Трудовой лагерь

And did they get you to trade

Your heroes for ghosts?

Hot ashes for trees?

Hot air for a coot breeze?

Cotd comfort for change?

And did you exchange

A watk on part in the war

For a lead role in a cage?

Pink Floyd, «Wish You Were Here»

…Сначала мне не понравилось в этом городе. Не вписался. В первый же день решил ехать дальше на север, однако произошла цепь событий, в результате которых я оказался на ферме человека по имени Пол. С ним меня познакомил Райн.

Райн — эстонец. Большая часть его жизни прошла после распада Советского Союза и начала дерусификации Эстонии, поэтому из русских слов он знал всего два — «хуй» и «спасибо».

Моя работа на ферме заключалась в перемещении огурцов с растений в ящики, их погрузке в грузовик и разгрузке в ангаре. Огурцы плотными гроздьями висели на ветках растений, привязанных к вертикальным веревкам, и выглядели прекрасно. Видимо, особый сорт. Словно с конвейера. Толстые, упругие, твердые. Своей гладкой формой и внушительными размерами могли бы произвести впечатление даже на самую смелую девушку. Правда, любоваться этой красотой было некогда — нужно работать быстро, низко наклоняться или высоко вытягиваться, и при этом не сломать по неосторожности ни одно из хрупких растений. Само собой, нельзя срывать недозревшие огурцы и пропускать созревшие.

Поняв, что у меня есть работа, которую надо всего лишь удержать, я поселился в хостеле «Карнарвон Бэкпэкерс». Одно место в комнате, вмещающей восемь мест (четыре двухъярусных койки) стило ровно сотню в неделю. По сути, общежитие. Несколько австралийцев и множество иностранцев, работавших где-нибудь на плантациях. Самые многочисленные — японцы и тайваньцы. Пара-тройка немцев, немного англичан, новозеландцев, французов, а также эстонец с женой. И теперь еще один русский.

Мы работали по девять часов в день. Без выходных. В практическом плане для меня это означало восемьсот пять долларов в неделю наличными и здоровый крепкий сон. Впрочем, если после первого рабочего дня я от усталости свалился на койку и отключился в восемь вечера, то после второго — в девять, а через неделю мы вместе с эстонцем, как ни в чем ни бывало, пили пиво до полуночи, несмотря на то, что завтра вставать в полседьмого. Никогда бы не подумал, что способен так быстро адаптироваться к тяжелой физической работе.

В общаге освоился очень быстро. Атмосфера чем-то напоминала пионерский лагерь, только «пионеры» много пили. Люди спонтанно делились на группы по интересам и курили марихуану преимущественно со своими.

Австралиец Стив работал в школе для аборигенов. Австралийские аборигены — примерно то же, что негры в Штатах. Дети аборигенов, по словам Стива, не любят учиться, любят драться и ругаться и считают, вслед за родителями, что белые люди перед ними в вечном неоплатном долгу, потому что изначально неместные. Понаехали тут. Поэтому появление в классе пьяных или обкуренных учеников — обычное дело. Мы со Стивом довольно близко сдружились, и он делился со мной «политически некорректным» мнением об аборигенских детях.

— Честно говоря, эти дети факинг аборигенов — такие факинг уроды, — говорил он. — Но если принимать наркотики, то можно делать и эту работу.

Он постоянно принимал какие-то таблетки, которые покупал в аптеке по очень строгому рецепту. По вечерам, когда мы пили светлое пиво, он сидел с нами, но пил только «Гиннес». У него ирландские корни.

Немец по имени Ганс ходил на костылях с загипсованным коленом. Сломал его недавно, на рыболовном корабле. Работа была почти круглосуточной: ночью ловля (если не ошибаюсь, креветок), вечером и утром сортировка, уборка, и приготовления к новой ночи. Спать доводилось днем, от случая к случаю. В довершение всего капитан каждый день пил виски, нюхал кокаин, и постоянно был неадекватен — заставлял делать ненужную работу, наезжал по надуманным предлогам и бил по морде.

— Хуже всего было то, что никуда от этого не убежать, — рассказывал Ганс. — Вахта продолжается три недели, и уволиться до прибытия в порт невозможно. Дать ему в морду тоже нельзя, потому что вот дал, а что дальше? Куда ты от его дружков убежишь с корабля?

Мой эстонец Райн приехал сюда со своей гражданской женой. Она года на три старше него. У них очень интересные отношения. Они словно играли в непутевого сыночка и плаксивую мамочку. Она за ним ухаживала, уговаривала не пить, прятала от него коробку с пивом. Он ругался или винился, обещал завязать и сразу срывался. Она обижалась, он злился. Она обещала уйти, он ее посылал, она не торопилась уходить, он извинялся. Потом они делали секс в знак примирения (причем, по-моему, он ее трахал нехотя, почти из жалости), и она сияла в надежде, что вот-вот все наладится. Он тут же шел за новой порцией выпивки. И, по-моему, если бы у них все «наладилось», отношения между ними охладели бы моментально. Потому что им обоим была нужна эта игра — сцены, разборки, крики и слезы, целая гамма эмоций… Мы с Райном проводили много времени, потому что работали вместе. С ним было легко благодаря его бесшабашности и простоте.

Мне понравилась японка по имени Хироми. Тридцать лет. Из города Нагано. Тусуется в Австралии уже два года. Путешествует по разным местам, а как только деньги подходят к концу, нанимается на какую-нибудь работу. Кроме нее, в моей комнате жили еще три японца, щуплые, низкорослые, сантиметров по сто шестьдесят, и вечно улыбающиеся.

Однажды мы курили травку с кем-то из немцев, и я вспомнил, что в моем рюкзаке есть плитка шоколада. Отправился за ней в комнату и по пути столкнулся с Хироми.

— Ты мне очень нравишься, — сказал я, и взял ее за талию.

Она говорила, нет-нет-нет, у нее есть бойфренд, который приедет через два месяца, она не может, так нельзя, ах, что ты делаешь, убери оттуда руку, ах, какая наглость, как не стыдно, — а сама была возбуждена. Секс с ней показался мне хорошим лишь потому, что я давно не занимался сексом. Мы повторили это однажды, в следующую ночь, после чего исчезло то непонятное, что было между нами, и мы вновь стали теми же приятелями, что двумя днями ранее, только более хорошо знакомыми. Больше мы не делали секс, зато в нашем общении появилась большая, чем раньше, степень теплоты и расслабленности…

Состав обитателей хостела постепенно менялся. Одни люди уезжали, на их месте появлялись другие. Однажды приехал англичанин Бен. Этот двадцатичетырехлетний парень мне сразу понравился — жизнерадостный, улыбчивый, очень легкий в общении. К моему удовольствию он устроился работать на нашу с эстонцем ферму. Поскольку эстонец был не очень успешным в сборе огурцов, зато очень прилежным в тяжелой физической работе, босс отправил его собирать цуккини. Вместо Райна собирать огурцы со мной в паре начал Бен. Работать с ним было удобно. Общаться тоже. Если с эстонцем не получалось обсуждать тонкие материи из-за его довольно примитивного на тот момент английского (он часто не понимал простых вещей и с извиняющимся видом отвечал «может быть нет понимать»), то с Беном мы говорили о чем угодно. Иногда наши диалоги были такими, что одобрил бы даже Квентин Тарантино.

Однажды он сказал:

— Игорь, а давай сегодня вечером будем спрашивать парней в хостеле, за какие деньги они согласились бы трахнуть Элизабет?

Я сразу вспомнил, как выглядит Элизабет, хозяйка нашего хостела. Непривлекательная худосочная женщина с морщинистым лицом, никакой косметики, дребезжащий голос. Возможно, ее такой сделала работа, связанная с общением с неприятными клиентами. А может быть, она выбрала себе эту работу, потому что такая сама.

— Трахнуть Элизабет? За это надо очень много денег, — ответил я. — И много водки.

— Отлично! — Бен захохотал. — Аты бы за сколько долларов ее согласился трахнуть?

— Не знаю. Даже если бы мне предложили много денег, я, может быть, заинтересовался бы, но мой член мог бы возразить, — сказал я, смеясь. — У него же нет мозгов. Его не привлекают деньги.

— А если бы у тебя не было денег и не было жилья? Элизабет предложила бы тебе: трахни меня, и я оставлю тебя в хостеле бесплатно, что бы ты ответил?

Как всегда, неожиданно, рядом с нами появился Пол.

— Я вижу, вы тут хорошо проводите время, ребята, — сказал босс. — Я вам плачу пятнадцать баксов в час не за болтовню. Ну-ка, блядь, быстро схватили тележку и вернулись к работе!

Мы втроем, включая Пола, начали очень быстро очищать растения от зрелых огурцов. Через пару минут я сказал:

— Пол, мы с Беном обсуждали один вопрос. Можно ли трахать Элизабет за рент.

— Ту, которая хозяйка вашего хостела?

— Да.

— Ну, парни… Чтобы трахать Элизабет за рент, нужно оказаться в очень, очень трудной жизненной ситуации…

Когда изо дня в день делаешь одно и то же, время жизни пролетает незаметно. Работая на ферме, мы не учились ничему новому, лишь механически повторяли несколько видов работы. Собирать огурцы было тяжело, но комфортно. Гораздо хуже — цуккини, которые растут на земле, как капуста, — нужно постоянно наклоняться. Хуже цуккини была только клубника, для сбора которой требовалось постоянно быть в согнутом положении.

Райн работал существенно быстрее нас с Беном. Пол ставил его нам в пример и ругал нас за медлительность. Мы с англичанином недоумевали, зачем эстонец так старательно заслуживал похвалу начальника, ведь это не приносило ничего, кроме вреда, причем в первую очередь ему самому.

— Этот эстонец — настоящий факинг коммунист, — говорил я Бену. — У нас в России, когда были коммунистические времена, людям на заводах платили мало денег, зато устраивали соревнования, кто будет больше работать. Тому, кто работает больше всех, давали… — я сделал паузу, задумавшись, как будет по-английски «премия», — …бонус. Немного денег. А еще давали… — я подумал, как будет «почетная грамота», — …коммунистический сертификат. Это такая бумажка красного цвета, на которой написано, что если много работать, то наступит коммунизм, а коммунизм это очень хорошо, поэтому обладатель этого сертификата — очень крутой парень, может гордиться собой. Проблема заключалась в том, что коммунизм все никак не хотел наступать, а трудовые результаты этих крутых парней ложились в основу новых планов, и людям приходилось работать больше, а денег им платили столько же. Вот, Пол достает нас с тобой, потому что Райн работает как чокнутый коммунист.

— Босс хочет, чтобы мы соревновались между собой, как ваши коммунисты. Кто быстрее будетубивать себя работой, — сказал Бен. — А все потому, что Райн хочет, чтобы босс его хвалил. В результате посмотри, что получилось. Босс понял, что Райн очень хорош на тяжелой работе, и теперь каждое утро Райн до обеда гнет спину на поле с факинг цуккини, пока мы собираем огурцы. Эстонскому парню не дали больше денег за героический труд. Ему дали более тяжелую работу. Я думаю, надо делать свою работу хорошо, но мы не обязаны убивать себя работой!

— Честно говоря, я люблю работать, и физически тоже, но только когда ощущаю, что в итоге есть результат, который мне нравится. Это касается не только физической работы, но и офисной. По-моему, офисные служащие, у нас в России их называют офисный… — я осекся, поняв, что не знаю, как по-английски звучит слово «планктон», — …офисные растения…

— Офисные растения? — Бен засмеялся.

— Да, факинг офисные растения. Те, кто проводит время своей жизни в офисах корпораций. Так вот, мне не нравится быть офисным растением, потому что цикл этой работы никогда не завершается. Работа должна быть творчеством.

— Точно! Ты должен получать удовольствие, хорошо поработав и получив результат. Ты что-то должен создавать!

— Вот именно! А в офисной работе ты ничего не создаешь. Каждый день похож на вчерашний, и так проходят годы. Получается, что ты не делаешь что-то классное в обмен на деньги довольного клиента, а продаешь боссу время своей жизни. Рабство за зарплату. Мне это не нравится. И здесь, на ферме, мы делаем то же самое. Проводим здесь дни. Мы здесь живем. И раз уж это так, то, по крайней мере, нет смысла делать свою жизнь здесь излишне трудной. Если, например, Райн доработается до истощения, босс ведь не будет ему платить за отдых. Не можешь работать — до свидания, он наймет других работников.

— Он даже не даст эстонцу коммунистический сертификат, — Бен улыбнулся. — Ведь Пол не коммунист, а факинг капиталист…

Находясь в хостеле и много общаясь с разнообразными людьми из разных стран, я внимательно наблюдал в их проявлениях различные поведенческие паттерны, и в какой-то момент понял, что, несмотря на национальные и культурные различия, почти у всех людей одни и те же трудности. Я тут же поймал себя на том, что мысленно анализирую, из каких ограничений они происходят и какими практиками можно все эти проблемы устранить. Затем у меня в голове сам собой образовался комплекс упражнений из известных мне тренинговых программ и практик, которые люди могли бы выполнять самостоятельно, в домашних условиях, чтобы вырваться из своих ограничений. Когда идея созрела, я решил «обкатать» новый тренинг на добровольцах из числа своих друзей в «Живом журнале», когда вернусь в Россию.

Так шли дни. Работа, отдых за бутылочкой «Гиннеса», дружеский секс, общение, мысли о том, что происходит в России, и прорастающие планы на будущее. Мой счет, открытый в австралийском банке, незаметно вырос до четырех тысяч долларов. Оставалось около недели до дня, когда я собирался покинуть Карнарвон, чтобы вернуться в Перт, погостить пару дней у самого душевного в мире миллионера (я написал ему, что полечу в Таиланд из Перта, и он пригласил заехать), улететь в Азию, а оттуда вернуться в осеннюю Москву…

ДОМОЙ

Дорога в Перт была легкой: один день на грузовике, один съеденный хот-дог, и мы на месте. Джордж встретил меня на обочине при въезде в город. Обнялись.

— Привет. Ну как ты? Все получилось? — спросил он, закуривая сигарету, и нажал на газ. Ускорение утопило нас в спинки кресел.

— Конечно. Даже больше, чем предполагал.

— Заработал деньги на билет?

— Естественно, даже больше.

— Кого-нибудь трахнул?

Я засмеялся:

— Ты сразу переходишь к главному.

Он тоже хохотнул и бросил какую-то фразу, смысл которой можно передать по-русски примерно как «ясен пень, о чем еще базарить».

Дом миллионера был точно таким же, каким я его оставил два месяца назад. Гибрид детского сада, общаги и образцового семейного гнезда. На кухне вместе с хозяйкой тусовались три толстеньких белобрысых немки. Помогали готовить.

Памелла обняла меня, почти как сына, и после «привет» сказала с улыбкой:

— Значит, ты теперь любишь цуккини?

— Мы с ребятами на ферме называли их «факинг цуккини». Одна из самых тяжелых работ.

— Я знаю, — она засмеялась, — Джордж показывал мне твое письмо из Карнарвона.

Я сразу же почувствовал себя очень комфортно. Обычно в новой компании я ощущаю необходимость что-то говорить, как-то себя проявлять, представлять. Говоря маркетинговым языком, позиционировать. В этом доме сама атмосфера сообщает: напрягаться не надо, говори и делай только то, что тебе нужно, а если что-то понадобится от тебя, тебе скажут или сам поймешь. Никаких ритуалов.

Вечером приехал старый друг хозяина, потертый жизнью мужик по имени Джон. Мы втроем пили пиво во дворе дома, курили и болтали. Я в основном слушал, иногда что-то переспрашивая, когда не мог разобрать их речь или не понимал слова. Разговор был типично мужской — дележка впечатлениями по поводу бизнеса и женщин. Без погружения в сопливые подробности. Грубоватый юмор. Деньги. Политика.

Я задумался, почему мне нравится Джордж и его друзья? Они не сталкиваются рогами, как большинство моих знакомых из прежней жизни. Споры, основанные на убеждениях и верованиях, стремление утвердить свое превосходство ценой подавления собеседника (пусть признает мою уникальность и правоту, тварь!), мерянье письками, — все эти атрибуты привычного мне по прежней жизни общения мужчин здесь отсутствовали. По крайней мере, я не видел ни разу.

— Мужики, я смотрю, вы выглядите как хорошие друзья, — заметил я. — Вы давно знакомы?

— Ты даже не представляешь, как развивалась наша дружба, — ответил Джон с улыбкой.

Джордж засмеялся.

Джон — один из его лучших друзей. Раньше они были конкурентами в бизнесе. В Австралии не принято заказывать конкурентов бандитам и прокуратуре, так что они просто встречались за бокалом пива. «Я в прошлом месяце продал на сто тысяч, а ты? — А я на семьдесят пять. — Отлично, значит скоро я тебя выжму с рынка. — Попробуй, дорогой. Не получится. — У меня есть идея, как отжать твоих клиентов. — Какая идея? — Не скажу, сам скоро увидишь, когда клиенты перейдут ко мне. — Ну ладно, посмотрим. — Давай еще по „Гиннесу“? — Давай. — А недавно я встретил такую классную телку, когда ездил в Мельбурн. Хочешь, расскажу? — Конечно!» Примерно так они общались. В итоге Джон ушел в другой бизнес, где был более успешен, а Джордж увеличил продажи. Бизнес отдельно, личные отношения отдельно. Игра в конкуренцию превратилась в дружбу…

Вечером они пригласили меня в казино — поиграть и выпить. Я отказался и лег спать. Утром Памелла уехала в церковь одна, и Джордж тут же вернулся. Он выглядел так же бодро, как если бы спал всю ночь, а не пил, гоняя рулетку. Увидев меня на кухне с чашкой кофе, он сказал:

— О! Русский! Давай выпьем! — и достал из шкафа бутылку граппы.

Сели за столик во дворе. Он сказал, что они с Джоном зажигали всю ночь. Он ставил по мелочи и проиграл немного денег.

— Тысяча туда, тысяча сюда, это просто деньги, — он устало махнул рукой. — Что мне делать? Мне нечего делать. Ты скоро улетишь, и я буду плакать. Все приходит и уходит. Даже друзья. А что делать с деньгами? Давай еще по одной, — он взял бутылку граппы и стал отвинчивать пробку.

— А как Джон?

— Да мы просто пили вместе с ним… С ним есть проблема. Точнее, с его женой, — он перевел взгляд с бокала на меня.

— Она чокнутая. У них в последнее время сложные отношения. Она выкидывает всякие резкие штуки и много пьет.

— А в чем проблема?

— Она меня хочет.

— Аты ее хочешь?

Он кивнул.

— Да, тогда проблема.

Помолчали.

— А ты когда-нибудь трахал девушку своего друга? — вдруг спросил он.

— Один раз. Но мы делали это втроем, вместе с ним. Я в тот раз еще так сильно разволновался, что сначала у меня не встал. Потом она мне помогла, и дальше было весело. Но… Я бы с ней не сделал это, если бы он сам не предложил. У меня не так-то много настоящих друзей, так что мужская дружба мне дороже любой женщины. Может быть, кроме той, что дороже всех остальных.

— Вот-вот, — он кивнул, — в том-то и дело, что он мой близкий друг. Потерять его из-за нее — не хочу… Но и ее тоже хочу… Она не так уж важна. Просто сильно притягивает меня… А потом, если трахну ее, жена может узнать, и тогда еще могут быть проблемы дома. Наверное, все-таки не буду… Или… Ладно, посмотрим…

Он пошел спать в свою комнату. Я налил еще рюмку граппы и подумал о жене Джона. Вспомнил, что в России многие женщины тоже сильно пьют. Наверное, алкоголь помогает подавлять себя. И свою сексуальность. Хорошие девочки не должны активно трахаться, даже если сильно хочется, иначе общество приклеит обидный ярлык. Некоторым, наоборот, алкоголь помогает временно снизить влияние социальных предрассудков и даетхорошую отмазку: «я просто была пьяная». Вообще, алкоголиком быть выгодно. Люди простят тебе «нехорошее поведение», если сможешь вызвать у них жалость. Если ты просто делаешь, что хочешь, потому что хочешь, не спрашивая разрешения и не извиняясь, тебя могут начать осуждать. Если сделаешь это же в рамках игры «я алкоголик, я так страдаю, я даже не могу себя контролировать, вот как низко мое падение», тебя простят. Кому-то даже будет приятно твое «падение», ведь он получает повод думать, что оказался «выше»…

Следующим вечером Джордж отвез меня в аэропорт. Я вытащил из багажника рюкзаки, обернулся к нему и протянул ладонь:

— Джордж, ты один из лучших парней, которых мне приходилось встречать в своей жизни. Спасибо тебе за все. Может быть, еще увидимся.

После рукопожатия мы обнялись, и он ответил немного грустным голосом:

— Да ладно тебе. Пока.

Он быстро сел за руль. Мне показалось, что он хотел избежать сентиментальностей при прощании, чтобы не размягчаться. Его джип рванул с места резче обычного.

Я подумал, что, скорее всего, мы с ним больше никогда не увидимся. Меня охватило уже знакомое чувство светлой грусти, в которой совсем не было тяжести. Такая теплая грусть, медленная и вязкая. Когда знаешь, что все, что было, прекрасно, потому что оно было, и нет смысла хотеть искусственно поддерживать связь, потому что история, в которой она возникла, уже отыграна наилучшим образом.

Однако было пора лететь домой. Прогулка закончилась. Скоро я вернусь в Москву, и будет перезагрузка моей жизни. Press the «Refresh» button to renew the main page…