Марта. Среда. Шли дни, но Мускат пока не попадался нам на глаза

Шли дни, но Мускат пока не попадался нам на глаза. Жозефина, на первых порах не покидавшая стены «Небесного миндаля», теперь соглашалась дойти без моего сопровождения до булочной или цветочной лавки, находившейся на другой стороне площади. Поскольку она отказалась возвращаться за своими вещами в кафе «Республика», я одолжила ей кое-что из своей одежды. Сегодня на ней синий свитер и цветастый саронг, и в этом наряде она выглядит посвежевшей и миловидной. За те несколько дней, что Жозефина живет у меня, она изменилась до неузнаваемости. С ее лица исчезло выражение глухой враждебности, исчезла настороженность в манерах. Она кажется выше, стройнее, перестала горбиться и кутаться в несколько слоев одежды, придававших грузность и коренастость ее фигуре. Она подменяет меня за прилавком, когда я работаю на кухне, и я уже научила ее кондиционировать и смешивать разные сорта шоколада, готовить наиболее простые виды пралине. У Жозефины умелые, искусные руки. Я со смехом напоминаю ей про то, как она продемонстрировала ловкость рук в тот первый свой визит в шоколадную. Она краснеет.

– Я бы в жизни ничего у тебя не украла! – с трогательной искренностью негодует она. – Вианн, неужели ты думаешь…

– Разумеется, нет.

– Знаешь, я…

– Конечно.

Жозефина быстро подружилась с Армандой, хотя прежде они были едва знакомы. Старушка теперь наведывается к нам каждый день – просто поговорить или купить пакетик любимых абрикосовых трюфелей. Зачастую она приходит вместе с Гийомом, который тоже стал завсегдатаем шоколадной. Сегодня здесь был и Люк. Втроем они заказали по чашке шоколада с эклерами и сели в углу зала. До меня время от времени доносились их смех и восклицания.

Перед закрытием появился Ру. Переступил порог шоколадной опасливо и робко. После пожара я впервые увидела его вблизи и была потрясена произошедшими в нем переменами. Он похудел, волосы прилизаны назад, лицо угрюмое и невыразительное. Одна ладонь обмотана грязным бинтом. Кожа на одной стороне лица шелушится, как после солнечного ожога.

При виде Жозефины Ру пришел в замешательство.

– Извините. Я думал, здесь Вианн… – Он резко развернулся, собираясь уйти.

– Подождите, прошу вас. Она на кухне. – Начав работать в шоколадной, Жозефина заметно раскрепостилась, но сейчас слова ей дались с трудом, – возможно, ее напугал вид Ру.

Тот топтался на месте.

– Вы ведь из кафе, – наконец произнес он. – Вы…

– Жозефина Бонне, – перебила она его. – Я теперь живу здесь.

– О.

Я как раз входила в зал и заметила, что его светлые глаза смотрят на нее испытующе. Однако он воздержался от дальнейших расспросов, и Жозефина поспешила удалиться в кухню.

– Очень рада, что ты пришел, Ру, – прямо сказала я ему. – У меня к тебе просьба.

– О?

Один звук в его устах может быть очень содержательным. Этот выражал вежливое недоумение и подозрительность. Ру напоминал ощетинившуюся кошку, готовую выпустить когти.

– Мне необходимо кое-что сделать в доме, и я подумала, может, ты согласишься… – Я подыскиваю нужные слова, потому что он, я знаю, с ходу отвергнет мое предложение, если сочтет, что оно сделано из милости.

– К нашей общей приятельнице Арманде, насколько я понимаю, это не имеет отношения, верно? – В его беспечном тоне сквозит суровость. Он повернулся туда, где сидели Арманда и ее собеседники, и язвительно крикнул ей: – Что, опять занимаемся тайной благотворительностью? – Потом вновь обратил ко мне свое каменное лицо. – Я пришел сюда не работу клянчить. Просто хотел спросить, может, ты видела кого у моего судна в ту ночь.

Я покачала головой:

– Мне очень жаль, Ру, но я никого не заметила.

– Что ж, ладно. – Он сделал шаг в сторону двери. – Спасибо.

– Подожди… – окликнула я его. – Выпей хотя бы чего-нибудь.

– В другой раз, – отрывисто, почти грубо отказался он. Я чувствовала, что ему хочется хоть на ком-то сорвать свою злость.

– Мы по-прежнему твои друзья, – сказала я, когда он уже был у выхода. – И Арманда, и Люк, и я. Не брыкайся. Мы ведь хотим тебе помочь.

Ру резко развернулся – лицо мрачное, на месте глаз серповидные щелки.

– Усвойте раз и навсегда, вы все. – Его тихий голос полон ненависти, акцент настолько сильный, что слова едва можно разобрать. – Я не нуждаюсь ни в чьей помощи. Мне вообще не следовало с вами связываться. А задержался я здесь только потому, что хотел выяснить, кто поджег мое судно.

Он распахнул дверь и по-медвежьи вывалился на улицу под сердитый перезвон бубенчиков.

Мы все переглянулись.

– Рыжие, они и есть рыжие, – с чувством произнесла Арманда. – Упрямые, как ослы.

Жозефина стояла в оцепенении.

– Какой ужасный человек, – наконец промолвила она. – Будто это ты подожгла его судно. Какое он имеет право так разговаривать с тобой?

Я пожала плечами.

– Его мучат беспомощность и гнев, и он не знает, кого винить, – мягко объяснила я ей. – Вполне естественная реакция. К тому же он думает, что мы предлагаем ему помощь из жалости.

– Просто я ненавижу сцены, – сказала Жозефина, и я поняла, что она думает о муже. – Слава богу, что он ушел. Полагаешь, он теперь покинет Ланскне?

– Вряд ли, – ответила я, качая головой. – Да и куда ему ехать-то?