Песнь повторений» слушающих, строфа 279

Торол Садеас закрыл глаза и опустил Носитель Присяги на плечо, вдыхая сладковатый, отдающий плесенью аромат крови паршенди. Внутри него перекатывалась дрожь битвы, благословенная и прекрасная сила.

Его собственная кровь так громко шумела в ушах, что он практически не слышал крики и стоны боли на поле битвы. Одно мгновение кронпринц просто купался в восхитительном сиянии дрожи, безрассудной эйфории от целого часа, проведенного в борьбе за свою жизнь и отнятии жизни у более слабых врагов, — единственной вещи, которая по-прежнему доставляла настоящую радость.

Дрожь исчезла. Как всегда, улетучилась, как только закончилась битва. Она становилась все менее и менее сладостной во время рейдов на паршенди, скорее всего, потому, что в глубине души Садеас знал, что соревнование было бессмысленным. Он не развивался, не продвигался вперед к главной цели завоевания. Убийство покрытых крэмом дикарей в оставленных Герольдами краях действительно потеряло свою пикантность.

Вздохнув, Садеас опустил Клинок и открыл глаза. Через поле битвы к нему приближался Амарам, перешагивая через трупы людей и паршенди. Его Доспехи Осколков были залиты фиолетовой кровью до локтей, в одном из бронированных кулаков он нес мерцающее гемсердце. Амарам отпихнул в сторону труп паршенди и присоединился к Садеасу, в то время как его охрана распределилась вокруг, присоединяясь к охране кронпринца. На секунду Садеас испытал раздражение от того, как разумно они перемещались, особенно по сравнению с его собственными людьми.

Амарам стянул шлем и подкинул гемсердце, поймав и взвесив его в руке.

— Ваш сегодняшний маневр провалился, вы понимаете?

— Провалился? — переспросил Садеас, поднимая забрало шлема.

Неподалеку его солдаты расправлялись с полусотней паршенди, которые не смогли выбраться с плато, когда их силы отступили.

— Мне кажется, все прошло как нельзя лучше.

Амарам указал на запад. Там, в направлении лагерей, на плато виднелось движение. Судя по знаменам, приближались Хатам и Ройон, два кронпринца, которым полагалось участвовать в сегодняшнем забеге на плато. Они прибыли одновременно, так как использовали такие же мосты, что и Далинар, — медленные и тяжелые устройства, которые было легко опередить. Одно из преимуществ бригад мостовиков, которых предпочитал Садеас, заключалось в том, что им требовалось совсем немного времени на обучение. Если Далинар думал, что замедлит и ослабит его трюком с обменом Носителя Присяги на мостовиков, то он лишь доказал свою глупость.

— Нам нужно было подоспеть сюда, — проговорил Амарам, — захватить гемсердце и вернуться до того, как прибудут остальные. Тогда вы могли бы заявить, что не поняли, что сегодня не ваша очередь. Прибытие обеих армий исключает возможность отрицания вины на основании незнания последствий.

— Ты ошибаешься во мне, — ответил Садеас. — До сих пор считаешь, что меня волнует отрицание вины.

Последние паршенди умерли с разъяренными криками на устах. Садеас почувствовал гордость. Остальные говорили, что воины паршенди никогда не сдаются на поле боя, но однажды, в первый год войны, он видел, как они попытались это сделать. Они сложили оружие. Он лично убил каждого из них с помощью Доспехов Осколков и молота, прямо перед глазами их отступивших товарищей, наблюдавших с соседнего плато.

Больше никогда ни один паршенди не отбирал ни у Садеаса, ни у его людей право закончить битву должным образом. Кронпринц махнул передовому отряду собраться и сопроводить его обратно в лагерь, пока остатки армии будут зализывать раны. К нему присоединился Амарам. Садеас пересек мост и прошел мимо бездельничающих мостовиков, которые лежали на земле и спали, пока более достойные умирали.

— По долгу службы я обязан присоединиться к вам на поле битвы, ваше высочество, — сказал Амарам, пока они шли. — Но хочу, чтобы вы знали, что я не одобряю наши действия на плато. Нам следует искать пути примирения с королем и Далинаром, а не пытаться раздразнить их еще сильнее.

Садеас фыркнул.

— Не надо вести со мной благородные разговоры. Они работают с другими, но я знаю, что за жестокий ублюдок ты на самом деле.

Амарам сжал челюсти и устремил взгляд вдаль. Когда они добрались до лошадей, он подался вперед, положив руку на плечо Садеаса.

— Торол, — тихо проговорил он, — мир не ограничивается вашими ссорами. Конечно, вы правы насчет меня. Примите это признание с пониманием, что с вами, в отличие от всех остальных, я могу говорить начистоту. Алеткар должен быть сильным перед наступлением грядущего.

Садеас залез на камень, который приготовил конюх. Забраться на лошадь в Доспехах Осколков могло оказаться опасным для животного, если не сделать все правильно. Кроме того, однажды, когда он поставил ногу в стремя, чтобы сесть в седло, оно лопнуло, а он упал на землю.

— Алеткар действительно должен быть сильным, — сказал Садеас, вытянув руку в латной перчатке. — И я добьюсь этого силой кулака и правилом крови.

Амарам нерешительно вложил гемсердце в руку кронпринца, и Садеас сжал его, удерживая поводья другой рукой.

— Вы когда-нибудь беспокоитесь? — спросил Амарам. — О том, что делаете? О том, что мы должны сделать? — Он кивнул в сторону группы хирургов, переносивших раненых через мосты.

— Беспокоюсь? — ответил Садеас. — С чего бы? Я даю беднягам шанс умереть в битве во имя чего-то стоящего.

— Я заметил, что вы часто говорите подобные вещи в последнее время, — сказал Амарам. — Раньше вы были другим.

— Я научился принимать мир таким, каков он на самом деле, Амарам, — ответил Садеас, разворачивая лошадь. — Мало кто способен на такое. Остальные суетятся вокруг, надеются, мечтают, притворяются. Это не изменит ни одной штормовой вещи в мире. Нужно смотреть миру в глаза, видеть всю его грязную жестокость. Нужно признавать его безнравственность. Жить с нею. Вот единственный способ добиться чего-то значительного.

Сжав колени, Садеас направил лошадь вперед, оставив Амарама позади.

Этот человек останется верным. Садеас и Амарам понимали друг друга. Даже то, что теперь Амарам был Носителем Осколков, ничего не изменит.

Когда Садеас и его войско приблизились к армии Хатама, кронпринц заметил, что с соседнего плато за ними наблюдает группа паршенди. Их разведчики становились все смелее. Он отправил отряд лучников, чтобы отогнать их подальше, а затем поскакал к фигуре в сверкающих Доспехах Осколков, возглавляющей армию Хатама. Его ждал сам кронпринц верхом на ришадиуме. Бездна. Эти животные намного превосходили любых других лошадей. Как бы раздобыть такого?

— Садеас? — окликнул его Хатам. — Что ты тут делал?

После короткого раздумья Садеас принял решение, отвел руку назад и швырнул гемсердце через разделяющее их расстояние. Оно ударилось о камень около Хатама и покатилось по земле, слабо сияя.

— Мне было скучно, — прокричал Садеас в ответ. — Подумал, избавлю-ка я тебя от беспокойства.

Затем, игнорируя дальнейшие вопросы, Садеас продолжил путь. Сегодня должна состояться дуэль Адолина Холина, и он решил ни в коем случае ее не пропустить, вдруг паренек опозорится снова.

* * *

Несколько часов спустя Садеас устроился на своем месте на трибунах дуэльной арены, теребя шейный платок. Невыносимые вещи — модные, но невыносимые. Он не признался бы ни единой живой душе, даже Иалай, что втайне желал бы носить простую униформу, как Далинар.

Конечно же, Садеас никогда не смог бы поступить подобным образом. Не просто потому, что не хотел подчиняться Кодексу и авторитету короля, а потому, что в эти дни военная форма была на самом деле неподходящей одеждой. Битвы, в которых они теперь сражались за Алеткар, не являлись битвами меча и щита.

Важно одеваться в соответствии с играемой ролью. Военные наряды Далинара свидетельствовали о том, что он не владеет ситуацией и не понимает, что за игру затеял.

В ожидании Садеас откинулся назад, в то время как по арене поползли шепотки, заполняя ее, как вода чашу. Сегодня собралось много народа. Трюки Адолина в предыдущем поединке привлекли внимание, а все новое интересовало двор. Вокруг места Садеаса оставалось свободное пространство, чтобы обеспечить ему больше комфорта и уединения, хотя на самом деле он сидел в обычном кресле, встроенном в каменные трибуны в партере арены.

Кронпринц ненавидел то, как чувствовал себя без Доспехов Осколков, и еще больше ненавидел то, как выглядел. Раньше, когда он проходил мимо, ему вслед оборачивались. Его сила наполняла помещение, все смотрели только на него, многих охватывало вожделение. Вожделение по его силе, по тому, кем он был.

Он терял это ощущение. О, кронпринц был по-прежнему силен — более или менее. Но взгляды людей изменились. И каждое подтверждение того, что он утратил молодость, раздражало Садеаса.

Он умирал, шаг за шагом. Как и каждый человек, да, но он чувствовал приближение смерти. Оставалось надеяться, что он умрет спустя десятилетия, но смерть отбрасывала очень длинную тень. Единственная дорога к бессмертию пролегала через завоевание.

Шорох ткани известил о появлении Иалай, которая скользнула на свое сидение с ним рядом. Он рассеянно протянул руку и начал почесывать ее любимое место — поясницу. Имя жены было симметричным. Крошечное проявление богохульства ее родителей — мало кто отваживался выражать святость своих детей подобным образом. Садеасу нравились такие люди. В действительности, именно ее имя заинтриговало его в первую очередь.

— М-м-м-м, — вздохнула жена, — Очень приятно. Вижу, дуэль еще не началась.

— Полагаю, осталось ждать совсем немного.

— Хорошо. Ненавижу ожидание. Я слышала, ты отдал гемсердце, которое добыл сегодня.

— Бросил его к ногам Хатама и ускакал прочь, как будто оно не имело для меня никакого значения.

— Умно. Мне следовало предусмотреть такое поведение как одно из возможных. Ты опровергнешь заявления Далинара о том, что мы отказываемся повиноваться ему только из-за жадности.

Внизу на арене наконец-то показался Адолин, облаченный в синие Доспехи Осколков. Некоторые светлоглазые вежливо зааплодировали. Напротив из своей подготовительной комнаты вышел Эраннив. Его полированные Доспехи не были окрашены, за исключением черной полосы на нагруднике.

Садеас прищурился, все еще почесывая спину Иалай.

— Эта дуэль даже не должна была состояться, — сказал он. — Предполагалось, что все слишком напуганы или слишком пренебрежительны, чтобы принять его вызов.

— Идиоты, — тихо проговорила Иалай. — Они знают, Торол, как им следует себя вести — я позаботилась о нужных намеках и обещаниях. И все же каждый из них втайне мечтает стать тем, кто одержит верх над Адолином. Дуэлянты не слишком заслуживают доверия. Они дерзкие, легко теряют голову и слишком заботятся о том, чтобы порисоваться и заработать славу.

— Нельзя допустить, чтобы план его отца сработал, — ответил Садеас.

— Не сработает.

Садеас взглянул туда, где расположился Далинар. Он сам сидел не так далеко — на расстоянии окрика. Далинар на него не смотрел.

— Я выстроил это королевство, — тихо сказал Садеас. — Я знаю, насколько оно хрупкое, Иалай. Его не так уж трудно разрушить.

И он знал единственный способ отстроить его заново так, как нужно. Все равно что перековать оружие. Необходимо расплавить остатки старого, прежде чем отлить замену.

Внизу началась дуэль, Адолин устремился по песку к Эранниву, орудующему старым Клинком Гавилара с его особенным дизайном. Адолин втянулся в бой слишком быстро. Неужели мальчишка настолько нетерпелив?

В толпе притихли светлоглазые, а темноглазые зашумели, жаждая еще одного представления, как в прошлый раз. Однако сегодня бой не превратился в борцовскую схватку. Двое противников обменялись пробными ударами, и Адолин отступил, заработав удар в плечо.

«Небрежно», — подумал Садеас.

— Я наконец выяснила причину суматохи в покоях короля две недели назад, — произнесла Иалай.

Садеас улыбнулся, не отводя взгляда от поединка.

— Я и не сомневался, что у тебя получится.

— Покушение на убийство, — сказала она. — Кто-то повредил королевский балкон, необдуманно попытавшись устроить падение Элокара с высоты в сотню футов^[26] на камни. Исходя из того, что я слышала, почти сработало.

— Тогда не так уж необдуманно, если он чуть не погиб.

— Прости, Торол, но «чуть» имеет огромное значение в случае убийства.

Верно.

Садеас прислушался к своим ощущениям в поисках намека на эмоции при известии о том, что Элокара чуть не убили. Он не обнаружил ничего, кроме легкого сожаления. Ему нравился мальчик, но чтобы перестроить Алеткар, потребуется избавиться от всех следов прошлого правления. Элокару следовало умереть. Предпочтительно по-тихому, после того как будет покончено с Далинаром. Садеас ожидал, что ему придется собственноручно перерезать горло мальчишки, несмотря на уважение к старому Гавилару.

— Как ты думаешь, кто направил наемных убийц? — спросил Садеас достаточно тихо, чтобы, принимая во внимание окружающих их места охранников, не пришлось волноваться, что их подслушают.

— Трудно сказать, — ответила Иалай, отклоняясь в сторону и разворачиваясь, чтобы подставить ему другую часть спины. — Вряд ли это Рутар или Аладар.

Оба поддерживали Садеаса. Аладар с некоторой покорностью, Рутар — всей душой. Ройон был слишком большим трусом, остальные чересчур осторожны. Кто еще мог пойти на такой шаг?

— Танадал, — высказал догадку Садеас.

— Похоже, именно он. Но посмотрим, что мне удастся выяснить.

— Должно быть, те же люди повредили королевскую броню, — предположил Садеас. — Возможно, нам удастся разузнать немного больше, если я воспользуюсь своей властью?

Садеас являлся кронпринцем информации. Это был один из старых титулов, еще из прошлых столетий. С помощью подобных званий распределялись обязанности между кронпринцами. Формально оно наделяло Садеаса властью проводить любые расследования и контролировать соблюдение правил.

— Может быть, — проговорила Иалай с сомнением.

— Но?

Она покачала головой, наблюдая за очередным обменом ударами между противниками внизу. После прошлого раунда поединка одна из перчаток Адолина истекала штормсветом к шумному неодобрению некоторых темноглазых. Почему этих людей вообще сюда пустили? Некоторые светлоглазые не смогли прийти, потому что Элокар зарезервировал несколько мест для своих подчиненных.

— Далинар, — сказала Иалай, — сделал ответный шаг на нашу уловку с назначением тебя кронпринцем информации. Он использовал тот случай как прецедент, чтобы провозгласить себя кронпринцем войны. И теперь каждое твое действие с применением прав кронпринца информации закрепляет его авторитет в конфликте.

Садеас кивнул.

— Так у тебя есть план?

— Не совсем, — ответила Иалай. — Но я над ним работаю. Ты заметил, что Далинар начал патрулировать территории за пределами лагерей? И Внешний рынок. Разве это не должно быть твоей обязанностью?

— Нет, такими вещами должен заниматься кронпринц торговли, но король его не назначил. Однако я вправе следить за порядком во всех десяти лагерях, а также назначать судей и магистратов. Далинару полагалось ввести меня в курс дела, как только произошло покушение на жизнь короля. Но он не сделал ничего подобного.

Садеас на секунду задержался на этой мысли, убрав руку со спины Иалай, позволив женщине сесть ровно.

— Существует слабость, которую мы можем использовать в своих интересах, — сказал Садеас. — У Далинара всегда была проблема с передачей власти. Он никогда никому по-настоящему не доверяет выполнить какую-то работу. Не обратился ко мне, когда следовало. Сам подрывает свое заявление о том, что все части королевства должны работать сообща. Брешь в его броне. Сможешь воткнуть в нее кинжал?

Иалай кивнула. Она использует своих информаторов, чтобы начать задавать вопросы при дворе. Почему, если Далинар пытался выковать лучший Алеткар, он не хотел делиться властью? Почему не привлек Садеаса к защите короля? Почему не открыл двери своего лагеря судьям Садеаса?

Какова реальная власть трона, если он наделяет Садеаса полномочиями, а потом притворяется, что ничего такого не было?

— В знак протеста ты должен отказаться от своего назначения кронпринцем информации, — сказала Иалай.

— Нет. Пока нет. Мы подождем, пока слухи кольнут старого Далинара, заставят его подумать, что нужно было позволить мне выполнить свою работу. Вот тогда, прямо перед тем, как он решит привлечь меня к делу, я откажусь.

Такой поступок еще больше подорвет и Далинара, и само королевство.

Внизу продолжался поединок Адолина. Принц явно не блистал. Продолжая открываться, он пропускал удары. И перед ним юноша, который так часто хвастался своим мастерством? Конечно, он хорош, но и близко не так, как считалось. Не так хорош, как однажды во время битвы, когда Садеас увидел его собственными глазами...

Адолин прикидывался.

Садеас обнаружил, что ухмыляется.

— Что ж, неплохо, — тихо проговорил он.

— Что? — спросила Иалай.

— Адолин дерется не в полную силу, — объяснил Садеас, в то время как юноша почти попал по шлему Эраннива. — Он не торопится показывать свое настоящее мастерство, поскольку боится, что отпугнет остальных и никто не захочет с ним сражаться. Однако, если все будет выглядеть так, будто он еле-еле выиграл эту дуэль, другие могут решиться на поединок.

Иалай прищурилась, наблюдая за боем.

— Ты уверен? Может, у него просто неудачный день?

— Уверен, — ответил Садеас.

Теперь, когда он знал, на что обращать внимание, он легко видел подтверждение своим словам в том, как Адолин двигался, как он поддразнивал Эраннива, чтобы тот атаковал, а сам едва отражал удары. Адолин Холин был умнее, чем считал Садеас.

И профессиональнее в искусстве сражения. Требовалось мастерство, чтобы выиграть поединок — но настоящим мастерством было выиграть поединок, заставив всех думать, что на всем его протяжении ты проигрывал. Толпа внимательно следила за развитием дуэли, которую Адолин превратил в упорную борьбу. Садеас сомневался, что многие понимают, что делает принц.

Адолин двигался вяло и истекал штормсветом от десятка ударов, которые он осмотрительно принял на разные части Доспехов Осколков так, чтобы броня не треснула и не подвергла его реальной опасности. Наконец принц смог повалить Эраннива на землю одним «удачным» приемом. Толпа взревела от восторга. Даже светлоглазые, похоже, оказались захвачены происходящим.

Эраннив удалился, крича, что Адолину просто повезло, но Садеас был очень даже впечатлен.

«Возможно, у мальчика есть будущее, — подумал он. — По крайней мере, вероятнее, чем у его отца».

— Выигран еще один Осколок, — проговорила Иалай с неудовольствием, пока Адолин поприветствовал зрителей поднятой рукой и покинул арену. — Я удвою попытки, чтобы увериться, что подобное не повторится.

Садеас побарабанил пальцем по боковой части своего сидения.

— Что ты там говорила насчет дуэлянтов? Дерзкие? Легко теряют голову?

— Да. И что?

— Адолин именно таков, и даже больше, — тихо ответил Садеас, размышляя. — Его можно подтолкнуть, побудить к чему-то, разозлить. У него такой же горячий нрав, как у отца, но он хуже себя контролирует.

«Могу ли я подвести его к краю пропасти, — подумал Садеас, — а затем столкнуть вниз?»

— Больше не отговаривай остальных сражаться с ним. Но также не поощряй. Отступи. Я хочу посмотреть, как будут развиваться события.

— Это может оказаться опасным. Мальчик — оружие, Торол.

— Верно, — проговорил Садеас, вставая, — но редко можно пораниться оружием, которое ты держишь за рукоять. — Он помог подняться жене. — Также я хочу, чтобы ты передала супруге Рутара, что он может поехать вместе со мной, когда я в следующий раз решу сам отправиться за гемсердцем. Рутар стремится к действию. Он может быть нам полезен.

Она кивнула и направилась к выходу. Садеас пошел следом, но задержался, бросив взгляд в сторону Далинара. Что, если бы этот человек не был заперт в прошлом? Если бы он хотел увидеть настоящий мир, а не воображаемый?

«Скорее всего, кончилось бы тем, что ты все равно убил бы его, — признался себе Садеас. — Не пытайся притворяться, что хоть что-то изменилось бы».

Лучше быть честным, по крайней мере, с самим собой.