Центров и их проявления

С другой стороны, рациональный ум — следует помнить, что это лишь слабое отражение подлинного разума, — проявля­ется через горловой центр, физическим проявлением которого является щитовидная железа. Именно этот центр несет основ­ную ответственность за ощущение отделенности и, следователь­но, за то состояние осознания, которое позволяет человеческому существу ощущать себя как личность. В результате Толтеки счи­тают горловой центр основной причиной того, как сновидимый, то есть несовершенный тональ, воспринимает жизнь и окружа­ющий мир; из-за его разделяющего характера этот центр назы­вают центром отделения.

Подлинный разум, представляющий собой один из полюсов осознанности сновидящего, выражается через посредство второ­го центра в голове, физическим проявлением которого служит гипофиз. Поскольку этот центр расположен примерно на уровне центра лба, эзотерики назвали его «третьим глазом»; он является проводником истинного выражения настоящего, или правиль­ного тоналя человека. Таким образом, тот же центр одновремен­но служит и источником умения различать, которое, разумеется, получает свое отражение в разделяющем свойстве рационально­го ума. Однако этот центр можно привести в действие только благодаря раскрытию сердечного центра —это и объясняет, по­чему воину так необходимо распахнуть свое сердце.

Вернемся к разговору о сердце. Вспомним, что намерение яв­ляется способностью сновидящего; поскольку сердечный центр представляет собой важнейшее средство связи между сновидящим и сновидимым, сердце одновременно является и основным центром приведения в действие намерения. Следует, впрочем, отметить, что в действительности чистое намерение проявляется через тот центр головы, которому соответствует шишковидная железа. И все же Толтеки считают, что действие намерения, как и подлинного разума, берет начало именно в сердце, так как только применение сердечного центра позволяет привести в действие шишковидную железу. Это в очередной раз доказывает, нас­колько важно воину научиться прислушиваться к своему сердцу.

Учитывая все вышесказанное, читателю очень полезно знать, что отражение намерения, о котором упоминалось во вто­рой главе, выражается посредством крестцового центра, физи­ческим проявлением которого являются половые железы. В пер­вую очередь, именно по этой причине маги и те, кто следуют по Пути Великого Приключения, ошибочно полагали, будто воля, или личная сила, исходит из нижней части живота.

Поскольку сердце является важнейшим средством сообще­ния между сновидящим и тем, кто снится, а намерение приходит в действие при посредничестве сердца, то нет ничего удивитель­ного в том, что точка сборки человека должна находиться на поверхности светящегося кокона напротив сердечного центра. Когда ученик осознает взаимосвязанность всего живого, он, по существу, начинает работать на той скорости колебаний, кото­рая соответствует сердечному центру, — и тогда можно утверж­дать, что такой ученик начал распахивать свое сердце. Отстранив­шись от рационального ума и распахнув свое сердце, ученик в бук­вальном смысле слова смещает фокус, так как, вместо того чтобы воспринимать мир посредством горлового центра, связанного с рациональным умом, он ощущает его сердечным центром. Те­перь ученик начинает воспринимать в согласии с целями своего сновидящего — именно в этом и заключается подлинный смысл выражения «учиться видеть во сне действительность».

Когда ученик обретает связь со своим сердцем, становится возможным подлинное мышление, так как вместо рационально­го рассуждения обо всем вокруг, которое неизменно приводит к замкнутому кругу мыслей, то есть внутреннему диалогу, ученик начинает воспринимать мир в целом и свою жизнь с точки зре­ния чувствования. Чувствование приводит к ощущению, что че­ловек знает нечто каждой клеточкой своего существа. Посколь­ку ученик уже не воспринимает все вокруг с позиции разделенности, события и явления теперь не рассматриваются независи­мо друг от друга — напротив, они представляются человеку тес­но взаимодействующими и, следовательно, взаимозависимыми нитями единой жизни. Так как сам ученик также является части­цей этой единой жизни, он способен ощущать, или чувствовать, куда приведут те или иные нити, если за ними последовать. Он начинает действовать инстинктивно, доверяя своим чувствам в той же мере, в какой обычные люди полагаются на ощущение жара костра и отдергивают руку, когда обжигают ее.

Подлинное мышление не связано с внутренним диалогом и вообще не требует времени на рассуждения. Та мысль, которая заставляет человека отдернуть руку от обжигающего пламени, является поистине мгновенной и совершенно не нуждается в медленных, старательных, логических и взвешенных размышле­ниях, порождаемых внутренним диалогом.

Вот что на самом деле подразумевается под выражением «прислушиваться к своему сердцу» —это акт подлинного мыш­ления в противоположность рациональным раздумьям, вызван­ным внутренним диалогом. Как только человек обретает такое умение, он способен не только перепрограммировать рацио­нальный ум, но и проложить себе путь к способности останавли­вать мир, то есть научиться полностью стирать личную исто­рию. Для того чтобы научиться четко прислушиваться к своему сердцу и избавиться от постоянного вмешательства рациональ­ного ума, нужны время, терпение и, прежде всего, тяжелая рабо­та; именно по этой причине преданность ученика Пути Воина должна быть поистине безупречной. При условии полной самоот­верженности, терпеливости, старательности и настойчивости один шаг влечет за собой другой, а каждый новый шаг приносит ученику соответствующие награды и приближает к настоящему мастерству в этом важнейшем умении.

Умение прислушиваться к своему сердцу является первым шагом к способности видеть. Искусство настоящего видящего подразумевает приведение в действие и последующее совмест­ное использование всех трех центров в голове (до сих пор мы говорили только о двух из них).

Шаг в непознанное связан, прежде всего, с четвертым посту­латом сталкинга, размещенном на Западе, в месте чувствования. Именно третий аспект правила сталкера приводит к тому, что воину необходимо относиться к смерти как к своему лучшему советчику. Запад, где заходит Солнце, является не только Хра­мом Смерти, но и тем местом, куда воин направляется ради пол­ного осознания взаимосвязанности всего живого и понимания, что основой этой тайны является бесконечная загадочность бы­тия всего сущего. Нам уже известно, что любая стратегия воина строится таким образом, чтобы он мог соприкоснуться с этой загадкой, а практическое применение такой стратегии означает шаг в непознанное.

Шагнув в непознанное, воин уже не может повторить это — разумеется, если он не намерен затем вернуться в познанное, а это, как уже отмечалось, не только очень опасно, но и чрезвычай­но нежелательно, так как препятствует полной трансформации. Для тех воинов, которые преданы Пути Свободы, шаг в непознан­ное является путем без возврата. Сделав этот шаг, такие воины никогда больше не возвращаются к прежней жизни; они попрос­ту умирают по отношению к своим прежним личностям и пос­тупкам. Когда воин применяет новую стратегию, он не повторя­ет шаг в непознанное — скорее, такая новая стратегия переносит его на очередную неизведанную тропу в новом районе непознан­ного. Таким образом, Воины Свободы делают шаг в непознанное только один раз в текущей жизни, и этот шаг отмечает их дорогу к свободе и ставку на силу.

С другой стороны. Воины Свободы никогда и не испытыва­ют желания вернуться к прежней жизни. После того как они ощутили вкус жизни на грани и стали свидетелями лишь немно­гих чудес, возникающих в Храме Смерти, этим воинам и в голову не придет мысль о возвращении в тесные и отупляющие рамки, очерчиваемые рациональным умом. На собственном опыте по­чувствовав, что значит быть свободным в бескрайних просторах непознанного, Воины Свободы хотят только одного: оставаться свободными, задержаться на тех рубежах, где жизнь пребывает в вечном зарождении. Они добиваются этого, изучая танец смер­ти, который позволяет им танцевать на грани; в этом непрестан­ном танце возрождения они радуются творческим способностям сновидящего, которые вливаются в Воинов через их сердца, ши­роко распахнутые навстречу взаимосвязанности, взаимозависи­мости и взаимодействию всего живого.

Невозможность покинуть непознанное не следует понимать в буквальном смысле, то есть не следует считать, что воины нав­сегда остаются в осознанности левой стороны. Это было бы просто непрактично и, следовательно, очень нежелательно. Уче­ники часто приходят к такому заключению, поскольку непоз­нанного как такового можно непосредственно достичь только путем смещения точки сборки в осознанность левой стороны, и все же сейчас речь идет совсем не об этом. Следует осознать, что даже в рамках обычного осознания человеку приходится иметь дело с непознанным всякий раз, когда он занимается неделанием или сталкивается с еще незнакомым испытанием, поскольку во всех подобных случаях он не в силах заранее предугадать исход этих событий. Можно лишь строить догадки о том, что случится в будущем, или выдвигать предположения об этом, опираясь на сходные случаи или события в прошлом, но если данное испыта­ние полностью отличается от всего, что известно человеку, его исход окажется неизвестным вплоть до тех пор, пока не начнет проявляться; то же самое относится и к неделанию,

Таким образом, речь идет о той новизне, с какой сталкива­ется первооткрыватель, о составлении карты непознанного, а не о том непознанном, которое ждет человека в осознании левой стороны. Разумеется, существует только одно непознанное, а разница заключается лишь в том, когда человек с ним сталкива­ется, — в обычном или в повышенном осознании левой сторо­ны.

Используя смерть как советчика и научившись танцевать на грани жизни, Воины Свободы уже не могут взирать на жизнь так, как этому учит обычных людей их социальная обусловлен­ность. Для Воина Свободы смерть являет собой не нечто неясное, пребывающее «где-то там», не то, что можно постичь только в старости, но совершенно реальную и деятельную силу, которая руководит каждым его шагом, любым решением, чувством и ощущением. Понимая, что смерть может настичь его в любой момент, Воин Свободы не растрачивает впустую ни единого мгновения, ни единой капли личной силы и стремится сделать каждый миг и каждый поступок как можно более значимым и точным. Воин всегда готов сразиться насмерть прямо здесь и прямо сейчас, так как любое его действие совершенно безупречно и представляет собой выражение его самой сокровенной пред­расположенности. Воинам не присущи сожаления — они испы­тывают только чувство воодушевления и приятного возбужде­ния.

Настоящий воин почти всегда живет в текущем мгновении,

а этот принцип напрямую связан с четвертым аспектом правила сталкера. Благодаря следованию такому принципу вся жизнь во­ина полностью преображается. Вместо того чтобы тревожиться о будущем и питать надежды в отношении предстоящего, воин целиком удовлетворяется и наслаждается любым своим действи­ем, будь оно значительным или малым. Удовольствие также

представляет собой один из тех принципов, о котором у обыч­ных людей сложилось совершенно неправильное представление, вызванное их неведением в отношении слов.

Понятие «удовольствие» почти буквально означает «запу­таться в радости»*. Однако очень легко понять, что на самом деле совершенно невозможно получать удовольствие в подлинном смысле этого слова, пока человек остается пленником рацио­нального ума и рабом социальной обусловленности. Только сво­бодный человек способен получать удовольствие в полном смысле слова, и прежде всего по этой причине обычные люди постоянно ищут какую-либо форму побега от действительности, которую склонны считать подходящим типом развлечения. И все же побег от действительности очень далек от свободы, а индульгирование на таком побеге в равной мере отличается от нас­тоящего удовольствия.

Настоящий воин не стремится тем или иным образом убе­жать от действительности, так как это означало бы, что он не только пытается избежать жизненных испытаний, но и растра­чивает время попусту, а эти два действия как в отдельности, так и в сочетании уничтожают возможность подлинной свободы. Вместо этого воин пытается извлекать из любой ситуации своей жизни дары силы, и чтобы сделать это, он должен жить в теку­щем мгновении. Воин не пытается убежать от жизни, но, напро­тив, целиком и полностью участвует в этом процессе, который, как упоминалось в «Крике Орла», представляет собой определе­ние безусловной любви. Из всего этого следует, что настоящий воин способен получать полное удовольствие от каждого мига своей жизни и делает это, ведь его сердце распахнуто так широ­ко, что его совершенно безусловная любовь распространяется на все живое. Признаться, я просто не знаю, как выразить это ина­че, так как это один из тех принципов, которые столь глубоко уходят в левую сторону, что их словесное выражение оказывает­ся практически невозможным. По этой причине я прошу чита­теля тщательно обдумать все, что было сказано выше в отно­шении жизни в текущем мгновении и удовольствия, а также по­размыслить о смысле следующего изречения.

В САМОМ НАЧАЛЕ ЛЮБОМУ ВОИНУ НУЖЕН ЩИТ ВОИНА. ПОЗВО­ЛЯЮЩИЙ ВЫДЕРЖАТЬ УДАРЫ СТРЕЛ СТРЕЛКОВ ВСЕЛЕННОЙ. ОДНАКО. КОГДА ВОИН ВХОДИТ В ХРАМ СМЕРТИ И УМЕЕТ ТАНЦЕВАТЬ НА ГРАНИ ЕМУ УЖЕ НЕ НУЖНО НИЧЕГО КРОМЕ ИЗЯЩЕСТВА ТАН­ЦА И БЫСТРОТЫ ДВИЖЕНИЙ С ЭТОГО МГНОВЕНИЯ ВОИН ИСПОЛЬ­ЗУЕТ СВОЙ ЩИТ НЕ ДЛЯ ЗАЩИТЫ ОТ СТРЕЛКОВ ВСЕЛЕННОЙ А КАК СРЕДСТВО С ПОМОЩЬЮ КОТОРОГО ЕГО СЕРДЦЕ МОЖЕТ ОХ­ВАТИТЬ ВСЕ БОЛЬШУЮ ЧАСТЬ ВСЕГО ЖИВОГО СО ВРЕМЕНЕМ ТА­КОЕ СТРЕМЛЕНИЕ СТАНОВИТСЯ СТРАСТЬЮ —ВСЕПОГЛОЩАЮЩЕЙ И ВСЕОБЪЕМЛЮЩЕЙ

Англ. enjoy и enmesh oneself in rejoicing. — Прим. перев.

Полностью участвуя в процессе жизни, настоящий воин уже не испытывает желания избежать каких-либо жизненных испы­таний. Воин с одинаковой радостью и подлинным смирением воспринимает слезы и смех, счастье и горе, здоровье и болезнь, богатство и нищету, растение и насекомое, ибо в самой глубине своего сердца он на собственном опыте знает, что в этой загадке бытия все равны. Однако следует осознать, что, научившись ос­таваться свободными, Воины Свободы не прекращают яростно сражаться со всем, что ведет к рабству, и с любым существом, которое пытается навязать свою волю воинам или другим соб­ратьям. Такова радость воина, такова его страсть к свободе. При таком понимании свободы жизнь воина подвержена постоян­ным переменам, новшествам и, следовательно, вечному обнов­лению, а каждое его действие уводит его в очередное захватыва­ющее приключение в непознанных районах загадки бытия.