Недоверие к уму

Русский ум непредставим. У него нет доверия к себе. Кто бы ни пытался его обозначить, он остается неуязвимым, до не­го ничего не долетает.

Легко наехать на русских. Но, соглашаясь с Кюстином,

терпишь крах, когда оказываешься во Франции и начина­ешь испытывать чувство тоски, тошноты, скуки от общения с нацией, ценности которой выражает собой Кюстин как критик России.

Тоска по родине в гораздо большей степени оказыва­ется родиной, чем сама родина. Другие родины можно по­менять одну на другую без особой болезни. Не это ли пора­зительное свидетельство значительности русской сущнос­ти? Миллионы русских эмигрантов XX века, изнывавших в Берлине и Париже, неустроившихся, озлобившихся -- при­мер могущества России.

Случайно

Серый случайно разбил окно. Ирина Борисовна случайно не подпала под сокращение. Отец Серого случайно трахнул мать Серого, а ведь был практически совершенно пьяным, и даже непонятно, как у него это вышло. Но ни мать, ни отец не удивились. Только почувствовали что-то склизкое внутри, а потом ничего. Наташа случайно попала под электричку. Россия -- случайная моя родина.

Трупный запах

Бедный мой народ! Задроченные люди! Ну если не я, то кто? Зачем я это делаю? Ради исправления нравов? Во имя буду­щего? Или, может быть, исходя злобой? А, может быть, я люблю вивисекцию? Откуда этот трупный запах?

Василиса и василиск

Родственники. Когда Василиск узнал, что Василиса любит цветы герберы, а герберы в Москве в ту пору не продава-

лись, он пошел в Ботанический сад к своей бывшей одно­класснице, и та посеяла герберы по его просьбе на опытном участке. Круглый год ходил Василиск в гости к Василисе с желтыми, красными, фиолетовыми и электрически-зеле­ными герберами. Василиса никак не могла понять, откуда цветы. Наконец они поженились, прошло пять лет инцеста, у них родились дети, и Василиск с доброй улыбкой расска­зал, как было дело.

Врачи

Серый прикинулся интеллигентом и долгое время ныл по каждому поводу. Он не удержал инициативы, полетел вниз, упал, разбился. Интеллигенцию отменила свобода. Они бо­ролись за освобождение. Допустим. Они победили. Справи­лись. Оказались катастрофически беспомощными. Серого обошли, обскакали более предприимчивые. Серому нечего было сказать при свободе.

Цензура была спасением для прикрытия бесплодия, оформила множество липовых карьер. Цензура помогает мысли, -- считал Гоголь. В этом нет никакого свободного порыва.

Я зашел в Дом литераторов, который в юности казался мне значимым местом. В пустых помещениях с бодуна бро­дил Серый. Я всегда чуть-чуть презирал русскую интелли­генцию. За неадекватность дискурса. Серый как зарядит свое " мнекажется", " мнекажется", и я уже не знаю, куда бежать.

Правда, я отдавал должное русским врачам.

Задор

Желание быть как можно более крутым -- совсем не крутое желание. Оно -- все то же бегство от себя.

Вглубь

Я -- монтер. Серый -- шахтер. Мы ушли вглубь России. До­рога вглубь России поросла мхом. Нутро России состоит из перепутанных проводов. Мы обратили внимание на отсут­ствие вытяжки. Чучело России набито мертвыми птицами.