POV Author.

Время проходит. Для кого-то – слишком медленно, для кого-то – слишком быстро. Фрэнк все так же каждый день навещает Джерарда в больнице, который все так же находится в коме, который почти не подает признаков жизни. Майкл мучился на протяжении долгого времени, да и сейчас совесть не дает ему покоя. Он хочет раскаяться, но что-то ему мешает. Даже можно сказать что именно – этот мальчишка, Фрэнк. Майкл считает, что его чувства к этому человеку настолько сильны, что ему приходится выбирать. Хотя выбор на половину уже сделан. Так же, Уэя-младшего не покидает чувство страха. Он боится, что его кто-нибудь заподозрит в покушении на жизнь собственного брата, но больше всего ему страшно, вновь, за Фрэнка. То есть, режиссер всем сердцем надеется на то, что Айеро ни о чем не узнает, что не заподозрит того, кто влюблен в него по уши. Его окутывает страх того, что мальчишка может просто возненавидеть Майкла и все, абсолютно все пропало.

***

Проходит один месяц.

«Боже, я не могу поверить в то, что это длится уже на протяжении месяца. Жизнь стала какой-то не такой. Совсем. Стало пусто, будто вместо чего-то важного в моей жизни образовалась дыра, пустота. Нет дорогого мне человека. Почти нет. Это намного тяжелее, чем просто смерть. Не знаешь, будет ли жить тот, кого ты любишь. Даже на какой-то момент можно подумать, что он уже и сейчас мертв, только какие-то аппараты искусственно поддерживают в нем жизнь. А если его отключить от этих приборов, то все. Мертв. Окончательно. Это тяжелее всего – ждать. В ожидании можно накрутить себя, отдаться на растерзание этим мыслям-паразитам, можно просто сойти с ума. Эта надежда, может, она и призрачная, но она меня тоже не покидает. За счет нее я могу держаться на плаву и иногда радоваться мимолетным светлым мыслям. Иногда у меня получается думать о том, что будет, когда Джерард поправится. Что у нас будет все хорошо, мы станем жить счастливо, забудем обо всем этом и просто скроемся от этого мира в каком-нибудь уютном местечке. Например, в небольшом доме с садом. Будем жить только для нас самих. Только такие «девчачьи» мысли и мечты могут успокоить меня и дают забыться хоть на минуту. Убежать от реальности, которую я не в состоянии выносить.
Черт возьми, месяц. Целый месяц!» думает Фрэнк, сидя рядом с кроватью Джерарда. Других мыслей будто больше не осталось. Нет ни времени, ни сил думать о чем-то другом.

Фрэнк до сих пор не знает, кто же хотел убить Уэя-старшего. Все его догадки без доказательств, поэтому обвинять кого-то просто так – бессмысленно и глупо.

Прошел целый месяц, прошло целых тридцать дней.

***

Проходит второй месяц.

«Мой брат до сих пор в коме и до сих пор неизвестно, что же с ним станется. Я очень часто думаю о том, что будет. Пытаюсь представлять себе разные ситуации – что будет, если Джи очнется? А что, если нет? А что будет, если все узнают, кто это сделал? И, честно говоря, ничего нормального в голову и не приходит. Мешает страх, который следует за мной по пятам, мешают разные противоречивые чувства и эмоции. Мне трудно выразить то, что я чувствую, просто крайне сложно.
Я думаю, что если даже Джерард придет в себя, то он не будет ничего знать. Ведь как я понял, Фрэнки ничего не рассказывал ему о нашей связи. Значит, Джи будет думать, что я здесь вообще не причем. Тем более, брат так бы ни в жизнь не поступил. Что ж… если он так будет думать, то он сильно ошибается в людях. Не знаю… мне, конечно, это на руку, так что я не возражаю. Пусть считает так. Дурак. …хотя, я думаю, что трудно сейчас предугадать его реакцию. Вдруг он проснется обозленный и захочет отмстить своему врагу? Смешно.
А Фрэнк… господи, этот дурачок еще не понял, что это все из-за него. Даже не знаю, рад я этому или нет. Конечно, хорошо, что он не знает, что это моих рук дело, но хорошо бы было, если он знал, что я все еще люблю его. Черт. Просто какой-то бред.
Я никак не могу сконцентрироваться на чем-либо. Все равно возникают какие-то мысли и эмоции, от которых не избавиться. Я уже не знаю, чего хочу.

Уже прошло два месяца. Вопрос в том, хорошо ли будет оттого, что Джерард будет жить, или будет лучше, если он и вовсе не проснется?» думает Майкл. Он посещает брата не так часто, как остальные. Он считает, что однажды может случиться что-то плохое в этой палате.

Прошел шестьдесят один день. С каждым днем надежда только слабеет.

***

Проходит третий месяц.

Сегодня последний день третьего месяца и это все кажется абсолютно невыносимым.
Будто ничего не изменилось. Но всем становится только хуже. Джерард все так же больше похож на трупа, с какими-то трубками в теле. Все фанатки постоянно шлют актеру цветы, мягкие игрушки, открытки, все, что у них есть. Они рвутся в палату, но никто их не пускает. А некоторые его коллеги уже похоронили его. За одного человека переживает почти весь коллектив театра, некоторые даже не могут нормально работать. Об этой истории знает почти весь город, что не очень-то нравится Майклу и Фрэнку. Многим бы вообще хотелось сохранить все в секрете, но…

Фрэнк снова здесь, в палате Джерарда. Рядом. Его ладонь лежит на руке актера. Это действительно или Фрэнку только показалось, что температура Уэя-старшего чуть понижена?
Время от времени Фрэнк разговаривает с Джерардом, он не знает, слышит ли его мужчина, или он разговаривает сам с собой, но иногда просто хочется выговориться. Сегодня именно тот самый день.

- Джи… пожалуйста. Очнись. Просыпайся. Приди в себя, - Айеро вздыхает и смотрит на бледного актера. Его любимого человека, который не живет, который просто существует. – Ты знаешь, уже прошло так много времени, так много изменилось. Все стало каким-то другим. Мое сердце больше теперь напоминает выжатую тряпку, нежели основной орган. Нервы стали тонкими, если, кончено, они вообще остались. Даже знаешь, я забыл, что значит «радоваться». Из эмоций остались только негативные. Если я сейчас кажусь обычным банальным интровертом, то, наверное, так и есть. А как бы по-другому?

Фрэнк смотрит на Джерарда, всего в этих неизменных трубках, они теперь будто необходимая часть его тела. Он просто спит. Он скоро проснется.

- Ты так всем нужен. Нужен театру, нужен своему брату, но больше всего ты нужен мне. Ты же понимаешь, что я не смогу без тебя жить? Мы так мало времени провели вместе. Я успел понять, как сильно люблю тебя, но не успел почувствовать истинного счастья. Тебя нет рядом так долго. Очень долго. Черт. Джи…

Вдруг Фрэнк услышал, что кто-то зашел в палату. А потом послышался голос Майкла:

- Ой, привет Фрэнки. Не знал, что ты здесь.

Айеро обернулся и увидел режиссера Майкла Уэя, который, видимо, решил, что пришел не вовремя и уже хотел выйти.

- Привет. Да я ухожу уже, - ответил парень, глядя на собственное отражение в солнцезащитных очках Майки.

- Ну, тогда отлично. Как дела-то у тебя?

Вздохнув, тот проговорил:

- Никак. Я уже не знаю ничего…

- Ясно, - Уэй-младший попытался придать голосу спокойную, но печальную интонацию.

- Ладно, удачи тебе, - Фрэнк поднялся и поспешил удалиться из палаты.

Братья остались наедине.

Майкл почти никогда не разговаривал с Джерардом в таком состоянии, так как считал это занятие бессмысленным. Но сегодня ему захотелось поделиться мыслями. Он начал:

- Привет, братик. Ты знаешь, тебя «почти нет» с нами уже три месяца. Девяносто с лишним дней. Это долго. Я даже успел по тебе соскучиться. У нас тут так все странно. С Фрэнком мы не общаемся, даже не знаю, почему. Может, он считает, что мне так плохо, что даже с людьми общаться не хочется, а может, он судит только по себе. Как я видел, он ни с кем не разговаривает. Почти. На занятиях он тоже уходит в себя и редко когда слушает мастера, за что получает выговоры. Они же не знают, кем ему приходишься ты на самом деле, порой они даже удивляются, что какой-то мальчишка из студии так переживает за простого актера. Я просто хочу сказать, что надеюсь на то, что он отойдет от такого состояния и вернется ко мне. Я просто живу этой мыслью. Правда, это общее состояние не позволяет мне слишком мечтать… ты же сам понять можешь. Ты уже мертв. Зачем они поддерживают в тебе искусственную жизнь и пытаются вытянуть на этот свет? Ты уже мертв, поэтому мне не так плохо. Мне почти не страшно, и я хочу только одного – быть с Фрэнки.

Режиссер пристально смотрит на брата и повторяет:

- Тебя ведь уже нет. Мы оба умерли. Все по-своему. Во мне умер тот Майки, и родилось чудовище, жаждущее любви. Ты просто умер.

Он переводит взгляд с его лица на руку, которую недавно держал Фрэнк и безучастно смотрит на нее. В его голове эхом отдается одно слово «Мертв». Он просто хочет поверить в эти слова. Хочет, чтобы они были правдой. Как бы ему не было жаль своего брата, он уже сошел с ума. Он уже привык к тому, что его нет.

Майкл хочет перевести взгляд куда-то в сторону, но замечает, что палец той руки Джерарда будто чуть пошевелился. Это галлюцинация? Просто показалось. Он хотел убедить себя в этом, но не вышло. Бледные пальцы стали чуть дрожать и еле видно шевелиться.

«Что здесь происходит?» чуть испугался Майкс. «Он что, приходит в себя?!»

Теперь руки полностью начинают дрожать. Джерард попытался мотнуть головой, а потом раскрыл рот, вдыхая как можно больше воздуха. Режиссер Майкл Уэй видит, что его брат «просыпается». Джерард очнулся.

16.

POV Author.

С того момента, как Джерард вернулся к жизни, прошло несколько дней. Об этом мало кто знал, так как все страшились того, что убийца сможет выведать эту информацию и ему захочется закончить свое дело.
Джерард все так же лежит в больнице. После коматозного состояния он наполовину потерял память, – он помнит только людей, а события забыты полностью.
Майки – это его брат. Он помнит. Фрэнк – его любовник. Это не забудется. Все остальные – коллеги и друзья, они тоже не вылетели из головы.

Сейчас к Джерарду пришел Майкл, навестить его.

- Привет, Джи. Как ты себя чувствуешь? – без особых эмоций спросил режиссер.

- Ох… Ну так. Не плохо и не хорошо.

Уэй-младший садится на стул напротив койки брата и говорит:

- Может, расскажешь подробней? Как это – пребывать в таком состоянии, а потом возвращаться?

- Да знаешь, это не так уж и приятно. Точнее, когда я был в том состоянии, я ничего не чувствовал. Ну, просто бессознательное состояние и все. А вот потом… когда я приходил в себя – это ужас какой-то. Было чувство оглушенности, а к этому я совсем не привык. А еще мне показалось, что у меня были галлюцинации. Но их трудно описать. Да и ты смеяться будешь. Какой-то бред.

- Хм… думаю, это было не так уж приятно.

- Ага. Слушай. Я вот ничего не помню. Расскажи мне, из-за чего я здесь?

Услышав просьбу Джерарда, у Майкла внутри будто все перевернулось. Сердце замерло, а потом стало биться быстрее. Испуг.

«Что мне сейчас рассказывать? Правду? Нет, я не настолько придурок, чтобы сдавать самого себя. Я не хочу этого говорить.
Сейчас передо мной стоит выбор: соврать или рассказать правду? Но не все так просто. Лгать мне будет предельно трудно, а сказать правду – легко, но я просто не хочу и не могу. Попробую просто не вдаваться в подробности. Чуть переиначить и все.
Черт…»

- Ты пробыл в коме три месяца из-за того, что в тебя стреляли и попали в грудь.

«И, черт возьми, тот актер мазила. Он не мог попасть в сердце… даже со второго раза. Или это я был настолько не предусмотрителен, что забыл, что в сердце попасть не так уж и легко… Конечно, приблизительно, у всех сердце расположено одинаково, но все же, каждый человек – индивидуальность. Клонов не бывает. Так что попасть прямо в цель смог бы только самый опытный киллер. А я доверил такую работенку обычному паршивому актеришке. Идиот!»

Сначала Джерард среагировал на это заявление испуганно. Ему стало страшно – кто захотел его убить, не повинного ни в чём? Чем он заслужил смерть? А потом – злость. Вот именно, что ничем! Джерард не заслужил смерть, убийца ошибся с выбором своей жертвы.

- Кто это сделал? – вырвалось у Уэя-старшего. И только потом он осознал, насколько бессмысленный был вопрос. Откуда его брат знает, кто пытался его убить? Но все же, а вдруг?

«Зачем ты спросил это у меня? Джи… ты такой дурак. И я дурак…
Я не могу сказать. Если я скажу это, то мне действительно придется тебя добить. Понимаешь?
Я не могу предугадать твою реакцию. Не могу заранее знать, что ты спросишь потом. Хотя я могу одно сказать точно – если я скажу правду, то лучше тебе уж точно не станет. И мне тоже.
Поэтому лучше тебе не знать этого».

- Преступника не нашли.

По крайней мере, это было частичной правдой. Никто не поймал Майкла, значит, и нет того, кто покушался. Режиссер Майкл Уэй все так же остается обычным человеком, великим режиссером в театре. Никто не знает его настоящего. Раньше он считал себя чудовищем, а теперь даже это куда-то делось. Испарилось. Рано или поздно такая жизнь начинает нравиться. Быть злым и бесчувственным становится по нраву.

Майкл иногда находится в смятении. Противоречивость чувств давит на него с неимоверной силой, и кажется, что от этого не спрятаться. А это больно. Конечно, не физически. Но порой душевная боль настолько сильнее обычной, что просто хочется исчезнуть. Не существовать. Чтобы тебя не было. Этот мир не знал о твоем бытие. И это все лишь для того, чтобы просто избавиться от чувств.

Иногда Майкла начинает мучить раскаяние. В такие моменты просто хочется закричать на весть мир, что это сделал он и что он извиняется. Извиняется перед Джерардом, перед Фрэнком, перед всеми, кому он причинил боль.

- Черт. Тварь. Ну почему же кто-то захотел того, чтобы я умер…

Это звучало больше как риторический вопрос. Майкл просто молчит. Он пытается сдерживаться.

Закричать. Этого нельзя делать. Нужно быть сильным, настолько сильным, чтобы сдержать все в себе. Все и не дать волю даже единой эмоции. Ведь сейчас все будет настроено против Майки.

- Ты знаешь, мне так мерзко на душе… - продолжает Уэй-старший.

Майкл еле смог сдержать горькую усмешку. Мерзко для него самого – не то слово. Он обнимает сам себя за плечи и выслушивает Джерарда, его мысли вслух.

- Я даже не знаю, как выразить свои чувства. Обидно. Понимаешь, по-детски обидно. Почему другим дают шоколадный батончик, а у меня отбирают? Почему кому-то оставляют жизнь, а меня нужно лишить ее? Ведь я не самый плохой ребенок. А потом чувствуется злоба. Чего понадобилось этому убийце от меня? Я не помню, чтобы в последнее время у меня были враги. Нет, может быть, кто-то из «кавалеров» тех девчонок-фанаток захотел меня убить только из-за того, что та постоянно трындела только обо мне… Но это будет просто смешно. Просто абсурд.

«Боже. Джи, ты несешь такой бред. Ты просто катастрофически не прав. Если ты сейчас будешь строить догадки, а мне придется это выслушивать, и даже помогать искать преступника, я тебя убью. Если я расскажу тебе правду, я тебя убью. Если ты сам догадаешься, то мне все равно придется тебя убить».

- Я не знаю. Придется обратиться в полицию. Это единственный выход. Этого же нельзя так оставлять, правда?

Джерард попытался заглянуть в глаза брата, а тот только опустил их так, чтобы не видеть Уэя-старшего. Может быть, ему стыдно. А может быть, он не сможет сдержаться и сорвется. Чего он так не хочет. Майкл держится из последних сил.

- Ладно. Ты не хочешь говорить об этом. Я понимаю, что тебе тоже тяжело. Подожди. А где происходило это все?

- Хм… В театре.

Будто на автомате ответил режиссер. Можно ли было говорить это? Сообщать эту информацию. Вдруг она сможет выдать его? Но он не подумал, а беспокоиться поздно. Сказанные слова никогда не возвращаются обратно.

- А поточнее?

- Черт. Ну на премьере, на премьере спектакля, - чуть раздражительно ответил Майкл. Джерард решил не обращать на это внимание – он понимает, что нервничает не только он один.

Уэй-младший попытался взять себя в руки и продолжить. Ведь «поточнее» - это значит рассказать абсолютно все. Ладно, это вряд ли сдаст его.

- Мы ставили спектакль, помнишь? Там в главных ролях – ты и Фрэнк. И в героя, которого играл ты, должны были стрелять. И, кончено, пуль вообще не должно было быть, а они почему-то там оказались. Я думаю, что тот, кто подложил, тот и желал твоей смерти.

Все же нужно было хоть немного проявить интереса и эмоций. Попытаться «догадаться», кто же это сделал. Ведь если Майкл будет полностью безучастен, так тоже может пасть подозрение. Кто же знает этих людей.

- Ах, ну да. Это, черт возьми, была просто идеальная ситуация. Только этот придурок не продумал одной детали – не все такие меткие стрелки.

«Этот придурок» подумал об этом только недавно. А Джерард знал об этом всегда. Если бы они поменялись местами, то сейчас Майкл бы уже покоился на кладбище. Был бы трупом.

«Боже мой, какой же идиотизм… Просто не нужно было браться за это и все… Но… Фрэнк. Ведь вся проблема в нем. Он скоро узнает о том, что с его любимым все в порядке и примчится к нему с букетом цветов и прочей фигней и у них все будет хорошо. Может быть, я даже помог им укрепить их отношения. Понять, насколько сильно они любят друг друга. И Фрэнк теперь знает, что Джерард – единственный, кто ему нужен. А режиссер просто позабыт. Они же считают, что я здесь не причем. Я вообще не имею никакого отношения к Фрэнку, к покушению, ни к чему. Я спокойный и счастливый. Только переживаю за своего брата. И все».

- Да. Идиот.

А чувства все еще рвутся на свободу.

«Я ощущаю себя бомбой со спокойной маской на лице. Я – спокойная тикающая бомба, которой суждено однажды взорваться. Бомба чувствует, что это «однажды» скоро случится. Оно уже на подходе».

- Интересно, где же Фрэнки… странно, что его нет так долго. Я бы на его месте со всех ног бежал сюда.

«Фрэнки… Как я уже понял, Фрэнк ничего не рассказал Джерарду о наших прежних отношениях. Я не знаю даже куда отнести этот факт – к плюсам или минусам. С одной стороны – хорошо, что Джи этого не знает, иначе какое-то подозрение могло бы пасть и на меня. Если, конечно, он бы додумался до этого. А с другой – опять же, просто хочется заорать «Ну почему ты об этом не знаешь, почему ты не знаешь о моей любви к Фрэнки?!»… Я ведь не железный. Я – бомба».

- Я думаю, он скоро придет, - Майкл попытался улыбнуться, но улыбка получилось больше злобной.

- Скоро-скоро… Лучше позвонить ему. А то он придет только тогда, когда я уже выпишусь. Дай телефон.

Уэй-младший протянул мобильник Джерарду. Тот набрал номер Фрэнка и, нажав клавишу «позвонить», поднес трубку к уху.

Ответили почти сразу.

- Это не Майки, это Джерард! Привет! – радостно воскликнул Джи. Потом он продолжил: - Да, да, это не сон, это действительно я. Ты только там в обморок не упади.

На лице Уэя-старшего появилась широкая счастливая улыбка. Он слушал, что ему говорили в трубке. Что говорил ему Фрэнк.

- Знаю, чудо и все такое. Приходи лучше, и здесь пообщаемся.

Потом он повесил трубку и отдал телефон владельцу. Джерард просто сиял улыбкой, которую, похоже, ничем не уничтожить.

«Они же счастливы с Фрэнком. Больше, чем раньше. Их ничем не разлучить. Остается только пожелать радости и долгой жизни. А я бомба, которой суждено взорваться. Тик-тик-тик. Она тикает и скоро придет время».

- Сказал, что прилетит на вертолете, - чуть засмеялся Уэй-старший.

- Да уж. Понимаю его.

- Черт… - Джерард вновь задумался, устремив взгляд в потолок. – Девяносто с чем-то дней. Так долго. Я потерял три месяца жизни. Просто так. Никому не пожелал бы такого. Ужас…

Майкл решил просто слушать брата, тем более, ему сказать было нечего. Старший брат абсолютно прав.

- Столько эмоций, просто невозможно. Не пойму я только одного – почему? Было бы неплохо расследовать это дело. Самое ужасное в этом всем то, что я даже не знаю, кого нужно или хотя бы можно заподозрить.

- И мне тоже ничего в голову не приходит, - процедил Майкл сквозь зубы.

Лгать – трудно. Не лгать – невозможно.

Через несколько минут повисшую тишину нарушил Фрэнк, который с грохотом распахнул дверь и влетел в палату. Он сразу кинулся обнимать Джерарда.

- Джи… ты жив. Ты живой! – бормотал он, все сильнее прижимая мужчину к себе.

- Я знаю, в это уже не верится…

- Верится-верится.

Фрэнк широко улыбнулся. Сейчас его улыбку можно было бы назвать счастливой. Он продолжал, почти шепотом:

- Я так люблю тебя. Ты не представляешь, как я боялся потерять тебя. Как мне было страшно. Все это время я тоже не жил. Просто существуя, ждал, когда ты проснешься.

- Я тебя тоже люблю.

Расстояние между лицами сократилось полностью и их губы слились в поцелуе. Нежном и ласковом. Долгожданном и чувственном. От этого можно было бы просто потерять голову. Фрэнку кажется, что предыдущие три месяца он просто спал. Этого не было на самом деле. Без него, без губ Джерарда нельзя жить. Не получается. Черт…

Парни слишком увлеклись и даже забыли о том, что кроме них в палате еще находится и Майкл.

«Фрэнк. Черт… Теперь все пропало. Действительно и по-настоящему. Они снова вместе и любят друг друга. А я… а меня снова будто нет. Я снова не нужен. Никому. Все. Бомба взорвалась».

Режиссер резко вскочил со стула и быстро покинул помещение, но даже этим он не смог привлечь внимания пары.

***

Еще несколько дней в госпитале. Теперь все наоборот – Фрэнк почти не покидает палату, все время проводит с Джерардом, а Майкл просто куда-то исчез. Иногда такие выходки сердят Уэя-старшего, но он успокаивает себя, думая, что у Майки появились какие-то неотложные дела.

Так как положен и отдых, Джерарду все же приходится иногда оставаться одному. Он не любит это время, так как это все до жути скучно, а спать вовсе не хочется. Но именно сейчас нужно отдыхать.

Стук в дверь. Тихий, почти не слышный. Или это только показалось?
Потом дверь чуть приоткрывается. Это, оказывается, медсестра. Странно, что ей здесь понадобилось?

- Мистер Уэй, вы не спите? – шепотом спросил она, приближаясь к койке с чем-то в руках.

- Нет, нет. А что случилось?

- Вообще-то это не положено, но вот, - она вручила Уэю конверт, который был абсолютно чист. Но внутри нащупывалась бумага. Это письмо. – Вам передали. И кстати, этот человек уже ушел.

Вдруг она осеклась:

- Ой, извините, что потревожила. Просто сказали, что это очень важно. Отдыхайте, - она стремительно покинула палату и закрыла за собой дверь.

Джерард быстро вскрыл конверт и принялся читать письмо. Не терпелось узнать: от кого же оно.

«Здравствуй, дорогой братик. Хочу заранее предупредить: ничего не делай после прочтения – будет либо только хуже, либо просто бесполезно. Я ни в коем случае не пытаюсь запугать тебя, расстроить или еще что-либо. Я просто решился, наконец-то, раскрыть тебе глаза на правду. Абсолютную правду, которая тебе не понравится, гарантировано».

Это было письмо от Майкла Уэя. От брата Джерарда. Начало не самое оптимистичное, даже где-то пугающее. Письмо написано аккуратно, нет ни одного зачеркнутого слова, нет ни одной помарки. Такое чувство, будто его переписывали с черновика на чистовик несколько раз.

«Ты, наверное, интересуешься, почему я не появлялся в госпитале последние несколько дней. Я даже не знаю, что тебе ответить. Могу сказать то, что ты меня больше никогда не увидишь. Это письмо я написал сразу после того, как навестил тебя последний раз. Еще тогда, когда приходил Фрэнк. Ну, ты помнишь. А после – я просто ушел. Я даже сам не знаю куда, и я даже сам не знаю, где я сейчас. Поэтому искать меня будет так же бесполезно. Да и вовсе не нужно.
Может быть, я уже умер. А может, скоро умру. Всегда ведь на это есть надежда, правда?
Я знаю, ты шокирован сейчас всеми этими моими словами и тебе даже хочется, очень хочется подняться с больничной койки и рвануться на поиски. Найти меня. Но нет, пожалуйста, не нужно этого делать. Просто дочитай.

Я просто хочу умереть. Потому, что я самое ужасное чудовище, к тому же, еще и умалишенное. Бессердечное. Мне нет прощения. И ты меня не простишь. И Фрэнк. Никто. Никто больше не полюбит. Но я из-за этого не расстраиваюсь, потому, что понимаю, что это просто будет невозможно.
Так что это я… не стоит тебе заговаривать зубы. Начнем свою исповедь.

Причина, из-за которой ты сейчас лежишь в больнице – я. Отчасти Фрэнк. Но если точнее всего, то любовь. Никогда не задумывался, насколько ужасные вещи может творить эта всеми боготворенная любовь? Она может убивать, разрушать. Просто уничтожать.

Да, да, я больше не могу держать этого всего в себе! Я пытался. Я держался столько, сколько мог. Но больше – нет. Я весь состоял из эмоций и чувств, которые разрывали меня на мелкие куски. Я пытался не поддаваться. Но это было выше меня. Я просто раскаиваюсь.

Твой несостоявшийся убийца – это я. Я хотел тебя убить, это я зарядил пистолет, я заставил того актера нажать на курок, сказав, что так будет просто естественней смотреться. Он поверил. Но он промахнулся. Нужно было целиться в сердце, а он не попал.

Извини.

Ты хочешь знать, почему тебя предал единственный близкий и родной человек на свете. Я был просто ослеплен любовью и ненавистью одновременно. Я любил Фрэнка, ненавидел тебя. А вы были вместе. Ты просто не представляешь, как это было больно для меня – видеть вас вместе. Я не знаю, рассказывал ли тебе сам Фрэнк о наших отношениях, но они были. Мы тоже любили друг друга, пока не появился ты и все не испортил. Почему, ну почему тебе понадобилось влюбиться в того же, в кого и я? Почему тебе понадобилось отобрать у меня того человека, которым я дорожил очень-очень сильно. Почти так же, как тобой… А потом я возненавидел тебя. У меня был выбор и я выбрал его. Нужно было, чтобы тебя просто не стало. Тогда бы Фрэнк снова вернулся ко мне. Тогда бы мы были счастливы. Но у меня ничего не получилось. Это самый главный урок, это тот случай, который полностью меня убедил в том, что я настоящий неудачник и что жизнь просто не для меня. Если нет счастья, и то и жить не нужно. Просто не хочется. Ты же понимаешь меня.

Ты все понял?

Ты все понял правильно. Или не правильно. Я не знаю и уже не узнаю никогда. Да это и не важно.

Я просто хочу сказать тебе: извини меня. Прости, что причинил такую боль. Что заставил страдать. Но я в какой-то степени рад, что вы с Фрэнком все равно вместе. Это доказывает то, что ваши отношения стали еще крепче, то, что у вас настоящая любовь.

Если выстраивается треугольник, то нужно ждать худшего. Никогда еще не было у таких историй счастливых концов. Но теперь у вас просто счастливая пара. Про меня просто забудьте. Ты, Джерард, забудь, что у тебя был брат. Сотри эту информацию из памяти. Меня не было, и нет. Я просто сдаюсь. И просто ухожу. Спокойная тикающая бомба взорвалась. Бум. И все.

У меня создается такое чувство, будто хочется сказать еще много, очень много разных вещей, но с другой стороны – это тебе не нужно. Не нужно знать того, что я чувствую. Боюсь, что это состояние может передаться.

Если ты все еще любишь меня, то я крайне удивлен. Если нет – порви это письмо и выкини. Забудь. Ты меня ненавидишь, значит, просто забудь.

Напоследок я просто скажу, что тоже в какой-то степени счастлив. Потому, что я скоро умру. Потому, что жизнь для меня – сущий ад.

Знай. Любовь может убивать. Она не такая уж и безобидная, какой ее воспринимают многие.

Любовь может убивать…».

Текст кончился. Письмо прочитано.

Как и говорил Майкл – чувствуется столько эмоций, что будто их и вовсе нет.

Мысли Джерарда носятся в голове с огромной скоростью и сталкиваются между собой. Не получается соображать трезво, не выходит даже подумать о чем-то одном.

«…не искать…».

«…умер?!...»

«…пытался убить собственного брата…»

«…из-за любви. Из-за Фрэнка….»

Что, черт возьми, тут происходит?! Джерард просто отказывается верить в эти слова. Это не Майкл. Это кто-то другой….

Нет, нет, нет, этого просто не может быть!

***

Все же Джерарда что-то заставило поверить в эти строки, этому письму. Он даже послушался собственного младшего брата. Он не стал искать его.

Если злость и ненависть смешать с испугом и грустью, то может получиться только два варианта: либо истерия, либо полная апатия.

Джерард не может похвалить Майкла за то, что тот хотел его убить из-за Фрэнка.
Джерард не может ненавидеть Майкла, потому, что тот понял, что сделал и раскаялся. Извинился. Теперь он назвал себя безумным монстром и пожелал себе скорой смерти, что может быть правдой. Майкл толковал об этом всем на полном серьезе.

Но самая страшная мысль – это та, что сейчас уже Уэя-младшего действительно может не быть в живых. Чтобы то ни было, Джерард остался жив. Это значит, что Майки не такой грешник.

Да, конечно, старший брат был бы зол, может, не разговаривал бы год с ним, но все же.

Просто очень трудно понять, что он чувствует на самом деле.

Человек привык чувствовать себя комфортно. Счастливым. А когда случаются такие ситуации, то он будто бы загнан в угол. Человеку ведь просто хочется выбраться из этого лабиринта страданий и просто улыбнуться. Ощутить уют.

Может, кому-то эта идея показалась бы безумной, но Джерард захотел написать ответ Майклу. Ему захотелось высказаться. Написать то, что Майки, наверное, никогда не прочтет. Неважно. Это просто немного успокоит.

«Ты знаешь, Майкл Уэй, это так грустно – писать письмо тому, кто вряд ли его прочтет. Письмо, которое вряд ли дойдет до адресата. Это все равно, что разговаривать с мертвецом. Но все же есть небольшая надежда.

Знаешь, мне иногда начинает казаться, что ты этим своим «я умру» просто хочешь защититься и не дать обвинить себя за то, что ты хотел убить меня. Ведь люди себе выбирают щит понадежнее. Может быть, ты просто хочешь показать то, что тебе намного хуже, чем мне. Только я бы хотел поверить в то, что действительно раскаиваешься и только поэтому выбрал такую участь. И я верю тебе.

Я надеюсь, что скоро смогу тебя простить. Но забыть – это вряд ли. Ты мой самый близкий человек. Родственник. Брат. Ты мне дороже, чем Фрэнк.
Я даже могу сказать, что мне обидно за то, что ты выбрал его, а не меня. Это больно, просто больно… Что ж, видимо, была настолько сильная любовь.

Я буду помнить о тебе. И любить.

Только мне интересно одно: почему ты считал, что после всей этой правды я смогу встречаться с Фрэнком? А почему ты думал, что Фрэнк сможет быть со мной? Я уже даже не знаю, любим ли мы друг друга. В любом случае, мы уже расстались. Больше мы вряд ли будем счастливы. Вместе. Нас ведь больше нет.

Фрэнк тоже в глубоком шоке. Он сильно потрясен. Зачем мы вообще ввязали его в это все? Мне просто жаль этого мальчишку.

Если ты хочешь знать, что теперь происходит с Фрэнком, то пожалуйста: он просто не выходит из своей квартиры и не отвечает на звонки. Так мне сказали его друзья. Но я думаю, он скоро отойдет.
Когда я рассказал ему все, он сказал, что ты полностью прав. Ты – чудовище.
Больше парень не говорил ничего значимого. Я даже не знаю наверняка: любит ли он меня или нет. Он не говорил об этом. Он просто покинул меня. Возможно, потом все изменится.

Но нас больше нет. Злосчастный треугольник полностью разрушен».