Глава lIII

💸 Как сделать бизнес проще, а карман толще?

Тот, кто работает в сфере услуг, знает — без ведения записи клиентов никуда. Мало того, что нужно видеть свое раписание, но и напоминать клиентам о визитах тоже. Проблема в том, что средняя цена по рынку за такой сервис — 800 руб/мес или почти 15 000 руб за год. И это минимальный функционал. Нашли самый бюджетный и оптимальный вариант: сервис VisitTime.
⚡️ Для новых пользователей первый месяц бесплатно. А далее 290 руб/мес, это в 3 раза дешевле аналогов. За эту цену доступен весь функционал: напоминание о визитах, чаевые, предоплаты, общение с клиентами, переносы записей и так далее.
✅ Уйма гибких настроек, которые помогут вам зарабатывать больше и забыть про чувство «что-то мне нужно было сделать».
Сомневаетесь? нажмите на текст, запустите чат-бота и убедитесь во всем сами!

Глава lIII

Перед домом Болдвуда в темноте топталось несколько мужчин; они глядели на двери, которые по временам распахивались, пропуская гостя или слугу, тогда золотая полоска света пробегала по земле, и снова все кругом погружалось во мрак, только слабо, как светлячок, мерцал фонарь, висевший над дверями среди зеленых ветвей.

- Сказывал парнишка, что его видели нынче днем в Кэстербридже, проговорил вполголоса один из мужчин. - И мне верится, что это правда. Вы же знаете, его тело так и не нашли.

- Чудн_а_я история! - отозвался другой. - Как пить дать, она ничего не знает об этом.

- Может, ему и не желательно, чтобы она знала.

- Ежели он в живых и околачивается здесь по соседству, уж, верно, задумал что-то недоброе, - продолжал первый. - Бедняжка, она еще совсем молодая. Жалко мне ее, ежели это правда. Уж он разорит ее в пух и прах.

- Ну, нет, теперь он наверняка остепенится, - вставил человек, настроенный более оптимистично.

- Нужно было быть дурой, чтобы связаться с этим малым! Она такая своевольная и самостоятельная, что ее не больно-то жалко, и скорее хочется сказать: " Так ей и надо! "

- Нет, нет! Тут ты не прав! Ведь она была тогда совсем молоденькой, где же ей было раскусить этого парня! Ежели правда все, что сказывают, то для нее это уж чересчур тяжелое наказание, не заслуживает она такого... Эй, кто там?

Окрик был вызван шумом приближающихся шагов.

- Уильям Смолбери, - раздалось в ответ, и неясная фигура выступила из темноты и приблизилась к ним. - Что за тьма нынче, хоть глаз выколи! Я чуть было не шагнул мимо доски, что положена через речку, - так и бухнул бы на дно! Сроду со мной такого не случалось. А вы кто такие будете - болдвудские работники? - Пришедший вглядывался в лица мужчин.

- А! Узнаю: это Сэм Сэмуэй. Голос-то вроде знакомый. Что ж, зайдемте?

- Сейчас войдем. Скажите, Уильям, - прошептал Сэмуэй, - довелось вам слышать эти чудные россказни?

- Какие? Что видели сержанта Троя? Вы об этом спрашиваете, друзья? сказал Смолбери, тоже Понизив голос.

- Как же, слыхал. Лейбен Толл только что мне на ухо шепнул... А вот как будто и сам Лейбен. Совсем близко послышались шаги.

- Нет, - отвечал Толл, подходя к работникам. - И думается мне, лучше нам помалкивать. Ежели все это враки, то мы только зря ее взбудоражим, а уж если это окажется правдой, то незачем раньше времени ее баламутить. Дай бог, чтобы это оказалось враньем. Хотя Генери Фрей, да и другие иной раз на нее и ворчат, сам я от нее ничего, кроме добра, не видывал. Она горяча и норовиста, но все-таки она славная девушка и нипочем не солжет, хотя бы правда была ей во вред, - и я ни за что не пожелаю ей зла.

- И впрямь, она не треплет языком попусту, как другие женщины. Да, все, что она думает про тебя дурного, сразу в лицо тебе и выложит, нет у нее никакой задней мысли.

Некоторое время они постояли в молчании, каждый был занят своими думами; из дома доносились веселые голоса. Но вот парадная дверь вновь распахнулась, оттуда вырвался свет, и хорошо знакомая фигура Болдвуда появилась в ярком проеме; дверь затворилась, и Болдвуд тихонько пошел по дорожке:

- Хозяин... - прошептал один из работников, когда он приблизился к ним. - Давайте помолчим, он скоро воротится в дом. Ему, пожалуй, будет не по вкусу, что мы топчемся здесь.

Болдвуд прошел мимо работников, не замечая их, так как они стояли на полянке в тени кустов. Он остановился, оперся на ворота и глубоко вздохнул. Они услыхали, как он сказал вполголоса:

- Дай бог, чтобы она приехала, а не то этот праздник будет для меня сущей мукой. О мое сокровище, сокровище мое! Зачем ты заставляешь меня терзаться ожиданьем!

Он говорил сам с собой, но они расслышали каждое слово. Болдвуд замолк, и снова из дома донесся шум. Через несколько минут раздался стук колес легкого экипажа, спускавшегося с холма. Подъехав, он остановился у ворот. Болдвуд бросился к дверям, распахнул их, и в полосе света стало видно, что по дорожке идет Батшеба.

Болдвуд подавил свое волнение и сдержанно приветствовал ее; работники услыхали ее легкий смех и извинения. Он пропустил ее в дом, и дверь захлопнулась.

- Боже милостивый, мне и невдомек, что с ним плохо дело, - сказал один из работников. - Мне думалось, эта блажь давно с него соскочила.

- Плохо же ты знаешь хозяина, - заметил Сэмуэй.

- Упаси бог, чтобы он узнал, что мы все слыхали, - проговорил третий.

- Жалко, что мы сразу не сказали ему про эти толки, - продолжал первый, явно встревоженный. - Может стрястись невесть какая беда. Бедняга мистер Болдвуд, солоно ему придется! Чтоб этому Трою!.. Прости меня, господи, за этакое пожелание! Вот уж негодяй! Ишь какие штуки преподносит разнесчастной жене! Все пошло прахом в Уэзербери с тех пор, как он сюда пожаловал. Мне даже неохота в дом заходить. Заглянем-ка сперва на минутку к Уоррену, а, друзья?

Сэмуэй, Толл и Смолбери решили завернуть к Уоррену и вышли за ворота, а остальные направились к дому. Вскоре трое приятелей приблизились к солодовне; свернув с дороги, они прошли по фруктовому саду. Оконце светилось, как всегда. Сэмуэй немного опередил остальных, Внезапно он замер на месте и прошептал, обернувшись к спутникам:

Свет из оконца не растекался, как обычно, по увитой плющом стене, его заслонял какой-то предмет, находившийся у самого стекла. То была голова человека.

- Подойдем-ка поближе, - шепнул Сэмуэй, и они двинулись вперед на цыпочках. Теперь уже не было сомнений: это был Трой. Он стоял, прижавшись лицом к стеклу, и заглядывал в домик. Он не только подсматривал, но и с любопытством прислушивался к происходившему там разговору, - они узнали голос Оука и солодовника.

- Это он в ее честь закатил пир, разве не так? - прошамкал старик. Хоть он и говорит, мол, праздную рождество.

- Так уж оно и есть. Дивлюсь я на фермера Болдвуда. Надо же было ему в его годы совсем потерять голову из-за женщины! А она-то и не глядит на него.

Узнав Троя, приятели все так же бесшумно двинулись назад, шагая по фруктовому саду. Судьба Батшебы вот-вот должна была решиться: кругом только и толковали что о ней. Отойдя подальше, все трое непроизвольно остановились.

- Во мне все так и перевернулось, как я его увидал, - проговорил Толл, переводя дыхание.

- И у меня тоже, - подхватил Сэмуэй. - Как же нам теперь быть?

- Да наше ли это дело? - с сомнением пробормотал Смолбери.

- А как же не наше! Этакое дело всякого касается! - заявил Сэмуэй. Ясно как день, хозяин сбит с толку, да и ей-то невдомек, и надобно сейчас же им сказать. Лейбен, ты лучше нас ее знаешь, пошел бы ты да потолковал с ней.

- Не гожусь я на такое дело, - взволнованно сказал Лейбен. - Мне думается, что уж если кому идти, то Уильяму. Потому как он старший.

- Не стану я в это встревать! - отрезал Смолбери. - Дело-то больно кляузное. Вот увидите, он сам к ней вот-вот нагрянет!

- Что делать, уж пойду, - скрепя сердце согласился Толл. - А что мне сказать-то?

- Ну, нет. Не стану я говорить с мистером Болдвудом. Ежели кому скажу, то только хозяйке.

Лейбен подошел к дверям. Когда он их распахнул, шум и гул голосов выплеснулся наружу, как волна, набегающая на берег - празднество происходило тут же, в холле, - и, перешел в глухой рокот, едва дверь захлопнулась. Приятели напряженно ждали, глядя, как темные вершины деревьев покачиваются в небе и временами вздрагивают под легким ветерком; казалось, их интересовала эта картина, но на самом деле им было не до нее. Один из них принялся шагать взад и вперед, но вскоре остановился, почувствовав, что теперь не до прогулок.

- Думается, за это время Лейбен уже мог бы повидать хозяйку, - прервал молчание Смолбери. - Видно, она не пожелала с ним говорить.

Дверь отворилась. Из дома вышел Толл и направился к товарищам.

- Мне так и не пришлось вызвать ее, - запинаясь, пробормотал Толл. Все стараются веселиться, да что-то у них не клеится, хотя есть все, что душе угодно. У меня, ей-богу, не хватило духу окатить их холодной водой, хоть убей, не пойду на это!

- Знаете что, войдемте-ка мы все вместе, - мрачно сказал Сэмуэй, может, я улучу минутку и перекинусь словечком с хозяином.

Все трое вошли в холл; это просторное помещение было убрано для приема гостей. Наконец начались танцы. Батшеба колебалась, не зная, оставаться ли ей или уйти; еще совсем недавно она была молоденькой девушкой, а теперь приходилось напускать на себя степенность, и это ее тяготило. По временам ей казалось, что никак не следовало приезжать сюда, потом ей приходило в голову, что это было бы очень жестоко с ее стороны. Наконец Батшеба выбрала нечто среднее, сказав себе, что пробудет около часа и незаметно ускользнет; с самого начала она твердо решила не танцевать, не петь и вообще не принимать участия в празднестве, оставаясь лишь зрительницей.

Когда намеченный ею час прошел в болтовне и разглядывании гостей, Батшеба шепнула Лидди, чтобы та не спешила уходить, а сама пошла одеваться в небольшую гостиную, украшенную, как и холл, падубом и плющом и ярко освещенную.

Комната была пуста, но не прошло и минуты, как появился хозяин дома.

- Миссис Трой, надеюсь, вы не уезжаете? - сказал он. - Праздник только что начинается.

- Прошу меня извинить, но я хотела бы уйти. - В голосе ее прозвучала тревога, - она помнила о своем обещании и предвидела, о чем он сейчас заговорит. - Время еще не позднее, - прибавила она, - я пойду домой пешком, а Лидди и мой работник пусть возвращаются, когда им вздумается.

- Я уже давно ищу случая поговорить с вами, - сказал Болдвуд. Вероятно, вы догадываетесь, о чем будет речь.

- А, вы уклоняетесь! Я имею в виду обещание. Я не хочу вырывать его у вас и буду молчать о нашем сговоре. Только дайте мне слово! Вы же знаете, что это чисто деловое соглашение между двумя людьми, и тут нет речи о страсти. - Болдвуд сознавал, что он лжет, говоря так о себе, но он уже убедился, что иначе ему не подступиться к ней. - Обещание выйти за меня замуж через пять лет и восемь месяцев. Вы должны дать мне его!

- Чувствую, что должна, - проговорила Батшеба, - ведь вы так настаиваете. Но ведь за это время я сильно изменилась... я несчастная женщина... и уже не та... не та...

- Вы по-прежнему прекрасны! - вырвалось у Болдвуда. Он сказал от чистого сердца, с глубоким убеждением, не допуская и мысли, что она могла воспринять это как грубую лесть и желание угодить ей.

Однако его слова не произвели особого впечатления, и она сказала вполголоса бесстрастным тоном, который доказывал, что она говорит правду:

- Я не испытываю никакого чувства. Я оказалась в трудном положении и, право, не знаю, как поступить, и мне не с кем посоветоваться. Но все же я даю слово, раз вы его требуете. Я смотрю на это как на уплату долга.

- Итак, вы выйдете за меня замуж через пять или шесть лет?

- Не будьте так настойчивы. Я не выйду ни за кого другого.

- Но вы должны назначить время, иначе какое же это обещание!

- Ах, я не знаю! Отпустите меня, пожалуйста! - взмолилась она, тяжело дыша. - Я боюсь поступить неправильно! Мне хотелось бы отдать вам должное, но если я это сделаю, я могу причинить себе вред и, может быть, нарушить заповедь. Есть основания сомневаться в его смерти, а если он жив, то я совершу ужасное преступление. Дайте мне посоветоваться с поверенным, мистер Болдвуд.

- Скажите, дорогая, эти желанные слова, и мы больше не будем касаться этого вопроса... Шесть лет блаженного жениховства, а затем свадьба... О Батшеба, скажите же! - умолял он хриплым голосом, больше не в силах разыгрывать из себя друга. - Обещайте, что вы будете моей, я заслуживаю этого, видит бог, заслуживаю, ведь так, как я вас люблю, еще никто вас не любил! И если у меня тогда вырвались опрометчивые слова, если я так непозволительно погорячился, разговаривая с вами, то, поверьте мне, дорогая, я не хотел вас расстраивать, я был в смертельном отчаянии, Батшеба, и сам не знал, что говорю. Вы и собаку бы пожалели, если б она страдала, как я. Ах, если б вы знали о моих муках! Иной раз мне хочется от вас утаить все, что я пережил из-за вас, а иногда меня ужасает мысль, что вы никогда об этом не узнаете. Сжальтесь же надо мной и подарите мне эти крохи, ведь я готов умереть за вас!

Оборки платья, трепетавшие при свете свечей у нее на груди, выдавали ее волнение; внезапно она залилась слезами.

- Но вы не будете... больше ничего... требовать от меня, если я скажу... через пять или шесть лет? - проговорила она сквозь рыдания, когда к ней вернулся дар речи.

- Хорошо. Я выйду за вас через шесть лет, начиная с сегодняшнего дня... если он не вернется и если мы будем живы, - торжественно сказала она.

Болдвуд подошел к ней совсем близко и, схватив ее руку обеими руками, прижал к своему сердцу.

- Что это? Ах, я не могу носить кольца! - воскликнула она, разглядев, что он держит в руке. - И потом, я не хочу, чтобы знали о нашей помолвке. Быть может, мы поступаем нехорошо. Да разве так совершается помолвка? Не настаивайте, мистер Болдвуд, не настаивайте!

Ей никак не удавалось вырвать у него свою руку, с досады она топнула ногой об пол, и глаза ее вновь наполнились слезами.

- Это простой залог... никаких чувств... печать, приложенная к деловому договору, - сказал он уже спокойнее, но по-прежнему крепко сжимая ее руку. Позвольте же мне... - И Болдвуд надел на ее палец кольцо.

- Я не могу его носить, - проговорила она, задыхаясь от рыданий. - Вы, право же, пугаете меня. Что за дикая выдумка! Отпустите, пожалуйста, меня домой!

- Только на этот вечер... Носите его только нынче вечером... сделайте мне удовольствие!

Батшеба опустилась на стул и закрыла глаза платком, а Болдвуд все еще не отпускал ее руки. Наконец она прошептала с безнадежным видом:

- Хорошо, я буду носить его сегодня, если вам так этого хочется. А теперь отпустите мою руку. Я буду, право же, буду носить его сегодня.

- Итак, начиная с сегодняшнего дня, я буду шесть лет вашим тайным счастливым женихом, а потом - свадьба?

- Пусть будет так, раз вы этого хотите, - сказала она, чувствуя, что больше не в силах сопротивляться.

Болдвуд крепко сжал ее руку, потом отпустил ее, и она бессильно упала к ней на колени.

- Теперь я счастлив, - заявил он. - Да благословит вас господь!

Он вышел из комнаты, и через некоторое время, когда она, по его расчетам, должна была успокоиться, послал к ней служанку. Батшеба, оправившись после недавно пережитой бурной сцены, вместе с девушкой спустилась с лестницы уже в шляпе и плаще, собираясь отправиться домой. Чтобы добраться до дверей, надо было пересечь весь холл; на минуту она остановилась на нижней ступени лестницы и в последний раз оглядела сборище.

Музыка замолкла, и танцы прекратились. В дальнем конце холла, отведенном для прислуги, несколько мужчин о чем-то перешептывались с тревожным видом. Стоявший у камина Болдвуд был так поглощен мечтами о будущем, воскресшими после полученного им обещания, что почти ничего не видел вокруг, но все же он чувствовал на себе их взгляды.

- О чем это вы беспокоитесь, друзья? - спросил он.

Один из них повернулся к нему и отвечал неуверенно:

- Да тут Лейбену кое-что довелось услыхать, только и всего, сэр.

- Новости? Кто-нибудь женился? или помолвлен? родился? или умер? шутливым тоном спросил фермер. - Скажите-ка нам, в чем дело, Толл? А то по вашему таинственному виду и перешептываниям можно подумать, что стряслось что-то ужасное.

- О ком это вы, Сэмуэй? - уже с некоторым раздражением спросил Болдвуд. - Если у вас есть что сказать, то говорите. Если нет, начинайте следующий танец.

- Миссис Трой спустилась в холл, - обратился Сэмуэй к Толлу. - Ежели хочешь ей сказать, то говори скорей.

- Знаете вы, в чем тут дело? - спросил фермер Батшебу с другого конца холла.

- Понятия не имею, - отвечала Батшеба. Раздался резкий стук в дверь. Один из работников тотчас же отворил и вышел наружу.

- Тут спрашивают миссис Трой, - доложил он, вернувшись.

- Я уже готова, - ответила Батшеба. - Хотя я и не велела присылать за мной.

- Это какой-то незнакомец, мэм, - сказал работник, стоявший у дверей.

Приглашение было передано, и в дверях появился Трой, лицо его было закрыто до самых глаз.

Воцарилось гробовое молчание, все уставились на вошедшего. Люди, слыхавшие, что Трой обретается по соседству, сразу его узнали, остальные находились в недоумении. Никто не обращал внимания на Батшебу. Она оперлась на перила. Мертвенно-бледная, нахмурив брови и полуоткрыв рот, она впилась глазами в пришельца.

- Входите, входите, незнакомец, - радушно повторял он, - и выпейте с нами рождественский кубок!

Трой прошел на середину холла, снял шапку, отвернул воротник и посмотрел Болдвуду прямо в лицо. Но даже теперь Болдвуд не узнал того, кто являлся олицетворением жестокой иронии судьбы, кто уже однажды разбил его счастье, издевался над ним, похитил его радость, а теперь снова явился его терзать. Трой рассмеялся каким-то металлическим смехом - и только тогда Болдвуд узнал его.

Трой обернулся к Батшебе. Невозможно описать состояние, в каком находилась несчастная женщина. Она опустилась на нижнюю ступеньку лестницы, губы у нее посинели и пересохли, широко раскрытыми, потемневшими глазами она смотрела на мужа, словно спрашивая себя, уж не страшная ли галлюцинация все это. Тут Трой заговорил:

- Батшеба, я пришел за вами! Она ничего не ответила.

У Батшебы дрогнули ноги, но она не поднялась.

- Идемте, сударыня! Слышите, что я сказал? - повелительно бросил он.

От камина донесся какой-то странный глухой звук, казалось долетавший из глубокого каземата. Никто бы не узнал голоса Болдвуда, так изменило его отчаяние.

И все же она не шевельнулась. Батшеба находилась в полной прострации, хотя и не лишилась чувств. Ее состояние можно было бы назвать психической gutta serena^{^[4]}, рассудок ее полностью помрачился, хотя со стороны это не было заметно.

Трой протянул руку, собираясь привлечь ее к себе, но она резко отшатнулась. Увидав, что он внушает ей ужас, Трой со злобой схватил ее руку и сильно дернул. То ли он причинил ей боль, то ли его прикосновение было невыносимо (это так и осталось неизвестным), но она попыталась вырваться и издала короткий слабый крик.

В тот же миг раздался оглушительный выстрел, и эхо прокатилось по холлу. Все оцепенели. Внутренняя дубовая стена дрогнула от взрыва, и комната заволоклась серым дымом.

Ошеломленные гости оглянулись на хозяина. За спиной Болдвуда, у камина, как обычно на фермах, стояли ружейные козлы, рассчитанные на два ружья. Когда Батшеба вскрикнула, вырываясь из рук мужа, искаженное отчаянием лицо Болдвуда вдруг изменилось. На лбу вздулись жилы, в глазах вспыхнул огонь безумия. Он быстро повернулся, схватил ружье, взвел курок и выстрелил в Троя.

Трой упал. Мужчины стояли так близко друг от друга, что заряд дроби не успел разлететься, но пронзил Троя, как пуля. Трой издал долгий гортанный стон, скорчился, потом вытянулся, все мускулы расслабли, и он затих.

Сквозь дым было видно, что Болдвуд снова возится с ружьем. Оно было двуствольное, и ему удалось каким-то образом привязать свой носовой платок к курку; наступив ногой на другой конец платка, он наводил на себя второе дуло. Все оцепенели от ужаса; работник Болдвуда Сэмуэй первым заметил, что затевает хозяин, и бросился к нему. Тут Болдвуд дернул за платок, и ружье снова выстрелило, но Сэмуэй успел толкнуть хозяина, и весь заряд угодил в балку на потолке.

- Что ж, все равно! - выдохнул Болдвуд. - Меня ждет другая смерть.

Он вырвался из рук Сэмуэя, подошел к Батшебе и поцеловал ей руку. Потом надел шляпу, распахнул дверь и вышел в темноту, - никому не пришло в голову его остановить.