Черная дыра

Знак-самого-себя и само-бытность знака 46: такова двойная формула тела при всех тех состояниях и возможностях, которые мы за ним признаем (с тех пор как то, что мы " признаем", зависит a priori от порядка смысла). Тело означает само себя в качестве те-ла(,) воспринимающего внутреннее(его): достаточно проанализировать все то, что было сказано о человеческом теле, о его прямохождении, его отстоящем большом пальце, о его " глазах, в которых плоть становится душой" (Пруст). Так, тело являет само-бытность знака, то есть реализованное единство означающего и означаемого, конец внешнего, смысл прямо на чувственном - hoc est enim.

Все наши семиологии, все наши мимологии, все наши эстетики устремлены к этому абсолютному телу, к этому сверх-означающему телу, телу смысла вну-

три смысла тела. Здесь осуществляется символическая функция как таковая: объединение в чувственном частей умопостигаемого, объединение в умопостигаемом частей чувственного. Как раз поэтому тело Бога и образует символ для всей нашей традиции - то есть тело Человека, этот живой храм божества.

Однако тело становится этим Живым Храмом - Жизнью как Храмом и Храмом как Жизнью, соприка-сать-ся как священной тайной, - только если окончательно замкнуть лежащий в его основании круг. Смысл должен образовывать тело, в самом себе и навсегда, чтобы тело могло образовывать смысл, - и наоборот. Таким образом, смысл " смысла" есть " тело", а смысл " тела" есть " смысл". В этом взаиморастворении точно так же исчезает обретенное значение. И именно в этой точке исчезает само тело: как раз для того, чтобы достичь подобного пика значения, " тело" и пребывало в постоянном напряжении, отчаявшееся, разрывающееся между невыразимым и невыразимым - тем более чуждое, чем более близкое. Тело вообще есть орган смысла: но смысл смысла состоит в том, чтобы быть органом (или ofganon'OM) абсолютным образом (можно также сказать: системой, сообществом, общностью, субъективностью, целесообразностью и т.д.). Следовательно, тело вообще - не что иное, как само-символизация абсолютного органа. Тело: невыразимое, как Бог, ничего не выказывающее во внешнем некоторой протяженности, орган организации-самого-себя, невыразимое, как раз-

ложение, вызванное само-перевариванием (Воплощенная Смерть), - невыразимое и как та сокровенная тек-стура-самого-себя, к которой изо всех сил стремится философия " собственного тела" (" то, что мы именуем плотью, эта внутренне оформленная масса, не имеет названия ни в одной философии" - Мерло-Понти). Бог, Смерть, Плоть: тройное название тела во всей он-то-теологии. Тело - окончательная комбинация, общее допущение этих трех невозможных имен, где исчерпывается всякое значение.

Это тело уходит вглубь самого себя - в глубину Смысла, - так же как туда уходит смысл, достигая своей смертельной глубины. Тело это образует в точности то, что в астрофизике называется черной дырой: звезда таких размеров, при которых ее гравитация поглощает ее собственный свет; звезда, сама в себе гаснущая и падающая, так что во вселенной, в центре этой звезды и ее небывалой плотности, возникает черная дыра отсутствующей материи (а заодно и " конец времени", противоположность " big bang'''a47, это измерение конца света в пределах самого же света). Нет ничего удивительного в том, что метафизическое или мистерийное тело, тело воплощения и смысла становится в конечном счете дырой. Поскольку оно есть тотальное означающее смысла, смысл которого - образовывать-тело, тело есть также конец означающего, абсолютное стяжение, или свертывание, знака, чистый смысл прямо на чистом смысле, hoc est

enim corpus теит, притом что здесь hoc обозначает полнейшее отсутствие внешнего, сжавшуюся в себе не-протяженность, не столько непроницаемость, сколько ее избыток, непроницаемость, примешанную к непроницаемости, бесконечную интуссусцепцию, заглатывание самого себя свойственным, вплоть до полного опустошения его центра, - на деле продолжающееся и за пределами центра, за пределами всякого следа опространствования (которое еще удерживается " центром") и заводящее в ту пропасть, где дыра поглощает все вплоть до собственных границ.

Ничего удивительного, если наши мысли, понятия и образы, вместо того чтобы задержаться в протяжении границ, проваливаются в дыры: пещеры, орущие рты, пронзенные сердца, interfaces eturinam", черепа с зияющими глазницами, кастрирующие ва-гины, не размыкания, но выемки, вылущивания, обвалы - и тело от начала до конца как собственный бросок в не-место.

Рана

Здесь - в месте не-места и больше нигде, кроме как в этом " месте" без своего другого места, - пробивается дух, бесконечное сжатие в себе, дыхание или ветер, который один наполняет все дыры.

Душа есть форма тела, а значит, сама есть тело (протяженная психика). Однако с^-не-форма, или сверх-форма той дыры, куда бросается тело. В случае души тело входит, в случае духа - возносится. Дух есть снятие, сублимация, измельчение любой формы тел - их протяженности, их материального распределения - в очищенном от примесей, проявленном существе смысла тела: дух есть тело смысла, или полнокровный смысл (en corps). Дух есть орган смысла, или истинное тело, тело преображенное. В этом - весь дух христианства, вернее христианства как теологии Святого Духа: религия дыхания (уже в иудаизме), неощутимого прикосновения, религия глагола, речения, испарения - тлетворный запах смерти и благоухание Вечности, запах святости (уже в иудаизме, но также и в исламе), - религия выдоха и вдоха, или всеобщая пневматология; религия преемственности: Дух переходит от Отца к Сыну (матери же достаточно быть непорочным чревом, через которое пройдет это дуновение); сын - это тело, не расширение, творящее тела, но тело духа, собранное, сосредоточенное на своем дыхании, приносимое в жертву отцу, с которым, испуская дух, оно соединяется, это тело последнего крика, последнего вздоха, в котором - окончательный извод всего. Pater, hoc est enim corpus теит: spiritus enim sanctus tuns'".

Сын есть Тело Духа, что рассеивается в присутствии Отца, исчезает на пути к Нему в испарениях и

выделениях священной жертвы: пот, вода и кровь, слезы, стоны и крики. Здесь испаряющийся дух и выказывает в самом точном смысле собственное тело: Ессе homo".

Но тем самым раскрывается то, что и делает его настоящим телом дух(а): это рана; тело, проникшее в раны Его.

Здесь, в этой же точке не-места духа, тело предстает как рана: еще один способ истощить тело, измельчить его смысл, его испарить, пролить, разрезать, его, выказанное незащищенным, оставить. Дух собирает то, чем кровоточит рана: в том и другом случае тело хиреет, мертвее и живее мертвого, оно лишено надлежащей меры смерти - это тело обыскиваемое, оскверняемое, казнимое.

Именно таким способом, дополняя прочие, возвещает о себе мирность тел. Истерзанные, разорванные, сожженные, волочимые, депортированные, избиваемые, пытаемые, ободранные тела, плоть, приведенная на бойню, неистовое надругательство над ранами. На этой бойне трупы не являются мертвецами, это не наши мертвецы: это наваленные друг на друга, слипшиеся, перетекающие друг в друга раны, и земля брошена прямо на них, не прикрытых саваном, которым должно измеряться опространст-вование каждого отдельного мертвого. Рана не зарубцовывается, она остается открытой, тела не воспроизводят заново свои ареалы. Словно пребывая на

оборотной стороне духа, они сублимируются в дым, испаряются, становясь туманом. Тело и здесь утрачивает свою форму и смысл - а смысл уже утратил всякое тело. Если тела начнут концентрироваться снова, окажется, что они не более чем уничтоженные знаки: на этот раз не в настоящем смысле, но в настоящей исчерпанности смысла.

Трудно сказать, в какой степени концентрация (заглавные буквы: KZ") помечала собой рождение нашего мира: концентрация духа, распаленная САМОСТЬ - и концентрация тел, массы, сборища, толкотня, скопления, прирост, демографические скачки, истребление, большие числа, потоки, статистика, навязчивое, анонимное, экспоненциальное присутствие - в первый раз - народонаселения мира. Но такая концентрация прежде всего дает увидеть и потрогать рану. Прежде всего - не приумножение тел, но единство, единообразие раны: тела нищеты, тела голода, тела битые, тела проституированные, тела искалеченные, тела зараженные, тела распухшие, тела перекормленные, слишком body-builded, слишком напряженные, слишком оргаз-мические. Сплошная рана: она - их знак, так же как и смысл, - иная и та же самая фигура истощения в пределах знака-самого-себя.

Именно так и продуцируется мир тел, и этот мир в конце концов - единственный настоящий продукт нашего мира. Все сводится к нему: нет разницы между " естественными" и " техническими" явлениями

(циклон над Бангладеш с сотнями тысяч погибших, десятками миллионов пострадавших неотделим от демографии, экономики, отношений между Севером и Югом и т.д.); или же, если взять другой срез, общество, увеличивающее число маргинальных форм и исключений, само обрекает себя на них, судорожно ими заражается до самой своей сердцевины (наркотики, СПИД), и это тоже тела, и это тоже их раны. Итак, всемирным в первую очередь является не то, что непременно занимает всю планету (хотя и это верно), но то, что на месте космоса и его богов, на месте природы и ее обитателей распределяет и собирает тела, пространство их протяженности, показ их оголения.

Этот мир тел, или же мир = тела = " мы", по существу дарит нам и наш шанс, и нашу историю. Это значит также, что он по-прежнему предшествует нам и что нам предстоит его открыть. Вплоть до настоящего момента, напоминаю, прежде всего обнаруживалась рана. Начиная с первой мировой войны (то есть после одновременного изобретения нового правового пространства для между-народной политической экономии и нового боевого пространства для неслыханного количества жертв) эти сдавленные со всех сторон тела являются преимущественно принесенными в жертву.

Вернее, они даже не принесены в жертву. Слово " жертва" выражает либо слишком много, либо

слишком мало из того, что мы делаем с телами. Этим выражается (в принципе) продвижение тела к той самой границе, где оно становится общим телом, духом единения, чьим наличным материальным символом оно и выступает (hoc est enim...), - абсолютным отношением к себе смысла на крови, крови на смысле. Но у нас больше нет жертвоприношений, это больше не наш мир. Кровь, текущая из наших ран, течет ужасно - всего лишь ужасно, - подобно тому как из ран Христа вытекал и капля за каплей рассеивался Дух. Нет Грааля, чтобы собрать эту кровь. И отныне рана - это только рана, и все тело - это только рана.

Итак, с самого начала еще и эта рана, которая есть всего лишь собственный знак, не означающая ничего иного, кроме страдания, когда тело сжимается, - тело собранное, подобравшееся, лишившееся своего игрового пространства. Это не несчастье (образующее знак трагедии, в'дальнейшем не поддающийся расшифровке) и не болезнь (указывающая на свою причину и на здоровье: там нет неперевязанных ран), но это боль, абсолютная боль, та рана, что открыта на себя, знак самого себя, вобранный самим собой настолько, что он перестает быть и знаком, и собой. " Глаз без века, уставший видеть и быть видимым" - вот что говорит Марсель Энафф52 о нашем западном теле, завершающем программу, предначертанную Садом. Порно-графия: на-

гота, на которой запечатлены стигматы раны, ушибы, трещины, шанкры от работы, досуга, глупости, унижений, дурного питания, ударов, страхов, - незабинтованная, незарубцовывающаяся, незакрывающаяся рана.