вместо этого держу в объятиях самую красивую женщину в мире. Скажи, как такое могло случиться.

На последней фразе голос мужчины зазвучал мягче, спокойнее и нежнее.

- Не отпускай меня никогда, - попросила София и прильнула к СиСи.

Он, поглаживая ее плечи, приподнял голову Софии за подбородок и нежно поцеловал ее губы, глаза, лоб... София улыбалась.

В общую комнату вошла сестра Кейнор вместе с доктором Роулингсом. Сестра Кейнор кивнула головой в сторону сломанного деревца, потом осмотрела пациентов, которые жались к стене.

И только Перл, стоял впереди всех, гордо вскинув голову и положив правую руку себе на грудь. Увидев пациента, доктор Роулингс вопросительно посмотрел на сестру. Та поджала губы, несколько мгновений подумала и ответила на немой вопрос своего шефа:

- Сегодня он говорит, что является президентом Соединенных Штатов Джоржем Вашингтоном, - дежурная сестра указала пальцем на горделиво стоящего Перла.

Доктор согласно кивнул головой: для него такое поведение пациента не являлось новостью, он уже привык, что у него в клинике есть Наполеон, генерал Грант и много других исторических личностей.

- Но кроме этого, доктор, он еще сломал вишневое дерево.

- Извините меня, доктор, но сейчас я должен удалиться в свои покои, - Перл запустил пальцы в рот и тщательно ощупал зубы.

От этого нехитрого движения доктора Роулингса передернуло.

- У меня сегодня очень сильно болит голова - это просто зубы, сэр, - Перл вновь запустил пальцы в рот и оскалил зубы, показывая их доктору Роулингсу. - Видите, вот здесь у меня торчат осколки, - пальцем Перл принялся тыкать в зубы, - вот здесь, вот здесь, видите, доктор?

Перл так близко подошел к доктору, что тот отшатнулся и скривился от неприятных ощущений.

- Пусть идет, - сказал он сестре.

Перл тут же вышел из общей комнаты. За ним следом улизнул больной Адамс. Келли хотела податься вслед за Перлом, но доктор Роулингс, держа руки в карманах халата, стал у нее на дороге.

- А вы, Келли, останьтесь, я хочу с вами немного поговорить.

- Я в чем-то провинилась? - дрожащим голосом поинтересовалась девушка.

Доктор промолчал.

- Но ведь я не ломала дерево, доктор.

- Я не об этом собираюсь поговорить.

Из палаты вышли все пациенты, остались только доктор Роулингс, Келли и сестра Гейнер. Доктор Роулингс прошел на середину комнаты, взял от стола два стула, поставил один напротив другого, кивнул Келли и указав рукой на стул, строгим голосом произнес:

- Садитесь!

Келли виновато подошла к стулу, с опаской на него посмотрела, но уселась. Доктор Роулингс устроился напротив девушки.

- Ничего странного в нашей беседе не будет, - успокаивающе произнес доктор, - я просто хотел спросить тебя, как ты себя чувствуешь? Ты должна знать, что я тебе очень сопереживаю.

Келли чувствовала себя напряженно.

- Знаете, когда я принимаю лекарства, доктор, то чувствую сонливость. Мне его все время надо принимать? - поинтересовалась она, глядя в холодные глаза доктора Роулингса.

- Да, - кивнул тот, - пока ты кое-что не сможешь

вспомнить.

- А что я должна вспомнить?

- Келли, мы с тобой говорили уже об этом неоднократно, - доктор буквально сверлил девушку взглядом и Келли чувствовала себя очень неуютно, сидя напротив нежеланного собеседника.

- Келли, прежде чем ты попала сюда, ты была с молодым человеком. Вы повздорили и он выпал из окна.

- Я не помню, - резко бросила Келли и отвернулась в сторону.

- Его звали Питер? Он хотел тебя обидеть, - спокойно произнес доктор Роулингс.

- Я не знаю никакого Дилана, - скороговоркой произнесла Келли.

- Дилан умер, - констатировал доктор Роулингс. - Ты помнишь, почему ты попала сюда? - коротко стриженые усы доктора щетинились.

- Я не хотела попадать сюда, - Келли вскочила со стула, - и я не хочу оставаться здесь.

Она смотрела на доктора и в ее взгляде было столько мольбы, что никто бы не выдержал. Но доктор Роулингс был не из тех людей, он воспринял умоляющий взгляд Келли абсолютно спокойно.

- Доктор, дома я все вспомню, а здесь я не помню ничего.

Доктор Роулингс оперся о подлокотники стула и поднялся.

- Вот поэтому тебе и нужно принимать лекарства - чтобы расслабиться, - он разговаривал с Келли так, как разговаривает учитель с несмышленым учеником, - дело в том, что когда мы расслабляемся, то вспоминаем вещи, о которых предпочли бы забыть, - пытаясь поймать взгляд Келли говорил доктор Роулингс.

Но Келли боялась смотреть в глаза собеседника, она все время отворачивалась.

- Я очень устала, - прошептала девушка.

- Ну что ж, на сегодня достаточно, - сказал доктор и сунул руки в карманы халата.

Уходя он бросил:

- Чем скорее ты вспомнишь обо всем, Келли, тем скорее выйдешь отсюда.

Когда доктор покинул общую комнату, Келли еще долго стояла, напряженно думая, чего же от нее хочет добиться доктор Роулингс. Беспокойство охватило ее душу: она напряженно пыталась сосредоточиться, пыталась вспомнить.

Из оцепенения ее вывел вкрадчивый голос Перла. Он прикоснулся к плечу Келли и спросил:

- С тобой все в порядке, Келли? Чего он от тебя,

собственно, хотел?

- Я не хочу разговаривать, - прошептала девушка. Вслед за Перлом в палату вошел Адамс и тут же голос Перла зазвучал совершенно по-другому, поведение его совершенно изменилось.

- Конечно, Келли, если ты не желаешь, то мы и не будем, - правая рука Перла вновь легла на грудь, он снова принял горделивую позу, качнулась бахрома его эполет.