брат Джонатан де Пен, рыцарь-тамплиер

Закрыв книгу, я прижала ее к груди. Катарина даже не подозревала, кто ее погубил. Она

не знала, что убийцей был ее любимый брат. Я подошла к статуе, стоявшей передо мной. Это

был высокий ангел, в чьих ногах сидел волк, полускрытый его одеждами. Я стряхнула снег с

волчьей головы и ангельских крыльев.

— Это был ты, — сказала я ангелу. Это он помог Дэниелу, дав ему амулет из лунного

камня, а позже послал кольцо для Джуда. — Ты написал эти письма. Ты — брат Гэбриел.

Я смотрела на него в упор, почти надеясь на ответ.

Минуло не одно столетие, а брат Гэбриел оставался жив.

Может, и Дэниел жил бы так же долго, если бы ничего не случилось?

Внезапно я почувствовала, что все потеряла. Дэниел и Джуд сбежали. Мама замкнулась

в своем горе. Отец винит во всем себя. Даже Эйприл избегает меня, словно увиденное в

приходе слишком ее напугало.

Я стянула перчатки и встала на колени в снегу, потом расстегнула карман пальто,

достала маленького деревянного ангела, которого смастерил для меня Дон, и провела

пальцем по грубо вырезанному лицу и словам, выцарапанным внизу фигурки: Дональд Сент-

Мун.

Я представила себе, как Саймон Сент-Мун получает письма шурина и серебряный

кинжал — возможно, спустя лишь несколько недель после гибели жены. Слишком поздно.

Как он, должно быть, горевал, узнав, что Катарину убил родной брат, как гневался, понимая,

что мог предотвратить беду, если бы письма дошли раньше. Вспомнила я и о сыне Катарины,

Дони, которому пришлось расти без матери, встретившей такую ужасную смерть.

Интересно, кто первым начал истреблять оборотней — Саймон или Дони?

Мне подумалось, что это был Дони. Наверное, он передал заветный серебряный кинжал

своему сыну, тот своему, и так далее на протяжении многих лет, пока кинжал не достался

Дону Муни — последнему из рода Сент-Мунов. Но Дон был другой: слабоумный и

одинокий, он ничего не имел за душой, кроме кинжала и дедушкиных историй. Он умер,

пытаясь стать героем, как его предки. Умер прежде, чем я успела поблагодарить его за

спасение и сказать, что простила его за вред, причиненный моему отцу много лет назад.

— Твое место тоже здесь, — сказала я и поставила крохотного деревянного ангела в

снег рядом с Гэбриелом. Пусть у моего друга будет хоть такой памятник, раз уж его закопали

посреди поля, как брюкву или луковицу тюльпана. Ты герой.

— Если будешь и дальше болтать с неодушевленными предметами, люди решат, что ты

спятила, — послышалось у меня за спиной.

Я чуть не упала, стремительно разворачиваясь на знакомый голос.

Он сидел на каменной скамье — там, где я впервые взяла его за руку. Рядом стояли

костыли.

— Дэниел! — Я бросилась ему на шею.

— Стоп! — Он дернулся от боли.

Заметив у него на горле повязку, я ослабила хватку.

— Медсестра сказала, что ты уехал. Просто встал и ушел во время пересменки. Я

думала, что никогда больше тебя не увижу.

— И все же приехала сюда?

— Я надеялась… что ты тоже сюда придешь.

Дэниел поцеловал меня в лоб.

— Я ведь говорил, что останусь до тех пор, пока буду нужен тебе. — На его лице

появилась кривая усмешка. — Хотя, может, удар ножом в сердце служил намеком, что ты

хочешь расстаться?

— Заткнись! — Я ткнула его кулаком в плечо.

— Ой!

— Извини. — Взяв его за руки, я уточнила, имея в виду ночь в приходе: — Я не хотела

причинить тебе боль. Но ведь я обещала спасти тебя.

— Знаю. — Он сжал мою ладонь. — И ты это сделала.

Я посмотрела на повязку и синяки на подбородке — раны, которые Дэниел больше не

мог лечить сам, потом поцеловала царапину на его руке. К моему удивлению, запах

запекшейся крови не пробудил во мне зверя.

— Я кое-чего не понимаю, — задумчиво сказала я, склонив голову ему на плечо. —

Почему во мне не проснулся волк, когда я ударила тебя кинжалом?

Дэниел повернул к себе мое лицо и пристально посмотрел на меня. Взгляд его был

глубоким и мягким, теперь он сиял внутренним светом, а не просто отражал лунные лучи.

— Ты всерьез думала, что станешь оборотнем, если спасешь меня? — Его глаза

блеснули, только на этот раз от слез.

— Да. Меня ведь укусили, поэтому волк уже был во мне. Я думала, что он получит

власть надо мной, если я убью тебя. Ты сам говорил, что для этого требуется лишь насилие…

— Грейс, — Дэниел опять заключил мое лицо в ладони. — Ты не совершала насилия.

Твой поступок был продиктован любовью. Вот почему я все еще жив. — Он улыбнулся. — Я

ушел, чтобы встретиться с Гэбриелом. Именно поэтому я покинул больницу. Он явился сюда,

чтобы передать лунный камень твоему брату, и я хотел повидаться с ним прежде, чем он

уедет. Я должен был узнать, почему я не умер. Грейси, Гэбриел сказал, что я первый и

единственный Урбат, который получил лечение и выжил. Он говорит, что только величайший

дар любви мог освободить мою душу… и вернуть мне жизнь. — Он поцеловал меня в

щеку. — Теперь я все понимаю. Этот великий дар я получил от тебя. Ты боялась, что станешь

оборотнем, если спасешь меня, и все же решилась. Ты была готова пожертвовать собой ради

меня. Нет дара драгоценнее. — Он наклонился и поцеловал меня в губы. Я отстранилась.

— Что случилось?

— Во мне сидит зверь. Мои раны зажили слишком быстро, я чувствую себя сильнее.

Сейчас мне хочется одного — бежать! — Я закусила губу. — Когда-нибудь волк возьмет надо

мной верх. Он ведь всех побеждает.

— Нет, Грейс. Не всех.

— Но Гэбриел же написал, что укушенные сдаются быстрее. Сам подумай, он был

монахом, но все равно превратился в оборотня за несколько дней. Какие тогда шансы у меня?

— Его окружали ужасы войны. У тебя все иначе. Рядом с тобой люди, которые тебя

любят и всегда готовы тебя поддержать.

— А как же Джуд? Я считала его одним из лучших людей на свете, и все же он так

быстро поддался. Мне до него далеко.

— Джуд был хорошим прежде. Но он дал волю своим страхам и ревности. — Дэниел

грустно пожал плечами. — «Страх порождает гнев. Гнев порождает ненависть. Ненависть

приводит к темной стороне».

Приподняв бровь, я с трудом сдержала желание снова ткнуть его кулаком в больное

плечо.

— А что такое? — Дэниел поднял руки вверх, защищаясь. — Ты же была с нами, когда

мы однажды летом пятьдесят три раза подряд посмотрели «Звездные войны».

— Пятьдесят четыре. Однажды ты уснул, а мы с Джудом досматривали «Возвращение

Джедая» до двух утра. Я попыталась приготовить карамельный попкорн и чуть не сожгла дом

дотла. Джуд взял вину на себя…

Мой голос дрогнул. Так больно вспоминать о Джуде, о том, каким он был раньше.

— Надеюсь, Джуд знает, что я буду рядом, если он когда-нибудь вернется.

— Тогда пусть это будет тебе опорой, — сказал Дэниел. — Оставайся сильной, чтобы

стать для него благодатью, когда он будет нуждаться в тебе.

Он провел пальцами по моей щеке, вытирая одинокую слезу.

— К тому же тебе не придется бороться в одиночку. У тебя есть я. — Он сунул руку в

карман и вытащил какой-то предмет. — Еще у тебя есть вот что. — Он протянул мне обломок

черного камня на раскрытой ладони. Это был его лунный камень, расколотый пополам.

Я взяла его. Он показался мне теплее, чем в прошлый раз, и пульсировал энергией,

которую я прежде не замечала. Это была надежда.

— Я думал, что никогда не найду его в снегу без волчьего чутья, — сказал он. — Долго

пришлось там ползать!

— Ты уверен, что хочешь мне его отдать? Он твой по праву.

— Мне он больше не нужен, — сказал Дэниел и слегка приподнял мой подбородок.

Он поцеловал меня, сначала тепло и нежно. Потом его губы разомкнулись, и он

наградил меня таким поцелуем, словно хотел наверстать все упущенное время. Я

растворилась в нем, забыв обо всем и чувствуя только свободу, как тогда, в лесу.

— Так что же нам теперь делать? — спросила я, прижимаясь к груди Дэниела.

Он откашлялся.

— В нашем мире много зла. Гончие Небес были созданы, чтобы его уничтожить, — он

погладил меня по щеке. — Мне не суждено стать героем, каким ты хотела бы меня видеть.

Но ты можешь сделать это сама, Грейс. Ты не должна переходить на темную сторону. Ты

можешь бороться с этим. Ты можешь превратить проклятие в благословение. Ты можешь

стать героем. Ты можешь стать поистине божественной.