Защитные механизмы Эго 3 страница

Противовесом ситуациям кажимости, «когда слишком поздно», могут явиться лишь те элементы, которые я назвал неприродными. <...> Вырваться из пещеры можно, если что-то уже есть. Или, скажем по-дру­гому, если нечто есть, оно должно быть явлено. <...> «Явленность», «яви­лось» предполагают какую-то уже случившуюся развитость событий <...> нашего сознания. Нечто осуществилось настолько, что могло явить­ся. <...> Гете, который, имея в виду это мгновение истины, говорил так: «И в нем разве только поэт рождается? Нет, рождается и философ», по­тому что всякая истина сначала является нам в произведенном виде и даже (как Gestalt) в виде образа. <...> Образ есть первоявление истины.

Мамардашвили MX. [Об искусстве осмысления апории] 301

<...> И <...> если у меня есть это явление, я не могу помыслить иначе, чем оно говорит. <...> Это и есть человеческое первопереживание мыс­ли. <...> Декарт называл такого рода состояния <...> «простыми интуи-циями ума» и добавлял, что <...> сама попытка их определения разру­шительна для их достоверности. <...> Ведь обычно мышление оперирует терминами и понятиями, посредством которых мы что-то доказываем, устанавливаем, так это или не так. А здесь «помыслить» и означало бы одновременно знать, что это именно так. Иногда это похоже на рели­гиозные переживания. <...> Например, в одном месте апостол Иоанн говорит: если ты знаешь, что Бог слышит твою просьбу, то ты уже име­ешь то, что просишь, <...> нет интервала между одним и другим. <...> На неинтервальность внутри самого акта мышления указывает и посту­лат Декарта: Cogito ergo sum - «Я мыслю, я существую». Это не дедук­ция, не доказательство существования, <...> а интуиция; Кант впослед­ствии называл эту фразу тавтологией.

Это и есть <...> живое сознание, <...> мысль. И вся проблема <...> состоит в том, что оно, <...> мелькнув, <...> как разряд молнии, уходит затем на дно нашего сознания и существования, покрываясь другими вещами в силу закона <...> «уже поздно». <...> И нам бывает трудно или невозможно - на это может уйти вся жизнь - найти себя, устано­вить тождество с самим собой. Философы и психологи называют это тождество identity¹. <...>

Представление - это первая мысль, поскольку она содержит в себе отличие восприятия от реальности и предполагает человеческое Я. <...> Все отличие человека состоит в том, что в описываемый предметный мир он вносит самого себя, нечто уже существующее в себе и способен из­влекать это. <...> Именно в такого рода состояниях человек, <...> чтобы увидеть себя, <...> должен отвернуться от предметов. <...> Он должен понять, что предметная видимость, <...> является лишь проекцией его сознания. Предметам самим по себе <...> не свойственно ничего из того, в чем он может реализовать и развить себя как человеческое существо, а priori имеющее в себе такие феномены, как совесть, добро, любовь и т.д. <...> Человек тем самым строит экран по отношению к невидимым для

¹ Identity <...> может стать общекультурной проблемой. Начало XX века, например, было именно такой <...> общеевропейской кризисной проблемой <...> личности. Лично­сти мыслящего, сознающего и переживающего человека. Его старые способы само­идентификации не срабатывали, а новые еще не сложились. Это и есть драматический случай разрушения identity, как это видно в философии Ницше, когда сама интеллек­туальная или мыслительная проблема разыгрывалась в теле драматичной судьбы лич­ности. Вы знаете, что драматичны не только писания Ницше, но и его жизнь и смерть. Последние примерно десять лет своей жизни он провел в сумасшедшем доме. <...> А в области искусства таким примером является Антонен Арто, один из теоретиков и осно­вателей <...> французского театра <...> авангарда. Арто также мучился проблемой «iden­tity», <...> сам был в своем деле и своей судьбе носителем этой проблемы, она его разди­рала просто физически и тоже привела к сумасшествию.

302 Тема 12. Психология мотивации

него силам. <...> Такого рода движения, события в человеке и создают из него некую тяжелую и несдвигаемую точку в мире. Она служит точ­кой отсчета, в пространстве которой и находятся <...> телесно-образные <...> части нашего мышления.

Попытаемся рассуждать так: если мы просто смотрим на предметы и пытаемся их описывать, то <...> мы описываем только тени и устрем­лены в дурную бесконечность. Но мы человеческие существа и вносим собой находящийся в нас внеэмпирический опыт, нечто такое, что стано­вится для нас невидимым, но это наше невидимое, <...> мысль, которая есть только в момент деятельности <...>. Это <...> и есть законченный и завершенный план бытия, в отличие от никогда не завершенной и дур­ной бесконечности. <...>

Чтобы у нас <...> могла возродиться заново какая-то идея или мысль, мы должны прийти в движение. И <...> никакая сила в мире не может сделать этого движения, если оно не сделано вами. <...> Никакое понятие не может нам дать этого, если оно не случилось, а случившись, оно обладает фантастической инерцией и незаместимостью. <...> У Ман­дельштама в рассуждении о Данте фигурирует такой образ: ничто не ускорит вытекание меда из склоненной склянки. Этот прекрасный образ стоит в контексте того, что говорится о человеческом страдании, — <...> энергия, с которой испытывается <...> неразрешимое страдание, тоже не может быть получена никаким умом. <...>

Например, как можно любить врага или простить оскорбление <...>? Очевидно, это возможно, но при условии, если ты сразу не разрешил воз­никшее в тебе страдание действием. Тогда у тебя есть шанс что-то понять о самом себе и увидеть такое, что ты не увидел бы, если твое страдание превратилось в цепь психических причинных актов, в которой страдание, имея причину, порождает ответ <...> и т.д. <...> И <...> личностное ядро человека, если оно есть, составляется из <...> переживаний и состояний, которые как раз и открывают нам связь никогда не завершающегося ко­нечного мира с завершенным и законченным планом бытия. <...> В это ядро и укладывается то, что можно назвать «токами убедительности», ко­торые позволяют нам остановиться, испытав чувство удовлетворения от поступка, хотя <...> обоснования поступка бесконечны. <...> Мы посту­паем, следовательно, <...> в горизонте незнаемого. <...> Философия - за­нятие, имеющее дело с незнаемым, <...> «невидимым» <...>: <...> есть что-то, чего нельзя знать из понятий или получить наблюдением и обобще­нием наблюдений. Это незнаемое, но я его сознаю и в этом смысле знаю, но это какое-то знание незнаемого. <...>

Нужно обязательно прийти в движение, представлять, чтобы в нас снова вспыхнуло то, что не может дать никакой текст. <...> Даже стихо­творение, которое вы сейчас не читаете, в философском или метафизичес­ком смысле не существует. Оно существует только во время чтения. <...> Есть два философа, <...> у которых сознательно и настойчиво употребля-

Мамордашвили М.К. [Об искусстве осмысления апории] 303

ется оборот «теперь, когда» Это Декарт и Кант. <...> Пример из Канта <...> хорошо иллюстрирует <...> именно неделимую содержимость обстояния дела или всей мысли в момент, когда, скажем, человек лжет. На это есть причины: дурно воспитан, плохие родители, генетическое какое-то насле­дие. <...> Среда такая, что, если в ней не соврешь, не выживешь. <...> Ну, солгал из-за воспитания, или выгодно было, или из страха, чтобы избежать опасности. И тем самым его вменяемость или ответственность начинает делиться - часть вины приходится на генетику, другая часть на семью и воспитание, третья часть вины приходится на среду, четвертая на страх и т.д. <...> Но описывать так и значит не мыслить о том, о чем мыслишь. Об этом Кант и говорит: да, все это так - плохие родители, среда, дурные вли­яния, но в момент, когда человек лжет, лжет именно он, и это абсолютный акт. Неделимый в своей ответственности.

<...> Конечно, русскую душу¹ такая серьезность и жесткость могла <...> пугать. Ведь действительно страшный момент. Устоять в этот мо­мент «когда», который является буквально мгновением. <...> Физики говорят, что можно поделить движение на составные части в простран­стве и времени, а есть еще нечто, называемое «моментумом движения», когда мы имеем дело со странной формой проявления вечности. Как бы вечность в нас заглянула в это окошечко мига, не имеющего времени. <...> Этого не было, никогда не будет <...>, потому что <...> (я почти бу­квально цитирую Парменида) есть только сейчас и всегда <...> - «тогда, когда». <...> Когда <...> только в том мире, в котором человек спосо­бен сказать: «я мыслю, я существую», может быть приостановлено дей­ствие <...> обманывающих сил, <...> а мы принимали бы их действие за продукты собственного размышления. <...>

Мы пользуемся часто таким выражением: самому мыслить. <...> Как правило, не вдумываясь в него, хотя оно <...> относится к проблеме определения мышления. <...>. Обычно, скажем, употребление терминов или понятий тоже называют мышлением. Например, солгав, человек мо­жет ссылаться на то, что он ведь мыслит, поскольку приводит какие-то соображения, доводы, аргументы, хотя на самом деле все это мыслеподо-бие, а не мышление. Ведь лгун обосновывает свою ложь так же, как гра­битель может ограбить человека и обосновать, почему. <...> В его обо­сновании будут тоже фигурировать какие-то части нашего сознания, похожие на акты мысли. Но все-таки почему-то сказано: пользуйся соб­ственным умом. <...> Собственный ум есть та самая тяжелая точка, которую нельзя изменить и которую нельзя заставить быть иной, чем

¹ В русской культуре было такое выражение, «среда заела», а сам по себе я хороший человек. Кстати говоря, по этой же причине <...> в русской философии и в культуре все время было какое-то отталкивание от Канта. Порой он даже казался русским интеллиген­там чуть ли не навевающим ужас чудовищем. У Александра Блока есть одно стихотво­рение, где скрюченный старичок, а это именно Кант, сидит за ширмочкой и сам боится и на всех других ужас наводит. Не Кант, а Кантище.

304 Тема 12. Психология мотивации

она есть в момент, когда. <...> Причем не только собственный, но еще и предстающий <...> своим собственным лицом. Не посланником, не по­средником, не гонцом, а собственнолично. Сам¹. Но тогда, как это ни странно, «собственным умом человека» (Декарт называл это «естествен­ным светом») мы должны назвать нечто, что не сами создали. Значит, у человеческого существа <...> есть собственность, <...> которая ему дана в дар. Этот дар называют еще «талантом». Который есть у всех. <...> И можно быть только достойным или недостойным этого дара. <...>

Вместо слова «талант» я могу теперь другое слово употребить, со­вершенно эквивалентное <...> - «личность». Это и есть та тяжелая точ­ка, которую мы называем в человеке <...> безусловным достоинством личности, которая ищет бесконечную ценность. А сама при этом не яв­ляется таковой, потому что обозначить нечто как бесконечно ценностное значит отказаться оценивать это - соотносить с какими-либо антрополо­гическими, практическими или другими потребностями человека. <...> Что бесконечно ценно, как тяжелое ядро, которое являет нам личность? <...> Нельзя восполнить или заменить некоторый акт, который может быть только сам и единичным образом в отдельном человеке. Именно этот опыт имеет незаменимую, или бесконечную, ценность. Его мы назы­ваем достоинством личности. Почему? Да потому, что мы заранее никог­да, ни из какой возможной точки не можем увидеть то, что там может произойти. А если произошло, не можем отменить - только сама лич­ность может это дальше развивать. В этом смысле личность одна, в оди­ночестве перед миром. <...> Т.е. эта точка тем более важна, что, оказав­шись в ней, человек не может сослаться на то, что что-то со временем само сделается (изменятся обстоятельства, кто-то сделает другой и т.д.). Тогда он перестанет быть личностью. <...> Если я не осуществляю личностный акт, то через меня же этот мир уйдет в небытие. <...>

Нужно прийти в движение в незнаемом. <...> В поисках подходя­щего примера я вспомнил, что как-то встретился с одним интересным оборотом в интервью Жан-Люка Годара. <...> Беседуя с журналистом о природе кинообраза, Годар <...> заметил, что <...> нет истинного образа, такого, который где-то существует в единственном числе, и его нужно только найти и увидеть. <...> Проблема соотношения сценария и филь­ма вам, конечно, знакома. Вот есть текст, и по нему снимают. <...> Годар же фактически говорит: нет, мы пойдем, сконструируем и тогда узнаем,

¹ В случае с мыслью, <...> обозначенной нами словами «собственный ум», мы должны понимать, что имеем дело с чем-то, что <...> не является вербальным. <...> Приведу <...> фразу Декарта: «Чтобы знать, что такое мышление и сомнение, нужно самому мыслить и сомневаться». Ведь это не просто психологический или педагогический рецепт, ко­торый мы часто слышим: сделай что-то сам или думай сам. Нет! Здесь за простыми и обыденными словами скрывается фундаментальное утверждение - даже самоописа­ние мысли является вербальной копией мысли, а не ею самой. И такого рода не­вербальный корень лежит не только в основе мышления, но и в основе того, что мы называем личностью.

Мамардашвили М.К. [Об искусстве осмысления апории] 305

что есть истина. <...> Ясно, что конструирование образа он понимал как способ найти то, чего не знаешь заранее. И тогда создание <...> кино­конструкции и будет способом порождения состояния, которое является истинным или действительным состоянием. Очень часто такие случаи связаны с так называемой проблемой мгновения, когда открывается со­отношение вещей, которое можно захватить только в этот конкретный миг, <...> что мы потом воспринимаем как <...> истинный образ. <.„> Следовательно, когда мы имеем дело с искусством (или мыслью), мы имеем дело с восприятиями совершенно особого рода. <...>

То простое, с чем я хотел это связать, было названо когда-то «знаме­нием». <...> Скажем, раздался звук за окном, я его услышал и сказал: «Машина прошла». Знак сослужил свою службу и в этом смысле умер. <...> И бессмысленно его повторять. А знамения что-то говорят о скры­том и не исчерпываются фактом их простой воспринятости, потребления, а тревожат нас тем, что говорят о чем-то более значимом. А что именно значат, мы не знаем. Но важно то, что это не обычные знаки. <...> Ска­жем, если я рисую цветок, значит, я снова рассматриваю его, <...> т.е. повторяю почему-то акт видения цветка. Или музыкант, повторяющий мелодию, о чем-то говорящую. < „.> А <...> может повторяться только нечто, что мы не вполне знаем сами. <...> Ведь в чем скрытое значение произведения искусства, скажем романа или симфонии <...>? В том, что ни в симфонии, ни в романе, ни в живописи автор не излагает того, что он знает, <...> и поэтому всякое произведение есть своего рода вариация (или движение) этого незнаемого. Такие вариации, которые для слушателя и у самого автора выпадают в кристаллы какого-то прозрения и понима­ния. <...> Только в дороге, в пути может откристаллизоваться истинное состояние дел - возникать <...> образ, понимание и т.д. <...>

Хорхе Луис Борхес, аргентинский испаноязычный писатель, как-то бросил мимоходом крылатую фразу о том, что поэзия таинственна, по­скольку никто из читателей до конца не знает, что поэту удалось напи­сать. <...> В этом смысле произведение <...> является неким символом, требующим интерпретации и для самого автора¹.

¹ Реплика из зала: «Так чему мне аплодировать - тому, что человек не знает?»