Глава 18. — Ты что-то рано вернулась

Ханна

— Ты что-то рано вернулась...

Крисси подняла брови и выжидающе посмотрела на меня. Она была на кухне, когда я пришла домой с работы. Мама тоже. Возможно, это совпадение, но такое чувство, что они сидели в засаде, ожидая, приду ли я домой после работы или поеду к Мэтту. По крайней мере, мама не церемонится.

— Ты ведь еще не потеряла того милого мальчика, не так ли?

— Ему двадцать восемь. И он точно не мальчик, — я рылась в кладовой, прячась от любопытных глаз мамы и ища успокоение в еде. — Кроме того, он не такой уж и милый. Иногда он бывает таким придурком.

Крисси цокнула языком.

Мама издала свой всезнающий «мхмм» звук.

Я появилась с пакетом слоек с сыром и застала их, кивающих друг другу.

— Да, они поссорились, — сказала Крисси, как будто я не стояла там. — Это работает в мою пользу. Ты можешь отвезти меня на работу, Ханна?

— Поезжай на работу на собственной заднице.

Я захлопнула дверь кладовой и ушла вниз в подвал.

Я не могла думать здраво. Моя романтическая сказка рушится? Был ли Мэтт замечательным до тех пор, пока не познакомился с родителями, после чего превратился в одержимого и рычащего людоеда?

Его сегодняшний отрешенный взгляд и все его действия могли означать, что он принимает наркотики. Я не могла остановить это тревожное направление мыслей.

Он сказал, что бросил пить пять лет назад. Как насчет наркотиков?

У него сумасшедшие перепады настроения. Аппетит как у птички. Сегодня он опоздал (он никогда не опаздывал), потливость, дрожь в 90-градусную жару. (Примеч. 90 градусов по Фаренгейту — около 32 по Цельсию). О, и потом, эта подозрительная уборка квартиры, прежде чем меня привести туда, чтобы трахнуть.

Я в беспокойстве распаковывала вещи, чтобы отвлечь себя.

Впервые с тех пор как я встретила Мэтта, я начала понимать, что он, должно быть, слишком хорош, чтобы быть правдой. Слишком идеальный, слишком правильный для меня, слишком заинтересован во мне. В этом должен быть какой-то подвох.

Я вспотела к тому времени, как закончила освобождать коробки в своей комнате. Физический труд более-менее приводил меня в чувство. Мои руки горели, а колени болели.

Не говоря уже о том, что я проверяла свой телефон каждые десять минут.

Я разложила все свои книги по полкам и игрушечного зверька на кровати. Я вспомнила Мэтта, сидящего на ней и улыбающегося мне.

Он хотел отправиться в поход завтра. Ночью, как я предполагаю. Слишком быстро я все решила. Но пока еще не дала ему ответа. Да, я хотела пойти в поход с парнем, который пришел на четвертое июля ко мне домой. Но нет, я не хочу ходить в походы с парнем, с которым я познакомилась сегодня на обеде.

Красивый Мэтт. Страшный Мэтт.

Но, несмотря на эту нездоровую оболочку страшного Мэтта и его иррациональную ярость, я чувствовала это странное желание защитить его. Может быть, он на наркотиках. Или, возможно, он говорил правду. У него были деньги; работа довела его до стресса, из-за которого ему и стало плохо.

Несмотря на все проблемы Мэтта, я хотела обнять его и рычать на весь мир до тех пор, пока все не оставят его в покое.

Все, кроме меня.

Я развесила одежду на вешалки и организовала гардероб. Обновить гардероб было не так уж и плохо, как только я получу зарплату. Мне нужно больше рабочей одежды. Мне понадобится больше трусиков. Также мне необходимо больше одежды, которая заставит чувствовать, что я принадлежу Мэтту.

Я нахмурилась, развешивая блузку и юбку, которую носила на работу.

Хотела бы я посмотреть, как споткнется Мэтт, когда увидит меня в юбке. Прежде чем встретиться с ним на обеде, я расстегнула три верхние пуговицы блузки. Туфли на платформе подчеркнули мои стройные икры. Я даже накрасилась.

Челюсть Мэтта должна была встретиться с тротуаром.

А вместо этого?

Острый взгляд. Это все, чего я добилась.

И в то же время, потея и заикаясь, Мэтт был похож на модель в своем элегантном сером костюме и белой рубашке.

Я развесила рождественские огни по периметру своей комнаты, повесила плакаты, календарь и фотографии. Разместила разные безделушки на моем рабочем столе и тумбочке.

Свалив в кучу пустые коробки в гараже, я плюхнулась на кровать и начала рыться в своем телефоне.

Кемпинг. Я не была в походах уже много лет.

Идея Мика расположиться в лагере привела нас в шумный и переполненный лагерь.

Идея Мэтта расположиться в лагере, вероятно, включает в себя малоизвестные многим способы использования колышков для установки палатки и веревок.

Я ухмыльнулась и вздохнула. Почему я делаю вид, что у меня есть выбор? В тот же момент, когда Мэтт задал этот вопрос, я уже знала свой ответ. Я жаждала его общества. Я не могла дождаться, чтобы остаться с ним наедине.

Я написала Мэтту около семи.

По крайней мере, я заставила его ждать ответа.

Кемпинг? Звучит неплохо. Нет проблем с обедом, ты находился в состоянии стресса. Я очень беспокоюсь. До сих пор. Как там твои «обязательства»?

Я закусила губу, ожидая ответа.

Ничего.

Я свернулась на одеяле и боролась с желанием позвонить.

Я хотела знать больше о «обязательствах» Мэтта, о том, чем он занимался в жизни, и о дюжине других вещей, но он казался одержимым прятать все это от меня подальше. Боже, он был во мне своим членом по несколько раз в день. И это не давало мне право на некоторую иллюзию близости? Два часа спустя мой телефон завибрировал.

Маленькая птичка. Выдался тяжелый день. Теперь с этим покончено. Я хочу быть с тобой. Мне надо рассказать тебе слишком много вещей. Я заеду за тобой рано. К 9-ти.

Мое тело приятно согрелось. Я хочу быть с тобой. Что же он имел в виду?

И почему он постоянно твердит, что хочет мне что-то сказать? Почему он не может просто сделать это?

Много вопросов и нет ответов.

Боже, но я любила, когда он называл меня птичкой.

Я представляла его грустные, серьезные зеленые глаза, или темные от желания, светившиеся удовольствием. Я заснула с улыбкой на губах.

***

Мэтт приехал ровно в девять. Серьезно, прямо к девяти.

Он подошел к двери, и мама открыла ее прежде, чем я смогла подняться наверх.

Свернув за угол, я приготовилась увидеть мистера Брюзгу, дрожащего и грубо разговаривающего с моей мамой, у меня вырвался слишком громкий вздох облегчения, когда я увидела его.

Красивый Мэтт вернулся.

Он улыбался, и свободно с легкостью беседовал с моей матерью.

На нем был черный свитер с рукавом три четверти и черные брюки-шорты. (Примеч. «zip-off» — одежда, у которой какие-либо части могут присоединяться или отсоединяться с помощью застежек-молний). Я хотела запрыгнуть на него. Мэтт выглядел чертовски великолепно в черном. Я понимала, что он будет выглядеть чертовски великолепно даже в бумажном пакете, но, будь я проклята, если каждый его новый наряд не был сексуальнее предыдущего.

Когда он заметил меня, его лицо озарилось улыбкой. Он подошел ко мне и обнял, его губы скользнули по моей щеке.

— Ханна, — прошептал он.

Я прижалась к нему.

— Хэй. Привет, — я провела пальцами по его волосам и взяла его лицо в ладони.

Мама, поняв намек, побрела прочь.

— Хэй, — Мэтт погладил меня по щеке. Он поцеловал меня в подбородок, затем в губы. Он дал мне хорошенько разглядеть его, как будто знал, что я нуждалась в этом.

Он был чисто выбрит и недавно принял душ. Не было никаких признаков измученного Мэтта, которого я видела вчера, за исключением небольших синяков под его глазами. Я проследила за темными пятнами.

— Полуночник, — пробормотала я.

— Ханна, я…

Я видела, что слова извинения замерли на его губах, и я крепко прижалась к его губам. Он сжал мою талию. Ох, это было прекрасно.

— Все в порядке, — сказала я, отодвигаясь. — Теперь все позади, верно? Мы отправимся в поход и оторвемся по полной.

— Да...

Мэтт потянул меня за конский хвост. Сегодня он был другим, другим с наилучшей стороны, и я наблюдала за ним, пока он грузил мои вещи в свой джип. Машина номер три. Иисус.

— Мило, — он ухмыльнулся, впихивая мой раздутый синий спальный мешок рядом со своей палаткой.

Выходные всегда подобным образом воздействовали на Мэтта? На этот раз его улыбки не были окутаны беспокойством. Не было и отдаленно обеспокоенного взгляда на его лице, и я ни разу не поймала его хмурый взгляд на себе, словно я была самой большой ошибкой во всей Вселенной.

Даже его «язык тела» был более расслабленным. Он помог мне забраться в джип, затем задержался около меня для медленного, сводящего с ума поцелуя.

Национальный парк «Скалистые Горы» был поразительным. Как только мы приблизились к горам, дорога начала виться вдоль бурной реки, вокруг были отвесные скалы, а сформировавшиеся возвышающиеся камни были похожи на лица. (Примеч. Американский национальный парк Роки-Маунтин (англ. Rocky Mountain National Park — Скалистые Горы) находится к северо-западу от Боулдер в Колорадо. Круглый год парк доступен для посещения. Он известен своими видами на Скалистые горы, а также своей фауной и флорой. Он располагает протяженной сетью туристских троп и большим количеством кемпингов. По территории национального парка проходит Американский континентальный водораздел и протекает река Колорадо).

Мэтт спросил про мой первый день на работе. Он был улыбчивым и заинтересованным, а не грубым параноиком. Слава Богу.

Я едва обдумала мой первый бешеный рабочий день в качестве секретаря Пэм, потому как была слишком озабочена по поводу Мэтта. Рассказывать о работе и заставлять Мэтта смеяться над анекдотами про Пэм — облегчение.

— Но мне работа понравилась, — сказала я ему. — Жаль, что я не могу описать то чувство, которое меня охватило, читая рукописи. Это было... словно я предназначена для этого. Как будто я, наконец, выполняла работу, в которой у меня есть отличная возможность сделать себе карьеру.

Когда я посмотрела на Мэтта, он светился.

Он был удивительно целомудрен на парковке возле парка. Иногда он брал меня за руку и проводил пальцами от колена к верхней части моего бедра.

Мы остановились в Эстес-парке, странном городке, и пробирались через толпы туристов на один из лучших фадж-обедов из всех, что я когда-либо пробовала. (Примеч. Фадж — название молочного ириса в англоязычных странах, где принято различать ирис без добавления молока (toffee) и ирис с молоком (fudge)).

Мэтт заставил меня попробовать каждый вкус, который он купил — ваниль, клен, амаретто, шоколадный крем. То, что я никогда не была в парке, ошарашило его. Он потащил меня по магазинам и купил мне браслет из бисера, маленькую фигурку в виде птички, и крохотный бронзовый замочек, висящий на цепочке.

— Я сделаю гравировку, — сказал он, защелкивая цепочку на моей шее.

Выгравирует? Что? Я улыбнулась и прикоснулась к замочку. Хм, я думаю «Ханна и Мэтт». Возможно, я могла бы удивить его и сделать гравировку сама.

Было около двух, когда мы, наконец, въехали в парк.

Мы оставили все в машине и прогулялись пешком к ледяному озеру. Я фотографировала Мэтта, пока он не видел. Его атлетическое тело было красивым в движении, а его темная рубашка и шорты подчеркивали золотой тон кожи и натуральный светлый цвет волос.

Воздух был разряженным и прохладным, пахло сосной. Я почувствовала головокружение.

— Бодрит, верно? — Мэтт поймал мою руку, когда мы смотрели на аллею.

— Боже, я чувствую, себя Вордсвортом в Альпах! — рассмеялась я. (Примеч. Уильям Вордсворт (иначе: Уильям Уордсуорт, англ. William Wordsworth, — английский поэт-романтик, основной автор сборника «Лирические баллады», во время учебы в Кембридже Колридж отметил черты гения в «обычных стихах» Вордсворта о путешествии через Альпы («Описательные очерки», 1793))).

Вечер, опустившийся на горы, окрасил их в темные тона. В одну минуту Мэтт и я потели, идя по тропе, а в другую я уже начала дрожать, шлепая по своей стороне дороги.

— Я упаковал дополнительное шерстяное покрывало, — сказал он мне, пока мы шли обратно к джипу.

Экскурсия и высота истощили меня. Мой прилив энергии исчез. Тем не менее, пока мы шли по тропинке в сторону нашего лагеря, я начала ощущать совсем другой вид энергии — возрастающее предвкушение прикосновений Мэтта.

Мы расположились на уединенной поляне, окруженной соснами. Я слышала воду, мчащуюся на расстоянии. Мэтт разжег костер в металлическом кольце и поспешил установить палатку. Мы разложили циновку под спальные мешки.

Не знаю, могла бы я чувствовать себя еще менее сексуальной, чем сейчас. Я была липкой от пота и спрея от насекомых, на мне были старые кроссовки, джинсы и футболка — а теперь еще и небольшое черное шерстяное покрывало.

Я уселась на камень у ямки с костром. Мэтт стоял рядом и смотрел в лес. В полутьме он походил на дикого животного, который растворился бы в тени, если бы я треснула веткой. Над пламенем огня кружились искры. За пределами света от нашего костра ночь была прохладна и тиха.

— Я принес еду, — пробормотал Мэтт. Он перевел взгляд вниз, на меня. В его темных голодных глазах сверкали отблески пламени. — Ты голодна?

Я отрицательно покачала головой.

Я не хотела говорить. Я не хотела разрушать магию ночи. Мои глаза опустились вниз по телу Мэтта. Я знала, что он смотрит на меня, и я смело посмотрела на его пах.

— Да? — прошептал он. Он подошел поближе и потянулся к моим волосам, намотав мой хвост вокруг своей руки. — Отсоси у меня, Ханна.

Я расстегнула шорты Мэтта, и высунула его полуэрегированный член из боксеров. Он набух в моих руках. Я начала лизать и сосать его, принимая столько, сколько могла. Я ласкала его яйца, отсасывая.

— О, Ханна... детка.

Мгновение и Мэтт был совершенно тверд. Он поднял меня на ноги, и мы раздели друг друга. Говоря о возбуждении: стоять голой в лесу с Мэттом заставило мое сердце пропустить удар, а затем забиться чаще.

Жар огня опалял мои ноги. От вечернего холода затвердели соски.

Я знала, что мы были одни, и все же я чувствовала, словно мы на сцене.

Чувствовала, будто в непроглядной тьме таилось множество глаз.

Мэтт поцеловал меня, располагая свой член в ловушку между нами. Я погладила его мускулистое тело, и перешла к его твердому органу, заставляя его стонать.

— Ханна, — вздохнул он. — Ханна...

Мне нравится, как он произносит мое имя. Мне нравятся сотни оттенков его голоса.

Я обхватила руками его плечи и взобралась на него. Он легко поднял меня, схватив за бедра, и опустил на свой член.

Мы закрыли глаза, когда он проник в меня. Удовольствие от вторжения заставило меня извиваться напротив его тела. Боже, он опускал меня так медленно. Я чувствовала каждый его дюйм, раскрывающий меня.

— Расскажи мне о моем члене, — прошептал Мэтт.

Как всегда, я волновалась, стремясь угодить ему.

— Мэтт... — я увлажнила свои губы. — Он... он наполняет меня. Он причиняет боль, но я всегда хочу больше. Всего его. Я хочу его во мне.

Мэтт опустил меня еще на дюйм, и я задохнулась. В этом положении вся власть была у него в руках. У меня не было рычагов, чтобы насадить себя на его ствол.

— Продолжай, — приказал он, его голос звучал приглушенно в знак уважения к ночи.

— Я люблю его вкус, — прошептала я, — и вкус твоей спермы. Когда ты объезжаешь меня жестко, я… — Я застонала, когда Мэтт полностью насадил меня, его член глубоко вошел в меня. — Ах, Боже... Мэтт, Господи, я сойду с ума.

— Скажи мне, Ханна. Тебе нравится глубоко?

— Да, — я откинула голову назад. Цепляясь за Мэтта, я чувствовала себя в безопасности. Он никогда не даст мне упасть.

Внезапно я отчаянно захотела оказаться зрителем. Я хотела увидеть, как Мэтт держит меня в свете костра, его ноги, прочно стоящие на земле, его крепкие бедра и напряженные ягодицы. И себя, обернутую вокруг него, а еще наши тела, тесно переплетенные друг с другом.

Мы были как день и ночь. Золотистая кожа и бледная. Светлые волосы и темные. Высокий и низкая. Худой и пышная. И Мэтт настолько же огромен между ног, насколько я мала.

— Ты тоже причиняешь мне боль, — прошептал Мэтт. — Ты очень тугая, Ханна. Но становишься настолько влажной, что с легкостью впускаешь меня. Мое тело…

Мэтт размеренно поднимал и опускал меня, ударяя о свои бедра, заставляя подпрыгивать на сантиметр от его члена. Я застонала и прикусила его плечо. Он рвано дышал в мои волосы.

— Р-расскажи мне, — я запнулась.

— Мое тело... жаждет твое, — Мэтт приподнял меня снова, и мы вместе застонали. — О-ощущать расстояние... когда мы в разлуке. Ханна, я не могу быть вдали от тебя.

— Ты никогда и не должен быть, — сказала я.

Я сдвинулась, чтобы взглянуть на Мэтта. Каждое движение моих бедер и спины заставляли мышцы киски сжимать ствол Мэтта. Удовольствие вибрировало во мне. Боже, я могла бы кончить от этого, но мне нужно было, чтобы Мэтт увидел мою искренность.

Мэтт поймал мой взгляд и исследовал его.

— Ханна, Боже, — прошептал он.

Он начал ожесточенно насаживать меня на свой член, его пальцы вошли в мой зад. Он толкался все глубже и глубже, снова и снова, мой клитор вдавливался в его лобковую кость. Моя грудь терлась оего. Затвердевшие соски расплющивались о его кожу.

Кончив, я задохнулась от удивления и удовольствия. Мышцы моей киски напряглись и сжались, Мэтт зарычал мне на ухо.

— Это моя маленькая шлюшка, — прошипел он. — Кончи на меня, кончи на мой член.

О, это был тот грязный мальчик, которого я любила.

Мэтт вынул из меня свой член и поставил меня на ноги. Мои ноги дрожали. Влага стекала по внутренней части бедра.

Он отвел меня в палатку, и я растянулась на спине. Мэтт склонился надо мной, прошелся своим влажным кончиком вдоль моего живота и ухмыльнулся.

— По-прежнему тверд, — пробормотал он. — Теперь ты должна помочь мне, Ханна.

Я думала, что Мэтт двинется в сторону моего рта, но он остановил свой член между моей грудью. Я знала, что он давно этого хотел. Я сжала груди и свела их вместе, разместив между ними пульсирующий член Мэтта. Боже, он был огромный. Я посмотрела вниз, чтобы увидеть его головку, выглядывающую между моих грудей. Мэтт застонал.

— Мм, вот именно детка, продолжай смотреть. Ты должна заставить меня жестко кончить. О, черт, ты вылижешь языком все до последней капли, когда я кончу.

Мэтт толкнулся между моими грудями, своим сексуальным членом с моим желанием. Стоны, срывающиеся с его губ, заставили меня дрожать. Я смотрела на изгибы его брюшного пресса. Боже, он двигался красиво. Когда его головка достигла моей шеи, я облизала и пососала его член.

— Ханна! — его крик заполнил мои уши.

Он схватил свое член, и горячая струя ударила в мою грудь. Я вылизывала жидкость молочного цвета, в то время как Мэтт наблюдал. Я поднесла свои соски ко рту и пососала их, очищая.

Когда я подняла глаза, Мэтт осторожно улыбнулся мне.

— Прекрасно, — прошептал он.

Мэтт вылез из палатки, чтобы потушить огонь и принести нашу одежду.

Мы уснули поверх наших спальных мешков.

Среди ночи я проснулась от прохлады и залезла в свой мешок, Мэтт все еще оставался дремать на животе, растянувшись на полу рядом со мной. Я осторожно придвинулась к нему, и он засмеялся во сне. Он забросил руку на мое укутанное в кокон тело.

Сквозь спальный мешок, я почувствовала вес его руки и невероятную теплоту. Я уставилась на него в темноте.

Полусонная, наполовину в стране грез, я представила Мэтта в виде тигра, обернутого в мужскую кожу. Он, должно быть, был экстраординарным, хотя я слишком мало знала о нем. Какая-то дикая жара и некая экстравагантность, снедающая человека, должно быть, удерживала его тепло в холодную ночь.