Читать следует с вопросительной интонацией

Ты видел
ты истинно видел
снег звезды шершавые руки ветра
Ты трогал
ты подлинно трогал
хлеб чашку волосы женщины которую любил
Ты жизнь ощущал
словно удар в лицо
словно мгновенье паденье бегство
Ты знал
каждой порой кожи ты знал
вот глаза твои руки твои сердце твое
необходимо от них отказаться
необходимо выплакать их
необходимо придумать их заново

After Such Pleasures

Этой ночью я искал твои губы в чужих губах
и почти верил в то, что отыскал тебя,
ибо, слепец, я знаю: то, что влечет меня
к женщине, – это река;
но какая тоска - добраться до берега сновидения
и понять: наслаждение – жалкий раб,
получивший фальшивую монету.

Забытая, любимая, – как я желал бы
воскресить то страданье в Буэнос-Айресе,
ту безнадежную надежду.
Если бы вновь полюбить тебя
в доме моем - открытом в сторону порта,
если бы вновь встретить тебя утром в кафе, –
и чтоб ничего-ничего
еще не случилось.
Чтобы не надо было ни о чем забывать,
рук твоих не вычеркивать из памяти,
и пусть одно остается – окно в беззвездное небо.

После праздника

Ну вот, все и ушли,
остались только грязная посуда,
пепельницы,
и мы вдвоем остались,

как славно знать,
что ты –
на склоне ночи, одна
со мной осталась,

ты не ушла,
постель раскрыта,
и снова нас
влечет друг к другу
и снова утром,
смеясь, мы просыпаемся вдвоем.

Ночные мысли

На дороге
нет уже никого –
только сумерки.
Басё

Всякое рассуждение о любви – это повторение рассуждений из вечных и увечных. Какой смысл доискиваться какого-либо смысла в том, что иррациональнее всего, в том, что мы называем сердцем. Как рассудок рассудит стремление сердца вести кровь-корабль прямо на мель, где неизменно потерпит крушение?

Стихотворение

Я люблю твои брови, твои волосы, я сражаюсь за тебя
в ослепительно белых коридорах, где плещут
фонтаны света,
я оспариваю тебя у любого имени, осторожно счищаю его
с тебя, как корку со шрама,
я осыпаю твои волосы пеплом от молний и лентами,
спящими в дожде.
Я не хочу, чтобы ты имела какую-нибудь форму, была именно
тем, что начинается после твоей руки,
подумай о воде, или о львах,
что растворяются в сиропе басен,
или о жестах – этой архитектуре из ничего,
зажигающей свои огни в самой середине встречи.
Каждое утро – это школьная доска, на которой
я выдумываю тебя,
рисую тебя,
тут же готовый стереть: ты не такая, не с этими
гладкими волосами, не с этой улыбкой.
Я ищу твою сумку, ищу край бокала,
в котором вино, и луна, и зерцало,
ищу ту линию, что заставляет мужчину
дрожать в галерее музея.

А еще я люблю тебя, а на улице идет дождь и время.