Студопедия

Главная страница Случайная страница

Разделы сайта

АвтомобилиАстрономияБиологияГеографияДом и садДругие языкиДругоеИнформатикаИсторияКультураЛитератураЛогикаМатематикаМедицинаМеталлургияМеханикаОбразованиеОхрана трудаПедагогикаПолитикаПравоПсихологияРелигияРиторикаСоциологияСпортСтроительствоТехнологияТуризмФизикаФилософияФинансыХимияЧерчениеЭкологияЭкономикаЭлектроника






Песнь войн» слушающих, строфа 55






 

Не обращая внимания на оружие, Адолин врезался в линию паршенди, впечатавшись плечом в оказавшегося впереди врага. Паршенди застонал, его пение оборвалось, когда Адолин завертелся вокруг своей оси и начал размахивать Клинком Осколков. Следы на оружии отмечали, когда оно рывками проходило сквозь плоть.

Адолин вышел из вращения, игнорируя свечение штормсвета, вытекающего из трещины на плече. Вокруг него падали тела с выгорающими в черепах глазами. Дыхание Адолина, горячее и влажное, заполняло шлем.

«Туда», — подумал он, поднимая Клинок и атакуя.

Рядом собрались его люди. Не мостовики, в кои-то веки, а настоящие солдаты. Он оставил мостовиков позади на штурмовом плато. Принцу не хотелось, чтобы его окружали люди, которые не желают сражаться с паршенди.

Адолин и его войска пробились сквозь строй врага и объединились с отчаянными солдатами в зеленой форме с золотой отделкой под руководством Носителя Осколков в таких же цветах. Мужчина сражался огромным молотом Носителя Осколков — у него не было собственного Клинка.

Адолин прорвался к нему.

— Джакамав? — спросил он. — Ты в порядке?

— В порядке? — переспросил Джакамав, его голос приглушал шлем. Он поднял забрало, скрывавшее усмешку. — У меня все замечательно!

Он засмеялся, бледно-зеленые глаза светились дрожью сражения. Адолин хорошо знал это ощущение.

— Тебя почти окружили! — воскликнул Адолин, поворачиваясь лицом к нескольким паршенди, подбегающим парами.

Принц уважал их за то, что они нападали на Носителя Осколков, а не удирали. Это почти наверняка означало гибель, но если ты победишь, то сможешь изменить ход битвы.

Смех Джакамава звучал так же довольно и заразительно, как когда он слушал певца в винном доме. Адолин обнаружил, что сам расплылся в ухмылке, столкнувшись с паршенди, и стал сметать их одним ударом за другим. Он никогда не получал столько удовольствия от обычной войны, сколько от хорошей дуэли, но на мгновение, несмотря на грубость сражения, Адолин наслаждался дарованными ему вызовом и радостью.

Спустя несколько секунд у его ног лежали одни трупы, и Адолин завертелся, отыскивая очередное испытание. Это плато имело очень странные очертания: до того как равнины раскололись, оно представляло собой высокий холм, половина которого краем заходила на соседнее плато. Адолин не мог представить, какая сила была способна разрезать холм сверху вниз по центру, вместо того чтобы расколоть его у основания.

Что ж, холм имел необычную форму, и, возможно, именно это было как-то связано с таким расколом. Он больше походил на широкую ровную пирамиду всего лишь с тремя ступенями. Большое основание, второе плато, занимавшее сверху около сотни футов[22] в поперечнике, и третье — меньшая площадка над двумя другими, размещавшаяся в самой середине. Почти как трехъярусный торт, который разрезали огромным ножом прямо по центру.

Адолин и Джакамав сражались на втором ярусе поля битвы. Формально Адолин не должен был участвовать в этом забеге. Очередь его армии еще не подошла. Однако настало время осуществить следующую часть плана Далинара. Принц прибыл с небольшой, но отборной ударной силой. Джакамава окружили на втором ярусе, и основная армия не могла к нему пробиться.

Теперь паршенди оказались отброшены к краям яруса. Они все еще полностью удерживали вершину — именно там обнаружили куколку. Плохая позиция. Да, они находились на возвышении, но также были вынуждены удерживать склоны между ярусами, чтобы обезопасить отход. Очевидно, паршенди надеялись вытащить гемсердце до того, как прибудут люди.

Адолин пнул воина паршенди через край, сбросив его с высоты около тридцати футов[23] на тех, кто сражался на нижнем ярусе, затем посмотрел направо. Около него возвышался склон, но паршенди заняли проход. А ему бы хотелось добраться до вершины...

Он посмотрел на отвесную скалу между его уровнем и тем, что выше.

— Джакамав, — позвал Адолин, указывая наверх.

Джакамав проследил за его жестом и отступил назад, перестав сражаться.

— Это безумие! — воскликнул Джакамав, когда Адолин побежал вверх.

— Конечно.

— Тогда пусть так и будет.

Он протянул молот Адолину, который сунул его в крепления на спине друга. Затем оба побежали к каменной стене и начали карабкаться.

Бронированные пальцы Адолина скребли по камню по мере того, как он подтягивался вверх. Солдаты внизу их подбадривали. Здесь было множество выступов, хотя он никогда бы не решился на подобное без Доспехов, которые помогали продвигаться вперед и защитили бы в случае падения.

Замысел по-прежнему казался безумием; они попадут в окружение. Однако два Носителя Осколков могли творить потрясающие вещи, когда поддерживали друг друга. Кроме того, если их сокрушат, они всегда могут спрыгнуть с утеса при условии, что их Доспехи окажутся достаточно целыми, чтобы пережить падение.

Своего рода рискованный шаг, на который Адолин ни разу не осмелился, когда его отец находился на поле битвы.

Принц остановился на полпути к вершине. Паршенди собрались на краю верхнего яруса, готовясь их встретить.

— У тебя есть план, как закрепиться там, наверху? — спросил Джакамав, вцепившийся в камень рядом с Адолином.

Адолин кивнул.

— Только будь готов меня поддержать.

— Конечно. — Джакамав осмотрел возвышенность, его лицо скрывал шлем. — Между прочим, что ты здесь делаешь?

— Полагаю, ни одна армия не откажется от нескольких Носителей Осколков, желающих помочь.

— Носители Осколков? Множественное число?

— Ренарин остался внизу.

— Надеюсь, он не сражается.

— Окружен большим отрядом солдат, которые тщательно проинструктированы не давать ему ввязываться в бой. Но отец хотел, чтобы он все-таки увидел, как сражаются.

— Я знаю, что делает Далинар, — сказал Джакамав. — Он пытается продемонстрировать дух сотрудничества, старается прекратить соперничество кронпринцев. Поэтому посылает на помощь Носителей Осколков, даже не в свой забег.

— Ты жалуешься?

— Нет. Посмотрим, как ты расчистишь пространство наверху. Мне понадобится пара секунд, чтобы достать молот.

Адолин усмехнулся под своим шлемом и продолжил подниматься. Джакамав был лендлордом и Носителем Осколков, подчинявшимся кронпринцу Ройону, а также весьма хорошим другом. Было важно, чтобы такие светлоглазые, как Джакамав, увидели Далинара и Адолина активно работающими на благо Алеткара. Возможно, несколько подобных эпизодов покажут значимость доверительного союзничества, а не временной вероломной коалиции, представляемой Садеасом.

Адолин продолжал карабкаться дальше, Джакамав сразу позади него, до тех пор, пока до вершины не осталось чуть больше десятка футов[24]. Там скопились паршенди с молотами и палицами наготове — оружием для сражения с Носителем Осколков.

«Все правильно», — подумал Адолин, вытянув одну руку в сторону и цепляясь за камни другой, и призвал свой Клинок.

Он воткнул его прямо в каменную стену, развернув плоскость меча вверх и продвинулся так, чтобы оказаться с ним рядом.

Затем Адолин ступил прямо на Клинок.

Клинки Осколков невозможно сломать — они с трудом гнутся — и тот держал Адолина. Принц неожиданно получил рычаг и хорошую опору, поэтому, когда он присел и прыгнул, Доспехи подбросили его вверх. Когда Адолин миновал край верхнего яруса, он схватился за камень прямо под ногами паршенди и подтянулся, чтобы броситься в гущу поджидающих врагов.

Они оборвали пение, когда он врезался в них с силой валуна. Встав на ноги, Адолин мысленно призвал Клинок, а затем протаранил плечом одну из групп. Юноша взорвался россыпью ударов, разбив кому-то грудь, кому-то голову. Панцири солдат трескались с отвратительным звуком, а удары отбрасывали их назад, сбивая некоторых с утеса.

Адолин принял несколько ударов на предплечье, прежде чем Клинок наконец сформировался в его руках. Он так размахивал мечом и был сосредоточен на том, чтобы удерживать позицию, что не замечал Джакамава, пока Носитель Осколков в зеленом не вступил в битву с ним рядом, круша врагов своим молотом.

— Спасибо за то, что сбросил целый отряд паршенди мне на голову, — прокричал Джакамав, замахиваясь. — Это был великолепный сюрприз.

Адолин усмехнулся, указывая рукой.

— Куколка.

На верхнем ярусе оставалось не много врагов, хотя еще больше паршенди устремились вверх по склону. Перед Адолином и Джакамавом лежала прямая дорога к куколке — громадному продолговатому валуну коричневого и бледно-зеленого цветов. Она крепилась к камням тем же веществом, из которого была сделана оболочка.

Адолин перепрыгнул через судорожно дергающегося паршенди с омертвевшими ногами и бросился к куколке. Джакамав держался следом, позвякивая на бегу. Добраться до гемсердца сложно — оболочка куколки напоминала камень, но с Клинком Осколков преграды не существовало. Они только должны убить существо, а затем прорезать дыру так, чтобы можно было вырвать сердце и…

Куколка оказалась вскрыта.

— Нет!

Адолин забрался на нее и схватился за края дыры, вглядываясь в грязно-фиолетовые внутренности. Куски панциря плавали в слизи, а в том месте, где гемсердце обычно соединялось с венами и сухожилиями, явно зияла пустота.

Адолин развернулся, осматривая вершину плато. Джакамав лязгнул Доспехами и выругался.

— Как они смогли вытащить его так быстро?

Там. Неподалеку рассеивались солдаты паршенди, крича на своем непостижимом ритмичном языке. Позади них стояла высокая фигура в серебристых Доспехах Осколков с развевающимся за спиной красным плащом. На брони блестели заостренные сочленения, выпуклости выдавались, как шипы на панцире краба. Фигура была добрых семи футов[25] ростом, броня делала ее массивной на вид, возможно, потому, что она покрывала паршенди, имевшего панцирь, растущий из кожи.

— Это он! — воскликнул Адолин и побежал вперед.

Тот самый паршенди, с которым отец сражался на Башне, единственный Носитель Осколков, которого они видели среди врагов в течение недель или даже месяцев.

Возможно, их последний.

Носитель Осколков повернулся к Адолину, сжимая в руках огромное вырезанное гемсердце. С него капал ихор и плазма.

— Сразись со мной! — крикнул Адолин.

Группа солдат паршенди пробежала мимо Носителя Осколков к длинному выпавшему камню в конце скального образования, туда, где холм раскололся сверху вниз по центру. Носитель Осколков протянул гемсердце одному из бегущих, затем повернулся и стал наблюдать за тем, как они прыгают.

Они взмыли над пропастью, чтобы приземлиться на вершине другой половины холма на смежном плато. Адолина все еще изумляло то, что солдаты паршенди могут перепрыгивать через ущелья. Он почувствовал себя дураком, когда понял, что эти возвышенности не являлись для них такой ловушкой, какой стали бы для людей. Для паршенди расколовшаяся напополам гора была все лишь очередным ущельем, которое можно перепрыгнуть.

Все больше и больше паршенди перелетали пропасть, убегая от людей внизу, прыгая к безопасности. Адолин заметил одного, оступившегося в прыжке. Бедняга закричал, сорвавшись в пропасть. Это было для них опасно, но явно не настолько, как пытаться сражаться с людьми.

Носитель Осколков остался на месте. Адолин не обращал внимания на убегающих паршенди — так же, как и на Джакамава, звавшего его отступить. Принц побежал к Носителю Осколков, в полную силу замахнувшись Клинком. Паршенди поднял собственный Клинок, отразив удар Адолина.

— Ты сын, Адолин Холин, — произнес паршенди. — Твой отец? Где?

Адолин застыл на месте. Слова были на алети — с сильным акцентом, да, но вполне понятные.

Носитель Осколков поднял забрало шлема. К потрясению Адолина, он не увидел на этом лице бороды. Неужели женщина? Трудно различать паршенди. Тембр голоса был грубым и низким, хотя, как ему казалось, он мог быть женским.

— Я должна говорить с Далинаром, — сказала женщина, шагнув вперед. — Я встречала его один раз, очень давно.

— Вы отказали всем нашим послам, — ответил Адолин, отступая назад с мечом наготове. — А сейчас хотите говорить с нами?

— Это было давно. Времена меняются.

Отец Штормов! Что-то внутри Адолина побуждало его размахнуться и ударить Носителя, а затем получить некоторые ответы и обзавестись парой Осколков. Сражение! Он здесь, чтобы сражаться!

Его удержал голос отца где-то в глубине разума. Далинар захотел бы воспользоваться подобным шансом. Мог измениться ход войны.

— Он захочет с тобой связаться, — сказал Адолин, глубоко вздохнув, вытесняя дрожь битвы. — Как?

— Отправим посланника, — произнесла Носитель Осколков. — Не убивайте того, кто придет.

Она подняла Клинок Осколков и отсалютовала, затем отпустила его, и меч исчез. Развернувшись в сторону пропасти, она в невероятном прыжке взмыла вверх.

 

* * *

Адолин сорвал шлем, пока шагал через плато. Хирурги осматривали раненых, в то время как непострадавшие расселись вокруг группами, пили воду и ворчали о поражении.

В этот день над армиями Ройона и Рутара повисло необычное настроение. Чаще всего проигранный забег означал, что паршенди удалось отбросить алети назад, вынуждая беспорядочно отступать по мостам. Но если в ходе забега люди захватывали плато, то редко уходили без гемсердца как символа победы.

Адолин снял одну перчатку — ремешки автоматически расстегнулись сами, подчиняясь его воле, — и засунул ее за пояс. Мокрой рукой откинул со лба вспотевшие волосы. Где там Ренарин?

Тот сидел на камне на подготовительном плато, окруженный охраной. Адолин протопал по одному из мостов, махнув рукой Джакамаву, который снимал Доспехи поблизости — хотел ехать обратно с комфортом.

Адолин подбежал к брату, который сидел без шлема, уставившись в землю перед собой.

— Эй! — сказал Адолин. — Готов вернуться?

Ренарин кивнул.

— Что случилось?

Ренарин продолжал пялиться в землю. Наконец один из охранников-мостовиков — плотный мужчина с покрытыми сединой волосами — кивнул головой в сторону. Адолин отошел с ним на небольшое расстояние.

— Группа панциреголовых попыталась захватить один из мостов, светлорд, — тихо объяснил мостовик. — Светлорд Ренарин настаивал на том, чтобы помочь. Сэр, мы изо всех сил пытались его отговорить. Затем, когда он подошел и призвал Клинок, он просто... встал там. Мы увели его, сэр, но он с тех пор сидит на этом камне.

Один из приступов Ренарина.

— Спасибо, солдат, — сказал Адолин. Он пошел обратно и положил руку без перчатки на плечо брата. — Все хорошо, Ренарин. Бывает.

Ренарин снова пожал плечами. Ну, если он опять находился в одном из этих своих настроений, ничего не оставалось, кроме как дать ему время все переварить. Юноша заговорит, когда будет готов.

Адолин отдал необходимые распоряжения своему двухсотенному отряду и выразил почтение кронпринцам. Ни один из них не казался очень уж благодарным. Рутар, похоже, был уверен, что трюк Адолина и Джакамава привел к тому, что паршенди скрылись с гемсердцем. Как будто они в любом случае не отступили бы сразу после того, как его получили. Идиот.

Так или иначе, Адолин приветливо улыбался. Оставалось надеяться, что отец прав и протянутая рука товарищества окажется полезной. Сам Адолин мечтал лишь о шансе сразиться со всеми ними на дуэльной арене, где он немного поучил бы их уважению.

На обратном пути к своему отряду он отыскал Джакамава, сидевшего под небольшим тентом за чашей вина, глядя, как остальная часть его солдат тащится назад через мосты. Многие понуро брели с вытянувшимися лицами.

Джакамав жестом приказал слуге подать Адолину чашу искристого желтого вина. Адолин взял ее рукой без перчатки, но пить не стал.

— Это было что-то почти потрясающее, — проговорил Джакамав, обратив взгляд на плато, где происходило сражение.

С более низкого места три его яруса выглядели по-настоящему величественными.

«Выглядит почти как творение человеческих рук», — отстраненно подумал Адолин, разглядывая форму плато.

— Почти, — согласился он. — Можешь себе представить, как выглядела бы атака, имей мы двадцать или тридцать Носителей Осколков на поле боя одновременно? Был бы у паршенди хоть один шанс?

Джакамав хмыкнул.

— Твой отец и король серьезно настроены следовать своему пути, да?

— Как и я.

— Я вижу, что вы пытаетесь провернуть, ты и твой отец, Адолин. Но если ты продолжишь участвовать в дуэлях, то потеряешь свои Осколки. Даже ты не можешь выигрывать постоянно. Однажды наступит не твой день. И все пойдет прахом.

— Я могу проиграть в какой-то момент, — согласился Адолин. — Конечно, к тому времени я уже выиграю половину Осколков королевства, поэтому смогу восполнить потерю.

Джакамав с улыбкой глотнул вина.

— Ты нахальный ублюдок, отдаю тебе должное.

Адолин улыбнулся и устроился на корточках рядом с Джакамавом — стул не выдержал бы его вес в Доспехах. Он встретился с другом взглядом.

— Дело в том, Джакамав, что я на самом деле не волнуюсь о том, что могу потерять свои Осколки. В первую очередь меня беспокоит, как организовать дуэли. По всей видимости, мне не удается найти Носителей Осколков, согласных сразиться со мной в поединке, во всяком случае не за Осколки.

— В последнее время появилось несколько... побуждающих стимулов, — признал Джакамав. — Обещаний, даваемых Носителям, если они откажутся с тобой драться.

— Садеас.

Джакамав стал изучать свое вино.

— Попробуй Эраннива. Он хвастался, что сражается лучше, чем считается при дворе. Зная его, могу сказать: как только он увидит, что все остальные отказались, примет дуэль за возможность устроить впечатляющее представление. Хотя, он достаточно хорош.

— Я тоже, — ответил Адолин. — Спасибо, Джак. Я твой должник.

— Что за слухи о твоем обручении?

Шторма. Как это выплыло наружу?

— Просто предварительная помолвка, — проговорил Адолин. — А может, и до нее не дойдет. Корабль Джасны, похоже, сильно задерживается.

Уже две недели, без каких-либо известий. Даже тетя Навани начала волноваться. Джасне следовало бы сообщить о себе.

— Никогда не думал, что ты из тех парней, которые позволяют заманить себя в брак по договоренности, Адолин, — сказал Джакамав. — Вокруг так много необъезженных ветров, понимаешь, о чем я?

— Как я уже сказал, — ответил Адолин, — все еще пока не официально.

Он до сих пор не понимал, что чувствует по этому поводу. Часть его хотела отступить только потому, что он не желал становиться предметом манипуляций Джасны. Но с другой стороны, в последнее время похвастаться было нечем. После того, что произошло с Данлан... Не его вина, что он общительный мужчина, не так ли? Почему все женщины такие ревнивые?

Идея позволить кому-то другому позаботиться обо всем вместо себя была более заманчивой, чем он когда-либо признает это публично.

— Я мог бы рассказать тебе обо всем поподробнее, — пообещал Адолин. — Может быть, сегодня вечером, в винном доме? Приведешь Инкиму? Сможешь пообвинять меня в глупости, высказать свою точку зрения.

Джакамав уставился в чашу с вином.

— Что? — спросил Адолин.

— В последнее время быть замеченным с тобой не идет на пользу репутации, Адолин, — сказал Джакамав. — Твой отец и король не особенно популярны.

— Это пройдет.

— Уверен, что так. Так что давай... подождем, ладно?

Адолин моргнул, слова задели его сильнее, чем любой удар на поле боя.

— Конечно, — выдавил он.

— Вот и хорошо.

У Джакамава даже хватило наглости улыбнуться ему и поднять чашу вина.

Адолин поставил свой нетронутый кубок и зашагал прочь.

Чистокровный был готов и дожидался его, когда он добрался до своих людей. Взвинченный Адолин собрался взлететь в седло, но белый ришадиум слегка толкнул его головой. Принц вздохнул, почесав коня за ушами.

— Прости, — сказал он. — Не слишком много уделял тебе внимания в последнее время, да?

Он как следует приласкал коня и почувствовал себя лучше после того, как взобрался в седло. Адолин хлопнул Чистокровного по шее, и конь немного загарцевал, когда они двинулись с места. Он часто вел себя подобным образом, когда принц бывал раздражен, будто пытаясь улучшить настроение хозяина.

Сегодняшние охранники Адолина последовали за ним. Они любезно захватили с собой старый мост из армии Садеаса, чтобы отряд Адолина мог самостоятельно перемещаться в нужном направлении. Видимо, они очень удивились, когда Адолин приказал своим солдатам нести мост по очереди с бывшими мостовиками.

Штормовой Джакамав.

«Все к этому шло, — признался сам себе Адолин. — Чем больше ты защищаешь отца, тем сильнее будет неприятие. Они как дети. Отец действительно прав».

Имелись ли у Адолина настоящие друзья? Такие, что встали бы с ним плечом к плечу в трудные времена? Он был знаком практически с каждым более-менее значительным человеком в лагерях. Все его знали.

Скольким из них на самом деле не все равно?

— У меня не было припадка, — тихо проговорил Ренарин.

Адолин оторвался от размышлений. Они ехали верхом бок о бок, хотя конь Адолина возвышался на несколько ладоней. По сравнению с Адолином на ришадиуме, Ренарин, даже в Доспехах Осколков, выглядел, как ребенок на пони.

На солнце набежало несколько облаков, принесших некоторое облегчение от жары. В последнее время воздух похолодал, и казалось, что зима наступит раньше времени. Впереди расстилались пустынные плато, бесплодные и расколотые.

— Я просто стоял там, — сказал Ренарин. — Это не было оцепенением из-за моего… недуга. Я просто трус.

— Ты не трус, — ответил Адолин. — Я видел, как ты храбро поступал, как и любой другой человек. Помнишь охоту на скального демона?

Ренарин пожал плечами.

— Ты не умеешь сражаться, Ренарин, — проговорил Адолин. — Хорошо, что ты оцепенел. Ты совсем новичок и не готов идти в бой прямо сейчас.

— А не должен был бы. Ты начал тренироваться в шестилетнем возрасте.

— Это другое.

— Ты имеешь в виду, что ты другой, — сказал Ренарин, устремив взгляд вперед.

Он не надел очки. Почему? Разве он в них не нуждался?

«Пытается вести себя так, будто они ему не нужны», — подумал Адолин.

Ренарин так отчаянно хотел быть полезным на поле битвы. Он отверг все советы, что ему следует стать ардентом и заняться наукой, потому что подобное занятие соответствовало ему больше.

— Тебе просто нужно усерднее тренироваться, — произнес Адолин. — Зейхел приведет тебя в форму. Погоди немного. Сам увидишь.

— Мне необходимо подготовиться, — ответил Ренарин. — Что-то надвигается.

То, как он произнес последние слова, заставило Адолина поежиться.

— Ты говоришь о цифрах на стене.

Ренарин кивнул. Они снова обнаружили их после недавнего сверхшторма, нацарапанные на стене рядом с покоями Далинара.

«Сорок девять дней. Грядет новый шторм».

По словам охранников, никто не входил и не выходил. Это была другая смена, поэтому вряд ли кто-то из них мог оказаться виноватым. Шторма. Надпись нацарапали на стене, пока Адолин спал в комнате неподалеку. Кто или что делал это?

— Необходимо подготовиться, — повторил Ренарин. — К приближающемуся шторму. Так мало времени...

Пять лет назад

 

Шаллан стремилась как можно больше времени проводить в саду. Здесь никто не кричал друг на друга. Здесь царило спокойствие.

К сожалению, это было искусственное спокойствие — спокойствие аккуратно высаженного сланцекорника и культивированных лоз. Выдумка, созданная, чтобы удивлять и отвлекать. Все сильнее и сильнее ей хотелось сбежать туда, где растения не подрезали тщательно, придавая им определенную форму, где люди не ходили на цыпочках, боясь спровоцировать лавину. Туда, где не было криков.

Прохладный горный ветер спустился с высот и пролетел по саду, заставив лозы съежиться. Девочка села подальше от клумб, чтобы не расчихаться от запаха, и стала изучать наросты сланцекорника. Крэмлинга, которого она рисовала, перевернуло ветром. Он задергал огромными усиками, перекатываясь обратно, и снова принялся за сланцекорник. Существовало так много видов крэмлингов. Пытался ли кто-то когда-нибудь пересчитать их все?

По счастью, у ее отца была книга с иллюстрациями — одна из работ Дандоса Старомаза, и Шаллан использовала ее в качестве инструкции, раскрыв перед собой.

Из особняка поблизости донесся крик. Рука Шаллан застыла, сделав неточный штрих на наброске. Глубоко вздохнув, она попыталась вернуться к рисованию, но ничего не получилось, так как крики продолжились. Шаллан отложила карандаш.

Листки бумаги из последней пачки, привезенной братом, почти закончились. Он бывал наездами, не оставаясь надолго, и когда приезжал, они с отцом всегда избегали друг друга.

Никто в особняке не знал, куда уезжал Хеларан.

Шаллан потеряла чувство времени, уставившись на чистый листок бумаги. Такое иногда случалось. Подняв глаза, она поняла, что начало темнеть. Почти подошло время отцовского пира. Теперь он устраивал их постоянно.

Шаллан сложила письменные принадлежности в сумку, сняла с головы шляпу от солнца и зашагала к особняку. Высокое и внушительное, здание являлось примером классической веденской архитектуры. Уединенное, прочное, возвышающееся над окружающей местностью. Стены из квадратных каменных блоков с маленькими окнами, испещренные темным лишайником. В некоторых книгах подобные особняки называли сутью Джа Кеведа — обособленные имения, управляемые независимыми светлордами. Ей казалось, что все эти писатели идеализировали сельскую жизнь. Действительно ли они посетили хоть один из таких особняков, испытав на себе настоящую безрадостность деревенской жизни, или просто фантазировали, расположившись в комфорте больших городов?

Зайдя внутрь, Шаллан направилась вверх по лестнице в свою комнату. Отец захочет, чтобы она хорошо выглядела во время пира. Ее ждет новое платье, в котором она будет тихонько сидеть, не вступая в разговоры. Отец никогда не произносил этого вслух, но она подозревала, что он жалеет, что она снова заговорила.

Возможно, он не хотел, чтобы она рассказала о том, что видела. Девочка остановилась в коридоре, ее разум опустел.

— Шаллан?

Она вздрогнула и обнаружила, что ее брат, ван-Джушу, стоит на ступенях рядом. Сколько же она простояла, уставившись в стену? Скоро начнется пир!

Куртка Джушу была расстегнута и перекосилась, волосы в беспорядке, щеки раскраснелись от вина. Ни запонок, ни ремня. Эти вещи имели ценность из-за светящихся драгоценных камней. Он все проиграл.

— Почему отец кричал? — спросила она. — Ты был здесь?

— Нет, — ответил Джушу, проводя рукой по волосам. — Но я слышал в чем дело. Балат снова играл с огнем. Чуть не сжег домик штормовых слуг.

Джушу прошел мимо нее, но споткнулся, ухватившись за перила, чтобы не упасть.

Отцу не понравится, если он увидит Джушу на пиру в таком виде. Будет еще больше криков.

— Проклятый штормами идиот, — пробормотал Джушу, когда Шаллан помогла ему подняться. — Балат просто сходит с ума. В этой семье только у меня осталась хоть капля здравого смысла. Ты ведь опять смотрела в стену, так?

Она не ответила.

— Для тебя он приготовил новое платье, — продолжил Джушу, пока Шаллан вела его до комнаты. — А мне ничего, кроме ругательств. Ублюдок. Он любил Хеларана, но мы — не он, поэтому ничего не значим. Хеларана никогда здесь нет! Он предал отца, чуть его не убил. Но все равно, он единственный, кто хоть что-то для него значит...

Они прошли мимо покоев отца. Тяжелая дверь из цельного куска дерева оказалась приоткрыта, внутри убиралась служанка, и Шаллан была видна дальняя стена.

И светящийся сейф.

Он прятался за картиной, изображающей шторм на море, которая совсем не заглушала сильное белое сияние. Прямо сквозь холст Шаллан видела контуры сейфа, пылающие, как огонь. Она споткнулась и остановилась.

— На что ты смотришь? — требовательно спросил Джушу, держась за перила.

— На свет.

— Какой еще свет?

— За картиной.

Он нахмурился, наклонившись вперед.

— О чем, во имя Залов спокойствия, ты говоришь, девчонка? Твой разум действительно повредился, да? Ты видела, как он убил мать.

Джушу отодвинулся от нее, тихонько ругаясь под нос.

— Я единственный, кто еще не сошел с ума в этой семье. Шторма, единственный...

Шаллан смотрела на свет. В нем пряталось чудовище.

В нем пряталась душа матери.

Нас предательство спренов сюда привело.

Их плетение волн было людям дано,

А не тем, кто их знал, почитал высоко, тем, кто до нас.

И тогда мы в ответ отвернулись от них,

Чтоб с богами отныне вести свои дни.

И стали мы глиной для лепки в руках их, меняясь.






© 2023 :: MyLektsii.ru :: Мои Лекции
Все материалы представленные на сайте исключительно с целью ознакомления читателями и не преследуют коммерческих целей или нарушение авторских прав.
Копирование текстов разрешено только с указанием индексируемой ссылки на источник.