Глава 12. Лишь прервав танец и остановившись, Микки почувствовала, как возвращается тошнотворное головокружение

Лишь прервав танец и остановившись, Микки почувствовала, как возвращается тошнотворное головокружение. Так много женщин... Она прижала ладонь к вспотевшему лбу и откинула перепутавшиеся волосы. И каждая хочет сказать ей словечко, точно так же, как они все хотели потанцевать и покружиться с ней, посмеяться вместе с ней. Микки тяжело дышала, ноги едва держали ее. Она определенно перестаралась с этими танцами.

— Эмпуза? — Нера всмотрелась в ее лицо. — С тобой все в порядке?

— Я просто устала. День был слишком длинным.

— Идем со мной.

Рядом внезапно возникла Джии и крепко взяла Микки под локоть. Служанка повела ее по извилистой дорожке между веселящимися почитательницами назад ко дворцу.

— Хочешь ли ты, чтобы и другие служанки сопровождали тебя, Эмпуза? — спросила Джии, когда Нера, Флога и Аэрас заметили, что жрица уходит, и прекратили танец.

— Нет! — быстро ответила Микки, жестом показывая молодым женщинам, чтобы они оставались на месте.

Меньше всего на свете ей хотелось, чтобы сейчас вокруг нее снова началась суета. На самом деле ей казалось наилучшим вариантом остаться в полном одиночестве и чего-нибудь выпить.

— Да и тебе незачем уходить отсюда, Джии. Я уверена, что и сама найду дорогу в спальню.

— Для меня честь — проводить тебя, — решительно заявила Джии.

Потом она улыбнулась и передала шумевшим женщинам сожаления Эмпузы по поводу того, что она вынуждена уйти, одновременно мягко выводя Верховную жрицу из толпы. Микки вздохнула и отдалась заботам Джии.

Ярко освещенный дворец выглядел теплым и приветливым, и Микки радовалась, что он так быстро приближается. Она обхватила себя руками. Теперь, перестав двигаться в стремительном танце, она резко почувствовала холод ночного воздуха, а заодно и голод. Когда она вообще в последний раз ела по-настоящему? И неужели ужин в «Лесном перекрестке» был только вчера? Как вообще течет время в этом магическом мире? Нечего и удивляться, что она чувствует себя такой измученной и ее так мутит...

Микки начала подниматься по мраморным ступеням к балкону. Но тут Джии внезапно остановилась, и Микки едва не упала, налетев на нее. Служанка вытаращилась на прелестный маленький столик, который кто-то поставил рядом с открытой дверью комнаты жрицы. Столик стоял в манящем круге света на темном балконе. На кованое железное кресло возле стола было наброшено пушистое одеяло, а рядом пристроилась пара домашних туфель. Стол же — вот счастье! — был загружен едой.

— Ох, ну и ну! Кто бы это ни сделал, он — мой новый герой!

Не обращая внимания на странную сдержанность Джии, Микки почти бегом пересекла темный балкон и сунула замерзшие босые ноги в теплые туфли. А потом даже застонала от удовольствия, как человек, от всей души наслаждающийся видом еды. Множество тарелок на столике были наполнены чем-то очень вкусным. Ароматные сыры, оливки, тонкие ломтики мяса, буханка еще теплого, только из печи, хлеба. Но прежде чем наброситься на еду, как умирающий от голода путник, Микки вспомнила о Джии, все еще стоявшей у начала лестницы. Как ни странно, однако служанка, похоже, забыла о Микки. Джии пристально всматривалась в глубокие тени, залегшие в дальнем конце балкона. Микки откашлялась, чтобы привлечь внимание девушки. Служанка вздрогнула, как будто Микки ее напугала, и Микки показалось, что в глазах девушки i мелькнул ужас. Микки улыбнулась служанке, пытаясь понять, что ее так встревожило. Может быть, Микки нарушила какие-то культурные традиции и совершила некрасивый поступок, сев за стол и не пригласив Джии присоединиться к ней? Микки совсем не хотелось быть Грубой по отношению к девушке, проявившей так много доброты. Так что вопреки желанию остаться одной, поесть и расслабиться Микки приглашающе махнула рукой.

— Здесь, конечно, только один стул, но мы можем принести другой из моей комнаты. — Захлебываясь слюной, Микки опять посмотрела на стол. — И еды здесь хватит на двоих. Почему бы тебе не посидеть со мной?

Бросив еще один встревоженный взгляд в темноту, Джии наконец улыбнулась, но покачала головой.

— Нет, Эмпуза. Ты устала. Тебе лучше спокойно поесть и лечь спать.

Служанка повернулась, чтобы уйти. Но потом, передумав, сделала несколько быстрых шагов в сторону Микки, и наконец ее нежное лицо оказалось на свету и стало отчетливо видимым.

— Микадо, прошу, прости мою дерзость, но я не могу смолчать.

— В чем дело, Джии?

Юная служанка подошла к Микки ближе и опустилась рядом с ней на колени, взяв жрицу за руки. Она заговорила почти шепотом:

— Твоя судьба и судьба этого мира отныне неразрывно связаны. И твои решения будут иметь гораздо более серьезные последствия, чем ты можешь представить.

Микки поняла, что в словах Джии скрыто нечто важное.

— Я буду это помнить, Джии.

Не зная, что тут еще можно сказать, она добавила:

— Я буду осторожна. Обещаю.

Джии кивнула с облегчением и сжала руки жрицы, прежде чем уйти.

— Ты отлично справилась сегодня, Эмпуза. Да будет благословенна твоя судьба!

Она низко поклонилась и, быстро сбежав по ступеням, исчезла из вида так стремительно, как будто всего лишь приснилась Микки.

Наконец-то она осталась одна... К чему все это было сказано? Слишком уставшая, чтобы уделять много внимания странному поведению и таинственному совету Джии, Микки потянулась и повела плечами. Шея болела просто смертельно, а тело окаменело и ныло. Какого черта, что с ней не так? Ей бы следовало больше времени проводить в гимнастическом зале (а кому это не нужно?). Но Микки не думала, что пребывает в столь плачевном физическом состоянии, чтобы переутомиться от часа или около того незатейливых танцев; но тем не менее она ощущала себя полной старухой... или молодой женщиной, которую основательно поколотили.

У нее дрожали руки, когда она, взяв вилку, накладывала себе сыр и мясо, но стоило ей проглотить несколько кусочков, сразу стало намного лучше. Микки натянула на плечи теплое одеяло, лежавшее на спинке кресла. Согревшись, она отломила горбушку хлеба и счастливо вздохнула, вгрызаясь в мякоть. Ей показалось, что теплый хлеб каким-то образом питает не только тело, но и душу. Прекрасный канделябр, стоявший напротив столика, выглядел как молчаливый компаньон, явившийся лишь для того, чтобы осветить ужин. Его свет играл на хрустальном бокале, наполненном темно-красным вином. Микки подняла бокал, восхищаясь гравированными розами на его стенках и довольная, что кто-то уже позаботился налить в него вина, а заодно и оставить полный кувшин для нее одной. Если и случались поводы выпить вина — много вина, — то сегодня как раз тот случай. Микки огляделась, пытаясь понять, движется ли хоть что-нибудь в густых тенях балкона. Но вокруг было тихо; похоже, она действительно осталась наконец абсолютно одна.

Поднеся бокал к губам, она вдруг остановилась и недоуменно сдвинула брови. В середине крошечного алого озерца плавал маленький цветок красной розы, такой темный, что казался почти черным.

Какого черта, что этот цветок делает в вине? Не зная, чего требуют в таком случае местные правила приличия, Микки уставилась на бокал. Может, просто достать цветок пальцами? Или лучше взять вилку? А может быть, тут более подходит десертная ложка?

— Я же не могу просто потребовать, чтобы мне принесли другой бокал, — пробормотала Микки, подумав, что найти в вине розу — это вполне в духе столь причудливого дня. — И что бы я сказала? Эй, официант, то есть в данном случае служанка, тут у меня в супе муха, то есть роза в бокале, в вине-Микки покачала головой и рассмеялась.

— Разве такое можно представить?

— Древние верили, что невозможно полностью насладиться вином, если в нем не плавает роза. — Низкий мощный голос прозвучал с дальнего конца балкона, укрытого непроницаемыми тенями; голос словно окатил Микки волной, ее кожа покрылась мурашками. — Этой же веры придерживаюсь и я.

Микки вздрогнула и едва не выронила бокал.

— Прости, что напугал тебя, Эмпуза.

— Я просто не ожидала...— пробормотала Микки, пытаясь рассмотреть хоть что-нибудь в темноте.

Она различала только тени и тени, но ей и не нужно было видеть его. Она знала, чей это голос. Внутри у нее все сжалось. Глубоко вздохнув, Микки поплотнее натянула на плечи одеяло, внезапно сообразив, что она не сняла церемониальное платье, открывавшее слишком уж большую часть ее тела.

— Я думала, я одна, — сказала она, изумляясь, что ее голос звучит как обычно.

— Я не хотел тебя беспокоить. Я только пришел присмотреть, чтобы ты подкрепилась как следует после ритуала.

Микки таращилась туда, откуда доносился голос. И, забыв о цветке, сделала хороший глоток вина. «Это он... та статуя... то чудище из снов... то существо, которое преследовало меня в розовых садах…» Руки Микки, в отличие от голоса, оказались не способны так же легко справиться с эмоциями, и она покрепче вцепилась в бокал, чтобы стекло не стучало о зубы.

Поскольку она молчала, он продолжил, говоря все тем же неестественно могучим голосом, и это казалось очень странным, потому что слова звучали вполне цивилизованно.

— Еще раз, Эмпуза, прошу простить меня за неловкое вторжение. Я хотел только проверить, что все сделано как надо, что у тебя есть все необходимое. Я не хотел тебя беспокоить и доставлять тебе неудовольствие.

Микки все так же смотрела в темноту, из которой звучал голос.

— Это ты все тут приготовил?

— Я руководил твоими слугами, да. Эмпуза, ты должна всегда помнить: нужно обязательно хорошенько поесть и выпить после того, как создаешь магический круг или проводишь какой-то другой ритуал. Таким образом ты снова обретешь силу в этом мире и укрепишь связь с ним. Если не поешь, будешь чувствовать слабость, тебя будет мутить.

Микки с трудом подавила истерический смех. Она обсуждала правила поведения после ритуалов с ожившей статуей чудовища, которая говорила как профессор колледжа, но голосом, который мог бы принадлежать Годзилле!

Черт побери, это уже полное безумие.

Микки еще раз основательно глотнула вина. Теперь она ощутила аромат розы и заметила, что этот ускользающий запах действительно усилил богатый букет вина. Она поставила бокал и внимательно посмотрела на стол. Дорогая льняная скатерть. Прекрасный тонкий фарфор. Хрустальный кувшин и бокал, украшенные гравированными розами. Тарелки, наполненные изысканными деликатесами. Пушистое одеяло и теплые, удобные домашние туфли. И это все он приказал приготовить для нее?

Микки снова посмотрела в дальний угол балкона, но тут же поспешно отвела взгляд и налила себе еще вина. От его молчания она нервничала еще сильнее, чем от его нечеловечески мощного голоса. Он что, ушел? Он следит за ней? Охотится на нее?

В памяти вспыхнула дразнящая эротическая сцена из последнего сна; Микки покраснела. Когда она заговорила, ее слова звучали слишком быстро и слишком громко.

— Я ничего не знала об этом. Но все очень вкусно. Думаю, я должна поблагодарить тебя.

Она немножко подождала, кусая губы и чувствуя себя полной идиоткой.

— Ты не должна благодарить меня, Эмпуза, — хрипло произнес невидимый собеседник Микки. — Я — Страж этого мира, и мой долг — следить за его благополучием, а значит, и за благополучием Верховной жрицы Гекаты.

— Ох, ладно, — промямлила она, не зная, что сказать, но желая быть вежливой. — Тогда я весьма ценю...

— Не надо!

Она ощутила силу этих слов всей кожей. Они ударили ее, горевшие щеки побелели и похолодели. Теперь заверения Гекаты о том, что чудовище не причинит ей вреда, казались лишь слабыми, едва слышными отзвуками. Микки вцепилась в подлокотники кресла и поджала ноги, готовая ринуться в спальню. Может, ему нельзя входить во дворец... А может, она сумеет позвать на помощь, и...

— Прости. Кажется, я опять испугал тебя. Но я этого не хотел. Просто ценить тут нечего. То, что я сделал для тебя, я сделал лишь потому, что Геката призвала меня к себе на службу. Ты понимаешь?

Он старался заставить свой голос звучать мягче, не так устрашающе. Микки поняла это, хотя его попытка была успешной лишь отчасти. И вместо того чтобы ответить, оторвала пальцы от подлокотников и обеими руками поднесла к губам бокал. Сделала еще один подкрепляющий глоток и снова уставилась в гущу теней. Это было глупо и еще сильнее пугало, потому что она разговаривала с бестелесным голосом, зато в воображении нарисовала ужасающую картину.

— Я пытаюсь понять, но это не так-то легко. Особенно когда я не вижу того, с кем говорю.

Последового долгое молчание. А потом он вышел из темноты. Хрустальный бокал выскользнул из онемевших пальцев Микки и со звоном разбился о мраморный пол. Чудище сделало движение, словно собиралось приблизиться к Микки — она вскочила, в панике опрокинув кресло. Осколки бокала хрустнули под ногами.

Он мгновенно замер на месте.

— Осторожнее, смотри под ноги! Стекло может прорезать подошвы туфель.

Слова предлагали, что существо старается вести себя вежливо, однако в его голосе при этом громыхало нечеловечески опасное предупреждение.

Микки не могла произнести ни звука. Она только во все глаза -таращилась на это существо. А чудище вздохнуло, и в этом тоскливом, выразительном вздохе Микки услышала отзвук знакомого рыка... И сразу паника утихла, Микки наконец втянула в себя воздух.

— Я прицел сегодня не для того, чтобы причинить тебе вред. Клянусь, тебе ничто не угрожает.

Холодные. губы Микки онемели, но она все же заставила себя заговорить.

— Ты — статуя. Та самая, из розового сада.

Он кивнул массивной головой.

— Да, ты меня знала только таким, когда я находился в твоем мире, — холодный мрамор среди роз. Но теперь я пробудился и снова занял свое место Стража Царства роз.

Микки довела дрожащей рукой по лбу, пытаясь хоть как-то привести в порядок мысли.

Чудовище шагнуло к ней, раздвоенные копыта стукнули по балкону.

— Нет! — вырвалось у Микки, в ушах у нее громко застучало. — Стой там!

Но он, как бы желая показать, что не хочет ей зла, протянул огромную руку ладонью вверх. Несмотря на размеры, рука выглядела вполне нормально, но Микки была уверена: в неярком свете канделябра она заметила что-то острое и опасное. И немигающим взглядом уставилась на эту руку.

Он сжал пальцы в кулак и опустил руку; она исчезла в тени.

— Я просто испугался, что ты можешь потерять сознание.

— Я в порядке, — ответила Микки, но все же отошла от осколков стекла, подняла кресло и опустилась в него, пока ноги ей не отказали полностью. — Я не падаю в обмороки.

Она старалась говорить как можно спокойнее. Он ведь сказал, что не причинит ей зла. И в любом случае, если он все же собирается на нее напасть, то, черт побери, ей незачем заранее пугаться и вести себя как идиотка. Микки сжала ладони, стараясь удержать дрожь в руках.

— Правда, я в порядке, — повторила она скорее для себя, чем для него.

— Ты должна поесть, — сказал Страж. — Это придаст тебе сил.

Микки лишь молча таращилась на него. Какого черта, как она может есть, если он стоит тут рядом?

Она вдруг с удивлением заметила, как на его таком чужом лице отчетливо отразилось понимание. И в то же время она увидела кое-что еще... Печаль?

Неужели он действительно грустил или она это просто вообразила?

— Я должен уйти, чтобы ты поела. Но прежде позволь...

Он внезапно замолчал и что-то резко, неразборчиво приказал. Потом протянул руку и достал из воздуха новый хрустальный бокал вместо разбитого.

С губ Микки сорвалось нечто среднее между рыданием и визгом.

— Тебе ведь нужен другой бокал? — спросил Страж.

Микки молча кивнула. В ее бешено кружащих мыслях проскочило истерическое желание получить в придачу к вину еще и пачку валиума.

Страж внимательно наблюдал за ней, и Микки показалось, что его лицо смягчилось... но это лицо было таким свирепым, что нельзя было утверждать что-либо наверняка.

— Могу я подать тебе этот бокал?

Микки заколебалась, но потом снова коротко, чуть заметно кивнула.

Он медленно шагнул вперед — с атлетической грацией, мощной и дикой. Его угольно-черные копыта в тишине стучали по мраморному полу неестественно громко. Микки не могла отвести от него глаза. Когда Страж подошел ближе, она невольно вжалась в спинку кресла и замерла, окаменевшая, неподвижная. Сердце колотилось как сумасшедшее, стук оглушительно отдавался в ушах, и Микки даже подумала, что она, возможно, и солгала и сейчас все-таки действительно потеряет сознание.

А если с ней такое случится, подхватит ли он ее? От мысли о его прикосновении по всему телу Микки побежали мурашки.

Он подошел к разбившемуся бокалу, коротко взмахнул рукой и что-то пробормотал себе под нос.

Осколки мгновенно повиновались ему и, взлетев, умчались с балкона, как маленький хрустальный смерч.

Потом Страж остановился у стола. Теперь он был очень близко к канделябру, и в мигающем свете стали видны нечеловечески мощные мускулы. Он стоял неподвижно, давая ей возможность изучить его и привыкнуть к его близости.

Статуя в парке не была одета, но живой Страж прикрыл свое тело. На нем была короткая туника и поверх нее — черный кожаный нагрудник. Его вид напомнил Микки Рассела Кроу в «Гладиаторе», вот только если бы он встал бок о бок со Стражем, то выглядел бы как мальчик в театральном костюме.

Странное существо было огромным, не меньше семи футов росту. Его волосы были непроницаемого черного цвета, как безлунная ночь. Их густая масса падала на плечи Стража. На голове чудовища торчали два темных рога. Они загибались вперед и заканчивались угрожающими остриями. А его лицо... У Микки перехватило дыхание. Лицо статуи в парке было размытым, незавершенным, но лицо живого Стража вовсе не было похоже на необработанный камень; оно было сильным, мужественным, с широким лбом и густыми бровями, с четко очерченными скулами и массивным подбородком. И если не брать в расчет все остальное, это лицо напомнило Микки о древних портретах, которые она видела отчеканенными на иностранных монетах или высеченными на гробницах давным-давно умерших воинов; но, глядя на сочетание классических черт с рогами и блестящими острыми клыками, она отчетливо понимала: мужчина в этом существе не имеет полной власти над зверем.

Кожаный нагрудник и туника оставляли на виду большую часть тела Стража. Его кожа была темной и в свете канделябра выглядела как живая бронза. Взгляд Микки осторожно скользнул вниз. Она знала, что именно увидит, и все равно судорожно втянула воздух. Крепкие ноги Стража покрывал темный мех. А вместо человеческих ступней они заканчивались раздвоенными копытами.

Он был настоящим воплощением плотской, животной силы, и, хотя стоял не шевелясь и ничем ей не угрожал, аура жестокой, роковой злобы, окружавшая его, была почти физически осязаемой. Микки вздрогнула и поплотнее закуталась в одеяло.

— Ночь становится холодной, — произнес он как можно более мягко. — Надо было накрыть для тебя ужин внутри, у камина.

— Я... мне нравится здесь, на балконе... — пробормотала Микки.

— Правда? Или ты просто стараешься быть вежливой?

— Нет, дома я часто ужинаю на балконе, — сказала она, вдруг охваченная тоской по дому.

Она не слишком жалела о прошлой жизни, вот только уютная квартирка с видом на Вудворд-парк навевала горьковато-сладкие воспоминания.

— Тогда я рад, что выбрал место именно на твоем новом балконе, Эмпуза.

Он медленно поставил на стол новый бокал и элегантным жестом, казавшимся совершенно неуместным при его животной внешности, наполнил его вином. Движения Стража были неторопливыми и полными кошачьей грации.

«Как настоящий хищник», — подумала Микки.

Страж отступил на шаг и кивком показал Микки на полный бокал.

— Выпей. Это тебя успокоит.

Микки последовала его совету, почти не ощутив изумительного вкуса красного вина. Она чувствовала себя весьма странно, как будто ее тело стало чужим и ненастоящим, но вино согрело ее и помогло вернуть правильные ощущения. Микки выпила, совершенно не заботясь о том, не заставит ли ее алкоголь вести себя глупо и не спутает ли мысли.

В конце концов, ее мысли и так уже запутались.

— Ты снилась мне. Там, в твоем прежнем мире... в твоем старом доме. Ты снилась мне часто.

Его слова ударили Микки, как молния, и она быстро поставила на стол бокал, пока и этот не разбила. И, подняв голову, посмотрела в глаза Стражу. Они были миндалевидными и такими темными и бездонными, как шахта.

— Это было потрясением, — сказал он, отворачиваясь от Микки и устремляя взгляд в темноту. — После всех этих бесчисленных лет пустоты...

Он покачал головой, и грива волос мягко колыхнулась.

— Казалось невозможным, что я вновь что-то осознаю. Сначала я смутно чувствовал тебя, но не мог видеть. Я просто знал, что ты где-то рядом.

Голос Стража звучал низко, завораживающе, но лицо оставалось бесстрастным, как будто снова обратилось в камень. И он не смотрел в глаза Микки.

— А потом сны изменились. Они стали более реалистичными. Я уже мог видеть и ощущать тебя. И наконец ты позвала меня — и я окончательно проснулся. Я знал, что ты — жрица Гекаты Эмпуза; только она одна могла меня разбудить. Ко мне вернулась магия, и потому я смог принести тебя сюда.

— А я думала; что схожу с ума, — сказала Микки; ей очень хотелось, чтобы Страж посмотрел на нее или дал хоть какой-то намек на то, что он сейчас чувствует.

Но он все так же смотрел в ночь, и на его лице не было никакого выражения.