Глава 12. Кому: Анна Олифант <bananaelephant@femmefilmfreak.net>

💸 Как сделать бизнес проще, а карман толще?

Тот, кто работает в сфере услуг, знает — без ведения записи клиентов никуда. Мало того, что нужно видеть свое раписание, но и напоминать клиентам о визитах тоже. Проблема в том, что средняя цена по рынку за такой сервис — 800 руб/мес или почти 15 000 руб за год. И это минимальный функционал. Нашли самый бюджетный и оптимальный вариант: сервис VisitTime.
⚡️ Для новых пользователей первый месяц бесплатно. А далее 290 руб/мес, это в 3 раза дешевле аналогов. За эту цену доступен весь функционал: напоминание о визитах, чаевые, предоплаты, общение с клиентами, переносы записей и так далее.
✅ Уйма гибких настроек, которые помогут вам зарабатывать больше и забыть про чувство «что-то мне нужно было сделать».
Сомневаетесь? нажмите на текст, запустите чат-бота и убедитесь во всем сами!

Привет, милая. Столько воды утекло с нашей последней встречи. Ты проверяла голосовую почту? Я звонил несколько раз, но, видимо, ты ушла с головой в исследование Парижа. Ну, это просто тонкий намёк позвонить дорогому старику-отцу и поведать, как там твоё обучение. Уже овладела французским? Попробовала фуа-гра? Какие вдохновляющие музеи посетила? Говоря о вдохновляющем, уверен, ты слышала хорошие новости. «Инцидент» дебютировал на первой строчке рейтинга «Нью-Йорк Таймс»! Похоже, я всё ещё любимчик фортуны. На следующей неделе уезжаю в юго-восточное турне, так что скоро увижу твоего брата и передам ему от тебя наилучшие пожелания. Сфокусируйся на школе, и УВИДИМСЯ на Рождество.

Джош прислоняется к моему плечу и смотрит в ноутбук.

— Мне кажется, или «УВИДИМСЯ» звучит как угроза?

— Я думал, твой папа — писатель. Что это за «сфокусируйся» и «тонкий намёк»?

— Мой отец говорит клише. Очевидно, ты никогда не читал ни один из его романов. — Делаю паузу. — Поверить не могу, что ему хватило наглости заявить, что он передаст Шонни мои наилучшие пожелания.

Джош в отвращении качает головой. Мы с друзьями проводим выходные в холле, потому что на улице снова дождь. Никто никогда так не заявлял, но, кажется, в Париже дождливо, как в Лондоне. По словам Сент-Клера, нашего единственного отсутствующего товарища, так оно и есть. Он отправился на какую-то фотовыставку в университете Элли. Хотя должен был уже вернуться.

Свернувшись на диванчике, Мер и Рашми читают заданную по литературе книгу «Бальзак и портниха-китаяночка[27]». Я возвращаюсь к папиному письму.

Воспоминание этой недели — я сижу рядом с Сент-Клером в тёмном кинотеатре, его нога касается моей, между нами пробегает искра — вновь нахлынуло на меня, вызывая стыд. Чем больше я вспоминаю произошедшее, тем больше убеждаюсь, что ничего не было.

— Фильм обрывается слишком резко. Мы так и не увидели хороших моментов.

К тому времени, как я заканчиваю защищать фильм, мы уже возвращаемся в общежитие. Я хотела поговорить с Сент-Клером, получить знак, что между нами что-то изменилось, но вмешалась Мер, чтобы обнять его перед сном. И так как я сама не могу обнять Сент-Клера, не выдав глухой стук сердца, то мне остается лишь топтаться позади.

А затем мы неуклюже помахали друг другу на прощание.

А затем, смущённая как никогда, я легла спать.

Что произошло? Каким бы волнующим мне не показался тот момент, я, должно быть, преувеличила сцену в уме, потому что на следующий день, за завтраком, Сент-Клер вёл себя как обычно. И как обычно мы дружески поболтали. Кроме того, у него есть Элли. Он не нуждается во мне. Могу лишь предположить, что я спроектировала свои разбитые чувства к Тофу на Сент-Клера.

Джош внимательно меня изучает. Я решаю задать ему вопрос прежде, чем он успеет задать свой:

Моя команда по Ла Ви победила (нет, не благодаря мне), так что нам с Рашми не нужно было идти на урок в пятницу, а Джош прогулял занятие, чтобы провести освободившийся час с нами. В результате его оставили после уроков и наказали несколькими страницами дополнительной домашней работы.

— А-а-а, это… — Он опускается на стул около меня и поднимает свой альбом. — У меня есть занятие получше.

Я никогда не пропускала занятий. Не понимаю, как он может вот так просто наплевать на учёбу.

— Кисть затекла, — объясняет он. — Из-за рисования. Всё нормально, такое часто бывает.

Странно. Я никогда раньше не задумывалась о муках художников.

— Ты очень талантлив. Ты этим хочешь заниматься? Будешь зарабатывать на жизнь рисованием?

— Правда? Здорово. — Отодвигаю ноутбук. — О чём он?

— О парне, которому пришлось учиться со снобами в школе-интернате, потому что его родители не хотят его больше видеть.

— Доводилось слышать. Кстати, кем работают твои родители?

— Мой папа политик. Сейчас занят кампанией переизбрания. Я не общался с «сенатором Уассирштейном» с начала учебного года.

Ну вот опять. О чём думал мой папа? Отправил меня в школу с детьми американских СЕНАТОРОВ?

— Здесь у всех ужасные отцы? — спрашиваю я. — Это что ли обязательное требование для обучения?

— У них нормальные. Но папа Сент-Клера — особый случай.

— Я слышала. — Меня раздирает любопытство, и я понижаю голос: — Какой он?

— Настоящий козёл. Держит Сент-Клера и его маму на коротком поводке, а со всеми другими само дружелюбие. Почему-то так только хуже.

Внезапно моё внимание привлекает странная фиолетово-красная вязаная шапочка, плывущая по фойе. Джош поворачивается узнать, на что я там уставилась. Мередит и Рашми замечают движение шапки и отрывают глаза от книг.

— О боже! — восклицает Рашми. — Он надел Шапку.

Мередит одаривает его неодобрительным взглядом. Я поворачиваюсь лучше рассмотреть пресловутую Шапку, и к моему удивлению, она оказывается прямо позади меня. И красуется она на голове Сент-Клера.

— Значит, Шапка вернулась, — констатирует Рашми.

— Ага, — отвечает Сент-Клер. — Я знал, что вы скучали.

— У этой Шапки есть какая-то история? — спрашиваю я.

— Только та, что его мать связала её прошлой зимой, и все мы согласились, что это самый отвратительный головной убор в Париже, — объясняет Рашми.

— Неужели? — Сент-Клер снимает Шапку и натягивает её на голову Рашми. Из-под вязаного края комично торчат две чёрные косички. — Ты в ней неотразима. Просто красавица.

Рашми хмурится и, стащив Шапку, приглаживает волосы. Сент-Клер снова напяливает эксцентричный головной убор на свои растрёпанные волосы, и я соглашаюсь с Мередит. Шапка довольно симпатична. Сент-Клер выглядит в ней тёплым и пушистым, как плюшевый мишка.

— Анна делилась «тонким намёком» отца, — отвечает Джош.

— Я больше не хочу читать его письма, спасибо.

— Если ты освободилась, я кое-что для тебя подготовил, — говорит Сент-Клер.

— Помнишь, я обещал, что заставлю тебя не чувствовать себя американкой?

Я помнила обещание, но думала, что он забыл, — всё-таки разговор состоялся несколько недель назад. Мне лестно, что он помнит.

— Лучше. Вчера пришло на почту. Пошли, он в моей комнате.

Произнеся это загадочную фразу, Сент-Клер прячет руки в карманы пальто и с важным видом направляется к лестнице.

Я заталкиваю ноутбук в сумку, перекидываю её через плечо и развожу руками остальным. Мер выглядит грустной, и на мгновение я чувствую себя виноватой. Но я ведь не краду у неё Сент-Клера. Я тоже друг.

Я преследую Сент-Клера пять лестничных пролётов; Шапка гордо покачивается передо мной. Мы доходим до его этажа, и Сент-Клер ведёт меня по коридору. Я возбуждена и взволнована: никогда не видела его комнату прежде. Мы всегда встречаемся в холле или на моём этаже.

Он достаёт цепочку для ключей с надписью «Я оставил своё ♥ в Сан-Франциско».

«Ещё один подарок его матери», — думаю я. На двери висит скетч — Сент-Клер в шляпе Наполеона Бонапарта. Работа Джоша.

— Эй, 508! Почему ты молчал, что твоя комната прямо над моей.

— Возможно, я не хотел, чтобы ты жаловалась, что я громко топаю по ночам.

Он смеётся и придерживает для меня дверь. Его комната оказывается аккуратней, чем я ожидала. Я всегда представляла, что у парней отвратительные спальни, — горы нестиранных боксёрских трусов и пропитавшихся потом нижних рубашек, незастеленные кровати с простынями, которые не меняли неделями, плакаты пивных бутылок и женщин в неоновых бикини, пустые банки из-под содовой, мешки чипсов, разбросанные модельки самолётов и видеоигры.

Так выглядит комната Мэтта, и я всегда испытывала к ней отвращение. Никогда не знаешь, вдруг под попу подвернётся пакет соуса от «Тако Бэл».

Но комната Сент-Клера опрятна. Кровать заправлена, а на полу лишь одна маленькая стопка одежды. Никаких оборванных плакатов, только старинная карта мира над столом и две яркие картины маслом над кроватью. И книги. Я никогда не видела столько книг в одной комнате. Они сложены вдоль стен как башни — толстенные талмуды по истории, изодранные книги в мягкой обложке и... Оксфордский словарь английского языка. Как у Бридж.

— Не могу поверить, что знаю двух сумасшедших обладателей Оксфордского словаря.

Корешки яркие и блестящие. Собранию Бриджет пару десятков лет: книги уже изодрались и расклеились.

Сент-Клер выглядит смущённым. Оксфордский словарь английского языка стоит тысячу долларов, и хоть мы никогда не затрагиваем тему денег, он знает, что у меня нет средств на карманные расходы, как у остальной части наших одноклассников. Это и так понятно, если я заказываю самую дешёвую еду в меню каждый раз, когда мы куда-нибудь выбираемся поесть. Может, папа и хотел дать мне необычное образование, но он не обеспокоился моим ежедневным содержанием. Я дважды просила его увеличить сумму еженедельных расходов, но он отказывал, пояснив, что я должна учиться жить на ограниченную сумму. А это тяжело, так как он не дал мне достаточно средств с самого начала.

— А как у неё дела с группой? — спрашивает Сент-Клер, меняя тему. — Она станет их барабанщиком?

— Это группа того парня… Бакенбарды, правильно?

Сент-Клер знает имя Тофа. Он пытается вывести меня из себя, но я не ведусь.

Он вручает мне жёлтый раздутый конверт со стола, и мой желудок начинает танцевать как на дне рождения. Открываю пакет. На пол падает маленький кусочек ткани. Канадский флаг.

Сент-Клер бросает Шапку на кровать и взлохмачивает волосы. Пряди разлетаются во все стороны.

— Будешь носить на рюкзаке, и люди не станут принимать тебя за американку. Европейцы намного больше прощают канадцам.

— Пришлось заказывать онлайн, именно поэтому это заняло так много времени. Не знаю, где найти такой в Париже, прости. — Он ныряет в ящик письменного стола и вытаскивает английскую булавку, забирает у меня крошечный флаг с кленовым листком и аккуратно прикрепляет к карману моего рюкзака. — Вот. Теперь ты официально гражданка Канады. Попытайся не злоупотребить новой властью.

— Обещать не буду. Сегодня вечером Париж мой.

— Ладно. — Он делает паузу. — Ты это заслужила.

Мы оба останавливаемся. Он так близок ко мне. Не сводит глаз от моего лица, и моё сердце мучительно стучит в груди. Отстраняюсь и отвожу взгляд. Тоф. Мне нравится Тоф, а не Сент-Клер. Почему я должна продолжать напоминать себе об этом? Сент-Клер занят.

— Это твои работы? — Я отчаянно пытаюсь изменить атмосферу. — Картины над кроватью?

Оглядываюсь, но Сент-Клер всё ещё смотрит на меня.

Он кусает ноготь большого пальца, прежде чем ответить. Его голос звучит странно.

— Правда? Они потрясные. Очень, очень… хорошие.

— Нет, это улица, на которой я рос. В Лондоне.

Я стою спиной к нему, пытаясь рассмотреть картины. Они действительно великолепны. Я просто не могу сосредоточиться. Конечно, это не Париж. Я должка была догадаться…

— Я хотел узнать, — он нервничает. — Твои чувства не изменились? С тех пор как ты переехала сюда?

— Вопрос не в том, что чувствую я, — говорю я наконец. — Он мне интересен, но... Я не знаю, интересуется ли он всё ещё мной.

— Ладно. Хорошо, я понял, — говорит он, моргая. — Это твой ответ.

— Я должна идти. Уверена, у тебя есть планы с Элли.

— Да. То есть, нет. То есть, я не знаю. Если ты сегодня свободна…

— В общем, я пошла. Спасибо за канадское гражданство.

Странно, но у Сент-Клера такой вид, словно его ударили.

Бегу по лестнице, перепрыгивая через два ступеньки. Что только что произошло? В одну минуту между нами всё прекрасно, а в следующую я готова удирать со всех ног. Мне нужно на улицу. Я должна оставить общежитие. Возможно, я не храбрая американка, но думаю, что могу стать храброй канадкой. Забираю «Парископ» из комнаты и быстро спускаюсь.