Б. В. Раушенбах 1 страница

[ПРОСТРАНСТВЕННЫЕ ПОСТРОЕНИЯ В ЖИВОПИСИ]¹

Предварительные сведения о зрительном восприятии²

Человек живет в трехмерном пространстве, в котором расположе­ны многочисленные предметы и в котором обитают различные существа. И то и другое может быть полезным для человека, опасным для него или безразличным. Зрительное восприятие внешнего пространства задолго до непосредственного контакта с предметами и существами предупреждает о них, что важно для поведения животного и человека. Вполне естествен­но, что качество этой информации и достоверность ее имеют исключи­тельное значение в биологической борьбе за существование.

Насколько истинно получаемое зрительное представление об ок­ружающем человека мире? Ответ на подобный вопрос дает теория отра­жения. Психика является отражением объективно существующей дей­ствительности, причем восприятие — это лишь первая, наглядно-чув­ственная форма такого отражения. Не следует думать, что эта первая форма отражения является пассивной, чисто зеркальной. Восприятие является результатом активной деятельности человека; даже зрительное восприятие содержит как важный составной элемент активную деятель­ность созерцающего мир человека.

Если схематизировать процесс зрительного восприятия, то простей­шая его модель говорит о том, что оно является двуступенчатым. Пер-

¹ Раушенбах В.В. Пространственные построения в живописи. М.: Наука, 1980.
С. 42-61, 63-66, 68-73, 76-79.

² [Здесь] не предполагается дать обзор современных представлений о зрительном вос­
приятии пространства человеком. Ниже будут кратко рассмотрены только те стороны
проблемы, которые оказываются необходимыми для понимания этой книги. Достаточно
полное и доступно изложенное состояние вопроса можно почерпнуть из книг Р. Л. Грего­
ри (см.: Грегори Р.Л. Глаз и мозг. М., 1970; Грегори Р.Л. Разумный глаз. М., 1972).

430 Тема 17. Экспериментальные исследования восприятия

вой ступенью является образование изображения внешнего пространства на сетчатке глаза, а второй — воссоздание на этой основе облика внеш­него пространства в человеческом сознании. О том, что эти две ступени качественно различны, говорит хотя бы тот геометрический факт, что изображение на сетчатке глаза является двумерным (в первом прибли­жении плоским, наподобие картины), в то время как образованное на этой основе представление о внешнем пространстве — трехмерным, объемным.

Образование двумерного изображения на сетчатке глаза — процесс в достаточной степени известный и в своей основе аналогичный возникнове­нию изображения на фотопленке с помощью объектива фотоаппарата. Правда, здесь имеют место психофизиологически существенные отличия. Глаз находится в непрерывном движении, «осматривая» внешнее про­странство сравнительно узким лучом зрения, и исследования этого подсоз­нательного движения показывают его исключительное значение в процес­се зрительного восприятия. Однако, поскольку ниже по сути рассматрива­емых вопросов наиболее важным является вопрос о геометрических свойствах изображения, образовавшегося на сетчатке глаза, всюду будет приниматься простейшая модель, согласно которой на сетчатке в достаточ­но большом угле зрения двумерное изображение внешнего мира получает­ся путем его проектирования при помощи хрусталика, выполняющего роль, аналогичную роли объектива фотоаппарата. Такое изображение на сетчатке глаза называют ретинальным изображением (от слова ретина — сетчатка глаза), или сетчаточным образом¹.

Сетчаточный образ дает сильно искаженную картину внешнего мира. Эти искажения прежде всего связаны с тем, что близкие предме­ты будут казаться огромными, а более удаленные — маленькими.

Ретинальное изображение само по себе не содержит никакой информации о расстояниях до предметов, образы которых возникли на сетчатке глаза. Поэтому соответствующее дополнение сетчаточного образа возможно путем привлечения какой-то другой информации. Этот процесс ввода дополнительной информации и является второй ступенью зритель­ного восприятия. Нужная информация извлекается из «запасов памяти» человеческого мозга. Несколько упрощая картину, можно утверждать, что человеческое сознание хранит в своей памяти опыт предшествующей жиз­ни начиная с первых дней младенчества и даже генетически передаваемый опыт предшествующих поколений. Пользуясь этим опытом, человеческое

¹ Полезно еще раз подчеркнуть, что используемое здесь и ниже понятие «сетчаточный образ» является в достаточной мере условным: оно не учитывает фактической вогнутости поверхности сетчатки и подвижности глаза.Помимо того, сама сетчатка не является одно­родной — центральная (фовеальная) часть сетчатки дает наилучшее восприятие деталей и цветов, в то время как периферическая ее часть дает малую четкость восприятия.Следо­вательно, используемое в книге понятие «сетчаточный образ» является некоторой идеа­лизацией, учитывающей совокупный эффект первой ступени зрительного восприятия.

Раушенбах Б.В. [Пространственные построения в живописи] 431

сознание воссоздает по сетчаточному образу истинную картину внешнего мира с разумной степенью точности. Для последующего важно отметить, что образ внешнего мира, создаваемый мозгом, не является точной копи­ей реального внешнего мира. Эта точность биологически бессмысленна и даже вредна — точным должно быть восприятие близких областей прост­ранства, областей, могущих таить в себе опасность или могущих служить для добывания пищи, в то время как удаленные области можно и даже разумно воспринимать менее подробно и точно (чтобы не перегружать мозг излишней информацией, несущественной для определения поведения).

Эти «запасы памяти» являются не чем иным, как полученным в результате активной человеческой деятельности опытом, который позво­ляет с известным приближением правильно воспринимать окружающий человека объективный мир, давать хотя и приближенное, но адекватное отображение его в сознании человека. Опыт познания внешнего мира, о котором здесь идет речь, не является суммой или итогом накопленной зрительной информации. Он включает всю совокупную человеческую практическую деятельность, которая позволяет корректировать представ­ления человека о внешнем мире, коррелировать эти представления со зрительным восприятием и создавать в конце концов адекватный зри­тельный образ окружающего человека объективного мира с нужной сте­пенью подробности и точности.

Воссоздаваемая мозгом по сетчаточному образу картина внешнего мира приобретает вид трехмерного пространства, но, как уже говорилось, иного по сравнению с реальным трехмерным пространством. Поскольку художник в случае, когда целью его творчества является рисунок, а не чертеж, должен уметь изображать именно зрительно воспринимаемое (пер­цептивное) пространство, его свойства следует рассмотреть более подробно.

Если ограничиться только геометрией, то проблема сводится к воп­росу о том, каким образом двумерное ретинальное изображение трансфор­мируется в трехмерное перцептивное, точнее, каким геометрическим зако­нам это преобразование подчиняется.

Прежде всего (не во времени, конечно, а логически) следует мыс­ленно распределить все полученные на сетчатке изображения на соответ­ствующие расстояния от созерцающего их человека. Это распределение в направлениях «близко—далеко» происходит подсознательно, на осно­ве предшествующего опыта, причем человек подсознательно пользуется рядом признаков глубины видимого пространства. Эти признаки можно условно разбить на две группы — монокулярные и бинокулярные. Пер­вая группа характеризуется тем, что включенные в нее признаки глуби­ны действуют и тогда, когда человек смотрит одним глазом.

К монокулярным признакам глубины можно отнести следующие:

1) перекрытие — более близкие предметы могут заслонять собой бо­лее далекие; 2) уменьшение размеров предметов по мере их удаления от зрителя; особенно эффективен этот признак, если рассматриваются пред-

Тема 17. Экспериментальные исследования восприятия

меты, истинный размер которых известен (деревья и т.п.); 3) явление воз­душной перспективы — далекие предметы видны менее четко и меняют свой цвет (наблюдаются как бы через голубоватую дымку); 4) далекие предметы видны сдвинутыми вверх в поле зрения, точнее, приближенны­ми к горизонту; 5) большие предметы (круглые крепостные башни, боль­шие здания и т.п.), освещенные солнцем, оказываются затененными раз­личным образом в различных своих частях, и наблюдаемая система теней способна дать представление о более близких и более далеких частях этих предметов; особенно эффективен этот признак для больших криволиней­ных и ребристых поверхностей.

Здесь перечислены не все монокулярные признаки глубины, но основные, причем те, которые будут нужны ниже.

К бинокулярным признакам глубины следует отнести:

1) конвергенцию — поворот оптических осей глаз в направлении рассматриваемого предмета; обычно (при взгляде вдаль) оптические оси глаз параллельны, однако если рассматривать достаточно близкий пред­мет, то соответствующие мышцы сводят оптические оси глаз так, чтобы они пересеклись в разглядываемой области пространства, и соответству­ющие мышечные усилия сигнализируют о близости или удаленности предмета;

2) диспаратность — даже если и не рассматривать какой-то пред­мет, то в силу того, что глаза разнесены, изображение, полученное ле­вым и правым глазом, оказывается различным, причем тем более различ­ным, чем ближе предметы к смотрящему.

Признаки глубины, действуя в совокупности, позволяют получить достаточно полное представление о расстояниях до различных предметов, причем по мере приближения к смотрящему число и «точность показа­ний» признаков увеличиваются в полном соответствии с биологической потребностью человека. Если для больших расстояний нужная информа­ция о дистанциях до предметов дается первыми четырьмя монокулярны­ми признаками, то в непосредственной близости от человека действуют бинокулярные признаки и все монокулярные, за исключением лишь яв­ления воздушной перспективы.

Вдумчивое рассмотрение всех приведенных признаков глубины показывает, что они не могут быть непосредственно получены из сетча-точного образа, а рождены предшествующим опытом.

Даже такой, казалось бы, безусловный признак, как заслонение близким предметом далекого, не абсолютен, он предполагает знание ис­тинной формы частично заслоненного предмета, ибо иначе невозможно решить, является ли его видимая часть полной (а следовательно, незас-лоненной) формой. Таким образом, человеческий мозг, используя накоп­ленный предшествующий опыт, дает принципиальную возможность по­строить по двумерному сетчаточному образу трехмерное перцептивное пространство.

Раушенбах Б.В. [Пространственные построения в живописи] 433

Помимо подсознательного анализа зрительной информации, возникновению пространственного образа в сознании человека способству­ет информация (тоже извлекаемая из запасов памяти), никак не связан­ная со зрением. Находясь в привычном мире, человек не только созерца­ет его, но непрерывно взаимодействует с ним в своей практической дея­тельности: он перемещается, берет предметы в руки и т.п. Поэтому он прекрасно знает размеры и форму своей комнаты, своего письменного стола, лежащих на нем предметов и вообще геометрические свойства окружающего его мира. То, что это знание может быть никак непосред­ственно не связанным со зрением (хотя весьма и помогающим ему), по­казывает практическая деятельность слепых. Слепой безошибочно нахо­дит нужные ему предметы в своей комнате, быстро и без посторонней помощи ходит по своей квартире и т.д. Это знание пространства, его раз­меров и формы можно назвать осязательно-кинестетическим представле­нием о нем, в частности позволяющим знать удаления в нем предметов от человека.

Хотя и в несколько иной форме, и возможно несколько ослабленно, это знание присуще и зрячему. В последнем нетрудно убедиться, раз­глядывая близкие предметы сначала двумя глазами, а затем закрыв один глаз. Казалось бы, «отключение» столь важных на малых расстояниях бинокулярных признаков глубины должно было бы вызвать существен­ное изменение зрительного восприятия. Однако ничего подобного не про­исходит, человек продолжает видеть предметы в целом такими же и, главное, пространственными. Место бинокулярных признаков глубины в этом случае занимают осязательно-кинестетические представления. Та­ким образом, бинокулярные признаки глубины и осязательно-кинестети­ческие представления выступают как бы в некотором единстве, способ­ствуя правильной и точной оценке расстояний до предметов.

В том случае, когда искусственным образом у человека одновремен­но «отключались» оба названных источника информации, т.е. когда при наблюдении одним глазом из должным образом выбранной точки ему предъявлялись пространственные конструкции неизвестных ему и непри­вычных форм, оказалось возможным вызвать у человека зрительные иллюзии, совершенно искажающие фактические пространственные отно­шения. Об этом, в частности, говорят известные опыты с «перекошенной комнатой» Эймса¹.

Таким образом, признаки глубины, которыми способен пользовать­ся человек для «размещения» зафиксированных в сетчаточном образе предметов в направлении «близко—далеко», сводятся к монокулярным и бинокулярным, дополненным осязательно-кинестетическими представ­лениями.

¹ См., например: Грегори Р.Л. Глаз и мозг. М., 1970. С. 194-193; Грегори Р.Л. Разум­ный глаз. М., 1972. С. 27-29.

434 Тема 17. Экспериментальные исследования восприятия

Эффективность действия осязательно-кинестетических представле­ний, как и бинокулярных признаков глубины, падает с увеличением расстояния до созерцаемых предметов, если иметь в виду превышение расстояний, ограничивающих несколько неопределенную границу «не­посредственного окружения» человека. Большие расстояния не столь важны биологически, и поэтому излишняя перегрузка памяти детальной информацией о больших областях пространства была бы биологически неразумна.

Возвращаясь к вопросу о формировании в человеческом сознании перцептивного пространства, отметим почти очевидное обстоятельство: одного «размещения» зарегистрированных сетчаткой глаза предметов по некоторой шкале расстояний недостаточно. Оптические процессы, связан­ные с работой глаза, дают на сетчатке явно искаженную картину внеш­него мира — близкие предметы получаются большими, а далекие малень­кими, даже если в объективном внешнем пространстве они совершенно одинаковы. С подобного рода искажением можно мириться для далеких областей пространства, однако для близких, имеющих первостепенную биологическую важность, всякого рода искажения крайне нежелательны, так как они могут привести к ошибкам поведения. Поэтому одной из задач системы зрительного восприятия является переработка в процессе второй ступени восприятия геометрических соотношений сетчаточного образа, причем эта переработка сильнее, чем ближе созерцаемая область пространства. Эти процессы «исправления» геометрии сетчаточного обра­за в настоящее время достаточно хорошо изучены и получили в психо­логии зрительного восприятия наименование механизмов константности. Остановимся на двух таких механизмах — механизме константности ве­личины и механизме константности формы (другие механизмы констант­ности, например константности цвета, как не имеющие геометрической природы, рассматриваться не будут).

Механизм константности величины связан с компенсацией умень­шения изображения некоторого предмета на сетчатке по мере его удале­ния. В зоне непосредственного окружения человека (т.е. в радиусе еди­ниц метров) эта компенсация является почти полной. Следовательно, зрительный образ близкого предмета, возникающий в нашем сознании, может сильно отличаться по относительной величине от соответствующе­го ему сетчаточного образа, но зато будет согласован с истинной величи­ной созерцаемого предмета. В сказанном легко убедиться, рассматривая, например, пол в небольшой комнате. Действительно, наблюдая доски пола или паркетные полосы на расстоянии 3—4 м от себя и у своих ног, почти не ощущаешь их видимого сужения, в то время как на сетчатке глаза соответствующее сужение будет примерно двукратным (в согласии с отношением названного выше расстояния к росту человека).

Таким образом, хотя по мере увеличения расстояния до объекта его величина на сетчатке уменьшается пропорционально расстоянию, воспри-

Раушенбах Б.В. [Пространственные построения в живописи] 435

нимаемая величина остается почти неизменной, константной (отсюда и название этого закона восприятия — механизм константности величины). Указанный факт хорошо известен художникам-портретистам. Создавая групповой портрет, художник пишет головы всех изображаемых прибли­зительно одинаковой величины, хотя на сетчатке глаза художника голо­ва расположенного близко человека может быть много больше головы расположенного в глубине группы. Механизм константности величины не только увеличивает размеры удаленных предметов, но и уменьшает раз­меры слишком близких, например ладони, поднесенной к глазу.

Как показали опыты, свойство константности величины оказывает­ся почти абсолютным, настолько точно человеческое сознание воссоздает истинные размеры предметов по сетчаточному образу, если оно имеет информацию о расстояниях до них, однако при этом обнаружилось два фактора, которые неизменно снижали или полностью исключали дей­ствие механизма константности величины:

1) константность нарушалась по отношению к далеким предметам;

2) константность не сохранялась и для близких предметов, если эти предметы имели мало или не имели вовсе признаков глубины¹.

Оба эти экспериментальных факта полностью согласуются с нарисованной выше теоретической картиной — информация о далеких предметах имеет второстепенную биологическую ценность, а образование трехмерного перцептивного пространства возможно лишь при использо­вании признаков глубины, не содержащихся непосредственно в ретиналь-ных изображениях.

Механизм константности формы имеет аналогичную природу, одна­ко касается формы предметов. Представим себе, что человек смотрит на предметы, имеющие простую форму — круга, квадрата и т.п. (например, поверхности круглого или квадратного стола). Если смотреть на эти пред­меты под некоторым произвольным углом, то круг будет воспринимать­ся как овал, квадрат — как фигура, похожая на ромб, и т.д. Действие механизма константности формы сказывается в том, что если человек заранее знает истинную форму созерцаемых предметов из своего предше­ствующего опыта, то круглые предметы кажутся ему не столь овальны­ми, как их ретинальные изображения; углы ромбов оказываются более близкими к 90°, чем у их изображений на сетчатке глаза (т.е. прибли­женными к квадрату), и т.д. Человеческое сознание стремится компен­сировать не только искажения относительных размеров, но и искажен­ную форму предметов, возникающую при проектировании этих предме­тов на сетчатку при помощи оптической системы глаза. Хорошо известно, например, что экран телевизора можно наблюдать «сбоку» с большим

¹ Отсутствие признаков глубины устанавливалось таким, например, образом: оцени­валась величина светящегося диска, помещенного на разных расстояниях от наблюдате­ля в абсолютной темноте, при монокулярном наблюдении.

Тема 17. Экспериментальные исследования восприятия

отклонением от направления, перпендикулярного к плоскости экрана, и тем не менее видимая форма экрана будет сохраняться в виде вытянуто­го по горизонтали прямоугольника привычных очертаний, хотя на сет­чатке его изображение уже может стать квадратным или даже вытяну­тым по вертикали. Механизм константности формы сравнительно легко изучить количественно, ставя опыты с предметами простой формы (круг, квадрат и т.п.), однако это не значит, что он не действует на сетчаточные изображения более сложных объектов.

Относительно эффективности механизма константности формы надо заметить следующее:

1) как уже говорилось, его действие тем сильнее, чем лучше изве­стна (заранее, из предыдущего опыта) форма созерцаемого предмета;

2) он действует лишь на сравнительно малых расстояниях и совер­шенно не эффективен для предметов, достаточно удаленных от смотря­щего.

Разумность обоих приведенных здесь условий с биологической точ­ки зрения достаточно очевидна.

Возвращаясь к вопросу о двуступенчатом характере зрительного восприятия человека (в той степени подробности, которая нужна для последующего), можно утверждать, что первой ступенью является обра­зование на сетчатке изображения внешнего мира при помощи оптичес­кой системы глаза, а второй — воссоздание на этой основе трехмерного перцептивного пространства с подсознательным использованием призна­ков глубины и осязательно-кинестетических представлений путем преоб­разования сетчаточного образа механизмами константности величины и формы. Последние как бы «растягивают» и «сжимают» отдельные эле­менты сетчаточного образа, подвергая наиболее существенным преобра­зованиям имеющую первостепенную биологическую важность часть сет­чаточного образа, соответствующую области непосредственного окруже­ния человека.

Сказанное здесь может создать излишне упрощенное представление о работе мозга при зрительном восприятии. Чтобы несколько уточнить характер работы мозга (опять лишь в той степени, в которой это будет

Раушенбах Б.В. [Пространственные построения в живописи]

нужно для последующего) и проиллюстрировать некоторые приводивши­еся выше утверждения, обратимся к следующему примеру. На рис. 1 в средней части рисунка изображен куб, причем использована так называ­емая аксонометрическая проекция, при которой в изображении сохраня­ется свойство параллельности (ребра, параллельные у реального куба, изображены прямыми, которые между собой параллельны). Приведенный рисунок замечателен в том отношении, что на нем изображены только ребра куба (например, куб, изготовленный в виде проволочного каркаса) и поэтому перечисленные выше признаки глубины неэффективны. Дей­ствительно, бинокулярные признаки не способны содействовать правиль­ности восприятия, поскольку глазам предъявлен не реальный куб, а его изображение. Более того, бинокулярные признаки глубины при созерца­нии любого изображения объемного предмета на картине будут всегда только помехой, поскольку будут подчеркивать, что все точки изображе­ния удалены от смотрящего на одно и то же расстояние, равное расстоя­нию от глаз до бумаги, холста или доски, и тем самым нарушать иллю­зию изображения пространства (если художник ставил себе задачей пе­редачу глубины пространства).

Что касается монокулярных признаков глубины, то, создавая кар­тину, художник способен опираться только на перечисленные выше монокулярные признаки глубины. Если обратиться к указанным пяти признакам, то легко убедиться, что все они в данном конкретном случае не могут дать необходимой мозгу информации; единственный признак, который мог бы оказаться полезным, — более удаленные предметы или их части видны приближенными к горизонту — не носит абсолютного характера. Приближение изображения предмета к линии горизонта мо­жет быть не только следствием удаления его от наблюдателя, но и след­ствием смещения в реальном пространстве этого предмета или его части по вертикали.

Сказанное иллюстрируется изображениями того же куба (рис. 1, Б, В), где показаны два возможных положения куба (рис. 1, А), которые конкретизировались, как только грани куба перестали быть прозрачными и вступил в действие абсолютный признак глубины — перекрытие (близ­кие предметы или их части заслоняют более далекие).

Надо сказать, что этот признак является почти единственным при использовании аксонометрии в качестве способа изображения трехмер­ных предметов. Действительно, другой признак — уменьшение размеров по мере удаления в глубь пространства — в аксонометрии неприменим, поскольку аксонометрия по определению не изменяет размеров при сме­щении в этом направлении (на рисунке передние и задние ребра куба имеют один размер); здравый смысл подсказывает <.,.>, что аксономет­рия как метод изображения применима лишь для неглубоких про­странств, и, следовательно, эффекты типа воздушной перспективы ис­пользованы быть не могут. Что касается наложения теней, то этот при-

438 Тема 17. Экспериментальные исследования восприятия

знак глубины уместен и при аксонометрическом изображении, однако носит подчиненный характер (сначала надо получить изображения типа Б или В, а потом накладывать тени; наложение теней на прозрачный куб А бессмысленно).

В рассмотренных примерах шла речь о подсознательном включении в процесс восприятия некоторого признака глубины. Однако, если проанализировать этот процесс более внимательно, нетрудно увидеть здесь и роль сознания. Выше при разборе восприятия куба было указа­но, что изображен именно куб, т.е. была внесена некоторая определен­ность (через сознание, а не подсознание), и оставалось лишь уточнить воп­рос о том, какая из двух граней, изображенных квадратами, является пе­редней. Именно это и произошло подсознательно при простом взгляде на Б и В. Если бы изображения не были бы определены как изображения куба, а были определены как изображения пустого ящика, повернутого к зрителю открытой стороной, то, интерпретируя этот ящик как пустую комнату, можно было бы утверждать, что Б изображает верхний правый, а В — нижний левый угол комнаты. Следовательно, зрительное воспри­ятие находится не только под контролем подсознания, но и сознания. Более того, если, глядя на А, внушить себе, какой именно предмет там изображен, то, не обращаясь к нижним рисункам, можно легко заставить себя видеть просто плоский узор (например, узор на плитке для пола), куб или пустой ящик, каждый в двух положениях.

Неудивительно поэтому, что при изучении психологии зрительно­го восприятия было выдвинуто положение о том, что, «расшифровывая» некоторый сетчаточный образ, наше сознание перебирает всевозможные варианты его истолкования и, как правило, выбирает наиболее часто встречавшийся в предшествующем жизненном опыте или внушенный тренировкой, обучением. Факт этот известен уже давно, еще Гельмгольц писал около 100 лет назад, что «факты <...> показывают глубочайшее влияние опыта, тренировки, привычки на наше восприятие».

Для выбора одного из возможных вариантов истолкования сетчаточ-ного образа, а следовательно, и для уточнения геометрической (простран­ственной) характеристики видимого полезны не только признаки глубины, но и признаки, позволяющие узнать предмет. Чтобы пояснить сказанное, на рис. 2 показаны две схемы по типу [изображенных] на рис. 1, В, одна­ко теперь сразу ясна разница пространственных образов при геометричес­ком совпадении их структуры. Здесь, конечно, сказывается жизненный опыт; жителем другой планеты эти два изображения не могли бы быть од­нозначно определены, поскольку ему неизвестны наши дома и наши игры.

Таким образом, при воссоздании трехмерного перцептивного пространства по сетчаточному образу важны:

1) признаки глубины;

2) представление о сущности изображенного предмета (его узнавание);

Рис. 2. Комната и игральная кость

3) «установка» наблюдателя, сообщенная ему тренировкой, внуше­нием, привычкой, личными интересами.

В реальной жизни действует совокупность разных признаков глу­бины (относительная важность которых изменяется в зависимости от конкретной ситуации), совокупность узнаваемых предметов, которые взаимно дополняют и уточняют общую картину, и, конечно, «установка» наблюдателя, являющаяся сложной совокупностью извлеченных из жиз­ненного опыта и внушенных представлений. Надо сказать, что результат совместного действия всех этих факторов настолько эффективен, что люди в своей повседневной жизни почти никогда не ошибаются; «обман зрения» — редчайшее исключение в практической деятельности челове­ка. Положение заметно усложняется, если человек созерцает не предмет, а его изображение на картине, так как при этом ряд признаков противоречит изображенному (например, как уже говорилось, бинокуляр­ные признаки глубины), и поэтому относительно более важную роль на­чинает играть группа факторов, которые перечислены в последнем пунк­те, — тренировка, внушение, личный интерес.

Следует еще раз остановиться на механизмах константности формы и величины. Их биологическое значение в практической жизни очевид­но и может не обсуждаться. Для художника вопросом первостепенной важности является, однако, иное — действуют ли эти механизмы кон­стантности и при созерцании картин? Ведь в последних многие призна­ки глубины не только не помогают, но даже мешают желательному вос­приятию картины.

Ответ на поставленный вопрос надо считать положительным. Хотя и в ослабленном виде, оба эти механизма действуют и по отношению к изображениям предметов. Особенно важен механизм константности вели­чины, поскольку он влияет не на отдельный предмет, а на всю структу­ру изображенного пространства. Чтобы проиллюстрировать его действие,