Глава 60. Каждая клеточка моего тела застывает, чтобы после взорваться ледяными осколками

Каждая клеточка моего тела застывает, чтобы после взорваться ледяными осколками. Обжигающие иглы впиваются в мою кожу и прошивают ее насквозь. Вот как я это чувствую.

Стоит мне уйти с головой под воду, ощущения только усиливаются, словно последний бастион тепла, заключённого в теле, пал. Мне хочется кричать от боли и шока, но легкие настолько сжаты, что вопли остаются за пределами возможностей. Темный круговорот увлекает меня за собой, и я камнем иду на дно, не чувствуя собственного тела, потерявшись в пространстве.

Наконец сила инерции иссякает, я прекращаю тонуть – самое время всплывать. Вот только где верх, а где низ?

Тело мечется под водой, а легкие, теряющие кислород, начинают отчет последних секунд.

Никогда бы не подумала, что не смогу отличить дно от поверхности, но в невесомости и полной темноте утверждать что-либо сложно. Я в ужасе от того, что могу ошибиться в выборе направления.

Пузырьки воздуха проплывают рядом с моей головой, наполненной страшными мыслями о тех вещах, что поджидают меня в адских глубинах этого океана. Все эти полубредовые ночи в компании мамы, монотонно напевающей в темноте, рисующей демонов, тянущих меня в ад, возвращаются гробом размером с океан, заполняющимся водой. Что я вижу перед собой? Мрачные тени, скользящие на глубине, или…

Хватит!

Экономь воздух. Плыви. Думай.

Не время тонуть в водовороте бессмысленной чуши, это мне не поможет.

Пузырьки.

Что-то связанное с пузырьками…

Разве они не всплывают наверх?

Я подношу руку ко рту, чтобы почувствовать, куда направится драгоценный кислород, едва я выпущу его горящих легких. Пузырьки щекочут лицо, затем уши и устремляются к поверхности.

Я следую прямо за ними. По крайней мере, в том же направлении. Течение способно отнести их куда угодно, но суть не изменится – пузырьки всплывут на поверхность. На это я и надеюсь.

Я выпускаю еще немного воздуха, стараясь не выдохнуть больше, чем мне потребуется, чтобы подняться вверх. Пузырьки касаются моего носа, а значит, направление верное. Я отталкиваюсь ногами так сильно, насколько еще могу, легкие в огне, но я не имею права отставать от пузырьков.

Мне начинает казаться, что я все же ошиблась и плыву навстречу собственной смерти, но тут тьма рассеивается, вода становится светлее. Я начинаю плыть еще быстрее.

Наконец я выныриваю, жадно глотая кислород. Волны хлещут меня по лицу, наполняя рот соленой влагой. Легкие сжимаются, но я стараюсь не кашлять, чтобы не наглотаться очередной порции океанской воды.

Брызги и пена взрываются рядом со мной. Голова, плечи и крылья. Ангел, с которым я «танцевала танго», тоже сумел всплыть.

Он барахтается, хватает ртом воздух и разбрызгивает воду. Перья намокли и отяжелели, к тому же плавает ангел не очень хорошо. Он машет руками и бьет крыльями по воде, что не приводит ни к какому результату. Ко дну он не идет, но хаотичные движения быстро его измотают. Будь он человеком – давно бы уже утонул.

Я разворачиваюсь и отталкиваюсь ногами, чтобы убраться подальше от ангела. Но настолько замерзла, что руки еле шевелятся.

Ангел протягивает вперед крылья и с помощью них привлекает меня к себе. Я ощупываю бедро в поисках ножа, надеясь, что резинка чулок его удержала. Пальцы онемели, я их почти не чувствую, но лезвие на месте. Пусть это не ангельский клинок, а самый обыкновенный нож, ранить можно и им. И пусть мой противник не человек, испытывать боль и истекать кровью он будет не хуже людей. Вероятно, холод притупит ощущения, но приятного будет мало.

Он тянется ко мне, и я рассекаю его ладонь.

Ангел отстраняется, но тут же вытягивает вторую руку, хватая меня за волосы. На этот раз я целюсь в предплечье. Пальцы разжимаются, и в ход идет рука, которую я полоснула первой. Брызги летят повсюду.

Он тянет меня к себе и давит руками на плечи. Классический пример поведения утопающего. Спасатели постоянно твердят о том, чем чревата такая истерика.

Я успеваю сделать глубокий вдох, прежде чем моя голова уходит под воду, а обжигающий холод вновь поглощает тело.

Я не знаю наверняка, каков подтекст действий ангела: умирать-так-с-тобою-вместе или прости-это-все-инстинкты. Но я точно отправлюсь на тот свет, если он сейчас же не прекратит.

Я отчаянно сражаюсь за жизнь, оставляя глубокие порезы на его груди и руках. Снова, снова и снова. Горячая кровь согревает воду.

Хватка слабеет и мне удается высунуть голову на поверхность, чтобы глотнуть кислорода. Топить меня ангел уже не пытается, но отпускать не намерен тоже.

- Вы не единственные монстры в этом мире, - выдыхаю я.

В Северной Калифорнии водятся белые акулы. Нападают они редко, видимо, заключили мировую с нашими сёрферами. Но даже покорителям волн не придет в голову соваться в океан, заимев открытую рану.

Я наношу очередной удар лезвием по груди ангела. Порез глубокий и сильный. Из него заструились кровавые ручейки.

Ангел смотрит мне прямо в глаза. Он думает, я говорю о себе. Считает, что монстр – я. И, может быть, он прав.

Я не являюсь огромной белой акулой, но все эти порезы и удары ножом напоминают мне о маме и ее жертвах. В данный момент сходство с ней меня не пугает. Сейчас я даже уповаю на безумие, черпаю в нем силы. Порой мне просто необходимо выпускать мою локальную маму.

С сумасшедшим остервенением я наношу удар за ударом.

Наконец, он расслабляет руки.

Я отплываю так быстро и далеко, как только могу. Акулы – это не блеф.

Нож усложняет греблю, но я не выпускаю его из рук, пока не удаляюсь на безопасное расстояние от истекающего кровью ангела. Только тогда я вновь убираю его за резинку своих чулок.

Я так вымотана, что холод, пробирающий до костей, ощущаю совсем не сразу. Каждый выдох обращается паром, зубы стучат, но я заставляю себя продолжать движение.