Дело Иссы. 2 страница

Другие критики, - отвергающие не только подлин­ность этих документов, но и само путешествие Нотовича в Ладак, - были не столь снисходительны. На страницах " Северо-Американского Обозревателя" за май 1894 года Эдвард Эверетт Хейл, видный унитарианский священ­ник и литератор, даже поставил под сомнение само существование " какого-то мифического монастыря" в Химисе, " который мы не можем найти в нашем списке буддийских религиозных учреждений в окрестностях Леха, столицы Ладака." ⁴⁰

Хейл сомневался, что Нотович, ранее написавший биографию Александра III, мог быть автором " Жизни Святого Иссы". Среди прочего, Хейл находил малове­роятным, чтобы при этом путешественнике какой-то лама " упомянул бы факт, - который, как ни странно, никогда не упоминался при других путешественниках, - что в Лхасе находятся древние летописи о жизни Иисуса -Христа".

Хейл не желал поверить рассказу русского о том, как настоятель монастыря в Химисе решился показать ему документы. Излагая свою версию события, Хейл писал: " Он был вынужден вновь воспользоваться гостеприим­ством монастыря в Химисе и, пока сломанные кости срастались, умело подводил беседу к старым манускрип­там".

Несмотря на тот факт, что " умелое ведение беседы" несколько отличается от " искренней мольбы" Нотовича, Хейл резюмировал: " Это вроде того, как если бы буд­дийский делегат в Парламенте Религий был ранен, наблюдая Принстонский футбольный матч, и доктор Мак-Кош (президент Колледжа в Нью-Джерси, переименованного в Принстонский университет) гостеприимно принял бы его у себя. Что более естественного мог сделать доктор Мак-Кош, чем дать своему гостю Новый Завет? "

В октябре 1894 года Ф. Макс Мюллер, профессор кафедры современных европейских языков и сравнительного языкознания Оксфордского университета, принял участие в этом состязании. Мюллер, редактор " Риг Веды" и " Священных Книг Востока", был знамени­тым ученым и видным востоковедом. Он опубликовал " Мнимое пребывание Христа в Индии" - статью, кри­тикующую " Неизвестную Жизнь Иисуса Христа", - в научном периодическом журнале " Девятнадцатый век".⁴¹ Мюллер был убежден, что " Жизнь Святого Ис­сы" была подделкой, возможно, созданной ламами Химиса, но скорее сфабрикованной русским журналистом. В сущности, он не был уверен, что русский журналист когда-либо побывал в Химисе.

Профессор из Оксфорда заявил, что после наведения некоторых справок миссионеры Ордена моравских братьев и английские офицеры доложили, что никакой русский по фамилии Нотович через Лех не проезжал и никто со сломанной ногой не был госпитализирован в Химисе. " Господин Нотович мог путешествовать под другим именем", - размышлял он. Но затем сам с собой спорил, допуская, что " господин Нотович - джентльмен, а не лжец", и что он, в самом деле, был в Химисе, но оказался слишком легкой добычей для буддийских мо­нахов, " которые любят мистифицировать любознатель­ных путешественников", - и что он был не первым, кто получил разыскиваемые им манускрипты " за вознагра­ждение".

Мюллер отметил некоторое правдоподобие отдель­ных частей легенды Нотовича. Пали был языком буддистов, а буддизм пришел в Тибет через Непал. Но были две части в рассказе Нотовича, которые Мюллер счел " невозможными или почти невозможными". Первая - о том, что иудеи, пришедшие в Индию из Палестины в 35 г. нашей эры, могли встретить тех самых людей, кото­рые знали Иссу во время его ученичества в Бенаресе.

Согласно утверждениям Оксфордского ученого му­жа, русскому путешественнику следовало " проявить больше скепсиса, когда ему рассказывали, будто еврей­ские торговцы, прибывшие в Индию сразу после распятия, знали не только что случилось с Христом в Пале­стине, но и то, что происходило с Иисусом, или Иссой, в тот пятнадцатилетний период его жизни, который он провел в Индии среди браминов и буддистов, изучая санскрит и пали, Веды и Трипитаку. Со всей их учено­стью буддийские монахи затруднились бы ответить на вопрос: как эти еврейские торговцы встретили тех самых людей, которые знали Иссу, некоторое время изучавшего санскрит и пали в Индии? Все-таки Индия - страна большая. Но более того, как те, кто знал Иссу простым учеником в Индии, сразу поняли, что он и есть тот самый человек, казненный по указанию Понтия Пилата?

Другим фактором, как полагал Мюллер, дискреди­тирующим летопись " Жизнь Святого Иссы", было то обстоятельство, что она не была занесена ни в " Канджур", ни в " Танджур" - выдержавшие проверку временем каталоги переведенных буддийских священных книг и комментариев.

В конце концов, Мюллер оспорил комментарии, ко­торые русский автор сделал в своем предисловии. Нотович говорил, что никогда не сомневался в подлинности источников и намеревался опубликовать их по возвра­щении в Европу. Но перед тем, как сделать это, он обра­тился, по собственному его заявлению, к нескольким из­вестным священнослужителям, в том числе и к препо­добному Платону Киевскому, который иносказательно пытался убедить его не печатать рукописи. Он также заявил, что показывал их кардиналу, имени которого не назвал, бывшему в хороших отношениях с Папой, а также всемирно известному историку и критику Эрнесту Ренану и кардиналу Ротелли в Париже⁴².

Безымянный кардинал якобы сказал Нотовичу, что тот лишь приобретет массу врагов, опубликовав этот манускрипт, и добавил: " Если вас волнует денежный во­прос, я мог бы испросить вознаграждение за ваши записи, которое возместит вам затраченные средства и поте­рянное время".

Кардинал Ротелли был решительно против публика­ции работ Нотовича на том основании, что они привлекут врагов " церковной доктрины".

По словам Нотовича Ренан, автор популярной, но исключительно противоречивой " Жизни Иисуса", попросил доверить ему манускрипты, дабы он смог сде­лать доклад в Академии. Нотович ответил, что отклоняет это предложение, так как, сколь бы лестным это ни представлялось, " я предвидел, что если соглашусь, то приоб­рету лишь славу первооткрывателя летописей, в то время как прославленный автор " Vie de Jesus" (" Жизнь Иисуса", франц.) заберет себе все почести, комментируя летописи и представляя их широкой публике. Поэтому, пола­гая, что я сам совершенно готов опубликовать пе­ревод летописи и снабдить его своими коммента­риями, я отклонил сделанное мне таким образом любезное предложение. Однако, дабы никоим образом не задеть чувствительность великого масте­ра, который пользовался моим глубоким уважени­ем, я намеревался дождаться его кончины, печальное приближение которой, как я предвидел, - судя по его ослабленному состоянию - не заставило себя ждать".

Эти объяснения губительно сказались на той малой толике доверия, которым Нотович пользовался у Мюллера. Профессор из Оксфорда писал: " Когда римский кардинал отговаривал его публиковать книгу и также любезно предлагал ему свою помощь, Нотович намек­нул, что это был подкуп и что кардинал желал запретить книгу. С какой стати? " - Это казалось Мюллеру бессмысленным: " Если бы история Иссы была исторически правдивой, она устранила бы массу трудностей. Она бы показала раз и навсегда, что Иисус являлся реальной ис­торической фигурой".

Более того, Мюллер счел стратегию ожидания смер­ти Ренана, - чтобы обеспечить себе большую часть сла­вы от открытия - немилосердной, чтобы не сказать больше. В заключении, однако, Мюллер отметил, что предпочитает считать русского жертвой обмана, потому что " приятнее считать буддийских монахов шутниками, чем господина Нотовича жуликом".

Мюллер заканчивает статью постскриптумом, в ко­тором безымянная английская леди в письме из Леха, Ладак, датированном 29 июня [1894 года] пишет: " Вы слышали о русском, который не мог получить разрешение посетить монастырь, но, в конце концов, сломал ногу и был-таки принят? Его целью было переписать буд­дийские Жития Христа, которые там хранились. Он го­ворил, будто получил их, и впоследствии они были опубликованы во Франции. Во всей этой истории нет ни слова правды! Здесь не было никакого русского. Никого со сломанной ногой не принимали в семинарии в течение последних пятидесяти лет! И вообще здесь нет ника­кого Жития Христа! " ⁴³

Нотович квалифицировал критику Мюллера как " попытку сломить" его, но не уклонился от полемики. Наоборот, он решительно защищался от клеветников. В одном из своих английских изданий в статье " К издателям", которая приводится здесь, он признал, что " умело организованная критика" настроила публику против его книги, и коротко ответил на большую часть критиче­ских замечаний.

В первую очередь он попытался объяснить, почему лама в Химисе отказался позже подтвердить существование манускриптов, когда его об этом попросили. Лю­ди Востока, заявил он, привыкли считать европейцевграбителями, и могли принять интерес к манускриптам за желание отнять их. Его собственный успех в этом деле был результатом " восточной дипломатии", - обходных маневров, скрывших его истинный интерес и успокоив­ших страхи лам.

В ответ на заявление, будто он никогда не был в Хи­мисе, Нотович представил имена разных людей, кто мог бы подтвердить его присутствие в этом месте, включая доктора Карла Маркса (да, это его настоящее имя), врача из Европы на британской правительственной службе, лечившего Нотовича в Ладаке.

Тем, кто приписывал ему авторство " Жизни Святого Иссы", он возразил: " Мое воображение не столь плодовито".

Поскольку Макс Мюллер был признанным автори­тетом в научном мире, Нотович потратил, едва ли не более всего времени, отвечая на его критику. Русский журналист признал, что летописи, найденные им, не были указаны ни в " Танджуре", ни в " Канджуре", и если бы они значились там, то " я не открыл бы ничего любопытного или редкого". Любой востоковед тогда смог бы отправиться в Тибет и, согласно каталогам, нашел бы нужные ему фрагменты.

В свою защиту Нотович предложил две причины, по которым манускрипты не значились в этих каталогах. Первая - каталоги были неполными. Нотович сказал, что в монастыре Лхасы хранится более ста тысяч свит­ков, в то время как " согласно собственному утвержде­нию господина Макса Мюллера, списки содержат лишь около двух тысяч томов". (Опровержение Нотовича не вполне отразило доводы Мюллера по этому вопросу, но по существу он был прав - списки " Танджура" и " Канджура" охватывали только малую часть буддий­ской литературы). Нотович также отметил, что притчи, которые он опубликовал в своей книге, не могли быть найдены ни в одном каталоге, так как они были " рассеяны более чем в одной книге и никак не озаглав­лены".

В ответ на нападки Мюллера по поводу того, что ев­рейским торговцам было сложно найти тех самых людей, которые знали Иссу в Индии как ученика, Нотович ответил, что это были не еврейские, а индийские торгов­цы, которым случилось оказаться свидетелями распятия перед возвращением домой из Палестины.

Несмотря на то, что Нотович не упомянул об этом, он мог отметить, что есть еще одна причина, по которой связь торговцев, вернувшихся из Палестины, с теми, кто знал Иисуса в Индии, была не так уж трудна или неправдоподобна: Индия имеет весьма действенную сеть обмена информацией между людьми. Если Иисус наделал так много шума в Индии, как сообщает об этом летопись, весьма вероятно, что люди по всей стране должны были знать о нем. Далее, нет причины предполагать, что Иисус во время своего пятнадцатилетнего, или око­ло того, пребывания в Индии приобрел меньшее влия­ние, чем в последние три года в Палестине. В конце кон­цов, благодаря лишь этим трем годам жизни его имя и слава о нем распространились во всех странах по всему миру.

Продолжая отстаивать свои позиции, Нотович ска­зал, что притчи, переданные ему ламой в Химисе, -" вполне могли быть рассказаны святым Фомой, а исто­рические записи сделаны его собственной рукой или под его руководством". Он не привел никаких доказательств этому утверждению и не дал указаний по поводу того, как это связано с заявлением, что тексты были составле­ны по рассказам свидетелей - индийских торговцев. Он просто заметил, что святой Фома, святой Варфоломей и святой Матфий проповедовали евангелие в Тибете, Индии и Китае, и риторически задал вопрос: неужели они ничего не написали?

О святом Фоме мало что известно наверняка. Но со­гласно общепризнанной традиции, христианство впервые было принесено в Индию Фомой в 52 г. н.э. Сирий­ские христиане Малабара в Индии утверждают, что святой Фома был основателем их церкви. И в своем иссле­довании " Индийские христиане святого Фомы: рассказ о древней сирийской церкви в Малабаре" Лесли Браун указывает, что " в северо-западной Индии в первом веке существовала обширная еврейская колония, которая могла привлечь внимание первых христианских миссионеров".⁴⁴

Писал ли что-либо святой Фома или нет, но в " Католической Энциклопедии" отмечается, что " его имя явилось отправной точкой в создании значительного количества апокрифических текстов, и существуют определенные исторические сведения, которые подтвер­ждают, что некоторые из этих апокрифов содержат зерно истины".⁴⁵

" Асtа Thomae" - " Деяния Фомы" - древний мануск­рипт (до 220 года н.э.), носящий следы гностического происхождения, является основным посвященным ему документом. История, содержащаяся в нем, согласно " Католической Энциклопедии", во многих деталях " крайне нелепа".⁴⁶

Если передать содержание манускрипта вкратце, то " Деяния Фомы" рассказывают, как апостолы, находясь в Иерусалиме, бросили жребий, куда идти каждому из них с проповедью Евангелия. Идти в Индию выпало Фоме, который заявил, что не может туда отправиться: " Как я, будучи евреем, пойду к индусам провозглашать истину? "

Иисус явился Фоме и сказал: " Не бойся, Фома, сту­пай в Индию и объяви Слово Божье, благословение мое будет с тобой". Фома все же отказывался идти туда. И случилось так, что индийский царь Гундафорос послал купца Аббанеса купить и привезти в Индию раба-плотника. Иисус увидел Аббанеса на базаре, подошел к нему и, как гласит легенда, продал Фому в рабство к Гундафоросу, дабы его возлюбленный ученик вступил на путь священной миссии. Затем они с Аббанесом при­плыли в Индию, где царь вручил Фоме деньги на по­стройку дворца. Вместо этого тот истратил деньги на бедных и проповедовал во имя Христа.

Услышав об этом, Гундафорос заключил Фому в темницу. Позже царь узнал, что ученик Иисуса в сущно­сти выстроил ему храм на небесах, после чего царь об­ратился в истинную веру и освободил Фому.⁴⁷ Затем Фома путешествовал по всей Индии, проповедуя и пе­реживая необыкновенные приключения, и в конце кон­цов, был приговорен к смерти и пронзен копьями четырех солдат.⁴⁸

Вопреки, казалось бы, совершенно фантастическому характеру этого повествования " Католическая Энциклопедия" отмечает: Итак, примечателен тот факт, что царя, пра­вившего до 46 г. н.э. в районе Азии к югу от Гима­лаев, где ныне находится Афганистан, Белуджи-стан, Пенджаб и Синд, звали Гондофернесом или Гудуфарой. Об этом мы узнаем из найденных ста­ринных монет, частью парфянских с греческими надписями, частью индийских с надписями на ин­дийском диалекте литерами кхароштхи. Несмотря на различные незначительные вариации, идентич­ность этого имени с Гундафоросом из " Ас1а Thomae" несомненна и бесспорна. Далее, у нас есть свидетельство надписей Такхт-и-Бахи, которые да­тированы и приняты лучшими специалистами как подтверждение, что царь Гудуфара, вероятно, на­чал свое правление в 20 г. н.э. и продолжал царст­вовать в 46-ом.⁴⁹

Но приходил ли святой Фома в Индию, дабы пропо­ведовать Евангелие, и помог ли он записать текст, обнаруженный Нотовичем; была ли эта история записана по свидетельствам очевидцев из Индии на пали; оказался или нет этот текст в каталогах " Танджур" и " Канджур"; и в самом ли деле Нотович сломал ногу - все это в действительности не имеет значения. Вопрос, как заявил Нотович в статье " К издателям", заключается в следую­щем: " Хранились ли в монастыре Химиса эти летописи, и верно ли я отразил их суть? "

" Нью-Йорк Тайме" от 19 апреля 1896 года отметила " смелую и энергичную защиту" Нотовича, которая " если не убедила его критиков, то более или менее ути­хомирила их".⁵⁰ Ладак, как известно, был далек и труднодоступен.

Целью статьи " Тайме" было вовсе не хвалить, а окончательно похоронить Нотовича. В ней упоминается история некоего Дж. Арчибальда Дугласа, который принял вызов русского журналиста, отправился в Химис и затем опубликовал в " Девятнадцатом Веке" отчет о своем путешествии, который, по словам " Тайме", оказался " полным опровержением всех утверждений сде­ланных русским путешественником, кроме того, что он действительно совершил поездку по Малому Тибету".

В то же время профессор Агрского Правительствен­ного колледжа в Индии, Дуглас, ознакомился с опровержением и прочел обзорную статью Мюллера раньше, чем получил возможность прочесть " Неизвестную Жизнь Христа" Нотовича. Это, позвольте заметить, почти все, что мы знаем о мистере Дугласе.

Как известно любому детективу, большинство пре­ступников имеет определенный метод " работы", повторяющийся стереотип поведения, который обычно под­сказывает направление их последующих действий. Похоже, что и эта загадка имеет свой собственный " почерк" - и довольно иронический, что заключается в следующем: все главные действующие лица драмы не оставляют никаких биографических следов. После долгого и тщательного поиска мы узнали о Дугласе лишь то, что он написал статью для " Девятнадцатого Века", перепи­сывался с Максом Мюллером и заявлял, будто путеше­ствовал в Химис. Точка.

В довершение всего Дуглас полагал, что Мюллер так резко обошелся с Нотовичем, объявив работу литературной подделкой, из-за неубедительности представлен­ных свидетельств. Вдохновленный упорной самообороной русского, Дуглас в 1895 году отправился в Химис, " будучи совершенно готов удостовериться в правдивости рассказа Нотовича, чтобы затем поздравить его с замечательным открытием".

В своем обозрении " Настоятель Химиса о мнимой " Неизвестной Жизни Христа", ⁵¹ написанном в июне 1895 года и опубликованном в апреле 1896 года, Дуглас зая­вил, что был принят настоятелем и, благодаря помощи квалифицированного переводчика, прочел ему отрывки из книги Нотовича. Затем он задал ламе ряд вопросов по этим выдержкам.

Дуглас утверждал, что он " абсолютно уверен в чест­ности и правдивости старого и уважаемого ламы-настоятеля" и что лама понял смысл отрывков из книги Нотовича, которые были переведены медленно, а также что вопросы и ответы обсуждались во время двух про­должительных бесед, прежде чем документ в закончен­ном виде " был готов к подписанию".

Дуглас затем опубликовал текст своих вопросов и ответов ламы. Как гласит история профессора, его радушный хозяин в Химисе сказал, что является настояте­лем монастыря уже пятнадцать лет - период времени, который охватил бы и визит Нотовича. Лама сказал, что за это время ни один европеец со сломанной ногой не искал прибежища в Химисе, хотя он отчетливо пом­нил, как несколько господ из Европы посещали мона­стырь. Более того, он не показывал книгу о жизни свя­того Иссы ни одному " сахибу".

" В монастыре нет подобной книги, и за время моей службы ни одному сахибу не было позволено переписы­вать или переводить рукописи, хранящиеся в монасты­ре", - сказал лама, по свидетельству Дугласа.

На вопрос, знает ли он какую-либо книгу из буддий­ских монастырей Тибета, которая хранит свидетельства о жизни Иссы, он ответил: " Я являюсь ламой в течение сорока двух лет, хорошо знаком со всеми известными буддийскими книгами и рукописями, но никогда не слышал ни об одной, в которой было упомянуто имя Иссы, и твердо и искренне убежден, что такой не существу­ет. Я наводил справки, но и настоятели других мо­настырей Тибета не знакомы с книгой или рукопи­сью, где упоминается Исса".

Лама, если верить истории Дугласа, также заверил его, что никогда и ни от кого не получал в подарок на­ручных часов, будильника или термометра (он не знал, что такое термометр и был убежден, что никогда не имел его), не говорил по-английски или на урду, как ут­верждал Нотович, не знал о буддийских писаниях на языке пали (в Химисе были писания, переведенные с сан­скрита и хинди на тибетский) и сказал, что буддисты " ничего не знают даже о его (Иссы) имени, никто из лам никогда не слышал его, разве что от миссионеров или европейцев".

Как следует из статьи, 3 июня 1895 года настоятель Химиса подписал документ, в котором содержались эти вопросы и ответы, и заверил своей печатью в присутст­вии Дугласа и его переводчика Шомвелла Джолдана, бывшего почтмейстера из Ладака.

По этому поводу Дуглас утверждал, что принял те критерии, которые Нотович сам установил для критики своей работы: " Хранились ли в монастыре Химиса эти летописи, и верно ли я отразил их суть? ".

Дуглас писал: " Я посетил Химис и приложил старания путем спокойных и беспристрастных расспросов выяс­нить истину относительно замечательной истории Николая Нотовича, в результате чего я не только не нашел ни одного факта в поддержку его заявле­ний, но все свидетельства без тени сомнения опро­вергают их. Очевидно, что в монастыре Химиса нет тех летописей, которые якобы переводил Нотович, следовательно, он не мог и " верно отразить их суть".

Хотя Дуглас пришел к заключению, что " Жизнь Святого Иссы" была " литературной подделкой", он удостоверился в том, что Нотович в самом деле посещал Лех и, возможно, Химис. Настоятель рассказал Дугласу, что ни один русский не был в Химисе в 1887 и 1888 г.г., но по ходу расследования профессор обнаружил, что лама не мог отличить русского от европейца или амери­канца. Дуглас сообщил, будто лама, увидев фотографию Нотовича, признал, что " мог перепутать его с " английским сахибом".

" Тщательно наводя справки", Дуглас установил, что русский по фамилии Нотович лечился у " доктора Карла Маркса", офицера медицинской службы в госпитале Леха, " страдая не от перелома ноги, а от менее романтиче­ского, хотя и не менее болезненного недуга - зубной бо­ли". Дуглас даже допускал, что Нотович мог сломать ногу после того, как покинул Лех, но настаивал, что " вся история со сломанной ногой, если относить ее к монастырю в Химисе, не более чем фикция".

В послесловии к статье Дугласа Мюллер сказал, что с самого начала был убежден, что " Неизвестная Жизнь Иисуса Христа" Нотовича была чистой выдумкой. Но, добавлял Мюллер, во время написания своей статьи он чувствовал необходимость " поделиться с русским свои­ми сомнениями и предположить, что тот, возможно, был введен в заблуждение буддийскими священниками, у ко­торых почерпнул сведения об Иссе, т.е. об Иисусе".⁵²

Мюллер писал, что в то время он не думал своими замечаниями задеть священнослужителей Химиса. Но, прочитав статью Дугласа, осознал необходимость " принести свои извинения замечательным ламам этого монастыря за мысль о том, что они способны на такой легкомысленный поступок", и заявил, что Дуглас явился не с опровержением, а с " уничтожением" легенды Ното­вича.

Доверие к " Неизвестной Жизни Иисуса Христа" серьезно пошатнулось, и книгу стало труднее найти. Нотович вернулся к сочинению менее спорных трудов, та­ких, как " Миротворчество в Европе и Николай Второй" и " Россия и Английский Альянс". На этом история мог­ла бы закончиться.

Но этого не произошло. Словно бы в угоду поклон­никам хороших детективов сюжет начал усложняться.

Естественно, кому-то это показалось началом и кон­цом литературной подделки: в гостиной русский, вооруженный ручкой, Дуглас берет его " с поличным" - до­бывает показания у старого почтенного, высокоуважаемого ламы в присутствии отставного почтмейстера из Ладака, выступившего в роли толмача.

В ходе расследования, когда Дуглас читал выдержки из книги Нотовича, лама, как было отмечено, непроизвольно воскликнул " Sun, sun, sun, manna mi dug! ", что значит " Ложь, ложь, ложь, ничего кроме лжи! " В другой раз, как свидетельствует Дуглас, лама спросил: будет ли кто-нибудь наказан за публикацию таких откровенно ложных сведений?

На основе этих и других заявлений было бы сложно сделать иное заключение, чем то, что Нотович виновен по предъявленному ему обвинению. Но любой детектив, стоящий своего лондонского тумана, знает, что все не так просто, как кажется. Сыщик, естественно, начал бы задавать себе вопросы: " Действительно ли " Жизнь Свя­того Иссы" - литературная подделка? Правда ли, что Нотович искусно лгал и мистифицировал? А если так, то каковы его мотивы? ⁵³ Слава? Деньги? Имел ли он со­общников? Не был ли он агентом русского царя, как предполагал Хейл? ⁵⁴ А если был, имеет ли это какое-либо отношение к делу? И если Нотович совершил подделку, думал ли он, что это сойдет ему с рук? "

Ладак - это лежащая на большой высоте, холодная, далекая, бесплодная земля. Около тысячи лет он был независимым королевством. В 1834 году Ладак подчинял­ся правителям Джамму, а в 1947 стал районом индийско­го штата Джамму и Кашмир, граничащим с Пакиста­ном, Тибетом и Китайским Туркестаном.

Гималайские пики вздымаются над его величествен­ными плоскогорьями. Это экзотическое место, прибежище культуры тибетского буддизма - несомненно, ро­мантический фон для рассказа. Но оно вполне досягаемо. Нотович должен был знать, что рано или поздно кто-нибудь поедет в Химис и проверит историю, он и предлагал сделать это своим оппонентам. Стал бы рус­ский испытывать судьбу при такой, как отмечал сам Мюллер, вероятной возможности разоблачения? Даже Мюллер находил это неправдоподобным.⁵⁵

Тем не менее, именно так все и выглядело. В действительности же существовали противоположные свидетельства: слова русского журналиста и опровержение британского(?) профессора. Тот факт, что Дугласу не удалось увидеть копию манускрипта, был не более убе­дительным доказательством его отсутствия, чем заявле­ние Нотовича о его существовании. Как бы то ни было, либо Нотович, либо Дуглас говорил правду - лишь один из них. Но если бы вес публично выраженного мнения мог служить безошибочным показателем честности, то Дуглас оказался бы прав.

Внешность может быть обманчива, разумеется. Что здесь еще можно предположить? Мог ли лама обмануть Нотовича, как вначале полагал Мюллер? Достоверно ли Нотович записал все, что ему было зачитано и переведе­но, сгруппировал стихи и издал их, как он утверждал? Или, могло ли так случиться, что настоятель Химиса был не совсем откровенен с профессором Дугласом?

Если предположить на минуту, что по существу от­четы Нотовича достоверны (то есть, допуская всевозможные драматические события в этой истории, считать летописи действительно существовавшими и воспроиз­веденными Нотовичем) и что Дуглас, как все полагали, также написал достоверный отчет, то как мы можем объяснить такие противоречия? Возможно, ответ кроет­ся в области " восточной дипломатии".

Нотович утверждал, будто вопросы европейца о ка­ких-либо ценностях ламы принимали за намерение похитить их. По словам русского, именно по этой причине он был так осмотрителен, изыскивая доступ к докумен­там, и он был убежден, что именно осторожность спо­собствовала его успеху в этом деле. Из статьи профессо­ра Дугласа видно, что он действовал решительно и прямолинейно. Если утверждения Нотовича верны, то такое поведение могло привести к прямому отказу.

Мы никогда не узнаем, что в точности произошло между Дугласом и ламой в Химисе, или между Нотовичем и ламой - если подобная встреча действительно имела место. Однако проведя большую часть зимы 1974-75 гг. в Ладаке, тибетологи Снеллгроув и Скорупски сделали ряд замечаний по поводу Химиса, которые за­ставляют с доверием относиться к теории " восточной дипломатии". В статье " Культурное наследие Ладака" они писали: " Химис - монастырь, о котором не так-то легко что-либо узнать. Похоже, он привлекает больше посетителей, чем любой другой монастырь в Лада­ке, но очень немногие понимают, что они видят пе­ред собой. Это вызывает у части монахов презре­ние и даже открытое неуважение; они, видимо, убе­ждены, что все иностранцы воруют, если есть воз­можность. В последние годы действительно имели место серьезные кражи, и в то время, когда мы на­ходились там, следствие все еще велось старшим инспектором полиции. В действительности же ино­странцам не приходилось нести за это ответствен­ности".⁵⁶ [Курсив добавлен.]

Что бы там ни произошло, дело в целом приобрета­ло привкус необычной трагедии с любопытными героями: профессор неизвестно из какой страны, русский пи­сатель, лама из Ладака, знаменитый филолог, и массовка из ученых, газетчиков, моравских братьев, англий­ских офицеров, терапевта с подозрительным именем, путешественников и, возможно, пропавших документов, существование которых все еще не было установлено.

Нотович не привез их копии, или хотя бы фотогра­фии страниц летописи в доказательство ее существования, а Дугласу сказали, что подобной летописи не суще­ствует вовсе.